Непотребные записи

                http://www.proza.ru/2014/08/31/1062      

- А знаешь, ты убедил меня, - откинулся в кресле Артур, -  на днях я купил-таки ноутбук, стал баловаться энтернетом. Есть, есть в нём кое-что интересное - та же твоя Проза ру... Но вот чего я, извини, в тебе не понимаю, так это...
     Он деловито прикурил, забросил руки за голову и, выпустив лым, добавил:
     - Ты, похоже, завязал с поэзией. А? Вижу у тебя только суровую прозу, в стихах же мелькают только старые даты. Пошто забросил?
      - В смысле? - искренне удивился я.
      - В прямом. Ну, как жанр. Сравниваю стихи кой-кого других с твоими, и каким, думаешь, отдаю предпочтение?
      Он сидел напротив, глаза смеялись. Во мне метнулось то приятное чуть холодноватое, чему не успеваешь дать определения; оно скользнуло от желудка вниз, и я почувствовал, что краснею.
      Артур был доволен - само дружелюбие:
      - Да полно тебе, уймись! Не ради для потешить твоё авторское самолюбие спросил. Признаю: умеешь, умеешь ты энто дело, и написано у тебя обычно легко, и рифма есть, читается не хуже, но тематика твоих творений, извини... Твоё умение да применить бы к чему-либо такому-эдакому, что могло бы быть интересно тем, кого критики называют "народом", не обязательно "гражданами". Так что на сегодня ты не поэт, а - стихослагатель! Извини - сихотворец. Понял, наконец, в каком смысле "забросил"? Не обидно тебе?
      Нет, не сожаление, не обида мелькнула во мне. Наоборот - человек впервые прямо в глаза сказал мне то, что давно смущает меня самого. Да и кого может интересовать, сколько времени и души требует от автора стихотворение, чтобы "выпорхнуть из-под пера" лёгким и доходчивым! А мои темы...
      Я вздохнул:
      - Видишь ли, Юра...
      - Так и знал, что увиливать будешь, - засмеялся Артур, - да смотрел я, смотрел, наизусть знаю твоего "Адьютанта его превосходительства"! Хороший человек был Владимир Зеноныч, отличнейший! А что-нибудь толковое на критику ответить можешь?
     - Ну, раз так, - подозреваю, моя улыбка выглядела кривоватой, - слушай!
Было нас среди всех остальных на факультете "А" в "восемьсот двадцать восьмой гвардейской" группе шестеро... Ты, наверное, не успел ещё прочитать у меня "На что годятся жжёные..." или "Женю"? Так вот... На пятом курсе лекции по дисциплинам "Динамика полёта" и "Проектирование" нам читал профессор Гинсбург. Исаак Павлович... Ну, это жуткая математика! Напримар, формула начиналась на этой странице, а знак равенства появлялся только на следующем листе!... Даже рекомендовалось при сдаче экзаменов иметь при себе тетрадку с записью лекций. Записывали их в секретные тетради, которые дежурный получал и сдавал в Первый отдел...
И была в нашей "гвардейской" группе такая Люся, а среди нас, шестерых - Вовка Шилин по прозвищу Прохиндей...
     - Не длинновата ли преамбула?...
     - Отстань! Такая, как надо!... Короче, Прохиндей стал мотать лекции - ну, конечно же не только он... А тетрадка его нетронутая, вся такая невинная, скучала без деда, дремала в стопочке. В сторонке. И однажды, будучи дежурным, я её раскрыл - просто так, со скуки. И на втором или третьем листе - первый-то листочек был девственно чистым! - увидел стихи:   
                О, Люся милая моя!
                Когда же будешь ты моя?
                Прошло уже так много дней,
                а ты не хочешь быть моей.
      - Та-ак! - хмыкнул Артур, - что-то новенокое! Ну, и?...
      - Ты ж понимаешь: бред! Чтобы в секретной тетради... Я, конечно, не стал трепаться про своё литературное открытие, но заострился! А через день гляжу - новая публикация:
                К тебе, несчастный Прохиндей,
                вздыхая громко, обращаюсь
                и без тебя в тоске своей
                рыдаю и, стеная, маюсь.
                Зачем ты гордости своей
                в тот миг тяжёлый не умерил?
                Ушёл... Послушал злых людей,
                их грязным сплетням ты поверил!
                Моя любовь к тебе чиста,
                твоею вечно остаюся!
                Целую я твои уста,
                прости меня, несчастный! 
                Люся                Конечно же, дежурным по тетрадкам в группе и на потоке бывал не я один, и о поэтическом демарше  стало известно и другим... Естественно, возник вопрос: кто же он, этот стихотворец-невидимка?
     - Ну, что ж, - в Артуре что-то мелькнуло, - стиль стишка близок к твоему... Похоже, твоя была работа?
     - Когда бы! Я и сам был озадачен!... А ещё через день - бац: в тетрадке новые стихи!
                Я вся горю, тебя завидев,
                я вся пылаю от огня!
                А ты давно меня обидел,
                из сердца выкинув меня...
                Но я, надежды не теряя,
                тебя зову в последний раз:
                приди ко мне! Со мной играя,
                других забудешь, милый, враз!
                А если нет, тогда - не надо:
                или к другой и с ней играй!
                Твоёму счастью буду рада,
                но я - твоя, мой милый! Знай:
                Я б померла, коль не любила б!
                Навек твоя! Я жду!
                Людмила               
      Короче, опусы были обнаружены не только мной, и вектор внимания в секретной аудитории резко изменил своё направление! Представь: уважаемый профессор бормочет где-то там что-то своё, стучит мелом по доске, что-то рисует, пишет формулы... Да пошёл он подальше вместе со своими ракетами! Не до него! Никто зудёж этот не слушает, отовсюду слышен шёпоток да редкие смешки, и каждый, услышавший покуда только звон и не успевший ознакомиться с первоисточником, пытается хотя бы по хихиканью проследить направление, куда под столами ползёт источник знаний, который чуть ли не рвут из очередных рук. А я тем временем в надежде обнаружить автора шедевров смотрел на выражения лиц, и понял, что это дело рук Лёхи или Андрея: бродили во мне подозрения, что оба они, как и я, балуются стихами. За два года до этого мы с ними... Ну, да не в этом дело...
      Словом, после лекций подступил к ним к обоим вплотную, расколол, и на следующий же день в тетрадке появилось четвёртое стихотворение:
                И почему же нет ответа?
                Я вся горю: о, где ты, где ты!
                Приди ко мне, душа моя -
                вся по тебе иссохла я!
                Твои очки, а также рыло,
                подтяжки, губы - всё мне мило;
                как будто, я наелась мыла!...
                Я буду вновь твоя...
                Людмила.    
     Показалось, во взгдяде Артура мелькнуло восхищение:
     - Ну это-то, наконец, твоё? Ишь, как скромно потупился... Сколько лет прошло с тех пор - шестьдесят? И как ты только помнишь эту дребедень! Да ла-адно тебе, не возникай, не бери в голову: действительно, смешно и мило. Ну, и дальше?
      - А дальше стали появляться всё новые стихи. Писали мы попарно, меняясь, и через несколько дней - появился такой вот ответ , вроде бы, от Прохиндея:
                Милая, Ваши коровьи глаза
                мне очень часто снятся в постели
                и затмевает мне очи слеза,
                рыданья сдерживаю еле-еле.
                О, как бы хотел я видеть вас
                во время любое дня или ночи,
                рыло, спелое, как ананас...
                Но это я так, между прочим...    
                Старый бог Иисус Христос!
                Что ж ты смотришь, разинув очи?...
                Но, только буги ветер принёс
                и в туалет захотелось очень!         
                На этом кончаю: время не ждёт!
                Лезут по небу чёрные туччи,
                запах весны в ноздри бьёт,
                словно пахнет вонючей онучей!...    
      А потом - её ответ на ответ:
                Милый, пух ваших усов
                очень приятно щекочет губы,
                жаль только, что стрелка часов
                мерно бьёт циферблату в зубы.
                О, если б щас, уложив на матрас,
                долго глядеть в Ваши мутные очи!...
        :                Но, как нарочно, как раз сейчас
                опять в туалет захотелось очень.               
                Сижу - думаю, думы лезут:
                одну отдумаю - другая готова:
                что,  если б, скажем, ты был бык,
                а я бы, скажем, была корова?
                О, как бы тебя я тогда любила б:
                в жертву нервюры души принесла б,
                ум и сердце тебе подарила б,
                от синей тоски тебя спасла!
                Но, ты, усатый и нехороший,
                лучшими чувствами пренебрёг!
                Дать бы по морде рваной галошей,
                чтобы с другой играть не мог!
     - А что Люся эта? Вы ж её, действительно, обидели этими стихами.
     - Да ладно тебе! - удивился я его реакции, - тут-то она как раз уже смеялась. Это раньше, с самого начала, когда девки (у нас их ещё трое было в группе) пытались настропалить её - мол, оскорбляют тебя... Немножко поплакала и поняла, что обидного про неё ничего нет - просто такая вот шутка. Да и в самом деле ничего у них с Прохиндеем не было...
      А мы к этому времени, сидя за одним столом, писали уже втроём. Например, следующим был такой шедевер:               
                Вновь за перо своё беруся 
                (недавний случай мне помог):
                Володя ждал в засаде Люсю,
                Володя Люся подстерёг!
                Но лютой скромностью страдая,
                навстречу выйти ей не смог.
                Вчера, увы, с другой играя, 
                остался Вова без сапог.
                А Люся шла, верзом играя...
                Он потянул ноздрями дух
                и... всхлипнул, стену лобызая,
                засиженную сотней мух.
     Артур зашёлся от смеха, глядя на него, я тоже не мог не засмеяться; успокоился он не сразу:
     - "Верзо-ом"! Представил, как твоя Люся хиляет мимо Вовы, как её аппетитный задик рисует восьмёрки... Ну, конечно же, вы тоже увлекались словечками из лабушского языка - всякими, там,  хилять, кирять, берлять, сурлять, верзать...  Студенты в те годы многое взяли у лабухов! А Люся ваша, - он снова заржал, - знала этот язык?
      - Знала, не знала... Не для неё писалось всё это: мы самовыражались! Нас занесло даже на нечто футуристическое, хотя мы и сами не поняли, что хотели этим выразить:
                Сильные руки гнули снег,
                мозги капали через ноздри,
                рыжих жирных кобыл бег
                вбивал в сталь деревянные гвозди.
                Старый глупый облезлый пёс
                ел у крыльца сапоги на вате,
                Прохиндейский красный нос
                лежал рядом с носком на кровати.
                Бешеным бегом взъярялось метро,
                хрипло гремели баки ракеты...
                Вот завыло где-то ведро,
                посыпались поцелуев пакеты...
                Шилин! Что ж Вы заткнули рот?
                Ваших усов мы давно не видали!
                Хоша, конешно, от Вас и рвёт,
                но Вы б хоть изредка - забгали б?   
                Ведь в институт провели метро:
                стало ездить теплей и быстрее.
                Вы ж, обнажив сачка нутро,
                стали окончательно Прохиндеем! 
     Артур поднял брови:
     - Не понял... В институт метро?... А-а, понял! Метро-то в Питере появилось только в конце 55-го, а ваш Военмех живёт ядом со станцией "Технологический институт"...
     Хороший слушатель мне попался, что и говорить, однако, пора было закруглять тему:
     - Вообще-то, сегодня я понимаю, это последнее произведение показывало, что тема оказалась исчерпанной, пора было завязывать. К тому же нам уже некоторое время мешала нарастающая трудность. И серьёзная! Для того, чтобы с несекретной бумажки новое стихотворение переписать в секретную Вовкину тетрадь, иногда приходилось шёпотом рассылать требования о немедленном возврате нам оной - а каково это ржущему читателю расстаться с источником ржания! И кроме того, тетрадь из аудитории, где занимался наш "жидкостной" ("жээрдиный") поток, уже стали тайно выносить, чтобы с её содержанием смогли ознакомиться "пороховики" ("твердотопливники"). Более того! Про наши литературные изыски прознали на других факультетах и курсах, и с некоторых пор мы (по крайней мере я) почувствовали расширенное внимание к своей персоне...
     - Так вон оно откуда твоя неуёмная скромность!... Похоже, так и сидит в тебе с того времени неудовлетворённое авторское самолюбие? Смотри, чтобы не получавшее десятилетиями должного удовлетворения, - Артур явно был доволен моим рассказом, - не подхватило б оно сегодня какую-нибудь дурную болезнь...
     Моя встречная улыбка, возможно, вышла кривоватой, и я решил, так сказать, тушировать тему, но он меня опередил:
     - Одного не понимаю. А сам этот ваш Первый отдел что-нибудь делал, интересовался, как ведутся-содержатся студентами секретные документы? Я же тоже не из лесов явился на свет и к секретам прикасался. У нас, например,  проходили регулярные проверки. Скажи-ка лучше - а к вашей троице самобытных талантов никто не пытался примазаться? Судя по вашим стихам, наворопятить выдумок на эту тему вы могли сколько хошь. Но ведь тетрадь с записями секретных лекций может оказаться интересной не только студентам но и натуральному шпиёну...
     - Да брось ты, Артур! Я с течением времени понял, что вся наша студенческая "секретность" на деле была только тренировкой, натаскиванием на умение молчать, не трепаться - знаешь, как щенят натаскивают на что-либо? - и наши упражнения в тетрадке Прохиндея объективно лили воду на ту же мельницу - натаскивание на умение молчать! Да и какой шпион полезет за секретами к студенту! Вот гебешник, или сексот-стукач, вошедший в доверие к стихоплётам - эт конечно! Тебе разве не было предложений о "сотрудничестве"? А сами-то они на своей работе-заботе халтурили, между прочим,  ещё как!
     - И чем же закончилась ваша стихотворная эпопея? - во взгляде Артура читалось недоверие.
     - Эти наши секретные тетрадки они обязаны были блюсти - или как это называется? - регулярно "перлюстрировать". А Вовкину прошлёпали!... Началось-то это наше стихоблудство осенью 55-го, а закончилось, аж, в мае 56-го. Так вот, только в июне посде того, как тетрадь побродила везде, где только представить возможно, до неё-таки добрался Первый отдел! И вскоре на всеобщее обозрение в вестибюле был вывешен      
                Приказ
                директора Военно-механического института

                "Тыр-пыр, восемь дыр... За учинение непотребных записей в закрытой тетради
                по дисциплине "Проектирование" студенту группы 828 факультета "А"   
                Шилину Владимиру Никитичу
                объявить строгий выговор.
               
                Директор института: Имярек               
                (подпись, печать)"

     Так что, любезный Артур, теперь тебе известно, откуда произрастает тематика моей, как ты выражаешься, поэзии... Или стиль. Я и сам считаю, что именно в "непотребных записях"  скрываются корни того рифмованного, что размещено на странице автора Эргэдэ.
     - Всё-таки скажи мне, автор Эргэдэ, как можно помнить всё то, что ты мне зачитал? Ведь шестьдесят лет назад!...
     - Как, я не говорил? Это просто! Собрались мы как-то отметить очередную годовщину расставания с альмаматер, и приехал на неё из какого-то номерного города Толя Ник из нашей группы. И за столом дома у Прохиндея, когда было выпито уже немало, он вдруг вытащил из кармана листочки со всеми этими стихами, переписанными из секретной иетрадки. Это был всеобщий восторг! Мы потом, сидя за столом, долго, громко и хором читали их, каждое провожая кто глотком, а кто и рюмкой. И ржали! 
      А вообще-то стоит добавить, что наша команда шестерых после окончания института не распалась. Прохиндей подключился к нашим упражнениям в стихосложении, и всё чаще ко многим событиям в жизни нашей и окрестностей стали появляться стихи  - мы их называли "гадостями". Перед очередным мероприятием часто можно было слышать вопрос "гадость готова?", и в случае необходимости вносились согласованные исправления. Или дополнения. Я вот сейчас соображаю - не стоит ли, слегка подправив, эти "гадости" тоже показать читающей публике?...
     Знаешь... А открою-ка я, Артур, отдельную рубрику и назову её, хотя бы, "Гадости для радости". Там и будет! Ты, надеюсь, будешь первым читателем?