Питерские домовые. 14 Театралы. Глава 4
Сначала это был театр комической оперы, а позже - Мюзик-Холл, и хранитель спешил к приятелю, то поведать о даровании молодого Леонида Утесова с его Теа-джазом, то пригласить полюбоваться на игру «александрийцев» в своих стенах.
- Представляешь, - начинал он еще от дверей, торопясь выложить новости, - скоро у меня твоя Елизавета Тиме выступать будет, а вот сегодня вечером, нет, ты обязательно должен посмотреть, твой Петр Березов. Он с товарищами выступает – Борисом Чирковым и Николаем Черкасовым. Такой смешной у них номер, просто умора. «Пат, Паташон и Чарли Чаплин» называется.
- Лизонька и Петенька? Ну, конечно, посмотрим.
А иногда Иванян входил к приятелю с крайне загадочным видом.
- Вот угадай, кто ко мне пожаловал? Ни в жизнь не угадаешь!
- Кто же? – вопрошал хозяин, с выражением крайней заинтригованности. – Неужели сама Сара Бернар?
- Не, такой не было, - отвечал гость, несколько растерянно, и выпаливал, - Гликерия Богданова-Чеснокова, вот кто. Помнишь, она дебютировала у тебя когда-то?
- Ликочка? Как же, помню, помню, - и старый домовой тепло улыбался. – Она от меня в Петрозаводск уехала. Вернулась, стало быть? Ну, я так и знал. Талантливая девочка.
Однажды Иванян, который любил своих артистов, как ему в свое время наказывал более опытный в театральных делах приятель, спросил:
- Скажи, почему ты их так зовешь? У меня и язык не поворачивается Петра назвать Петенькой, или, вот, Гликерию – Ликочкой. Они, конечно, как дети, но не дети же, взрослые люди, порой даже возраста почтенного.
- Ну, про возраст это ты загнул. По сравнению с нашим-то, кто они? Так, молодо-зелено. Но не в этом суть. Понимаешь, я ж вижу, как им порой тяжело, хочется утешить как-то, подбодрить. Ну, и как я буду нашептывать? «Екатерина Корчагина-Александровская, потерпи, все образуется»? Такое разве поможет? Нет, «Катенька, голубушка ты моя» - вот, где тепло.
Впрочем, хранитель с Итальянской бегал в Александринку не только, чтобы поделиться своими новостями. Репертуар театра Росси его тоже интересовал, особенно, когда играли артисты, появлявшиеся и на его сцене, а, тем более, Потоцкая.
- Ну, надо же, - каждый раз удивлялся он. – Фифа-то - талант.
- А я тебе говорил, - отвечал, посмеиваясь, хозяин. – Не мне судить, какова она в жиличках была, но актрисой - очень даже хороша. Представляешь, ей даже звание заслуженной артистки новая власть дала. Это ей-то, бывшей подруге Великого Князя Николая Николаевича. Каково, а?
- Да ты что? – еще больше изумлялся гость. – Эх, недоглядел я тогда.
А еще через некоторое время Иванян помчался на всех парах сообщить Росси-Александрину совершенно потрясающую новость – в его здании размещают Театр Музыкальной Комедии, что был образован несколько лет назад на подмостках Народного Дома. И хозяин, любитель легкого жанра, на глазах опешившего гостя, изобразив какое-то легкомысленное па, даже запрыгает от счастья.
Хозяйство же самого Росси-Александрина мало затронули послереволюционные изменения. Единственно, оно стало театром драмы, и водевили, к огорчению хозяина, исчезли из его репертуара, а к столетию со дня гибели Александра Сергеевича, театр переименовали в Пушкинский. Хранитель, знавший поэта еще при жизни, проворчав, больше для порядка: «Все им традиции нарушать», отнесся к этому довольно спокойно, но прибавлять к своим двум именам третье не стал, посчитав, что Александрин и на этот случай вполне подходит. Конечно, и в его жизни были большие переживания и огорчения, но большей частью, они были связаны с людьми, что служили в его театре.
Продолжение http://www.proza.ru/2016/08/23/22
Свидетельство о публикации №216082201989
Александр Михельман 06.11.2016 09:02 Заявить о нарушении