Раздражительный

     Иннокентий шёл по подземному переходу, куда гудящей массой повалил народ из прибывшей электрички, и внезапно почуял сильный запах отвратительного табака. Он сам курил, и тут же подумал, что коли для него это амбре нестерпимо, каково же тем, кого обошла сия пагубная привычка? Оглянулся: вокруг шли дети, еле поспевая за мамами, и неловко перебирали своими ножками в широченных комбинезонах. Мужчины, усталые, серьёзные, ловко маневрировавшие среди встречного люда. Женщины – красивые, страшные, высокие, низкие, нарядные, невзрачные – одним словом, разные. Они торопились меньше. И тут, вынырнув из очередного омута пространных размышлений, Иннокентий увидел курильщика. Здоровенный амбал шёл метрах в двух от него и медленно, словно назло, попыхивал сигареткой, выпуская клубы зловонного дыма на всех, кто бежал вокруг. Голова бритая, на затылке две или даже три складки, походка ленивая, вперевалочку, нижняя губа толстенная и несколько оттопыренная – в общем, на первый взгляд, шельма, со всех сторон меченая Богом. В груди Иннокентия чувство долга вступило в ожесточённую схватку с инстинктом самосохранения. Он понимал, что если начнётся перепалка с мужиком, никто не вступится, как минимум, потому, что все бегут, думая лишь о тёплой тарелке супа дома. Как максимум, потому что испугаются, придерживаясь традиционного русского подхода: «Моя хата с краю». Судя же по размерам мужика, шансов у Иннокентия не то, что мало, их совсем нет. Да и потом – ну сделает он замечание, даже если произойдёт чудо и тот бросит сигарету – что, амбал станет сознательней? К тому же, куда бросит? Какому-нибудь малышу в рюкзак? А когда он выйдет из перехода, толк от нравоучений пропадёт.
     И вот, когда Иннокентий уже собирался ускориться и пройти мимо, сделав вид, что ничего не произошло, мужик смачно затянулся и, наклонив голову чуть внизу, выдул бледный поток дыма прямо на голову спешившего рядом мальчишки. Тот громко раскашлялся.
     - Вы не в курсе, - сказал Иннокентий, поравнявшись с амбалом, – что курить в общественных местах запрещено?
     Далее Иннокентия послали в такое место, какое может быть комплиментом разве что для гинеколога.
     Смекнув, что дальнейший разговор бесполезен, он ударил по руке амбала (по толстой, горячей, скользкой руке), за долю секунды заметил, что сигарета выпала, и рванул вперёд, пробиваясь сквозь толпу. Свобода была уже близко. Можно было побежать направо – там длиннее, зато проще, а можно рвануть вперёд, через забор, в котором кто-то пропилил дыру, и вот ты в городе. У дыры была очередь – человека три, и пока Иннокентий рассуждал, куда же направиться, сзади его стиснули мягкие, но какие-то нечеловеческие пальцы и. будто пушинку, швырнули на асфальт.
     - Ты, чепушило, страх, что ли потерял?
     Снабдив свою эмоциональную тираду парой десятков непечатных слов, амбал развернулся и хотел было пойти дальше. Однако какой-то дьявол, сидящий внутри Иннокентия, бес обиды и слёз, подступающих к глазам, демон отчаяния и злобы, открыли рот парня и выпалили так, чтобы слышали все:
     - Козёл!
     Амбал замер, медленно развернулся и начал приближаться к Иннокентию. Тот стиснул зубы, стараясь подсчитать за те секунды, что ему осталось жить, чего в нём больше – страха или ненависти, и, сжав кулаки, посмотрел прямо на мужика. Амбал сначала остановился, вылупившись на Иннокентия так, будто тот превратился в какого-то мифического монстра, затем неожиданно схватился обеими лапищами за шею и начал рычать, отхаркиваться, словно пытался выплюнуть нечто, застрявшее у него в горле. Затем он упал на колени, опустил руки вниз, перестав издавать все звуки, и тяжело рухнул на асфальт. Казалось, что земля вокруг вздрогнула.   
     Скорую помощь остались ждать Иннокентий и несколько сознательных граждан. Оказалось, - инфаркт. Поскольку все сознательные граждане подтвердили, что парень мужика и пальцем не тронул – скорее даже наоборот – вскоре он пошёл домой, по пути удивляясь, как же порой оборачивается судьба. Бог наказал амбала. Да разве ж Бог наказывает? Он всепрощающий и милосердный, если верить известным выдержкам из писаний. Разве мог он убить? Нет, ты убил.
     Иннокентий резко остановился и дрожащими руками достал сигарету.
     Чепуха и бред. Такое невозможно, просто фантастическое стечение обстоятельств. Он, конечно, слышал, что человеческая энергетика, биополе или что-то такое обладает сверхъестественными способностями, о которых многие не догадываются, но их надо развивать. Кроме того, Иннокентий же не хотел убить того амбала, он только подумал…
     Хотел, ещё как хотел. «Как же я вас, быдло тупое, ненавижу, чтобы вы все сдохли. И ты, особенно ты!»
     «Да, - подумал парень, - была такая мысль. Была, чёрт возьми».
Он медленно закурил и пошёл дальше. Солнце светило ярко и было довольно-таки тепло для марта. Сумрак гнетущих мыслей начал постепенно рассеиваться благодаря погоде и нескончаемой работе здравого смысла. И всё-таки внутри что-то давило.

     Очередной случай не заставил себя долго ждать. Начальник вызвал Иннокентия к себе в кабинет и, жестом приказав закрыть дверь, даже не предложил сесть.
     - Иннокентий Семёныч, это что за отчёт? Странный какой-то, если не сказать нелепый.
     - А что с ним? – искренне удивился Иннокентий.
     - Где номер доставки, код отправителя, адрес?
     - Как где? То есть, зачем они в конкретном случае? Всю жизнь составляли по этому шаблону.
     - Шаблон уже неделю как недействителен, из управления прислали новый и удивительно, что вы, кажется, единственный, кто об этом не знает.
     Иннокентий немного задумался и вспомнил, что действительно последнюю неделю не занимался отчётами. Промах, конечно, его, но можно было начальнику и помягче общаться, всё-таки раньше за ним ошибок не наблюдалось.
     - Виноват, Егор Ефимович. Неделю не занимался отчётами, исправлю…
     - Знаете, как у нас в армии говорили? Виноват военкомат. Я перевожу вас в отдел обслуживания.
     - Как в отдел обслуживания?!
     Иннокентий буквально вскрикнул, потому что вокруг завертелись ипотека только строящегося дома, кредит на машину и (уже в последнюю очередь) поездка на море с друзьями. В отделе обслуживания зарплата тысяч на двадцать меньше.
     - Вот так. Может, через какое-то время передумаю.
     - Да какая муха вас укусила?! Вы охренели, что ли, из-за ерунды вот так… сразу… без разбора ситуации… вы… вы…
     - Э-э-э. Угомонись, парень и думай, с кем говоришь.
     - Да пошёл ты, - процедил Иннокентий сквозь зубы. – Солдафон.
     - Уволен, - не раздумывая, ответил начальник и демонстративно занялся своими делами.
     Иннокентий сжал кулаки, вышел из кабинета и громко стукнул дверью, так что все сотрудники в офисе на несколько секунд перестали жужжать. В кабинет тут же проскочила секретарша.
     Это потом он узнал, что у шефа умерла накануне мать, а отчёт, который составил Иннокентий, оказался отнюдь не ерундой, и поставил под угрозу одну очень важную поставку, за что шефу здорово досталось. Ну а тогда он лишь услышал визг секретарши, при которой шеф схватился за шею и свалился на пол, уронив стул.    

     Картинка начала вырисовываться. Если Иннокентий на кого-то злится, тот умирает. Так? Так. Нет, не так. Как это вообще может быть так? Бред какой-то. В его голове включились два голоса, при том, что ещё один, выступающий третейским судьёй, тоже не замолкал.
     А надо просто злиться или ещё и кулаки сжимать?
     Бред.
     А если рассердиться наполовину, человек останется жить?
     Бред. Бред.
     А перед Богом я виноват, если убиваю не по своей воле? Гнев тоже вроде грех…
     Бред! Бред! Бред.
     Спокойствие.
     Иннокентий остановился, присел на лавочку возле метро и взялся за голову, словно пытаясь соединить все голоса в один. Но ничего не получалось.
     Как там говорят? Один раз – случайность, два раза – совпадение, три раза – закономерность? Надо проверить.
     С ума сошёл. Проверить? А если получится? Ещё одному – верёвки?
     Что поделаешь. Надо же знать, как быть дальше.
     Надо выбрать кого-нибудь, кого не жалко… Врага какого-нибудь. Подойти к нему и как взбеситься!
     В это время откуда-то сверху появился другой голос, сильнее и властнее, чем остальные. Он воскликнул так, что все разом умолкли:
     - Что за сборище идиотов? Вы что, реально в это верите? Он что, джедай какой, чтобы сжатыми кулаками людей душить? В России у каждого, наверное, второго бывает инфаркт и, получается, как минимум, каждый другой второй становится его свидетелем. Разве мудрено, что один толстый и явно не пышущий здоровьем, а другой, который курил, как паровоз, и злился по пустякам, схватили кондрашку? Всё, расходитесь, задолбали. Если так неймётся, вон выбери кого-нибудь прямо на улице, разозлись, да стисни зубы. Увидишь, что ничего с ним не будет.
     Иннокентий выбрал какого-то парня в косухе и стиснул зубы с кулаками. Тот как шёл вперевалочку, так и продолжил идти. Он с облегчением вздохнул, но тут же снова напрягся.
     - Ну, конечно, - робко заключил один из угасших было голосов, - разозлиться-то надо по-настоящему…
     - Тогда, - взревел сильный, - спустись в метро. Там-то уж тебя точно кто-нибудь да выбесит.

     Иннокентий не любил метро. Чем больше ездил, тем больше не любил. Столько кретинов, сколько там, причём за короткий срок, можно редко где встретить. А кретинов Иннокентий не любил. Да вообще, по правде говоря, он был раздражительным человеком. Раздражительным человеком, не любящим кретинов и живущим в России. Благо, он не был правителем.
     Путешествие по подземке представляло собой несколько кругов ада. Сначала вход в метро, где вечно для непонятных целей закупоривают одну или несколько дверей. Потом обязательно встречается какое-нибудь тело (обычно женское), которое занимает проход через турникет и только после этого начинает искать в своей гигантской сумке проездной. Затем обязательно, несмотря на поток народа, один эскалатор будет отключен, и заработает он лишь тогда, когда очередь к метро выстроиться километра на два. После все затолкают на эскалаторе – если ты стоишь, а если бежишь по нему – обязательно кто-нибудь врастёт на стороне для движущихся пассажиров, и с искренним недоумением будет смотреть на тебя – мол, что, на месте не стоится?
     Дальше начинается вторая часть Марлезонского балета. Два потока народа – спускающиеся по эскалатору и поднимающиеся схлёстываются, сливаясь в тягучую волну. Все торопятся, бегут, ругаются, толкаются, впрочем, здесь обычно без серьёзных эксцессов – всё-таки нет времени разбираться. А вот дальше начинается самое интересное.
     Ты точно знаешь, где должна быть дверь электрички и занимаешь место, между информационной табличкой и сколотой плиткой под ногами. Рядом встаёт человек (опять же зачастую женского пола) и когда начинает приближаться электричка, начинает переть на тебя, почему-то будучи уверенным, что ты должен под этим натиском отойти в сторону и зайти после. Ты стоишь, как столб, даже когда в тебя упираются и – более того, стараются отодвинуть, и краем глаза невозмутимо (внешне невозмутимо, внутри-то всё кипит) наблюдаешь за оскорблённым и чуть ли не шокированным взглядом того, кто только что пытался тебя убрать. Обычно так поступают для того, чтобы успеть занять место. Комизм ситуации заключается в том, что, как правило, мест либо нет – и это прекрасно видно с платформы, либо их так много, что  все их занять физически невозможно. Ты, не спеша и с достоинством, входишь в вагон и здесь, быть может, тебя сзади толкнут, чтобы поторапливался. Правда, найти виновника будет невозможно, с каким бы устрашающим видом ты не оборачивался.
     Внутри традиционное перденье, кряхтенье и чиханье. Окна закупорены – потому что всем холодно. Обычно, правда, холодно двум-трём людям со всего вагона, но, видимо, остальные берегут их здоровье. Кто-то наступит на ногу. Кто-то прижмётся так близко, хотя места – тьма, что его зловонное дыхание ты будешь чувствовать ещё минут десять после выхода из метро. Кто-то старательно оккупирует поручень у самого выхода и не даст тебе встать у него, хотя ты выходишь на следующей, а ему (или ей) ехать ещё станций десять. Кто-то стоит в наушниках, ты подталкиваешь его, чтобы спросить, не выходит, ли он (тут, кстати, обычно особи мужеского пола), и пока он лениво снимает свои наушники, ты вполне можешь проехать свою станцию. Как будто нельзя без снятия наушников догадаться, о чём я его хотел спросить. И прочее и прочее. В общем, Иннокентий был уверен, что случай проверить свою теорию ему представится, и не прогадал.
     Электричка подъезжала к нужной Иннокентию станции, и он протиснулся к выходу. Слева потный, неприятный и, к тому же, пузатый мужик, стал напирать на него, ничего не спрашивая, и старался шагнуть вперёд. Иннокентий сказал с лёгким оттенком раздражения:
     - Я выхожу!
     - А чего тогда молчишь? – удивился мужик.
     Иннокентий слегка опешил.
     - А что я должен орать, что выхожу? Или табличку на грудь повесить? Спросить нельзя?
     - Ой, да иди ты, - махнул рукой мужик. – Тупая молодёжь.
     Снова злость и обида. Нет ничего невыносимей, чем абсолютный идиот, называющий тебя идиотом.
     - Урод, - сказал Иннокентий, выходя из вагона вслед за мужиком. – Просто урод.
     Мужик споткнулся о платформу и ничком полетел на пол.
     Иннокентий хотел рассмеяться, снова подумав, что Бог наказал, но мужик не вставал и валялся в той же позе, на какую приземлился. Это было фиаско.

     Иннокентий сидел дома и пил водку. Из горла пил, хотя раньше не представлял, как такое возможно. Она шла, как горькая обжигающая, но всё же вода. Разум был настолько сосредоточен, что никак не хотел расслабляться, и он всё пил и пил, пока алкоголь не закончился.
     Он вышел на улицу и пошёл прогуляться. Иннокентий старался ни о чём не думать, чтобы оно не сбылось. Обходил стороной те места, где могла встретиться всякая шпана. И тут он поймал себя на мысли, сколько раз мечтал о том, чтобы при встрече с каким-нибудь отморозком, у него был с собой пистолет. Сколько раз он задумывался о том, что древнее правило «око за око» - самый эффективный способ наказания даже в цивилизованной стране. Вот сломал тебе кто-то руку. Не надо его сажать, а просто тоже сломать руку. Не просто для мести, нет. Тюремный срок – понятие абстрактное для тех, кто с ним не сталкивался. А вот боль сломанной конечности – это уже что-то более осязаемое для большинства. Убили твоего близкого (если, конечно, не случайно), ты идёшь и убиваешь преступника. Всё просто.
     Тем не менее, Иннокентий понимал, что раздай всем желающим в России такие права, от страны ничего не останется. Вот и здесь. Какое же это око за око – амбал тебя не ударил (может, хотел, но не ударил ведь), ты ему – смерть. Начальник всего лишь перевёл в отдел, возможно так, для острастки, временно, ты ему – смерть. Мужик этот… а если он и правда спрашивал, выходишь ли ты, просто не расслышал, ты и ему – смерть...
     - Да как же такое возможно!.. – сказал вслух Иннокентий и рухнул на лавку.
     Углубившись в свои мысли, он не сразу понял, что на противоположном конце лавки из-за его чересчур сильного приземления подпрыгнула и вскрикнула молодая девушка.
     - Извините… - пробормотал Иннокентий и снова погрузился в свои раздумья.
     Девушка встала и ушла, а через несколько минут к лавке подошла компания приезжих, которые начали на ломаном русском расспрашивать Иннокентия, за что он «обижяет» их «сэстру», что он, «ара», о себе думает, он кто такой «ест». Убежать бы не получилось. Их было четверо, и они обступили лавку. К слову, убежать он хотел для их же блага, а не своего. Водка хоть внешне особо и не действовала, но храбрости придала.
     - Ребят, - сказал он устало. – Только вас не хватало. Я перед девушкой извинился, чего ещё надо?
     Но они явно не собирались отставать и продолжали что-то говорить, задирать и даже подталкивать его ногами. Иннокентий не отвечал, хотя внутри начинал заводиться. Он держал себя в руках, сколько мог и, вероятно, походил внутри на кастрюлю, из которой вот-вот начнёт убегать каша – пенка уже приподнялась над ней. Возможно, он бы пересилил себя, хотя приезжих очень не любил – особенно ведущих себя, как хозяева в чужом городе. Возможно, и они бы перебесились, выговорившись. Однако один из чёрных обронил фразу, совершенно, казалось бы, лишнюю и фатальную.
     - Я твою маму…
     Понятно, что он с ней делал.
     - А вот это ты зря, - спокойно произнёс Иннокентий и поднял бешеные глаза на говорившего. - А знаешь почему? Потому что конкретно ты сейчас сдохнешь.
     Иннокентий стиснул зубы и для фееричности провёл ребром ладони у своего горла – мол, голову с плеч.
     Перешедший границу парень схватился за глотку, захрипел, и упал перед лавкой на колени. Иннокентий, не вставая, оттолкнул его ногой, и тот повалился на спину. Видимо ввиду молодости, этот умирал долго. Он кряхтел, иногда переходя на визг, извивался, как уж и, наконец, перевернувшись на живот, пополз от лавки в направлении пруда. Его выкатившиеся глаза и пена изо рта ужаснули Иннокентия. По всей видимости, та же водка помогла ему сделать над собой усилие и спокойно спросить:
     - Кто ещё с моей мамой что-то делал?
     - Уймысь, псых! – заорали молодчики и побежали к своему другу, который метров двух не доползая до пруда, замер.

     Иннокентий взял больничный, сидел дома и только безудержно пил. Пил не только для того, чтобы забыться. Он знал, что, выпив, становится добрее к своим близким, а это сейчас важнее всего. На днях он чуть не поссорился с отцом и не понял, какое чудо удержало его от белого каления. Одну секунду даже показалось, что отцу становится плохо. Иннокентий испугался так сильно, что стук его сердца, казалось, услышали родители. Возможно, чувство страха и перекрыло собой ненависть.
     Иннокентий не мог понять, за что. Он серьёзно вспоминал, не прогневал ли Бога или Дьявола каким-то излишне резким высказыванием. Нет, не было такого. Он серьёзно старался вспомнить, не находил ли бутылку со злым Джинном, который все желания исполняет буквально. Боже, ну, конечно же, нет. Он даже перебирал в голове всевозможные фильмы, где бы встречалось нечто подобное, но ничего не приходило на ум.
     Сидя в Интернете, он пытался найти успокоительные средства и способы не беситься. Психологи советуют разобраться в себе или поговорить с тем, кто бесит. Ну да, как же. Всевозможные сайты рекламируют таблетки, ввиду которых, разумеется, надо проконсультироваться со специалистом, а то последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Шутники советуют застрелить того, кто бесит или самому застрелиться.
     Вот ведь забавно получается. Если Иннокентий рассуждал на тему самоубийства, он всегда говорил, что это грех, хотя шибко верующим не был. Он соглашался, что жизнь дана и забирается чем-то свыше, самому её прерывать – слабость. А тут, порассуждай, дружок. Убил четырёх человек. Убьёшь ещё. Обязательно убьёшь. Не легче ли ещё всего один грешок на душу взять и прервать всё это?
     Иннокентий открыл окно своей комнаты. Восьмой этаж. Высоко, но не наверняка. Он боялся боли, но ещё больше боялся остаться живым овощем на руках родителей. Пистолета нет. Яда нет. Порылся в Интернете, можно ли приготовить. Советы есть, но какие-то нелепые.
     Родители всегда полностью доверяли ему и понимали, что если что-то гложет их мальчика, лучше не лезть. Вместе с тем, они всё равно тревожились. Хорошо хоть с Риткой расстался, а то убил бы на третий день.
     В прямом смысле слова убил бы.
     А как часто он говорил эту фразу в жизни? Скольких он бы на самом деле уже «убил бы»?
     В парк. Надо идти в парк. Не тот, где хлопнул чёрного. В другой, больше и безлюдней.

     Иннокентий шёл между густых деревьев по старательно выложенной дорожке. Мысли кружились в голове, спутывались и какими-то белыми шарами врезались в мозг. С трудом, будто передвигая тяжеленный шкаф, он постарался направить их в другое русло.
     А если это дар? Что если его наделили даром, чтобы он наказывал зло, коль скоро закон не справляется.
     Народный мститель… Осталось только маску супергероя надеть.
     Добро должно быть с кулаками.
     А с ножом?
     По сути, вряд ли все, кого он убил, были белые и пушистые. Агрессивные, злые, некультурные. Первый амбал и последняя чурка – ясное дело, вполне заслужили. Гнев.
     Шеф ему всегда чем-то не нравился. Уж слишком высоко задирал нос. Гордыня.
     А мужик в метро? Толстый. Чревоугодие. А может, ещё и жадный. А если, к тому же, извращенец? Как знать, может, он, Иннокентий, убил того, кто собирался убить невинную душу.
     Если вдуматься, не было ни одной смерти идеального человека. Ни одной женщины. Да нет, чёрт, это до поры до времени. Женщины-то в наши дни – те ещё граждане. Хотя и вопят, что настоящих мужиков нет, а самих-то, настоящих, где найти?
     Заслужили. Они все заслужили.
     А держать себя в руках он научится, не велико дело.
     Страна уродов и дикарей. Её давно пора почистить.
     Плюс остаётся ещё миниатюрная надежда на то, что всё это ужасное, фантастическое совпадение. Не двадцать же человек погибло. Всего четверо.
В этот момент Иннокентий почувствовал сильный удар по ноге сзади. Он развернулся в каком-то бешенстве, рассчитывая уже не мыслью, а вполне себе кулаком ударить подонка, который нападает со спины.
     Он не успел собрать в кучу свои мысли и успокоиться, он только успел услышать тихое «Извините, пожалуйста» и увидел маленького мальчугана, испуганного, что случайно въехал в дядю на самокате.
     Ужас отобразился в глазах Иннокентия быстрее, чем мальчику стало дурно. Ребёнок даже не кричал. Он вздрогнул и медленно повалился на самокат. Иннокентий закричал, кинулся к мальчугану и принялся трясти его, надеясь привести в себя, но ребёнок качался в его руках, как кукла.
     - Господи, - взмолился Иннокентий, обнимая мальчика за плечи, - я не хочу, не хочу. Я добрый, я никому не хочу зла!
     Он замолчал, крепко прижимая мальчугана к себе, и зажмурился, стараясь использовать обратный эффект – успокоился настолько, насколько мог, старался думать только о хорошем и правильном.
     - Отпустите моего ребёнка! – донёсся голос откуда-то издалека.
     Иннокентий подумал, что о живом человеке так не кричат и, улыбаясь, открыл глаза. Но мальчик всё так же безвольно висел на его руках и не шевелился.

     - Значит, вы его не трогали? – как-то вяло и непринуждённо спросил полицейский. Складывалось ощущение, что растерянное лицо Иннокентия вызывало сомнение в его виновности. Хотя перегар изо рта, недельная щетина и растрёпанные волосы дразнили лейтенантского беса противоречия.
     - И да и нет, - ответил Иннокентий.
     - Это как?
     - Разозлился на него, и пареньку стало плохо.
     Полицейский с сомнением посмотрел на него.
     - Ты пьёшь?
     - Пью, - признался Иннокентий.
     - Сегодня пил?
     - Сегодня нет. Вчера вечером.
     - Надо понимать, ещё не отошёл?
     - Отошёл. Меня алкоголь не берёт в последнее время.
     - Так значит, убил парня силой мысли?
     - Силой мысли.
     - Ты Копперфильд, что ли?
     - Он иллюзионист, а не телепат.
     Полицейский наклонился к Иннокентию и серьёзно сказал.
     - Послушай, я таких, как ты, видел сотни. Кто-то прикидывается дурачком, кто-то и правда дурачок, но, сказать по правде, ты создаёшь впечатление адекватного человека. Так что давай кончай эту хрень. Либо признавайся, либо вали домой. После экспертизы мы тебя вызовем.
     - Я не могу домой. Я… не хочу домой. Паренёк – не первый. И если пойду домой, будет не последний.
     Взгляд полицейского сменился на заинтересованный.
     - Та-а-ак. Признаёшься в групповом убийстве?
     - И да и нет.
     Лейтенант ударил со всей силы об стол рукой – так, что Иннокентий подскочил – и взревел:
- Да как же вы <непечатное слово> все заколебали на <непечатное слово>. Ты, <непечатное слово>, кретин? Кретин, я тебя спрашиваю? Нормально кто <непечатное слово> может прийти и признаться?! Нет <непечатное слово>, каждый третий приходит с какой-то <непечатное слово>, и начинает мне втирать её в уши. Я знаешь, что? <непечатное слово>. Я сейчас позвоню в дурку, там вышлют врача, и тебя примут. Примут <непечатное слово>. Будешь ходить до конца жизни и слюну с пола подбирать. Мамуля с папулей <непечатное слово> будут к тебе приходить, фрукты приносить, а тебе будет по <непечатное слово>, потому что ты овощем будешь, <непечатное слово>, овощем! Хочешь, <непечатное слово>?!
     Иннокентий даже с некоторым удовольствием осознал, что смог пропустить эти слова мимо ушей. Счастливчик этот лейтенант, ох какой счастливчик.
     - Послушайте, - кротко ответил Иннокентий. – Зовите, кого хотите, мне уже всё равно. Я расскажу вам всё, как есть, а вы уж там сами решайте, как поступить.
     - Ну, наконец-то! – выдохнул полицейский, приготовив бумагу. – Слушаю вас.
     - Где-то с месяц назад я поцапался с одним амбалом и, когда уже думал, что он убьёт меня, внезапно так разозлился, что тот начал задыхаться и схватился за шею. Начал хрипеть, и упал замертво. Я, конечно, подумал, что совпадение. Что тут такого? Неделю спустя я разозлился на босса. Тот тоже задохнулся. Насмерть. Ещё случай в метро… Потом какая-то чурка в Дегунинском парке. А теперь вот, малыш.
     - Ты сумасшедший, - усмехнулся полицейский, сделав лицо изумлённым и будто умилённым. Подобное обычно говорит: «Такого не бывает. Таких идиотов реально не бывает».
     - Что?..
     - Ты сумасшедший, - повторил полицейский и начал улыбаться.
     - Но вы же можете проверить камеры или сводки происшествий, или что-то такое?..
     - Могу, но ты мне предлагаешь тебе поверить? Ты себя со стороны слышишь? «Я убил человека мыслью. У-у-у-у-у, трепесчите!». Ещё я справки наводить буду. Ты реально больной. Я… сейчас…
     Он достал телефон, но в этот момент в дверь допросной зашли.
     - Михалыч, экспертиза. Парень чист, у мальчонки тромб оторвался.
     Полицейский посмотрел на Иннокентия.
     - Как это понимать?
     Иннокентий пожал плечами.
     Лейтенант откинулся на спинку стула и замолчал. Тишину прервал Иннокентий.
     - Послушайте. Я реально так больше не могу. Ну посмотрите на меня. Думаю, я не выгляжу маньяком и, тем более, сумасшедшим. Мне даже кажется, что в глубине души вы начинаете верить мне, хотя это и выглядит ересью. Я невольно убил пятерых человек. Большинство из них было мразью. Но мальчонка… Я спать не могу. Я есть не могу. У меня голова скоро взорвётся от мыслей. Думал, что сплю, что сошёл с ума, что меня кто-то сглазил. Но теперь я понимаю, что это не так. Это кара какая-то. Закройте меня хоть в дурдом, но чтобы я людей не видел. Они меня одновременно бесят и пугают. Я боюсь ещё кого-то убить. Кроме того, я виноват, чувство вины… вы не представляете… оно страшнее любого наказания. Даже, по-моему, смерти. Стоит за каждым углом и пальцем тычет, камни сверху кидает…
     Ладно. Всё… я признаюсь. Я убил парня. Ударил его по голове, вот он и умер. И тех ударил. Всех убил. Умышленно.
     Полицейский не мог больше ни злиться, ни возмущаться. Он снова заговорил размеренно.
     - Только что, при вас назвали причину смерти ребёнка. Никакой, даже самый больной прокурор не сможет доказать, что его убили вы. Даже если бы я настолько свихнулся, что поверил бы во всю эту чушь, больше никто не поверит и, как я понимаю, вам со всем этим жить. Во всяком случае, пока не свихнётесь по-настоящему.
     Иннокентий глубоко втянул воздух и спустя какое-то время произнёс.
     - Вы мне не верите?
     Полицейский выдохнул так же тяжело, как Иннокентий вздохнул, и покачал головой.
     - Хорошо. Если вы мне не верите, и я не опасен, позовите кого-нибудь в кабинет. Кого-нибудь…. Кого не жалко.
     Полицейский закатил глаза, затем немного подумал и сказал:
     - Если я это сделаю, вы свалите отсюда?
     - Обещаю.
     - Медведев! – заорал он.
     Дверь тут же раскрылась.
     - Товарищ лейтенант?
     - Встань-ка тут. Ну? – он вопросительно посмотрел на Иннокентия.
     - Пусть вмажет мне. Хорошенько.
     Кажется, лейтенант уже перестал чему-то удивляться.
     - Вмажь ему, Медведев.
     То ли потому, что в России так принято, то ли потому, что приказы начальства не обсуждаются, Медведев без лишних вопросов дал Иннокентию в левый висок. Тот слетел со стула, больно упал на бедро и, к тому же, ударился затылком об стену.
Находясь в таком бешенстве, какое могло бы, пожалуй, испепелить весь участок, Иннокентий вскочил на ноги, стиснул зубы, сжал кулаки и с непримиримой злобой посмотрел на сержанта Медведева. Тот стоял, несколько растерянно глядя на Иннокентия и не смел пошевелиться. Минуты через две лейтенант сказал:
     - Всё, сержант, ступай, спасибо. И извини. Скажу заранее – у нас такое не практикуется, просто тяжёлый случай. А ты, - сказал он, глядя на Иннокентия, - вали отсюда на <непечатное слово>.

     Иннокентий снова стоял в своей комнате и всматривался в тротуар, видневшийся из окна.
     Если вниз головой, то наверняка.
     А может, всё, от гнева излечили, всё прошло?
     Надо проверить.
     Уже как-то проверили.
     Интересно, смерть после прыжка придёт быстро?
     Не медленнее, чем мучились те бедолаги.
     Бедолаги? А вдруг, мальчик бы вырос и стал вторым Чикатило?..
     Боже, что же это такое…

Май, 25, 2016