Рассказы

                "Розы для Божьей Матери"

Вика любила розы. Любила разные – махровые и чайные, королевские и декоративные; розы на длинных и тонких стеблях с вытянутыми белыми бутонами, похожие на холодные фужеры; розы с шипами и без, крупные и пышные с нежно-розовыми тёплыми лепестками – все они приносили девушке радость. И зная это её пристрастие, родственники и знакомые, а позже и студенты дарили Виктории на все праздники именно розы. Девушка уже не мыслила себя без этих прелестных цветов. Они стали чуть ли не символом её жизни, своего рода визитной карточкой и талисманом. Зимой – белые, летом – розовые цветы стояли в вазах на столе, на полу, подоконниках, делая из городской квартиры оранжерею или цветочный магазин. А когда за окном мела метель и было тоскливо, Вика гладила прохладно-трепетные лепестки и в душе снова воцарялась гармония. А летом в душном мареве, когда казалось, что от жары никнет всё живое – розовые искорки цветов кивали ободряющее. Розы были своего рода подпиткой, источником энергии для Вики. Когда не было праздников и повода для дарения цветов, девушка покупала их сама. А летом во время отпуска она обязательно ездила в Крым, чтобы увидеть своими глазами знаменитые розовые поляны в Никитском Ботаническом саду. К радости лицезрения красоты примешивалось сожаление, что не сможет она увидеть голубую розу(вроде б и вывели уже таковую в Японии, да ещё не представили человечеству). «Голубая роза – символ недостижимой мечты», как писали романтики прошлого.
…С наступлением осени, когда начинался новый учебный год, Виктория уносила домой розы огромными охапками, вызывая зависть коллег по университету (каждый из студентов, зная любовь «англичанки» к цветам, пытался внести свою лепту, пробивая тем самым дорогу к будущему зачету – автомату. Впрочем, принципиальный преподаватель не поддавалась на такие уловки и, будучи хорошим психологом, брала только те розы, которые были подарены от души). В автобусе пассажиры уступали место благоухающим букетам, несмотря на молодость их хозяйки. Усталые женские лица озарялись улыбками при виде такой красоты, словоохотливые бабульки забрасывали девушку советами по поводу долгого сохранения  цветов.
– Ты их в ванную, дочка, брось! Налей половину ванны воды и опусти туда. Пусть поплавают, отойдут от жары.
– И кто тебе такую прелесть подарил, кавалер, небось? Это ж, чудо какое!
– Да нет, это, наверное, у Вас юбилей и Вам коллектив преподнёс такой подарок. Уж очень пышный букет и оформлен изысканно.
Слушая все эти разговоры, Вика счастливо, как ребёнок, улыбалась. Это надо же, какая положительная энергетика исходит от цветов: не только у неё, у всех настроение поднимается!
Однажды в летнюю сессию девушка, как обычно,везла домой букет. Накануне был экзамен у любимой группы юрфака и студенты превзошли сами себя, подарив уважаемому преподавателю 33 белых розы (по три штуки от каждого). Такие цветы от любимых групп были особенно дороги ей. Подобные розы Виктория не выбрасывала даже тогда, когда они увядали, отстояв в вазе положенный им срок. Девушка сушила лепестки и складывала их в бумажный пакет (таких пакетов за несколько лет накопилось приличное количество). Выбрасывать их не поднималась рука. Вика утешала себя тем, что в будущем сделает из этих лепестков розовую воду, как только время появится… Погрузив лицо в ароматную охапку и вдыхая еле уловимый запах цветов, девушка унеслась мыслями далеко-далеко, словно
в полудрёме мерно покачиваясь в такт идущему троллейбусу. Внезапно, словно от лёгкого толчка, Вика очнулась и подняла голову: троллейбус проезжал мимо церкви. Это было за две остановки от Викиного дома, но девушка почувствовала непреодолимое желание выйти именно на этой остановке и прямо
с букетом зайти в храм! Еле сдерживая свой эмоциональный порыв, Вика отметила про себя, что не будь она такой утомлённой и голодной – непременно бы подчинилась внезапному импульсу: настолько силён он был. Уже дома, разбирая цветы и расставляя их по вазам, Вика вдруг отчётливо осознала, что она должна обязательно отнести половину этой цветочной охапки 
в храм. Не то, чтобы какой-либо внутренний голос приказывал ей сделать это, а просто в душе, в подсознании была мысль, что ей следует именно так поступить, что это будет правильно. И только внутренне согласившись с этим чувством и решив завтра с утра пойти в церковь, Вика успокоилась и безмятежно уснула…
Утром, едва проснувшись, Вика бросилась разбирать букеты. Выбрав самые свежие и красивые цветы, девушка аккуратно перевязала их розовой ленточкой – эти она отнесёт женским иконам. И улыбнулась при мысли о том, как великолепно будут смотреться девственно-белые букеты возле святых икон – как символ чистоты и невинности. Именно такого обрамления и достойна Божья Матерь. Эти розы Вика отнесёт от всей души, от чистого сердца. Большую часть  она пожертвует храму, а меньшую оставит себе. Окрылённая таким решением, девушка поспешила в церковь.
В полутёмном храме не было прихожан, так как служба ещё не началась. Лишь одна пожилая женщина в белом платке протирала подсвечник. Сообразив, что это служительница,
Вика несмело обратилась к ней: «Нельзя ли поставить эти розы возле женских икон Богородице и Святым?». Женщина разогнула усталую спину, да так и застыла с тряпкой в руке, чуть приоткрыв рот, глядя на Вику и на букет. Это длилось секунды две. Наконец, в углу женских глаз появились лучики морщинок, и она широко заулыбалась. «Конечно, конечно, сейчас поставим!» – вдруг засуетилась женщина. Она бросилась в подсобку, принесла стеклянные вазы с водой и торжественно опустила туда розы. «Как хорошо, что ты принесла цветы, дочка. А я вчера перед службой говорю батюшке – и что это возле икон Божьей Матери ни одного цветочка нет? Хоть бы кто-нибудь, принёс!
А он отвечает: Погоди немного, Господь всё видит и всё знает. Будут цветы, Бог их пошлёт… И вот сегодня ты принесла белые розы».
Вика почувствовала, как её пробила лёгкая дрожь волнения, и горячая волна радости захлестнула всё её существо. Как здорово быть проводником в руках Всевышнего! Какое это счастье…
Девушке показалось, что она расплачется, настолько сильные чувства обуревали её. Вот почему Вике так нестерпимо хотелось зайти в храм именно вчера. Это был знак. Благоговейно приложившись к образу Божьей Матери, девушка вдруг отчётливо увидела её глаза. Глаза Заступницы смотрели на Вику сурово и одновременно печально. В них словно отразилась вся вселенская боль и тревога за человечество, и желание эту беду отвести. В этом лике была извечная мудрость веков. Перекрестившись и прочитав слова молитвы, девушка покинула церковь.
…Прошло десять дней. Цветы, стоявшие у Вики дома, уже завяли. И по традиции девушка собрала их лепестки в бумажный пакет. А через два дня, проходя мимо храма, Вика решила заглянуть туда. И каково же было её изумление, кода возле икон она увидела стеклянные вазы с белыми розами! Казалось, что цветы срезали только вчера, так они были хороши и свежи. Приглядевшись, девушка заметила, что один из букетов был обвязан розовой шёлковой ленточкой. Цветы у лика Богородицы простояли двенадцать дней, не увядая…

;
                "Портрет"

…Образ явно не давался. Художник нервно сделал два размашистых штриха и опустил руку. То ли от усталости, то ли от недостатка мастерства шло совсем не то…
«Какая сложная модель! Это лицо просто невозможно «схватить», невозможно перенести его на бумагу таким, каким создала его природа», – мучительно думал художник, стараясь не обращать внимания на назойливых наблюдателей, толпившихся возле. Несколько быстрых взглядов на лицо «модели» – и снова работа. «Модель» – хрупкая темноволосая девушка с задумчивыми глазами, терпеливо позирующая в течение сорока минут. Волнение уличного художника постепенно начало передаваться и ей. Кроме того, курортники, собравшиеся вокруг нее, со своим упорным любопытством толпы стали просто не-выносимы.
– Что за техника? Ослиным хвостом по бумаге, – раздалось вдруг насмешливо над самым ухом девушки. Художник вздрогнул как от удара хлыста, поспешно поднял глаза. ;Как
в шестом классе! Настоящая мазня. – Молодая женщина в больших очках и красных бусах явно выражала своё неодобрение по поводу происходящего:
– Что, что это у неё на лице? Как Вы положили тень? Вот уж ничего общего с оригиналом! Давайте-ка, я сяду вместо Вас за мольберт, и сразу станет похоже.
Художник попытался неумело отшутиться, что у каждого свой стиль, но не получилось. Остроумные реплики «собрата по искусству» сыпались на него, как горох:
;Нос несколько косит. Верхняя губа у неё тоньше. Здесь нужно подбавить тени, – она ткнула пальцем в лист.; А что Вы сотворили с её волосами? У неё же прекрасные волосы, а здесь их совсем не видно! Девушка, да не расстраивайтесь Вы.
Художникам нужно немного критики: она идет им на пользу.
Толпившиеся люди почувствовали «родственную душу» и тоже стали посылать свои рекомендации в адрес рисовавшего. Девушка сидела как на иголках. «Скорее бы он закончил! Что за коллективное творчество!» – раздраженно думала она, мысленно проклиная себя за то, что села позировать.
Красные бусы между тем не унимались:
;Девушка, ну, улыбнитесь немного! А то вон ведь какая грустная получилась… Коллега, что это все люди на Ваших рисунках такие замученные?
– Позируют слишком долго! – буркнул художник.
;Ну, да, конечно! Если есть искра божья, то и десяти ми-нут достаточно, чтобы было сходство с оригиналом.Девушка, не нужно нервничать, я правильно говорю. Я закончила художественную школу и разбираюсь в этом деле! Коллега, Вы наверное, сами платите людям, чтобы они сидели, по часу позируя, а не они Вам.
Художник старался не обращать внимания на колкости, но это плохо ему удавалось. Психологический прием срабатывал точно. Девушка вся как-то съёжилась, взгляд её стал тревожным. Линии неверно ложились на бумагу, не слушались карандаша.Прошло ещё пятнадцать минут.
– Да, моя десятка мне легче достаётся, коллега. Надо будет как-нибудь заглянуть к Вам в мастерскую и дать несколько уроков, – насмешливый голос звучал уже издевательски.
;Послушайте! – не выдержала девушка. – Ведь Вы же весь портрет мне испортите! Вы мешаете рисовать. Если Вы такой мастер в живописи, так нарисуйте меня сами. Я Вас очень прошу об этом!
Из толпы отдыхающих раздались одобрительные возгласы: «Точно. Нарисуйте ее. А то девчонка совсем уже расстроилась за свой портрет».
Обладательница красных бус словно этого и ждала. Она кокетливо поправила соломенную шляпу: «Нет, нет…я бы с удовольствием, но не могу. Я – на отдыхе. А Вам, коллега, рисовать живые модели ещё явно рановато!».
Это стало последней каплей. Художник отбросил карандаш. Стал лихорадочно сворачивать лист. «Да ты посмотри на рисунок-то, как получилась», – прогудело в толпе. «Ой, нет», – испуганно почти выкрикнула девушка. «Ничего, она дома раз-глядит. Ещё успеет налюбоваться», –и женщина в красных бусах приветливо улыбнулась девушке. Та молча взяла протянутый художником лист и так же молча пошла по набережной, неся в руках так желаемый когда-то и совершенно ненужный теперь неудавшийся портрет…
Утром следующего дня девушка шла по геленджикскому рынку. Было пасмурно. С горы неслышно наползала на городок огромная туча. Словом, погода соответствовала настроению. «Если бы только не вчерашняя художница со своими разговорами, если бы только не она – портрет бы удался. Искусство не терпит суеты. Оно очень ранимо», – наивно думала девушка, неторопливо обходя лотки и киоски. Вдруг её внимание привлёк знакомый голос. Девушка обернулась. На противоположной стороне возле лотка со шляпами сидели две молодые продавщицы. Они о чем-то оживленно беседовали, аккуратно раскладывая товар, состоящий из мужских рубашек и недорогой курортной бижутерии. Девушка прошла было мимо, но что-то заставило её обернуться ещё раз. На одной из говорящих были большие очки и крупные красные бусы.

;
                "Мальчик и девочка"
                (Из цикла «Крымские зарисовки»)
                (не по Куприну)
Послеобеденная жара постепенно спадала; с набережной  на Мисхор неслышно наползали сумерки. Аромат кипарисовой смолы смешивался с запахом моря, наполняя воздух пьянящей силой. Был тот предвечерний час, когда люди, уставшие от дневного зноя, лениво разбредаются по аллеям парка. И от этой умиротворённой тишины, от истомы благоухающих роз веяло чем-то тревожным. Задумавшись, я медленно шла вдоль гранитных беседок и уже собиралась было свернуть на набережную, как вдруг моё внимание привлекли звуки баяна, наигрывающего что-то щемяще-грустное. И настолько брали они за душу, настолько создавали диссонанс с великолепием природы, что ноги сами повели меня туда, откуда эти звуки доносились.
…На скамейке под каштаном сидел худенький мальчик
в белой панамке лет двенадцати. С трудом держа на коленях громоздкий баян, он старательно нажимал на кнопки, а на асфальте возле его ног лежала старенькая шляпа. Подойдя по-ближе, я разглядела ленточку с крупной надписью «Чернобыль», которая туго стягивала лоб мальчика. Чувствовалось, что он уже устал играть, пальцы его затекли, движения были механическими, а голова слабо склонялась в поклоне, когда очередной прохожий опускал в шляпу полтинник или смятый рубль. Боже мой, что это была за картина! Мне невольно вспомнился рассказ Куприна «Белый пудель» – там действие тоже происходило в этом мисхорском парке. Но ведь те события имели место до революции, когда нищие артисты вынуждены были зарабатывать себе на пропитание подобным образом. А здесь…  Глядя на бледное лицо ребёнка, на синеву под глазами, думалось: кто толкнул тебя на это? Неужели тебе нечего есть здесь, в Крыму; неужели тебе не оказывают медицинской помощи бесплатно? Пусть сейчас в нашем государстве трудно, но раз оно нашло возможность выделить тебе путевку, значит, жить ещё можно. Какая же недобрая сила заставила тебя пойти на это унижение? Кто, прикрываясь, как щитом, бедой Чернобыля, стал так тебя эксплуатировать? Точно уловив мои мысли, мальчик пере-стал играть. Поставив баян рядом с собой на скамейку, облизал пересохшие губы. Он словно кого-то ждал, пристально вглядываясь вдаль. И она пришла: маленькая хрупкая девочка с такой же, как и у мальчика, лентой на голове. Пришла, чтобы подменить товарища на то время, пока он отдохнёт. Баян для неё был очень велик, и поэтому девочка извлекла из футляра скрипочку, маленькую и беспомощную, как она сама. Неуверенно взяв первые ноты, девочка начала играть. Музыка её была хуже, чем  у мальчика: чувствовалась слабая подготовка. Но это крохотное существо играло с такой одержимостью и было так трогательно, что у всех стоящих рядом людей сжалось сердце. Никто не задавал детям никаких вопросов, молча клали деньги в шляпу
и отходили. Всё было ясно без слов. И мне вдруг до такой степени стало стыдно и противно, словно я сама стояла здесь и собирала милостыню! Стараясь не смотреть в глаза детей, я машинально вытащила из кошелька деньги; внутри меня всю
лихорадило. Мне почему-то померещилось, что как только я опущу деньги в шляпу, откуда ни возьмись появится милиционер и гневно крикнет: «Гражданка, как Вам не стыдно! Вы за-чем детей своими подачками унижаете? Здесь нет нищих!». Но ничего этого не произошло. Вместо грозного окрика я увидела благодарный взгляд мальчика и услышала тихое «Спасибо». Это слово стало последней каплей. Я круто развернулась и пошла прочь. Слёзы комом стояли в горле, душу терзала острая жалость. Хотелось кричать от собственного бессилия, было мучительно стыдно за себя и за всё благополучное человечество.
…А кипарисовый аромат всё наполнял воздух пьянящей силой, и от благоухающих роз веяло истомой.
                (1980-е годы)