Сазан, Мормон и Соловьиная роща Ч. 1

            Пан Спортсмен и Мишенька
               
  Август  из года в год преподносил сюрпризы,  но  в это лето, кажется,    решил сделать  исключение.
 
  Отпуск – счастливые сорок  пять суток  дома  в  безмятежной обстановке, между берегами Волги и Самарки,  пролетели  как одно мгновенье. Завтра в полдень  Авдеева ждал самолет рейсом на Ташкент.
  А сегодня 18 августа в прощальный вечер отец затеял проводы: перевозку пчел с пасеки из-под Алакаевки - домой на зимние квартиры.

- Мыслимое ли дело?! - шумели женщины в семье: мама, бабушка, сестра.  Сын-внук-брат завтра улетает! И куда?! А  «Он…»  тут такое удумал!

Отец никого не хотел слушать,  гнул свою линию:

- С машиной (грузовой) для перевозки барахла я  давно договорился - в конце июля.  Володька  (знакомый водитель)  выписал путевку (путевой лист) в ночь, с большим трудом.  Это вам - ни хухры-мухры!    Николай   (компаньон) увез своих два дня назад. Как, вы, не поймете? - От пчел нельзя отлучаться. Народ, нынче,  какой? – Мед достать не смогут, а  улья поваляют все! 
- Вот и поезжай один! – хотела отправить его  жена.
- Рева, отложи поездку на два дня! Завтра же Яблочный спас, - прибегла к последнему аргументу теща,  пытаясь сломать  старого коммуниста.
- Ну, что ты будешь делать?! – махнул отец рукой в сторону крыльца, - Ничерта им не прививается! Что за люди?! Ты, едешь? – бросил глава семейства сыну.
- Поехали, - рассмеялся Виктор,  сожалея, что за полтора месяца он толком не пообщался  с отцом, и вот хорошая идея: чем вздыхать, да  слезы лить,  - заняться делом.

  Мама с сестрой и бабушкой смирились с женской долей  и стали собирать мужчин  в дорогу. Что же: отцу с сыном тоже нужно побыть вместе, хотя бы раз в году.
«Москвич-412» летел  через Алексеевку по дороге на Кинель, сбавляя скорость на редких перекрестках.  Разговор не клеился.

- Как там Игорь с Мишкой (старший и младший двоюродные братья), приедут сегодня? – задал Виктор традиционный вопрос.
- А как же? – подтвердил отец длинной фразой, но повеселел: сумел-таки  организовать на   пасеку пацанов, выросших под его крылом.

 Виктор улыбался.  Взгляд  радостно  скользил по  родным просторам.  Влетающий в кабину ветерок  пьянил и заставлял вдыхать  до боли знакомые  ароматы уходящего лета  -   навеивал воспоминания.
  Когда-то здесь на перекрестке у поселка СХИ сворачивали  влево - на  грунтовочку,  и  медленно ползли  с дедом Колей  на «Победе», поскрипывая рессорами.  После дождя  ждали   пару  дней, пока подсохнет, чтобы не завязнуть  в овражистых низинах, куда дорога часто  ныряла, прячась от колхозных полей. Случалось, что добротный, но тяжелый  автомобиль ГАЗ-20   находил-таки закваску чернозема  и застревал. Дед оставался сторожить машину, а внук с двумя «рваными» (рублями) отправлялся в Бузаевку   на механизаторский стан за тягачом,  куда в обычные дни  бегал за     душистым круглым хлебом.
  Дед  всегда мечтал о своем грузовике, чтобы не зависеть от погоды, дорог и местных трактористов.    Чтобы  на  трехосном мягком  вездеходе его пасека была мобильной, современной, и первой выезжала  на люцерну, эспарцет,   гречиху.  Да, мало ли куда  еще рвалась душа старого пчеловода?  - C хорошим-то  автомобилем – О-го-го!  -  Да, где же его взять?!
  Дети мечтали о своем: о казаках-разбойниках, луках-стрелах краснокожих, шалашах в кронах деревьев, но главное – ходить гурьбой. Наступало лето, а вместе с ним пасечная вольница. «Помошники», как их со вздохом называли взрослые, рвались удрать на пасеку  из дома на чем угодно: дедушкиных москвичах, победах, запорожцах,  на свои  мопедах, спортивных   велосипедах,  иногда  –  автобусах, попутках, даже  поездах (Оренбургский, 17-00, ходил со всеми полустанками до Хворостянки).   Лишь бы пасека в тот год стояла  ближе к деревне, и  был  свой пруд,   колхозное стадо и пастухи на  лошадях… 
  В августе всей душой  хотелось  затормозить  ускользающее   время,  удержать лето и -  не пойти в школу.  С годами  старшие массовики-затейники приезжали  реже, оставляя младших взрослеть самостоятельно.   Спорт и новые  интересы брали верх над детской вольницей.  Повзрослевшие, без лишних эмоций, они появлялись   на пасеке  пару раз за сезон: во время качки меда и на переезд домой…
  К деревне Алакаевка (месту  ссылки Ильича) всегда ездили  за водой.  К любимому роднику спускались в овраг  по земляным ступеням,  вырубленным добрыми людьми.  В зарослях ольхи набирали  воду из большой трубы  в две-три фляги.   С дороги, она всегда казалась  сладкой,  а старые чайники потом благодарно  пищали  на огне, не зная, что такое накипь…

  Отец  шустро повернул с асфальта к лесу на едва заметную  в траве дорогу, и машина поползла раскачиваясь по ухабистой грунтовой  вдоль яблоневого сада  (Алакаевского совхоза имени В.И. Ленина).  Через два километра в разрыве лесозащитной полосы вынырнула  пасека с двумя десятком разноцветных многокорпусных ульев, а за ней  на молодых порубках:  заросли лесной малины, подсохший  иван-чай в рост человека, а дальше - лес  из стройных, но уже осенних лип.
  Но главное, что захватило дух Виктора с первого мгновения: на дальнем краю поляны стоял  трехосный ЗИЛ-157 - «Мармон»! Уже «не молодой зеленый богатырь» был  на полколеса закопан  в  капонир по всем правилам военно-инженерной мысли.  Его открытые борта свисали на три стороны, и в кузове в шахматном порядке стоял с десяток ульев, а рядом - новенькая  «Нива» и два здоровых бугая -  братья Игорь и Мишка.
«Москвич» остановился рядом, отец заглушил мотор.

- Да-а! Не за-пы-ли-лись! – громко с шутливым вызовом приветствовал младший брат Михайло дядю и двоюродного брата (отца и сына), - мы уж решили, без вас летки закрывать.
- Рехнулся головой – закрывать летки в такое время?!  Им еще час летать! – с ходу без «здрасти» поставил на место старший пчеловод  молодого.
- Шеф у нас не терпит шуток. Тут знаешь,  какая дедовщина?! - рассмеялся Игорь, - Здорово, Брумель!
- Здорово,  Пан Спортсмен! -  братья обнялись.
- Здорово, Мишенька, - обратился  Виктор ко второму, - Кто это тебе шубейку-то порвал? – Со-бА-ки!
- Я уж думал, ты забыл, - рассмеялся  младший, похлопывая шутника по спине.
- Нет, брат, такое не забудешь.
- Здорово! – сухо приветствовал  отец племянников, которых видел через день – на третий,  протянув руку  старшему,  - в ульях и половины пчелы  нет, а этот шутит, -  никак не мог успокоиться  бывалый старшина второй статьи Черноморфлота, продолжая катить флягу на салагу. 
- Сколько Ревыча (уважительное сокращение от Рево Николаевич)  знаю,  вот - всегда такой! – смеялся Михаил, самый здоровый из пасечников.

Мужская компания, следуя заведенной традиции, пошла по рядам вдоль ульев.

- Ревка, - продолжал шутливо Игорь (он с детства звал дядю по имени), - только твои семьи до сих пор работают, ты, допинг что ли им  какой даешь?
- Какой еще допинг? – не понял шеф.
- У  тебя на «контрольном», глянь, - Игорь присел на корточки и повернул замок баланса,  – минус полкило  (один улей пчеловоды ставят  на контрольные  весы для определения среднего веса и дневного пчелиного взятка),  думаю, твои опять всю ночь будут работать. Хочешь сказать, ты им ничего не подсыпал?
- Думает он?! Я же говорю: теплый сегодня вечер, вот - твой крайний - желтый, пожалуйста, смотри, так же работАет  (сленг: «сильная пчелиная семья – хорошо работает»), - ткнул его носом  старшОй.
 - Я-то своих знаю. Это они медовухи хлебнули на дорожку, вот,  перед  твоими и  выделываются, - нашло на Игоря шутливое вдохновение от долгожданной  встречи.
 - Пчелы тебе – не хоккеисты, чтобы друг перед дружкой выпендриваться, - срезал его главный пчеловод.
- Наконец-то, Ревыч,  ты ему накатил, - рассмеялся рядом Михаил, - а то он давно не знает  отпора. Вот, что значит центральный нападающий в  разгар футбольного сезона!
 
  Дошли до грузовика.  Виктор зашел  перед носом и стал с удивлением разглядывать кабину.  Мормон  был красивым стариком,  задремавшим с устатку на вечерней зорьке. Его  зеленый ребристый  нос облупился на солнце,   казалось,  он  сопел жужжащим гулом пчел. Глаза были сомкнуты  под черными военными «ресничками», а морщинистые скаты сплошь были изъедены  цыпками.
 
- Мужики! – воскликнул Виктор, - так, я же его знаю.
- Ты ни первый, - почти серьезно подхватил Михаил, - кто признал в нем  дядю Витю СазанА.
- Точно, - удивился Виктор, - никогда бы не подумал, что машина может быть так похожа на человека.

И понеслись воспоминания.

- Помнишь его чудо-лестницу из липы, метров двадцать -  не меньше, и эти фразы: «Буду доставать рои для своих ульев!» - рассмеялся  Игорь, - «Приступим к испытаниям!» Бегом побежал вверх по перекладинам и с десяти метровой высоты… И хоть бы «хны».
- До сих пор три  части той лестницы на фанерной будке держат рубероид, - улыбнулся, наконец, отец.
- Михаил,  а ты сам-то  помнишь,  как в Подсолнечном  летал с деревьев? – развеселился  Виктор, - сидим мы человек пять в овраге, каждый - на своей ольхе.   Тут наш малый:  «Я самую высокую нашел!»  И - наверх быстрее обезьяны. Тут ветка под рукой - хрусть, и братец мой – вниз, метров с десяти, не меньше, в ручей – «шмяк». Ну, думаю - конец  и мне и Мишке. – Нет, откуда не возьмись – под деревом Сазан!  И ржет: «Почти поймал!»
- Он постоянно с нами был, -  вспомнил Игорь,  - мастерил плоты, купался, таскал  на рыбалку. Ну, разве что - отлучится на пол часа,  вмажет стакан, - и опять веселый.
- Я хочу  рассказать  про второй  Мишкин полет, - продолжал средний брат Виктор, - перед прудом, в Подсолнечном, был здоровенный овраг.   На его краю  росла высокая  липа.  Овраг размыл берега, а дерево своими корнями стояло как на полуострове.  Перед таким экспонатом  мы с  деревенскими никак не могли пройти. Каждый залез - сколько смог, но Мишка не из тех, кто сверху согласен на второе место, да и предыдущая ольха добавила ему только куража. Зря я ему крикнул, чтобы он выше меня – не смел, только подлил масло в огонь. Он гордо бросил: "Я из вас - легче всех", рванул как обезьяна и в свои девять лет залез на такую высоту, что под ногой сначала подломилась одна тонкая ветка, и тут же под рукой - вторая. Но и это еще не все: лез-то он по дереву со стороны оврага, а там было еще метров двадцать глубины. Слышу хруст, и только: а-а-а-А-А-А-а-а-а... Передо мной летит малой, вниз спиной, широко раскинув руки. Теперь, думаю, точно - все! - Нет. У самой пропасти слышу всплеск. Ветви нижней кроны его подхватили и он повис вниз головой, как в гамаке. А со стороны деревни бежит Сазан. Пришлось ему лезть на дерево, чтобы вытаскивать воздушного акробата над оврагом. Ну, поцарапался малость, рубашечку со штанишками порвал, конечно, но - ни единого синяка!  Там  Сазан и придумал обиженному верхолазу прозвище на целую фразу из мультфильма: «Мишенька, кто же это тебе шубейку-то порвал? – Со-бА-ки!»

 Мужики хохотали, и каждый думал: "Это Галина, Мишкина матушка, которую он потерял в пять лет, хранила его всю жизнь".

Продолжение:http://www.proza.ru/2016/08/27/83