Дом без окон

Есть дом.

Обычный такой дом, никем и ничем не примечательный, из тусклого серого кирпича, кое-где треснувшего или отколовшегося. Знаете, из разряда таких, которые на любителя. Крыша плоская, в тон высоким – даже слишком - стенам и серому бетонному фундаменту. Чугунные резные ворота с белыми розами – пожалуй, единственное украшение здания.
И без окон.
В самом абсолютно прямом смысле. Без окон. Ни одного, совершенно ни одного окна. Смотришь – а со стороны какое-то непонятно что. Где вы видели, чтобы дома да без окон были?
Я вхожу в него без стука.

Один.
И попадаю в залу – тоже мрачную, что сказать. И лишь только один источник света – обгоревшая свеча, воска почти не осталось. Обстановка, скажем так, не то чтобы мрачная, но определенно навевает тоску и смятение. Короче, что-то из ряда вон выходящее.
В этой пустой зале, в самом темной углу, лежит нечто смутно напоминающее человека. Вроде девушка, хотя длинные волосы ведь и у парней бывают - в наше-то время. Кстати, о волосах – кажется, когда-то они были золотого цвета, а сейчас как будто выцвели. Жалкое подобие человека.
Это Свобода – да-да, та самая Свобода, за которую люди до сих пор борются. Знали бы они, за что их кровь проливается, за что они идут на верную смерть. Люди ведь какие – нет в них сострадания и жалости. Увидели бы они это худощавое костлявое существо, скулящее, как полудохлая собака – и плюнули бы, побоялись бы подойди – мало ли, вдруг больная, заразная.

Два.
Следующая зала похожа на палату сумасшедшего. Источник света – флуоресцентная лампа размером с горшок. А к стене кандалами прикована не менее жалкого вида другая фигура с такими же тусклыми волосами, которые раньше были огненно-рыжими.
Это Любовь – именно Любовь, ненормальная девица с безумными голубыми глазами и лицом, искривившимся от долгих мучений и страданий. Кстати, и ради нее тоже люди воюют и умирают – ради этой вульгарной девицы в заслуженных кандалах. Она смеется, а по ее щекам текут слезы – этакая истеричка. И смех ее до того нервирует, что хочется бежать, бежать куда угодно, заткнув уши и закрыв глаза.

Три.
Источник света в третьей комнате – фонарик, самый простой маленький фонарик. И с ним играет грязный оборванный ребенок – видать, это его единственное развлечение. Комната напоминает первую, только размеры у нее – еле-еле одному взрослому человеку хватит места, но ребенка, кажется, это мало волнует.
Это Надежда. Многие с иронией говорят, что Надежда умирает последней – знали бы они, как близко подошли к правде. Это юное создание с большими карими глазами, похоже, очень многое понимает, несмотря на возраст. Чадо пытается осветить себе путь к выходу, но лишь спустя время приходит осознание того, что ребенок слепой, и его попытки напрасны.

Четыре.
После мрака прошлых комнат эта комната как будто пугает меня. Самая светлая, самая яркая комната – и в ней двое, такие же грязные. Они одеты в белые плащи с головы до ног, на их руках – красные перчатки, на их головах – шутовские колпаки, и их лица – одно не отличить от другого. Сложно сказать, парни это или девушки. Их бледные лица не показывают ни одной эмоции, лишь глаза горят неправедным огнем. И они молчат. Не обращают на меня внимания, только пытаются раздеть друг друга.
Это Похоть и Страсть, дальние родственники Любви. Они хотят быть ближе друг к другу, стать одним целым. Они даже не понимают, что они уже одно целое, что они – сторона одной медали. Их руки соединены золотой цепью, и разрубить ее невозможно.

Пять.
В зале лежит бездыханное тело, прогнившее и источающее отвратительный запах. Спутанные седые волосы, а на лице ничего нет – ни глаз, ни носа, ни рта, ни бровей, лишь белая кожа.
Это Красота – то, к чему стремится весь честной народ, то, что якобы должно спасти мир. И ее отражает множество зеркал – он всюду, на стенах, потолке и полу. Ее освещает луч, похожий на лунный. Но мы ведь помним, что в доме нет ни единого отверстия, кроме ворот. Так откуда же ему взяться?

Шесть.
Я не понимаю, где я. Перед глазами все плывет, я не могу взглядом ухватиться за какую-то одну деталь. Хотя нет, справа от себя я вижу темный силуэт, и он тянется ко мне. И снова запах, но на этот раз запах свежескошенной травы и яблони. Хотя нет, так пахнет улица после летнего дождя. Постойте, да ведь это же аромат духов моей мамы. Я ничего не понимаю, хотя догадываюсь, у кого я в гостях.
Это Мечта – далекая и незыблемая, и она похожа на иллюзию. Мне тяжело описать ее, но, кажется, она немая – она ничего не говорит и только мычит что-то, смутно напоминающее слова. Мечта, похожая на наркотик, экстаз, алкоголь. Меня мутит, огромных усилий мне стоит убежать отсюда.

Семь.
Тучная фигура – мужчины или женщины? Она режет себя, бьет, пытается сбежать, кусается, как собака. И, как собака, фигура привязана к стене.
Это Право, за которое бьются люди, особенно женщины – знаете, эти хваленые феминистки, которые бьют себя в грудь, крича на весь белый свет о том, что смогут прожить без мужчин, а сами не придают значения тому, кто спасет их жизнь на операционном столе, если потребуется. Право много в себе держит, оно вот так же кричит и бьет себя в грудь – мол, вот я, я есть, возьмите меня кто-нибудь и имейте до последнего!

Восемь.
В последней зале сидит на чугунном троне юная девушка. Самая опрятная из всех, кто был ранее. Черные, цвета воронова крыла, волосы, собранные в простую длинную косу. Одета она совсем скромно – чистое белое платье, аккуратные белые туфельки. В ее руках – черный платок, и она нервно его крутит. Ее глаза – трудно определить, какого они цвета, вроде серые, а моргнешь – и изумрудные. За ее спиной - огромные черные крылья, в тон волосам.
Зала уютная и чистая, светлые стены и пол, а под потолком висит большая хрустальная люстра.
Я подхожу к ней, мне совсем не страшно. Она робко мне улыбается, и я начинаю чувствовать спокойствие и безмятежность. Тревога отступает. Я знаю, что ей можно доверять.
Это Смерть. Да, я понимаю это – я просто чувствую, что дальше никаких комнат, никаких фигур, ничего. Она обмахивает меня своим платком, и я падаю в бесконечность, мое сознание рассеивается, мысли уходят в небытие, а я теряюсь в нескончаемой мировой энергии. Передо мной сливается в одно свет и мрак, звезды гаснут, и на их место приходят серебряные нити, обжигающие то, что от меня осталось. Последняя моя сознательная мысль – «Спасибо».

Девять.
Этот дом – склеп человеческих идей и мотиваций. Он никогда не исчезнет, его никогда не снесут. Он будет вечен, и хозяйкой его навсегда останется девушка с косой.

Десять.
Есть дом.