Сюрприз

После репетиции всех отпустили. Это уж последняя перед завтрашним днем. И вообще – последняя. Клавсергевна так сказала и грустно на нас посмотрела. Больше уж не петь ей с нами, отбивая такт загорелой рукой: «До свиданья детский сад, все ребята говорят…». Завтра мы одни петь будем. Только это все зря потому, что тетя Шура, нянечка наша… Ой, вон она на веранде, столы к обеду накрывает, тарелками сердито гремит. Это она на нас злится. Мы ее тайну узнали: тетя Шура наши портфели себе взяла и прячет их в кладовке!

Дело было так. Утром после завтрака Клавсергевна велела всем идти гулять, а меня в группу послала – за новым мячиком. Летом мы всегда на веранде живем, в группу не ходим, только если взять что-нибудь.
Ну вот, пошла я. В группе без нас пусто и прибрано. Игрушки по углам сидят, им нельзя к нам на улицу. Посуда кукольная на полочке расставлена, кубики с картинками. Я бы тут поиграла напоследок, да нельзя, Клавсергевна ждет.

Взяла мячик и пошла вниз. Смотрю, под лестницей, в кладовке, где тетя Шура ведра и веники держит, дверь приоткрыта. Я заглянула просто так, а там… целая гора портфелей! Желтые с блестящим замочком и красной пятеркой сбоку. Это ж куда тете Шуре столько! И где она их взяла, интересно? Вышла я на двор, а за воротами возле садика грузовик мотором фырчит. Дядька в кепке из кузова коробки достает, а тетя Шура рядом суетится, открывает их, пересчитывает что-то внутри.

Я за кирпичный столбик у ворот стала, гляжу, что дальше будет. Дядька все выгрузил и нянечке подмигнул: «Вы уж получше спрячьте». Тетя Шура покивала: «Да уж спрячу», и стала коробки под лестницу носить. Тащит и оглядывается, кабы не увидел кто. Все к себе в кладовку унесла, и дверь заперла на колышек.

Я назад помчалась, мячик отдать. Клавсергевна на меня напустилась: «Где тебя носит?» Я говорю: «Писать ходила» – ну ничего больше не придумалось. Стали все в «Съедобное – несъедобное» играть, а я на лавочку села. Про тетю Шуру думаю: раньше-то она хорошая была, добавки давала, а теперь всё жадничает, ругается, да еще портфели от нас прячет.
Тут ребята, кого из игры выбили, ко мне подсели. Я говорю: «Пошли, покажу кой-чего» и повела их под лестницу. Ребята в кладовку заглянули – ахнули: «Вот это да!». Гляжу, портфелей еще больше стало. И коробочки с карандашами, и книжки с цветными картинками там… – все-все тетя Шура себе захапала!

Никто и не заметил, как она к нам сзади подкралась. Вдруг ка-ак налетит! Кого за шиворот схватила, кому коленкой наподдала – всех на улицу погнала:
– Неслухи вы, – кричит, – бессовестные! Спасу от вас нету! Вот не возьмут вас таких-то у школу, будете знать, как подглядывать. Будете тута сидеть, без портфелев!
Вот так все и было.
Потом Владимир Сергеич со своим баяном пришел – меха растянул призывно, и репетиция началась.

Когда все кончилось, я мимо нашей веранды на малышовый участок пошла, села в пустой беседке, стала слушать, как ветер шуршит по дощатому полу осиновым круглым листом и смотреть, как вышагивают по отросшей траве у забора черные галки. Что теперь делать, думаю? Без портфеля меня в школу не возьмут… как без него учиться? А Шура вредная – так не отдаст. Чего доброго выйдет завтра на празднике перед всеми и скажет: «Кто подглядывал, тому в школу еще рано! Пускай опять в садик ходят»

Сидела я сидела и придумала: надо портфели у Шуры самим украсть и спрятать. Тут Клавсергевна всех обедать кликнула, а потом тихий час наступил. Когда мы проснулись, уже Аннаванна с нами была – флажки из цветной бумаги резала: «Пойдемте, – говорит, – участок к завтрему украшать» Все пошли, а мы с ребятами, кто подглядывал, убежали потихоньку. Я им свой план рассказала.

Сперва мы хотели портфели в туалете спрятать, но потом решили, что лучше их в шкафчики для одежды положить – все равно они пустые стоят. Пока тетя Шура ужин нам собирала, мы скорей из кладовки достали, что она от нас спрятала и в свои шкафчики унесли. Аннаванна ничего не заметила. Некогда ей за нами смотреть: надо желтые листья рисовать, букеты из золотых шаров всюду расставить…

На другой день мы последний раз в садик пришли, все нарядные. У меня платье белое и гольфы новые. Веранда наша разубрана шариками и цветами, а в дальнем уголку сидит тетя Шура и плачет. Аннаванна трясущимися руками белый халат наизнанку напяливает:
– Я говорит, – к заведующей сейчас пойду. Это же чепе! Вы, – говорит, – нам мероприятие сорвали!
– Да я что, – всхлипывает Шура, – мне как Клавсергевна велела… а я человек маленький. Я тута тридцать лет горшки выношу, а вы на мене думаете! Да рази я когда что узяла?» – Тут она нас заметила и говорит: «Вон они – гаврики энти! С них спросить бы надо».
Аннаванна нахмурилась и нас к себе поманила:
– А ну, сознавайтесь, – говорит, – кто в Шурину кладовку лазил и портфели взял?
Шура на нас смотрит, глаза у ней красные, мокрые и щеки нарёваны. И так жалко ее стало.
– Ладно – говорю, – только мы портфели назад не отдалим, а то нас без них в школу не пустят. И все Аннаванне рассказала. Она сперва смеялась, а после говорит:
– Такие большие дети, а глупые! Да зачем же Шуре ваши портфели? Она уж давно выучилась!
Тетя Шура слёзы отерла и тоже разулыбалась, сгребла нас в охапку большими добрыми руками: «Ах вы гаврики мои, – бормочет. – Ведь сюрприз вам хотели сделать… А вы что?»
Сюрпри-из? Мне стыдно сделалось: зачем я про нее плохо думала? Хотелось повиниться, только я не знала как.

Утренник уже на носу. Гости, взволнованно переговариваясь, рассаживались на скамейках, составленных рядами на участке. Пришла Клавсергевна, завитая, торжественная и сразу стала проверять, как мы помним свои стихи. Владимир Сергеич пробовал за стенкой баян, наигрывая что-то знакомое, щемящее.

Портфели у нас все же забрали, но потом раздали опять – вкусно пахнущие новой кожей и изрядно потяжелевшие. Не утерпев, я щелкнула замочком и заглянула внутрь. Там лежал букварь, три зеленых тетрадки, альбом для рисования, пачка цветных карандашей и чинилка.
Еще всем нам дали лохматые букеты из сентябринок и розовых астр. Стебли их были обернуты толстой скрипучей бумагой.
– Цветы, – звенящим голосом сказала Клавсергевна, – в конце праздника можете подарить кому хотите, – и со значением посмотрела на нас.
Я оглядела свой букет. Он был хорош и горьковато пах осенью. Я сразу решила, что отдам его тете Шуре.