Отрывок из романа Медвежья нора. Владычица Аксума

       Свирепое летнее солнце уже усмирило свои лучи, когда был закончен вечерний ритуал в честь Верховного Бога в храме Йехи. Весь Аксум, от просторов на морских берегах до долины реки Таабы готовился отходить ко сну.
      В стране, где все мужчины только и делают, что пасут скот, обычно ложатся рано. Таков порядок, который установлен был ещё с тех времён, когда несравненная Македа Саба прибыла на эти земли и дала этой земле первого царя Менелика. Много воды утекло с тех пор, и на обломках разрушенного древнего царства Даамонт теперь появился Аксум, где правила мать всех царей и царица всех земель прекрасноликая Кимат. И стоит ей сказать спасибо: народ Саба счастлив и благоденствует. Золота в стране много, драгоценных камней столько, что можно ими вымостить дорогу до Та-Кемет, этих высокомерных египтян, как они себя называют. Хвала Богам, тот, кто имеет в Аксуме с десяток коз и пару мулов, прожить всегда можно! – С этими мыслями старший пастух королевского стада развернулся в сторону храма и благочинно поклонился статуе Верховного Бога, после чего пошёл в свою хижину. Молоденькая жена уже ждала его с ужином, глаза её возбуждённо блестели: шёл третий месяц их брака – «Поцелуй весны», за этот период она должна понести и родить ему сына.
       В этой благословенной тиши весь Аксум медленно погружался в дрёму, и лишь только трое продолжали бодрствовать. Гану стоял перед великим шаманом, смиренно сложив руки. Крепкий и коренастый, он был лучшим воином во всём царстве, и не одна девушка, пробегая мимо него с кувшином воды, бросала в его сторону вожделенный взгляд. Но тот презирал женщин. Всех, кроме одной. Жену своего брата, Рина, царицу Кимат, он боготворил, как не боготворил даже собственную мать, Мельхе, заставшую ещё эпоху Великого Даамонта, ставшего теперь легендой. Бывшая царица бывшего рая, как называли её почтительно аксумцы, она прославилась своей мудростью. Видя, как Гану, двоюродный брат мужа правительницы всех земель, изнывает по этой миниатюрной красавице с властным лицом и глазами, подобными драгоценным черным алмазам, Мельхе качала головой и сокрушённо вздыхала.
     «Ох, не к добру всё это!» - говорила она, и регулярно заказывала жертвенного барана богине любви, чтобы та отвела беду от её сына. На свете полно женщин, готовых родить ему детей, но тот почему - то предпочитал страдать от любви к замужней женщине, да ещё и царице.
      И теперь Гану стоял перед шаманом, как пятилетний ребёнок, просящий игрушку, и ждал его решения. Шаман, точно отойдя от сна, поднял на него свои мутные глаза: чтобы услышать волю богов, он жевал листья кахумы.
- Так ты говоришь, воин, что муж матери всех царей и царицы всех цариц, высокочтимый Рин – нагаш хочет упразднить верховное жречество? А почему тебя это так беспокоит, смертник?
     Голос Гану стал хриплым от волнения, но он был не из тех, кто склонялся перед властью или боялся чего-либо.
- Да простит меня Великий шаман, но даже ребёнку ясно, что если жрецам сейчас укоротить руки и сократить службу Верховному Богу, то народ станет меньше жертвовать им скот и еду, а это вызовет их сильное недовольство, потому что тогда они не смогут прокормиться. Это же прямое урезание их дохода!
- Допустим! И что дальше?
- А дальше, если жрецы привлекут на свою сторону армию, что вполне возможно, то будет переворот и смута. Воины высоко чтят свою царицу, но не любят её мужа!
Шаман невесело усмехнулся.
- Перевороты были, есть и будут во вселенной! Без них время бы застыло на повороте Таабы!
Гану хохотнул в ответ на иронию.
- Великий шаман изволит шутить?
- Нисколько! Аксуму уже давно нужна хорошая буря с ливнем! Чтобы очистить его от лишней грязи! – произнеся это, шаман выразительно посмотрел на Гану, зная, что тот поймёт его.
- Значит, мой брат, Рин – нагаш, с благословения богов, должен начать это дело? – глаза смертника заблестели.
- Разумеется, как мы можем помешать Великому нагашу заниматься реформами? Мы всего лишь ничтожный прах у его ног! Пусть жрецы сами разбираются с ним! – произнеся это, шаман щёлкнул пальцами, вызывая служанку, - Принеси мне и гостю ужин! Пора подкрепиться.
Та, низко склонившись в поклоне, умчалась выполнять поручение.
- Как она тебе? – спросил шаман.
Гану, чтобы не оскорбить хозяина, одобрительно кивнул.
- Красивая девка! Бедра, что надо!
- Нравится? Тогда бери её на ночь! Все равно, пока идут пески, тебе будет нечем заняться, вот и разгони свою кровь!
Гану хотел было ответить, но тот жестом руки остановил смертника.
- Знаю! Знаю, что ты влюблён, но мужчина есть мужчина! У него не должна застаиваться его живая сила, иначе потом будут рождаться хилые дети! А тебе, смертник, следовало бы поучиться сдерживать свои чувства: уже весь Аксум судачит о твоей, якобы братской любви к Кимат! Но ты не беспокойся, наш драгоценный Рин – нагаш уже встал одной ногой на зыбучий песок. Ещё немного,  - и он утонет в нём! Жрецы не допустят оскорбления Верховного Бога и скорее удавятся от жадности, чем позволят себе стать чуточку беднее! Так что благие намерения твоего братца об освобождении Аксумцев от части налогов закончатся тем же, что и в Та-Кемете: один их фараон когда-то пытался урезонить служителей Амона, и очень плохо кончил! Амону же, там служат, и по сей день!
- Та-Кемет далеко! А мне здесь ещё жить долго! – Гану усмехнулся, - Недаром меня называют смертником!
      Смертники в Аксуме пользовались почётом и славой ещё большей, чем жрецы. Ибо, тот, кто, играя со смертью, шёл в первых рядах войска, ведя его за собой, был любимцем Богов. А Гану был прозван в народе «неуязвимым», смерть его боялась и не трогала. И сейчас, сидя в доме Великого шамана на почётном месте, Гану прекрасно понимал: они нужны друг другу! Если в Аксуме вспыхнет война, то сначала виноватым будет его братец, царицу Кимат это не затронет, затем во всех грехах обвинят жрецов! И тогда власть перейдёт к шаманам, истинным и древнейшим владыкам этих земель, а Гану, как потомок древнейшего рода шаманов, станет правителем, только и всего!
      Когда-то в Даамонте правили его предки: они были царями и шаманами, но рано или поздно любой род теряет своё влияние. Власть поделили последние династии царей вместе со жрецами, а бывшие повелители вселенной остались не у дел. Восстановить сияние славы Великих Саба – вот его задача!
     Гану и шаман сидели на циновках и неторопливо пили козье молоко. Служанка раскладывала на подносе белый сыр, фрукты и орехи – лучшую пищу для мужчин. Глядя на упругую попку девушки и её небольшие, высокоподнятые груди с тёмными сосками, смертник понял, что ужин будет длиться недолго. Конечно, любовь любовью, но нельзя же гостю осрамить хозяина и пренебречь таким подарком. И он не осрамился. Девчонка оказалась свеженькая, горячая и орала под ним, точно молодая ослица. Шаман, возраст которого уже достиг мудрости, удовлетворённо вслушивался в эти вопли, раздававшиеся в соседней пристройке из глины.Он был доволен, потому что знал: будущий правитель Аксума запомнит надолго эту ночь.
      Когда прошло ровно полгода, шаман убедился, что был прав! Он «поставил на самого резвого верблюда»! Произошло всё так, как и планировалось. А главное – чужими руками. Этот рвущийся к власти, а точнее в койку к царице Кимат, ублюдок сделал всё просто блестяще! Смертника обожали в армии, его боготворили все жёны главных полководцев, и на него работала целая сеть шпионов и провокаторов. А потому, справедливый и добрый к народу, Рин – нагаш, вместо благодарности простых земледельцев и пастухов, получил большую дулю! Это был тот случай, когда доброта наказуема.
     Вместо того, чтобы благословлять его за отмену части налогов, земледельцы проклинали его имя: солдаты с благословения верховного жречества топтали и сжигали их пастбища и поля! Половина Аксумцев стала безземельными, и озверевшие от горя, потому что нечем было кормить их семьи, они околачивались возле дворца и колошматили палками в двери ворот. Дворцовая стража пыталась их отгонять, но безуспешно. Дело запахло бунтом. И тут нужна была сильная рука. Рука, которая бы, усмирив это орущее быдло, навела порядок и накормила всех, казнив при этом парочку-тройку мерзавцев, чтоб другим неповадно было. Для этого и пригодился смертник Гану, Гану – бастард. Кто бы ещё с этим справился?
     В ночь на полнолуние он вместе с преданными ему воинами ворвался к своему брату в комнату. В последние дни, Великий нагаш не выходил из дворца, зная, чем это для него может кончиться. Царица всех цариц в это время находилась рядом с матерью Гану, Мельхе, приходившейся ей тёткой. Хитроумная владычица бывшего рая сказалась больной, чтобы любимая племянница навестила её. Волоокая Кимат, обладающая добрым сердцем, сразу же отправилась в старую часть дворца, где их обеих и заперли, под присмотром стражи.
     Понимая, что может грозить Рин - нагашу, мать всех царей держалась с достоинством, хотя слёзы, то и дело готовы были вырваться наружу: она нежно любила мужа. Будущая свекровь пыталась всячески её утешить на свой лад.
- О великая, не стоит так огорчаться! Ваш брак длился три года и был бездетен, а это редко бывает угодно Богам. Аксуму нужны наследники, а наш благословенный Рин –нагаш не смог их дать, и это худшее, что может сделать мужчина в его возрасте. Стране нужен правитель, а Вам супруг, который окропит Ваше лоно, и Вы родите нового царя!
     Несмотря на то, что Кимат не выносила тётку, она старалась проявить к ней должное уважение.
- Не стоит торопиться с планами, дорогая тётушка! Бунт ещё можно подавить, мой дядя, фараон Та-Кемет должен скоро привести сюда войска в помошь Рин –нагашу. Он может ещё победить, и тогда, как знать? У нас ещё появятся дети!
      Увы, это была лишь игра: всем известно, что основная политика египтян – ни во что не вмешиваться! Тем более, в дела презренных кушитов, даже если племянница фараона там сидит на троне. К тому же, бедняжка не догадывалась, что все подступы к Аксуму перекрыты, а войска фараона подкуплены и перешли на сторону противника. Мельхе, глядя на красивое лицо царицы горько усмехнулась.
- Милая моя девочка, ты же знаешь: мой сын одержим тобой, и его ничто не остановит! Смирись, как только может смириться женщина с мужской силой!
В ответ глаза Кимат загорелись властным недобрым огнём.
- Простите, тётушка, но пока что я правлю Аксумом! А ваш сын, брат нагаша, заговорщик и бунтарь!
      Услышав эти слова, Мельхе громко расхохоталась.
- Интересно как ты будешь править этой страной без армии, которая целиком на стороне моего сына? Твои подданные бунтуют, потому что у них нет хлеба, а все склады при храмах с запасами пищи теперь тоже в руках моего сына! Твой муж даже не успеет призвать имя Верховного Бога, когда его схватят и выдадут оголодавшему сброду на поругание! Смирись, мать всех царей!
      В этот момент за дверями раздался шум и бряцание оружия. Вбежавшая служанка успела лишь доложить: «О, царица цариц, владычица вселенной! Смертник идёт сюда со своими воинами!»
     Вошедшая толпа вооружённых солдат, увидев двух цариц, затихла. В почтении преклонив головы, они опустили оружие и расступились. В комнату вошёл смертник. Леопардовый плащ на его плечах был забрызган свежей кровью, но его это не смутило: кто сильнее, тот и прав, эту пословицу аксумцы всегда любили повторять на судищах. Глядя правительнице в лицо, он преклонил колени и опустил голову.
- О, моя бесценная госпожа, супруга брата моего! Спешу принести тебе недобрые вести: наш великий Рин-нагаш, спасаясь от народного гнева, пытался бежать, но бунтовщики настигли его и казнили. Я тщетно пытался вытащить из его тела нож и спасти, твой супруг умер у меня на руках и его кровь, пока неотмщенная алеет на мне!
    Услышав эту наглую ложь и осознав происшедшее, двадцати трёхлетняя владычица Аксума лишилась сознания. Очнулась она уже в своей комнате, на постели, после того, как тело её несчастного мужа предали огню. Возле неё сидела незнакомая девица и, не мигая смотрела на неё.
- Ты кто? – спросила Кимат.
- Как хорошо, что Вы пришли в себя, госпожа моя! Я Ваша новая служанка, раньше я служила Великому шаману, и поверьте, он был мной очень доволен! И Вы будете довольны!
- Пошла вон! – Кимат гневно сверкнула глазами, - Только я имею право выбирать себе слуг, и никто другой! Где моя любимая Аматсе? Пусть она придёт сюда!
- Простите, госпожа, но властитель Гану отпустил её в село, к родителям! И всех Ваших остальных слуг тоже! Кто же будет Вам прислуживать?
      Властитель! Этот выскочка уже называл себя царским титулом, хорошо, что ещё не царём! И распоряжался во дворце точно хозяин. От гнева у Кимат руки сжались в кулаки, но служанку это даже не испугало. Хорошенькая и наглая девчонка держалась как хозяйка. И это был дурной знак. Она наверняка уже побывала в постели смертника, а сейчас приставлена к ней как охрана. Царица Кимат поняла, что она стала заложницей в собственном дворце и трон под ней зашатался.
       В глубине коридора за дверью вдруг раздался голос: «Никого не впускать, пока я не разрешу!», после чего, в комнату вошёл его обладатель. Кимат полусидела на своём ложе неподвижно, глаза её смотрели в одну точку, а губы шептали молитву покровительнице Йехи, защищающей всех вдов и сирот.
      Гану смертник властным движением руки приказал девчонке убираться. Та, опустив глаза, прошмыгнула как мышь к выходу. Однако любопытство оказалось сильнее её, и она, обогнув комнату, зашла с другой стороны и прильнула к стене. Сначала было почти не слышно, но затем обстановка стала явно накаляться и голоса стали звучать всё громче и громче.
- …Госпожа моя, я прекрасно понимаю ваше горе и скорблю вместе с Вами, но поймите: пока Вы ещё правите Аксумом. А народ, зная, что нет наследников, может увидеть в этом кару Богов, и тогда снова назреет бунт! А если сейчас усыпить его бдительность, то в последующих неурожаях обвинят не Вас, а жрецов! И тогда мы убиваем двух баранов одновременно: наш с вами древнейший род станет снова единственным правителем Аксума. Жречество будет упразднено, и им придётся довольствоваться лишь крохами власти. Власти, которая будет принадлежать нам с Вами, нам двоим! Нам и нашим детям!
- Никогда! – голос Кимат звучат с ожесточённой яростью, - Никогда я не стану женой убийцы моего мужа!
- Вашего мужа зарезал бунтовщик!
- Ложь! Я не верю тебе, смертник!
Гану подошёл к ней вплотную и посмотрел в глаза.
- Значит покойник Вам дороже, чем благополучие всего царства? Смотрите, как бы не пришлось потерять и его! И учтите, я пока смиренно прошу Вас, но мне очень быстро может надоесть это занятие, я не из тех, кто долго упрашивает!
       Кимат, в ярости забыв, что она только проснулась, вскочила со своего ложа. И с ужасом обнаружила, что на ней ничего нет, кроме прозрачного одеяния для отхода ко сну. Сквозь пурпурно-алую ткань просвечивало её тело. Она хотела закрыться леопардовой шкурой, но было поздно. Смертник как заворожённый смотрел на неё. Зрачки его глаз расширились, точно в безумии, и он одним прыжком приблизился к святая святых – царскому ложу!
     Жадно схватив её тело руками, он зашептал ей на ухо: «Ну?! Ну, я же знаю, я всегда чувствовал, что ты любишь меня! Меня, а не своего милого братца и супруга!». Та пыталась было вырваться, но тщетно. Лёгкая ткань платья треснула со всех сторон. Его руки обладали такой бычьей силой, что у Кимат сдавило грудь. Она не могла дышать.
- Жениться на родных сёстрах, это всегда не к добру! – продолжал смертник, - Недаром боги Вас покарали бездетностью! Ничего, я волью свежую кровь в царскую династию!
- Пусти! Пусти меня, проклятый ублюдок! – прокричав это, царица поняла, что этого он ей не простит никогда. Все знали, что он был незаконнорожденным: царица Мельхе родила его до брака от простолюдина, выбившегося в царские фавориты. Кровь ударила Гану в голову, потеряв над собой контроль, он уже не осознавал, что делает.
     Служанка, прильнувшая к стене, услыхала сначала возню и женские стоны, затем рычание, потом тишину, которая вскоре прервалась истошными криками и мольбами о помощи. Но помощи было ждать неоткуда, уж она-то знала: во дворце были только люди смертника, остальных всех перерезали. На какой-то момент чувство ревности охватило её, но потом погасло. Сама Зомат, так её звали, была бесконечно предана только одному человеку: тому, кто заварил всю эту кашу - великому шаману. А он в это время спокойно ел баранину, запивая холодным пивом, потому что его месть царице Кимат свершилась: она получила по заслугам за то, что отвергла его любовь.
     Спустя девять месяцев, мать всех царей родила наследника. К власти вновь пришёл древний род шаманов и их функции со временем объединились: теперь правитель Аксума, Гану – нагаш нагашия, царь царей стал ещё и верховным жрецом.
      Говорили знающие люди, что поначалу царица ненавидела мужа. Потом их отношения резко переменились. Правда, эту заслугу приписывали колдуну Вуду, тайно совершившего по просьбе правителя любовный приворот, но это были всего лишь домыслы. По крайней мере, в течение десяти лет жители царства могли теперь не беспокоиться: бывший бастард, именуемый смертником, железной рукой навёл везде порядок. Все были сыты, у многих семей, даже бедняков, появились верблюды. И мало кого волновало, что за любое неповиновение теперь грозит смертная казнь. Не стоит дразнить бешеного слона, и тогда ты можешь спать спокойно. Так гласила древняя аксумская пословица.
      Ранним утром фараон священных земель Та-кемет, сын солнца и Бог на земле, после молитв сделав должные упражнения для крепости тела и совершив омовение, принимал за завтраком посла страны Куш. Правда, бедняги с опалёнными лицами именовали себя аксумцами, но сути дела это не меняло. Египтянам нужно было их золото, а золота у них было много. А для этого благословенному Та-Кемет нужны были хорошие отношения с этой страной, где вот уже двадцать лет правил ублюдок полуцарской крови. Важно было то, что племянница сына солнца царица Кимат, восседающая на троне кушитов, хвала Амону, была здорова, и воспитывала шестерых сыновей. Поговаривали, что царь царей, как он приказывал себя называть, полностью взял власть в свои руки, а его супруга отошла от дел, но фараон не верил сплетням. Он всегда проверял информацию, а опытные шпионы ему регулярно доносили, что бывший смертник, которого называли раньше бешеным, возле жены превращается в покорного мула и ничего не делает без её разрешения.
     Отведав мясо дикой утки с финиками, сын Амона милостиво разрешил распростёршемуся ниц и опустившему лицо в пол послу подняться и стоять перед владыкой мира. Такой чести удостаивались немногие.
- Говори! – коротко приказал он кушиту. Фиолетовое лицо посла не выражало ничего, кроме ослинного упрямства. Бог их знает, этих «обожжённых солнцем», что у них на уме. Правильно греки их так назвали, физиономии такие, точно они поджаривались на вертеле, как дичь. Самое смешное, что они, усиленно отдавая дань моде, пытаются во всём подражать Та-Кемету, даже костюмы и украшения делают в их стиле, но куда этим примитивным варварам до египетской изысканности!
    Посол почтительно склонил голову и глухим бесстрастным голосом заговорил на акадском языке, согласно дипломатическому этикету. Он просил владыку мира о разрешении для аксумских торговых караванов на свободное прохождение египетской таможни, взамен предлагая египетским ткачам право на монополию по изготовлению и продаже льняных тканей. Интересная политика: монополия на ткани –дело, конечно, хорошее, но Гану – нагаш был хитёр, и не из тех, кто за глиняный черепок отдаст золотую монету. Правда, в этом была видна и рука дорогой племянницы, умная женщина – истинная египтянка, хоть и наполовину!
    Известно всему миру, что фараон Та-Кемет никогда бы не отдал чистокровную египетскую принцессу в жёны иностранцу, даже царю! А поскольку по материнской линии в Кимат текла кровь Саба, её и отдали в жёны Рин-нагашу, её единокровному брату, сидевшему на троне. Правда, очень недолго. Впрочем, фараону было всё равно, с кем эта красавица делит ложе, ему нужно золото! Золото, а не жалкая монополия на ткани! Пусть эти поджаренные торгуются с греками, те мастера на уловки, а Великий Та-Кемет не будет торговаться ни с кем! Такова воля Амона!
    В этот момент за занавеской раздалось знакомое шуршание. Прибыл шпион, лучший из лучших. На висящем ковре, там, где на месте глаза Гора обычно сияла дыра, появился горящий красный уголёк, иначе его нельзя было назвать: так смотреть мог только он, живая тень, способная проникнуть куда угодно и выведать что угодно, по прозвищу Кобра. Так его прозвали за гипнотизирующий взгляд и шелестящий голос.
    Фараон щёлкнул пальцами, и главный полководец, прервав речь посла, дал ему знак, чтобы тот подождал. Войдя к фараону, Кобра собрался было пасть ниц, но сын Амона в нетерпении топнул ногой.
- Говори! – он был весьма немногословен.
     Кобра подошёл к владыке вселенной и что-то долго стал шептать ему на ухо, отчего тот побагровел, и глаза его налились кровью.
- Если всё так, как ты говоришь, то повтори это вслух, чтобы меня потом не называли недипломатичным!
     И тогда Кобра произнёс то, отчего история кушитско-египетских отношений пошла совсем по другому пути. Отныне земля Та-Кемет и царство Аксума стали кровными врагами.
- О Великий сын Амона, вечно живого Бога, покоритель всего сущего и владыка вселенной, живущий вечно вековечно и живой Бог на земле!
- Перестань осыпать меня моими титулами, точно я уже умер! – прервал его фараон, - Говори по существу!
    Кобра, перехватив дыхание, ещё раз поклонился и продолжил:
- Твоя царственная племянница, правившая в земле кушитов двадцать три года, скоропостижно скончалась в следствии удушения! Она была убита своим мужем царём царей в припадке безумной ревности неделю назад! Старший её сын, властитель Ахир, проведя расследование, нашёл виновную. Ею оказалась бывшая фаворитка царя и жена великого шамана Зомат, опоившая властителя кушей колдовским зельем.
- Привезти мерзавку в Та-Кемет! Я лично ею займусь! – медленно произнёс сын Амона, на что Кобра, снова почтительно склонившись, добавил: «Не стоит беспокоиться, о Величайший! Её уже казнили, отдав на съедение львам!».
- Значит теперь там на троне старший сын Кимат?
- Увы, мой властитель, Ахир был вынужден бежать из-за бунта разбушевавшейся черни, его пятерых братьев убили, а сам он вынужден был просить убежища у правителя Набатеи. На троне кушитов сейчас сын Великого шамана.
- Ну что же! - фараон спокойно омыл руки и вытер руки платком из тончайшего белого хлопка после съеденной утки, - Придётся навести у кушитов порядок! Смерть племянницы и её детей я прощать не намерен! Стране Куш мы объявляем войну, а этого… - и он указал взглядом на посла, - Этого казнить немедленно!