Боже сохрани

Алина хотела было закрыть дверь маршрутки, но увидела приближающуюся кампанию молодых людей с детьми.
- Вы едете? – спросила она.
- Боже сохрани, - ответил молодой папаша.
Одна из пассажирок завозмущалась:
- Ну и ну, так сказать.
Алина промолчала, думая про себя, что, может быть,  и в самом деле «боже сохрани» оказаться в кампании пожилых людей, отъезжающих на пляж, до которого рукой подать, но берег крутой у Ливадийского дворца, уровень над морем сто тридцать пять метров, по прямой – пятьсот метров, а вот по извилистой дороге, предназначенных для легкоувушек, намного больше.
Пляж был хороший, мелкая галька, и берег пологий. Знали цари, где отдыхать осенью, когда в Крыму спадала жара, а в столице начали лить дожди, небо хмуриться, солнце совсем переставало появляться на небосводе, порой сплошь затянутого тучами. 
А здесь – роскошные кипарисы, так привлекавшие Алину в ее далеком детстве, когда она рассматривала картинки в книжке и гадала: что это за диковинные деревья, похожие на елки, только очень высокие и тонкие.
Кипарисы она увидела и на фотографии мужа, когда разбирала его архив. Он был сфотографирован на балконе, чуть опершись на перила и улыбаясь смотрел прямо в объектив, а на небольшом отдалении от него – «выстроился» ряд кипарисов, как пирамид.
Похожий балкон был и у нее в номере, правда перила были не прямые, а «выгнутые», овальной формы. А стены балкона, сделанного под лоджию, были покрашены краской неопределенного цвета: серого с оттенком бронзы и блестящими вкраплениями. Одним словом, почти как на черно-белой фотографии. Солнце в комнате появлялось ненадолго. Его проникновению мешали те же самые кипарисы и еще разные деревья, названия которых она не знала. Хотя, нет. Одно дерево было ей знакомо. Это был лавр. Туристы, толпами бродившие по аллеям Ливадийского дворца диву давались. То и дело она слышала их возгласы:
- Поглядите, это же лаврушка.
А утром, в часов шесть, когда она гуляла по парку, увидела двух женщин, рвавших этот самый лавр как березовые ветки для банных веников.
До чего был красив утренний парк. Между ветвями вековых деревьев проглядывало утреннее солнце. Ей так захотелось сфотографировать утреннее солнце, но она понимала, что это невозможно. Но все-таки достала телефон. Что это? На экране она увидела цветок, а рядом  с ним портрет мужа. То была кладбищенская фотография. Она сделала кадр, убрала телефон в сумочку, но потом, поддавшись красотам утреннего парка, опять взяла его в руки. И снова могила мужа.
На память пришли слова: «Сохрани и помилуй, господи».

Репродукция Брегель.