Фонология праславянского языка - подход к вопросу

Предисловие

Интуитивно ясно, что артикуляционные возможности человека развивались постепенно, каковой процесс можно сравнить с развитием речи у младенцев. Поэтому основой для последующих суждений будем считать следующую аксиому: фонетика древних языков развивалась от множества невнятно артикулированных звуков к ограниченным наборам более-менее стандартизованных звуков. В результате этой эволюции плохо артикулируемые древние звуки превращались каждый в разные комбинации более чётко артикулируемых звуков, приближённо отображающие исходный звук. Можно сказать по-умному, что с течением времени происходила дивергенция способов произношения древних звуков.

Нынешнее состояние лингвистики с весьма развитой теорией индоевропейского праязыка не опровергает этой аксиомы. В качестве первого примера возьмём слова со значением "четыре" с индоевропейской реконструкцией *kwetware, по С. Старостину. Если выписать эти слова для известных языков индоевропейской семьи, то мы увидим, что гипотетическое праиндоевропейское сочетание *[kwe] эволюционировало в языках индоевропейской семьи во множество разнообразных сочетаний: [kwe], [ke], [ka], [pe], [fe], [fi], [te], [чa], [чe], [ш] или [tsi]. В этом примере хорошо видна естественная дивергенция вариантов произношения первого звука индоевропейской реконструкции слова со значением "четыре".

Теперь для примера, возьмём слова со значением "пять" с индоевропейской реконструкцией *penkwe, по С.А. Старостину. Индоевропейская теория говорит, что праиндоевропейское сочетание *[en] в середине основы эволюционировало в языках индоевропейской семьи во множество разнообразных сочетаний, как содержащих носовые согласные, так и не содержащие их. В одном только древневерхненемецком зарегистрировано три фонетических варианта слова со значением "пять": fimf, finf, funf. То есть опять имела место естественная дивергенция вариантов произношения: одно-единственное *[en] в слове праиндоевропейского языка превратилось в три разных сочетания в словах древневерхненемецкого языка с тем же значением "пять".

А что нам говорит теория праславянского языка? В праславянском языке, согласно существующей теории, происходили, среди прочих, такие процессы. Во-первых, прошла палатализация, под которой, в частности, понимают трансформацию [ke] в [чe] и [te] – тоже в [чe]. Во-вторых, якобы из-за включения "закона открытого слога", в праславянском из сочетаний "гласный + носовой согласный" образовались носовые гласные, в которых индоевропейские [n] и [m] превратились в гнусавые призвуки. Обнаруживаются странности:
- индоевропейские примеры со значением "четыре" показали нам, что в индоевропейских языках в процессе их развития из праиндоевропейского состояния сочетания [ke], [чe] и [te] получились в результате дивергенции звучания какого-то одного звука, а в праславянском пошёл обратный процесс: различные сочетания праязыка *[ke] и *[te] превратились в одно [че];
- индоевропейские примеры со значением "пять" показали нам, что в индоевропейских языках в процессе их развития из праиндоевропейского состояния сочетания [in], [im], [un] получились из одного-единственного *[en] (см. рис. 1), а в праславянском пошёл обратный процесс: разнообразные сочетания "гласный + носовой согласный" в закрытых слогах превратились в два носовых гласных, [o,] и [e,].

Чтобы не подозревать праславян в инопланетном речевом аппарате, следовало бы допустить иное направление эволюции звуков праславянского языка:
- естественно предположить, что в праславянском языке, как и в индоевропейских, средненёбные нечётко артикулируемые палатальные (средненёбные) звуки эволюционировали к разным более устойчивым аппроксимациям, т.е. исходный средненёбный [ч] породил передне- и заднеязычные варианты [чj], [kj], [tj] (ср. с вариантами письменного отображения древнего средненёбного [ч] в древнерусском обороте со значением "русские князья" в одном и том же тексте: "князие рускии" и "князие рустии");
- естественно предположить, что в праславянском языке, как и в индоевропейских, нечётко артикулируемые носовые гласные эволюционировали к разным более устойчивым аппроксимациям типа "обычный гласный", "гласный + носовой согласный", а также к сочетаниям [u] и [ja] в некоторых славянских языках (см. рис. 2).

Эти "естественные предположения" заставляют нас более внимательно присмотреться и к другим элементам официально принятой фонологии праславянского языка.

Критика существующих взглядов на фонологию праславянского языка

Монофтонгизация дифтонгов
Считается, что дифтонги (сочетания из двух гласных или из гласного и полугласного звука), доставшиеся в наследство праславянскому языку, противоречили закону восходящей звучности и потому подлежали монофтонгизации – преобразованию в одиночные гласные. Это преобразование привело к конвергенции праиндоевропейских дифтонгов ai и oi в середине слова перед согласным в один-единственный старославянский звук Е (выражаемый при письме буквой "ять") - закрытый звук переднего ряда, промежуточный между [i] и [e], типа выражаемого греч. буквой "ита" (др.-греч. "эта").
Например, звуку Е в старославянском слове мЕна "мена" соответствует ai в литовском mainas "мена", в старославянском слове бЕсъ ему соответствует ai в лит. baisus. Здесь подразумевается, что более древняя форма [ai] сохранилась в литовских словах, но славянами трансформировалась в [Е].

Далее, звуку Е в старославянском слове цЕна "цена" соответствуют:
- ai в лит. kaina "цена",
- oe в лат. poena "наказание",
- oi в др.-греч. poine "пеня".
Здесь подразумевается, что в праславянском языке в [Е] могли трансформироваться и другие праиндоевропейские формы, мы снова сталкиваемся с допущением конвергенции разных звукосочетаний в праславянском языке. Конвергенция способов произношения приписывается и санскриту. Считается, что в санскрите краткий дифтонг au восходил к нескольким праиндоевропейским сочетаниям *eu, *au, *ou, а краткий ai – к нескольким праиндоевропейским сочетаниям *ei, *ai, *oi; в то же время долгие дифтонги au и ai сохранили своё качество.

Видимо, следует ожидать, что, наоборот, нечётко артикулируемый краткий гласный в дифтонге праязыка перед *u приводил к различным аппроксимациям *eu, *au, *ou в языках-потомках, включая санскрит. Аналогично, нечётко артикулируемый краткий гласный в дифтонге праязыка перед *i приводил к различным аппроксимациям *ei, *ai, *oi, с более чёткими начальными краткими гласными (с последующими упрощениями дифтонгов, разными в разных языках).
При более внимательном изучении дифтонгов выясняется, что монофтонги и дифтонги в родственных словах сосуществовали во многих языках. Среди древнегреческих родственных слову цЕна "цена", наряду с poine "пеня", где есть дифтонг перед [n], есть также tino "плачу, каюсь", где дифтонга перед [n] нет.

Это может означать, что специфической праславянской монофтонгизации ai или oi в [Е] не было вообще, а возможно, были чередования "гласный – дифтонг" или "дифтонг – дифтонг" в родственных словах (как в воинъ ~ вина ~ вЕно или др.-греч. poine ~ tino), независимо развивавшиеся в разных языках, и условия таких чередований нуждаются в более внимательном сравнительно-историческом изучении.

Качественная дифференциация долгих и кратких гласных фонем
Считается, что в праславянском языке происходила потеря количественных противопоставлений гласных фонем. При этом теория говорит, в частности, о следующих трансформациях:
- праславянскому [о] (предположительно, краткому вначале) соответствуют *[a], *[o] в других ИЕ языках;
- праславянскому [a] (предположительно, долгому вначале) соответствуют *[a:], *[o:] в других и.-е. языках.
В результате разные краткие индоевропейские фонемы превратились в одну фонему [o], а разные долгие – в одну фонему [a], т. е. количественное противопоставление сменилось качественным.

Однако, и этот результат можно интерпретировать с позиций эволюции звуков от нечётко артикулируемых – к чётко артикулируемым. Тогда следует принять, что в праславянском состоянии языка качественные различия между [o] и [a], не зависимо от их долготы, были нерезкими, например, оба звука были вариантами нечёткого [~a] (так звучит первый гласный в слове вода), в результате чего в одних и.-е. диалектах [~a] > [o], в других – [~a] > [a]. При этой эволюции долгие звуки [~a:] праславянского языка аппроксимируются долгими же [o:] и [a:], краткие [~a] – краткими [o] и [a], что интуитивно соответствует практике речи и придаёт стройность теоретической картине. Нечёткая артикуляция безударных гласных до настоящего времени сохраняется в славянских языках, а количественное противопоставление – постепенно исчезло.
Праславянский гласный ъ опять-таки получается в теории из двух разных и.-е. гласных: из индоевропейского [u] и из [o] в некоторых окончаниях на согласный. Скорее, наоборот, нечёткий краткий звук [~э] трансформировался в разные варианты. Такой претерпевший трансформацию нечёткий звук был в праиранских (ср. авест. mэrэga- с более поздними осет. marg и перс. murg "птица", напр.) и в прагерманских (буква u в диалектах английского как только не произносится).

Долгий и.-е. [e:], на первый взгляд, ведёт себя в и.-е. теории иначе: согласно теории, и.-е. [e:] в праславянском расходится в произношении, как и должно было бы происходить при разных способах аппроксимации древних звуков более чёткими вариантами в более поздних диалектах.
А именно, после твёрдых согласных индоевропейский долгий [e:] преобразовался в праславянский Е: например, ср. лат. videre и ст.-слав. видЕти. После мягких же согласных индоевропейский долгий [e:] преобразовался в славянское сочетание [ja]: так получилось дръжати "держать". Но тогда этому слову в праиндоевропейском языке должна была бы соответствовать какая-то форма с гласным переднего ряда, чтобы получить слав. [ж] из исходного праиндоевропейского [g]. Однако в случае с "держать", а также с "молчать", "кричать" и т.п. исходные и.-е. формы с [e:] вообще неизвестны, а славянские содержат после [ж] как [a] (как в русском держать), так и [e] (в чеш. и в.-луж. словах со значением "держать"). Здесь мы склонны видеть не трансформацию праиндоевропейского [e:] в славянское [ja], а расщепление праславянского [ae] в варианты [a] и [e]}, предполагая изначально палатальный [ж] в праславянском слове-предке *[drэжaeti]. В полном согласии с ранее сформулированным тезисом о древности палатальных согласных (примеры со значением "четыре").

Прочие гласные праславянского и индоевропейского языков в существующей теории соответствуют друг другу взаимно однозначно, с учетом количественных различий в индоевропейском (праслав. ь ~ краткому и.-е. [ i], праслав. и ~ долгому и.-е. [ i], праслав. ы ~ долгому и.-е. [ u]).
Таким образом, единственное расщепление произношения праиндоевропейского гласного, а именно, превращение долгого [e:] в [e] и [ja], видимо, является фантомом существующей индоевропейской теории. Напротив, можно ожидать, что праиндоевропейский невнятный гласный [ae] расщеплялся в ходе эволюции разных языков на [e] и [a] (что мы видим на примере славянских аналогов рус. держать), а долгий праиндоевропейский [e:] соответствует только праславянскому Е (как в лат. videre ~ ст.-слав. видЕти).

Палатализация согласных
Считается, что задненебные согласные [k], [g], [x], смещая место своего образования вперед, по направлению к среднему небу в позиции перед [j], в праславянском языке превратились в мягкие палатализованные согласные; при этом смычные взрывные [k], [g] изменяли способ образования, приобретая фрикативный или смычно-проходной характер. Палатализация зубных фрикативных согласных [s] и [z] также сопровождалось смещением зоны артикуляции по направлению к среднему небу, но уже назад. В результате рефлексы палатализации зубных оказались идентичны результатам палатализации задненебных согласных – развились средненебные аффрикаты или фрикативные звуки.

Опять мы в теории праславянского языка наблюдаем конвергенцию, на этот раз – задненёбных и дентальных/альвеолярных согласных при палатализации. Примеры развития слов со значением "четыре" уже показали нам, что развитие шло в противоположном направлении: от невнятных средненёбных звуков – к передне- или заднеязычным.
Аналогично колебаниям "рускии ~ рустии" при отображении палатального [ч] в слове со значением "русские", наблюдаем колебания аппроксимаций звонкого палатального звука в древнерусских вариантах написания слова со значением "дождь": "Того же лЕта иде дождь безпрестани день и ноцъ... Той же осени наиде дожгь".
Таким образом, у нас нет оснований считать, что в праславянском произошла специфическая палатализация согласных. Уже в древнем состоянии языка были чередования "заднеязычный – палатальный" и "дентальный/альвеолярный – палатальный".

Эволюция носовых гласных
Считается, что сочетания гласных с [n], унаследованные из протославянской эпохи, сохранились в положении перед гласными (пережив распадение на два элемента и перераспределение по слогам), но изменились перед согласными и в конце словоформы: они монофтонгизировались путем ассимилятивного слияния. При этом носовой элемент, ассимилируясь с гласным, сообщал последнему носовой призвук, в результате чего образовались долгие носовые гласные.
Как это понимается конкретно? Дославянские сочетания *on, *om, *en, *em и отчасти *un, *um, *in, *im эволюционировали в [e,] и в [o,]. В языках других групп: балтской, романской, кельтской, германской, индийской и иранской групп, также в армянском, албанском, древнегреческом и тохарских языках – исходные сочетания, как правило, сохранялись (носовые гласные, однако, были и в древнеисландском, и в балтских, и, возможно, в романских языках). Важно отметить, что в [e,] и [o,] превращалось множество разных сочетаний. Что-то похожее, возможно, предполагается во французском языке, где четыре носовые гласные сохраняются до сих пор, а также в балтских языках и древнеисландском.

Теория говорит, что праиндоевропейское сочетание *[en] в слове со значением "пять" эволюционировало в языках индоевропейской семьи во множество разнообразных сочетаний, как содержащих носовые согласные, так и не содержащие их. В одном только древневерхненемецком, как мы уже знаем, зарегистрировано три фонетических варианта слова со значением "пять". То есть имела место естественная дивергенция вариантов произношения.
Рассмотрим ещё один пример – слова со значениями "начинать(ся), молодой, новый" с индоевропейской реконструкцией *kan-, по С. Старостину
В славянских языках выделим ст.-слав. начьа,ти с носовым гласным [a,].
Теория говорит, что и праиндоевропейское сочетание *[an] эволюционировало в несколько разных сочетаний, но в старославянском им соответствует один и тот же носовой гласный [a,]. То есть в праславянском, согласно теории, имела место противоестественная конвергенция способов произношения, в приведённых примерах со значениями "пять" и "начать" – праиндоевропейских сочетаний *[en] и *[an].

Для исключения этой конвергенции нам следует считать, что в праславянском не было никакой назализации гласных. Напротив, из небольшого числа нечётко артикулируемых носовых гласных в процессе эволюции разных языков, включая теперь и славянские, получались многие сочетания звуков, аппроксимирующие произношение исходных носовых гласных (с этой точки зрения, в древневерхненемецком слово со значением "пять" получило целых три варианта аппроксимации носового звука [e,] / [a,]).

Это означает, что предком для большинства индоевропейских слов со значением "пять" была форма с носовым гласным, близкая к праславянской форме *pьa,tь, а для слов со значениями "начинать(ся), молодой, новый" – форма с тем же носовым гласным, близкая к праславянской форме – *чa,ti. Для нахождения более ранних форм, в частности, повлиявших на лат. и арм. формы со значением "пять", необходимо привлечение неиндоевропейских языков: С.А. Старостин, "Индоевропейско-севернокавказские изоглоссы", со ссылкой на Вяч.Вс. Иванова, пишет о форме, полученной из арч. Xik, ак., харб. *Xunk', год., багв. hunk'a "кулак" и др., которую можно связать с принятой им праиндоевропейской формой *kwenkwe "пять пальцев, кулак".
Весьма показательным примером курьёза ныне общепринятой гипотезы эволюции носовых гласных является праславянское *tre,sti, *tre,so, "трясти, трясу", которое считается результатом контаминации ("скрещивания") на основе двух и.-е. форм, *tremo и treso. Эти формы считаются каждая источником своей группы родственных слов:
*tremo – тох. A tram-, tarm- "дрожать (от гнева)", B tremem "трепет"; др.-греч. tremo; лит. trimti; др.-норв. thramma "тяжело идти", др.-сакс. thrimman "прыгать"; лат. tremo "дрожать"; алб. tremp "пугаюсь";
*tres-, *ters- – др.-инд. trasati; авест. tarsta- "страшный", tэrэsaiti "опасения", др.-перс. tarsatiy "опасения"; др.-греч. treo "трепещу", аор. tressai, atrestos "неустрашимый"; лит. tresti "бежать"; лат. terreo "пугать", умбр. tursitu "беги"; ср.-ирл. tarrach "страшный".
Только в древнегреческом и латинском представлены обе близкие фонетически и семантически и.-е. формы. В таких случаях стоит искать общую исходную форму, произношение которой эволюционировало в разных языках по-разному. В древнегреческом и латинском оттенки произношения привели к некоторым отличиям в значениях. Исходная форма опять должна быть близка к праславянской, поскольку из неё одинаково легко получаются как аппроксимация [e,] в виде [em], так и редукция [e,] > [e]. Далее формы различаются только наличием или отсутствием суффикса [s].

Носовой гласный [o,], аналогично, аппроксимировался разными сочетаниями "гласный + носовой согласный"; в большинстве славянских языков произошла редукция до [u]. Эволюция [o,] > [ u] в старославянском и древнерусском проявляется, например, в сосуществовании ст.-слав. форм гноусьнъ и гнo,сьнъ "грязный, порочный"; ц.-слав. o,да "уда" ~ др.-русск. оуда "уда" ~ рус. уда и др.
Эволюция исходных носовых гласных [e,] / [a,] и [o,] (возможно, были и другие) не сводится исключительно к превращению в разные сочетания "гласный + носовой согласный" или к редукции до какого-либо неносового гласного. Есть множество случаев, которые могут быть объяснены предположением об эволюции носовых гласных в сочетания "носовой согласный + гласный", такую эволюцию мы далее будем называть инверсной. Результаты такой эволюции либо остаются незамеченными, либо вызывают затруднение (Фасмер), как в случае одновременного существования в русском языке этимологически связанных форм недро и ядро. Здесь мы имеем [je,] > [nьe] в сербск. њедра, ст.-слав. нЕдра < ст.-слав. je,дра (ср. р. мн. ч.). Сюда же рус. нутро и лат. nutrire "кормить" при ст.-слав. o,троба, польск. wa,troba "печень", где в рус. и лат. исходный носовой гласный [o,] > [nu]. Существование родственного лат. слова не позволяет применить гипотезу Бодуэна де Куртене о переразложении приставки *vъn- с отделением [n] к корню в нутро < *vъn-o,trь "вовнутрь".

Развитие дифтонгических сочетаний с плавными
Плавные согласные – это [r] и [l]. А речь пойдёт о том, что якобы исходные праиндоевропейские сочетания [or], [er], [ol], [el] в славянских языках превратились в [ro], [oro], [ra], [re], [ere], [lo], [olo], [la], [le], [ele].
Однако внимательное изучение истории развития таких сочетаний в языках иранской, германской и романской групп показывает, что в этих языках развитие шло от полногласных сочетаний к неполногласным.
Примеры из древнего языка Авесты показывают, что в этом языке было развито полногласие: gэrэdo "пещера", sarэta- "холодный", mэrэgha- "птица", эrэdva- "прямой", аrэmа- "рука" - которое непоследовательно исчезает в современном осетинском языке: салд "холод, мерзлота", маргъ "птица", арм "рука" – такую форму дифтонгического сочетания с [r] приписывают праславянскому языку, в гaeрaeн "ограда" полногласие сохраняется, а в рaeзт "рост", рaeст "прямой" дифтонгическое сочетание имеет форму, как в русском языке. Отметим, что в авестийских словах заметен гласный с нечёткой артикуляциией [э], которые, видимо, был в словах языка-предка и преобразовывался в словах индоевропейских языков в [э], [o] и [a].
Полногласие alafis есть и в древнем италийском пелигнском языке, но оно исчезает в более позднем латинском аналоге: Albis – как якобы в праславянском.

Неполногласные формы [ar] и [el] в немецком языке развиваются с течением времени из полногласных (древневерхненемецкое barug > нововерхненемецкое Borch; древневерхненемецкое ёlаhо > средневерхненемецкое elch; древневерхненемецкое аrаm > немецкое Arm). Есть примеры с полногласием [ele] ([ili]), более древним, чем соответствующее неполногласие (др .-англ. belene, beleone, д.-в.-н. bilisa, ср.-нж.-н. billen > нем. Bilme).
В случае с называнием лося следует ожидать, что исконное наименование сохранилось бы в языках, носители которых постоянно жили в ареале распространения этого животного. Латины, греки, германцы, таким образом, должны были бы иметь в своих языках наименования лося, содержащие больше искажений, нежели автохтоны ареала обитания лося. То есть праславянской следует считать форму *losь, а не *olsь. Аналогично с *rost, *laba и *ramo.

Проблемы "праславянской метатезе" создавало и слово ласка, см. статью Фасмера "ласка". У слова ласка, по легенде, должна была бы быть праславянская реконструкция *alskъ, однако при этом слово не удавалось сравнить одновременно с др.-исл. elska "любить", теоретически родственным из соображений праславянской метатезы, и родственным лит. loksnus "чувствительный, нежный" (из *lasknus, некстати содержащего праславянскую метатезу). Противоречие, однако разрешается, если принять, что первичной была форма *laskъ, а древнеисландская форма возникла в результате расхождения в процессе её развития: *laskъ > *elaskъ > elska.
Возвращаясь к исходной аксиоме о развитии от нечётко артикулируемых звуков к более чётким и различимым, мы вправе предположить, что исходной праформой слов с дифтонгическими сочетаниями с плавными была близкая к авестийским формам форма, в которой присутствует полногласие с нечётким кратким гласным [э]. Например, форма [gэrэd] – для авестийского gэrэdo, русского город, старославянского град, польского grod, готского gards и т.д.
Формы, начинающиеся на *or, *ol, *er, el (например, др.-исл. elska), возникали в результате протезы гласного перед плавными. Подобное явление имело место в древнетюркских языках, где исконные слова не могли начинаться с R, L, N, S [ш] и Z. Наличие таких форм в старославянском (алдии, алкати) наряду с исконно славянскими (ладии, лакати) вполне согласуется с влиянием тюрков на южных славян, а также на латинов и германцев.

Заключение
Рассмотрев основные положения фонологии праславянского языка, мы пришли к выводу, что принятые ныне представления о фонетических процессах в праславянском языке противоречат аксиоме о развитии фонетики от нечётко артикулируемых звуков к более чётким и различимым. Более точно, эти представления соответствуют реальному развитию с точностью до обращения времени: все фонетические процессы в реальной истории шли в обратном направлении по отношению к теоретически описываемым процессам. Возможно, лингвистический мейнстрим находится под гипнотическим влиянием принимаемой некритично установки на позднее возникновение славян, что привело к переносу весьма древних состояний славянских языков на раннее средневековье. Что, как мы видели, привело к многим нестыковкам.

Чтобы ещё немного склонить чашу весов на сторону точки зрения о древности славянских языков, приведём примеры весьма древней славянской лексики, а именно, названий ряда африканских животных, которые были некогда даны им праславянами, а потом были заимствованы большинством индоевропейских языков. Например, хотя слово жираф явно заимствовано в русский язык из французского, но название этого длинношеего животного, распространившееся по всей Европе, фонетически близко к болгарскому и сербскому жерав, др.-рус. жеравль "журавль", от жерло "горло". То есть жираф, скорее всего, – "горластый", а не произведение неизвестного африканского языка, принесённое в Европу арабами. То есть, принесли-то арабы, но создали, вероятно, предки славян.
Это не единственный пример обращения обычно предполагаемого направления заимствований. Слово "зебра" в древнерусском означало "челюсть", "жабра": зебры имеют очень сильные челюсти. Слово "страус" заимствовано из немецкого, туда попало из греческого. В Древней Греции слово "струс" означало "воробей", а вот страус назывался "мегаструс". Зная реальную пугливость воробьёв и поговорку о страусах, прячущих голову в песок, мы можем предположить, что и воробей, и страус – это "струсившие птицы" (для сравнения в древнерусском кролика называли "трус"). Помимо вернувшихся к нам из-за рубежа названий, в русском языке есть и чисто славянские по происхождению названия: обезьяна (др.-рус. обозианъ из обозъ "образ", то есть обезьяна = образина), слон и верблюд "велеблуждающий" – для сравнения, исландцы называют слона арабским словм fil, а европейские "кэмелы" подозрительно похожи на славянских "комолых" (безрогих): комони-кони и верблюды – это домашние копытные, не имеющие рогов.

Существующие представления о фонологии праславянского языка расходятся и с представлениями о развитии звуковых систем прочих языков. Естественная дивергенция произношения древних звуков, признаваемая для большинства языков, подменяется конвергенцией разных звуков в теории праславянского языка, что не может не вызывать сомнений. Устранение же этого расхождения обнаруживает общность / параллельность фонетических процессов в праславянском языке и в праевропейском состоянии общего древнего языка. Это ведёт к признанию древности праславянского языка, в частности, опровергает теорию его возникновение из балтских языков в конце античности - начале раннего средневековья.

Более детально, с подробным анализом примеров, - в статье "Фонология праславянского языка: подход к вопросу" по ссылке (убрав пробел перед дефисом):
neizvestniy -geniy.ru/cat/literature/stati/1642739.html