Кто не знает дона Педро?

   По мотивам известного анекдота


   Семён Пыпин проснулся от собственного всхрапа. Снилось что-то беспокойное, надоедливое. Накануне вечером они с женой ходили на шоу аниматоров при отеле. Аниматоры были шумные, крикливые, а их выступление бестолковым и тягомотным. Совершенно не по-итальянски. Может, у них с женой устаревшее чувство юмора? После шоу супруги зашли в бар, где Семён дорвался до рома. Ром оказался неразбавленным, что удивительно, и мужчину быстро повело. Он смутно помнил, как умудрился поинтересоваться размером груди у бровастой барменши, и даже пытался назначить ей свидание. При живой-то жене! Стыдно стало мужику… Дон Жуан из него никакой, а уж наутро подавно. Мужчина вздохнул, мысленно пожелал себе удачи и перевернулся на другой бок, готовясь выслушать от жены порцию нотаций и обиженного занудства.

   Вторая половина кровати пустовала. Подушка без вмятин, одеяло ровно и аккуратно сложено пополам. Семён посмотрел на часы: завтрак в отеле ещё не начался. По обыкновению, жена Людмила всегда вставала раньше Семёна. Она любила спускаться к самому началу завтрака, когда народу ещё немного, и еда не вся съедена дорвавшимися до итальянского изобилия туристами. Перед завтраком всегда шла в душ, где утробно вопила «пью ке пой», пытаясь перегундосить Эроса Рамазотти. С такой голосистой женой и никакой будильник не нужен! Примерно на седьмом-восьмом повторе пресловутого припева Семён Пыпин вставал с кровати и подкрадывался к ванной комнате, бесшумно открывал дверь, протискивался внутрь и с истошным воплем хватал Люську за дебелый зад. Женщина испуганно вскрикивала и, шутливо бранясь, выгоняла расшалившегося мужа. Семён гоготал и, довольный, уходил курить на балкон. Этот озорной ритуал прочно укрепился в их итальянском «быту» и, несмотря на вновь и вновь повторяющийся сценарий, нисколько не надоедал супругам.

   Но в этот раз из ванной не доносилось ни звука. Пошла прогуляться? Мужчина, кряхтя, встал с постели и обошёл номер: жены Людмилы нигде не было. Сумочка, что лежит обычно в кресле, тоже отсутствовала. Может, Люська заказывала себе экскурсию на этот день? Вроде нет. Почесав макушку, Семён Пыпин нехотя оделся и спустился к рецепции.

 -  Buongiorno! – раскатисто и белозубо поприветствовал гостя кудреватый менеджер.

 - Бомжур, бомжур! – ответил озадаченный мужчина, нервно ощипываясь.

 - Чем могу помочь? – быстро перешёл на сносный русский менеджер.

 - Вы случайно…э…мою жену не видели? Мы из 216 номера. – Семёну отчего-то было неловко обращаться к портье с таким вопросом.

 - Синьора Пыпина из 216 номера ушла поздно ночью из отеля, – не моргнув глазом, ответил портье.

 - Ушла? Одна? Куда? – вытаращился мужчина.

 - Не одна, синьор, а, между прочим, с доном Педро! – с чрезмерным почтением ответил портье и прицокнул языком.

 - С каким доном? – просипел Семён. Пикантное остроумие итальянцев его забавляло, но в данном случае показалось как минимум некстати. В горле вдруг запершило, глаз мелко задёргался.

 - Э! Синьор! Дон Педро – самый уважаемый и достопочтеннейший из всех синьоров на Сицилии! – с запальчивой гордостью ответил портье, будто этот самый дон Педро имеет к нему непосредственное отношение.

    Семён Пыпин пучил на портье крабьи глаза, силясь понять: разыгрывает ли его плутоватый макаронник или же говорит всерьёз.

 - Где его найти?

 - Дом дона Педро, синьор, вам покажет всякий! Его нельзя перепутать ни с одним особняком на острове, а уж в нашей округе и подавно! Выйдете из отеля, повернёте направо, пройдёте три квартала, повернёте налево, свернёте на улицу имени дона Педро, минуете ещё два квартала, увидите пригорок, обойдёте его с левой стороны, – дом дона Педро перед вами!

 - Хм, заморочил голову. Ладно, найду. Данке! – Семён нахмурился, почесал нижнюю губу и потрусил в сторону выхода.

    Узкие улочки петляли лабиринтами, точно издеваясь над неповоротливыми туристами, торговцы фруктами зазывно горланили, перекрикивая друг друга, под ноги то и дело попадались бродячие кошки, солнце по-южному ядрёно пропекало до костей. Отдуваясь, мужчина в какой-то момент понял, что запутался. Остановил первого же прохожего и попытался на пальцах расспросить про местонахождение дона Педро.
Услышав сакральную фамилию, прохожий засиял и восторженно воскликнул:

 - Mamma mia, дон Педро! Синьор! Да кто же тут не знает дона Педро! О! Ах! Вам осталось пройти улицу до конца и повернуть налево, как вы сразу же увидите его дом! Кланяйтесь дону Педро от синьора Фуччи! – любезный прохожий расшаркался и помахал на прощание Семёну.

    «Да что ж это за хрен такой с горы?» - возмущался про себя мужчина. – «Ох, и наваляю я ему! Совсем оборзели эти итальяшки! Стоило заснуть, как он уже Люську мою умыкнул! Ну-ну, попляшешь у меня, Корлеоне недобитый!» – не унимался оскорблённый супруг. Продолжая подстёгивать свою злость и обиду, размахивая в воздухе кулаками, Семён не заметил, как практически дошёл до пригорка.

    За заветным поворотом налево высился окаймлённый зеленью великолепный особняк. Семён, распахнув от восхищения рот, боязливо озирался. Никакой вооружённой до золотых зубов охраны, никакого пятиметрового пуленепробиваемого забора. Благодатная тишь и брызги разноцветных бабочек в воздухе. Мужчина нажал кнопку звонка на обвитых плющом воротах, дверь тут же открылась. Он несмело прошёл внутрь двора. По обе стороны от дома – вереницы многоуровневых фонтанов, успокаивающе журчащих. По безукоризненно выстриженным газонам щеголевато прогуливались павлины. Семён насчитал одиннадцать птиц! Полуобнажённые гипсовые кариатиды на фасаде особняка, отбросив стыдливость, вызывающе смотрели на гостя. Семён, поддавшись их правдоподобию, согнув колени, кивнул головой и ошалело брякнул: «Ээ…Бомжур…». Он как-то сразу уменьшился в росте, попятился назад, но, взяв себя в руки, шумно выдохнул и пошёл к входной двери. Расправил свою измятую клетчатую рубашонку, пригладил растянутые на коленях джинсы, обтёр потный лоб и переступил порог священного храма дона Педро.

     Нутро дома ещё сильнее задушило мужчину броской роскошью и великолепием. Нарочито персидские ковры, позолоченная лепнина, обитые китайским шёлком диваны, изогнутые, будто от боли, фарфоровые вазы, статуэтки с распутными одалисками и картины с обнажёнными женщинами. По нагим натурщицам сложно было определить вкус хозяина: с одного полотна, хитровато прищурясь, смотрела сухощавая китаянка, с другого простодушно улыбалась тучная белокожая не то немка, не то англичанка, на третьем нахально ухмылялась толстогубая негритянка. Семён Пыпин неприлично присвистнул. Ослеплённый самобытным экзотическим интерьером, растерянный мужчина завертелся на месте. Вдруг его слух уловил ненавязчивую,  приятную мелодию, игриво струящуюся откуда-то из недр дома. Прислушавшись, Семён распознал Тарантеллу и пошёл на звук. Он пересёк гостиную и попал в следующую комнату. Замерев в проходе, он ахнул: прямо перед ним в шикарном кресле восседал Человекобог.

     Высокое тронообразное кресло с двух сторон «охраняли» совершенно одинаковые скульптуры мраморных мосластых догов с необычайно выразительными глазами. Сам хозяин любезно, без тени высокомерия и чванства, кивнул гостю. Даже сидя в утопающей мякоти кресла, дон Педро производил впечатление могучего Колосса. Сицилиец-аристократ был божественно сложён, в меру атлетичен и невозмутим, как Мефистофель. Длинные чёрные кудри вихреобразно спадали на плечи и рассыпались по пурпурной глади атласного халата. Угольные, в тон волосам, усы причудливыми изгибами змеились вниз по щекам, встречаясь с аккуратной эспаньолкой. Зелёные кошачьи глаза глядели с интересом. Пальцы, унизанные сверкающими перстнями, властным кольцом держали пузатую ароматную сигару, сочившуюся притягательным благовонием ванили и шоколада.

    Семён по-собачьи повёл носом. Его ноздри затрепетали от изысканного аромата, заволакивающего комнату, а дерзкая вертикаль гладкой, крепко сбитой сигары обескураживала характерной фаллической символикой и неприкрытым призывом к разврату. Мужчина конфузливо сгорбился, переминаясь с ноги на ногу, явственно ощущая себя фигурой чужеродной в этом буйстве роскоши и тестостерона.

     В этот момент одна из скульптур вопросительно гавкнула, и загипнотизированный магнетизмом дона Педро Семён Пыпин комично вздрогнул, пискляво ойкнув. Дон Педро с еле заметной усмешкой приподнял левую напомаженную бровь. «Спокойно, Бафомет!» - обратился к «скульптуре» хозяин. Голос дона Педро был густым, пряно-фруктовым, как "Лимончелло". Второй дог тоже подал признаки одушевлённости, положив ящероподобную голову на колено хозяина. «Хороший мальчик, Люцифер!» - дон Педро любовно погладил гладкую собачью лбину.

     Семён инстинктивно попятился, ещё сильнее округлив глаза. Дон Педро продолжал молча взирать на робкого гостя. Последний опомнился, что так и не поприветствовал хозяина, и его тело вихляво искорёжилось в попытках изобразить нечто похожее на реверанс. Но неуместное приветствие так и не состоялось. Семён застыл в нелепой позе, увидев на лестнице женщину. Он прищурился и обомлел: спокойно, никого не стыдясь и не смущаясь, навстречу ему спускалась его потерянная  полураздетая благоверная. Мужчина перевёл взгляд с неё на дона Педро, потом опять на жену. Такой дворец…такие интерьеры! Такой презентабельный хозяин! И вдруг его жена! Люська, прости Господи! Сорокашестилетняя женщина, никогда не слывшая красавицей…

     Семён как будто впервые разглядел её. Блёклая, простоволосая, бледнокожая. Полурастёгнутый халат обнажил обвисшую безвольную грудь и дряблый живот. Безжизненные волосы, тусклые и неприбранные, больше походили на пучки соломы. Под глазами подёргивались водянистые мешки. Лицо растеклось блином. Бескровные губы, как засохшие края у пиццы. Подрагивающие, как свежее желе, брыли. Она была похожа на оплывшую восковую свечу.

    «Господи, как же перед доном Педро неудобно!» - с ужасом осознал Семён Пыпин. Задёргался, запульсировал второй глаз, во рту пересохло, желудок стянуло в узел. «Да на что она ему, Люська-то? Чего он в ней углядел?» - силился понять мужчина.
 
     Он подскочил к жене и прошипел ей в ухо: «Одевайся быстро и уходим!».
 Люська, не проронив ни слова, ушла в какую-то комнату, откуда через пару минут появилась уже одетой. Дон Педро хранил величественное молчание. Сигара в его пальцах дотлевала, клонясь на бок, как Пизанская башня. Псы с бесовскими именами с жалостью смотрели на суетящегося Семёна.

     - Сорри, ми скузи! – с горячностью произнёс Семён, пятясь к двери, подталкивая жену к выходу. Поглаживая пальцами новую, ещё запечатанную сигару, дон Педро учтиво кивнул. На пороге Семён споткнулся, нервно матюкнулся, ещё раз пять извинился перед бесстрастным доном Педро и пулей выскочил за дверь, догонять жену. 

     Всю дорогу супруги шли молча. Мужчина то обливался потом, то ёжился от озноба. Он оборачивался к жене, открывал рот с намерением что-то спросить, но тут же осекался в нерешительности. А женщину, казалось бы, ничего не волновало. Люська спокойно шла по улочкам, ровно держа голову. В походке, как показалось Семёну, обозначилась ранее не свойственная ей раскрепощённость и лёгкость. Люська вдруг даже показалось ему красивой! «Ещё и улыбается, чертовка» - беззлобно подумал Семён. Женщина и правда улыбалась. Не победоносной усмешкой, а отстранённой и задумчивой улыбкой. Мужчина залюбовался женой. Вздохнул, принял молодцеватый вид, высоко поднял голову и молча взял жену за руку. Какая она теперь Люська? Людмила!

    По дороге им подвернулась ювелирная лавочка. Шустрый зазывала сулил феноменальные скидки на эксклюзивные изделия.

 - Зайдём? – обратился Семён к жене.

 - С чего вдруг? – удивилась Люська.

 - А почему нет? У меня кредитка с собой! – выпятил грудь колесом мужчина и похлопал себя по заднему карману потёртых джинсёнок.

 - Хм. Пошли.

   Услужливый продавец, источая восторженные комплименты «белла донне», с ловкостью фокусника жонглировал драгоценными каменьями и метал на прилавок разноцветный ювелирный ассортимент.

 - Покажите, что у вас самое красивое! – разошёлся Семён Пыпин, - Моя жена идёт от дона Педро! От Самого дона Педро! – на ломаном английском хвалился мужчина. Магическое имя произвело на продавца неимоверное впечатление и отразилось в чеке скидкой в восемьдесят процентов. Под восторженные взгляды продавцов супруги Пыпины покинули магазин.

     По дороге к отелю им навстречу случайно попался тот самый прохожий, синьор Фуччи, любезно подсказавший Семёну дорогу к дому Педро. Семён кинулся к своему помощнику, как к самому лучшему другу:

 - Здорово, compare! – похлопал он опешившего итальянца по плечу. – Это моя супруга! Людмила! Сопровождаю её от дона Педро!

 - Mamma mia, santa-lucia! – вскричал ошеломлённый синьор Фуччи. – Мои поздравления, счастливейшая из синьор! И вас, синьор, поздравляю! Какая честь! Экспрессивный итальянец, молитвенно складывая ладони, вскидывал глаза к небу, не переставая тарахтеть и рассыпаться в ликованиях. Мужчины обнялись и горячо расцеловались на прощание.

     За квартал до отеля охваченный неистовой гордостью Семён буквально ворвался в цветочный киоск, где тоже не преминул рассказать дородной продавщице о тесном знакомстве своей Людмилы с доном Педро. Одарив счастливицу-жену шикарным букетом, мужчина подхватил её на руки и, как новобрачную, перенёс через порог отеля. Портье, коридорные, официанты, менеджеры и прочие служащие во главе с хозяином торжественно приветствовали вновь обретших друг друга супругов. У слухов в курортных городках очень длинные и шустрые ноги. Тем более, когда в качестве главного персонажа выступает самый уважаемый и почитаемый синьор, а дон Педро таковым и был.

     Поздний завтрак чете Пыпиных подали прямо в номер. Бутылка шампанского в ведёрке, перевязанном розовой лентой, - как знак восхищения от хозяина отеля. После первого, сладостного и долгожданного глотка кофе Семён не выдержал:

 - Люськ…Хм…А как ты познакомилась с этим доном Педро?

 - Пока ты финтифлюшничал с барменшей и пытался ухватить её за выступающие места, я вышла за территорию отеля немного подышать. Мимо проезжал позолоченный лимузин. Машина остановилась, дверь открылась, вышел умопомрачительный мужчина, наделал комплиментов и предложил прокатиться. – Невозмутимо намазывая джем на тост, рассказала Людмила.

 - И ты вот так вот взяла и села в машину к незнакомому мужику? – едва не поперхнулся Семён.

 - Почему к незнакомому? В отеле его хорошо знали. Охрана на воротах чуть ли не на вытяжку перед ним встала.

    Мужчина замялся. Лицо как-то в миг поглупело, нижняя челюсть свесилась и отъехала вбок. Он беспокойно заёрзал на стуле, всем видом демонстрируя неконтролируемое желание что-то спросить. Что-то неприличное, скабрезное, интимное. Людмила, заметив мужнины потуги, чуть заметно ухмыльнулась. Семён пыхтел, сопел, почёсывался и в итоге решился:

 - Ну и…того самого, что вы с ним делали-то? – произнеся шёпотом последнюю часть вопроса, Семён побагровел и опустил глаза. Вилкой он расковыривал дымящийся омлет и страшился услышать ответ на свой вопрос.

 - Он просто мною восхищался… - спокойно ответила Люська, сняла салфеткой кусочек омлета с губы мужа и продолжила наслаждаться завтраком.

    Оставшиеся дни отпуска Пыпины провели в любви, согласии, взаимонаслаждении. Такого родства душ и тел они не испытывали со времён своего медового месяца. Везде им были рады, везде им был почёт и радушие. Двери даже самых фешенебельных и ультрамодных ночных клубов распахивались перед ними, для экскурсий им предоставляли персональный транспорт со всеми удобствами, рестораны придерживали лучшие столики, светские рубрики местных газет пестрили фотографиями счастливой пары. Дона Педро они больше не видели.

    Спустя несколько месяцев на крупнейшем европейском арт-аукционе в качестве элитарного лота была выставлена картина известного современного сицилийского художника – «Russa Madonna».