Помню У истоков зарождения паралимпизма - 27

Помню -рукописная версия акции Бессмертный полк 27.

У истоков зарождения паралимпизма.

В годы ВОВ в Новочеркасске рядом с нами жил художник. Был он молод, красив, беден и всегда голоден. Неделями он не выходил из дома, и по ночам из его окна струился в наш двор причудливый свет. В его квартире был полумрак и беспорядок, все стены были завешаны картинами. Иногда, черный после бессонных ночей, он приходил к нам и жаловался на прислугу:
- Вчера оставил себе корку хлеба на утро, а Нюрка нашла и съела.
Моя мать всегда делилась с ним последним куском.
К художнику приезжала жена, женщина удивительной красоты. Она была корреспондентом одной из центральных газет, и ее жизнь проходила в разъездах. В эти дни он приходил к нам, просил взаймы. И вид у него был очень растерянный.
Мать давала деньги, или что-нибудь из съестного, как говорится, натурой. Так же натурой она получала обратно. Более десятка написанных маслом картин напоминают нам те далекие послевоенные годы.
Детям войны профессия художника казалась сказочной! Было удивительно, что человек в серости послевоенных будней находил красочные сюжеты. Мы не разбирались в тонкостях искусства. Картины художника казались нам прекрасными!
Я чувствовала, что даже мать, днем выполнявшая работу швеи-надомницы, а ночью тайно собиравшая из тряпья чувяки на базар, в душе уважала художника. Хотя всегда после его посещения ворчала:
- Что за блажь? Кому это нужно? Лучше бы чувяки шил, не приходилось бы тогда у чужих людей просить.
Мать была не в меру горда и всегда повторяла:
- Никогда ничего не проси у чужих людей!
Какие радости знали мы - дети, рожденные в сорок первом году? В саду строили шалаши, устилали пол тряпьем и приносили сюда все свое богатство: зеленые бутылочные стекла, пустые катушки, самодельные тряпичные куклы. Строили маленькие шалашики для кукол, читали, рассказывали самими сочиненные сказки.
Мать очень любила книги. Часто за корзину проданных чувяк приносила домой круг макухи и красочные сказки.
А еще мы любили ходить во двор индустриального института, корпуса которого были отданы в те годы под госпиталь. Бродили по зарослям смородины, ели ее, зеленую и спелую. Разбивали и ели сладкие миндальные абрикосовые косточки. Разговаривали с ранеными, смотрели, как они играют в футбол.
Раненые очень любили общаться с нами, с детворой. Шутки, смех всегда был слышен в этой "компашке". Мы не представляли, какую боль им приходилось преодолевать, чтобы никто не догадался об этом. Мы рассказывали им смешные истории. Например, чтобы попасть во двор этого института, нам нужно было пролезть в квадратную дырку каменного забора почти метровой толщины. Моя старшая сестра Зина была самой старшей из нас. Немного полноватая, она застряла как-то в заборе. Что мы только не делали. а она тихонько плакала, дрыгая ногами с одной стороны забора, и вращая головой - с другой стороны. Один раненый и выручил всех нас, организовал спасение сестры из ловушки: "Дыши, не дыши! Тяни, не тяни!" И Зина, как пробка, вылетела из дырки в заборе. Все мы долго смеялись потом.
Нас не удивляло, что люди в гипсе, с ампутированными руками и ногами, на костылях и даже в инвалидных колясках играют в футбол, занимаются на старых турниках, бегают по дорожкам. Только теперь я поняла, что в основном это были молодые ребята, юность которых перечеркнула война. Иногда мы видели то, что не предназначалось для людских глаз. Кто-нибудь из раненых, еще недавно игравших в футбол, где-нибудь в удаленном уголке сада падал на траву. Рыдая от боли и бессилия, бился и грыз сырую землю... Так они прощались с юностью, прощались с мечтой... В радостные дни победы, в тихие послевоенные дни их горе заслоняло собой весь мир. Оно было с ними день и ночь. И некуда было от него деться.
 Вот так, в преодолении физической и душевной боли, в создании вокруг себя атмосферы оптимизма шло зарождение паралимпизма.
Удачи Вам, мои родные! Живите в атмосфере радости, и дарите радость другим!