Мужичка тебе на встречу!

Конец 1968 года. 
   «Лягушка-путешественница, кажется, приближается к намеченной судьбой и направлением института цели» - так думала я, устраиваясь в купе поезда, следующего из Свердловска в Карпинск.
«Что ждёт меня?» . . . 
     Поезд тронулся,  думать не хотелось,  и я была счастлива, что еду в купе одна.

    Господи, как повезло! Кра-со-та!

    Переоделась, устроилась на нижней полке ( у меня было место на верхней) и с удовольствием принялась за чай и чтение Шарлотты Бронте. 
    Спустя какое-то время поезд остановился, название станции из-за густо падающего  снега не рассмотрела. Вдруг услышала разговор проводницы с мужчиной. Проводница сожалела, что в вагоне нет свободного купе, но в этом  (поняла, что речь идет о моём) едет одна девушка и она, проводница, может перевести меня в другое,  в котором  есть свободные места.  Очень деликатный мужской голос ответил, что уже поздно и нет смысла будить пассажиров для его обустройства. Я мгновенно (даже не ожидала от себя такой прыти) выключив свет, оказалась под одеялом. И «уснула». 

     Как же не повезло! Господи!

     Ночной пассажир оказался очень деликатным. Это был высокий, с хорошей спортивной фигурой мужчина. «Спать»-то я спала, но очень внимательно наблюдала за пришельцем. Свет проводницу просил не включать, она приготовила ему постель, воспользовавшись коридорным освещением через приоткрытую дверь купе.

     Я долго не могла уснуть, беспокоилась на очередных остановках поезда – вдруг еще кого-нибудь подселят и меня или выкинут в другое купе, или прогонят с нижней полки. Потом сообразила, что мой попутчик должен быть важной персоной, коль меня собирались «выкурить» из купе, а потом еще и оказали ему почести, и успокоилась, что покой мой будет охраняем его присутствием и уснула.

    Утром мы познакомились. Станцией, на которой он вошел, был Нижний Тагил. До прихода поезда в Карпинск было около часа, и у нас завязалась  беседа. Очень понравился его проникновенный взгляд,  слушал он меня с большим вниманием. Складывалось впечатление, что для него крайне важно и очень интересует то, что я говорила.
 
     У него был басовитый голос (казалось, что он его осознанно приглушает),  в отличие от меня был неулыбчивый, даже суровый. Я постоянно его призывала к улыбке, при этом не кокетничая с ним, так как в нём не было шарма и выглядел он достаточно простоватым. Когда нам принесли чай, обратила внимание на его левую руку (я не сразу заметила её, он всё делал правой ). Кисть была обезображена отсутствием нескольких пальцев. С раннего детства во мне вызывали страх и неприятие изувеченные войной люди. Оставался этот страх довольно долго. Калечность меня отталкивала.

    Мы продолжили за чаем наш неспешный разговор, из которого выяснили кое-что друг о друге. Что я – молодой специалист, так поздно еду к месту работы потому, что пришлось поработать в студенческом строительном отряде врачом, потом задержалась в одном из башкирских городов, где работала моя однокурсница и близкая подруга. Её родители попросили меня завезти тёплую одежду, виноград и что-то еще.

     В медсанчасти при химическом комбинате была большая нехватка специалистов. Подруга познакомила меня с главным врачом , которая очаровала сочетанием двух качеств – необыкновенной женственностью и деловитостью. В ней чувствовались довольно жесткая рука и организаторские способности. И я, проявив свойственную мне ветренность, сейчас это называется безбашенность, согласилась остаться в должности врача-лаборанта и эндокринолога.
 
    Но не сложилась жизнь в чуждой языковой для меня среде – чувствовала себя почему-то не в своем государстве. Да еще меня и в розыск объявили. Начальник отдела кадров института наведывался к нам домой и сообщил об этом  мачехе, которая молчала как партизан о моём месте нахождения. Моя начальница не разрешила мне становиться на воинский учёт. Причину не помню. Поэтому и не было возможности меня разыскать. Медсанчасть относилась к третьему главному управлению здравоохранения.
Как можно было не понять, что могу быть объявлена в розыск - вещи отправлены багажом по месту будущей работы, в Карпинск , и за ними никто не приходит? (Багаж есть, а человека нет!)Только в силу легкомысленности.
    
    Все факторы так сложились, что пришлось ехать на Северный Урал, в город, предназначенный судьбой.

   Моего попутчика звали Борис (а я, потом стало несколько неловко, представилась по имени, отчеству). Фамилию он не назвал, даже когда я исхитрилась и рассказала, что у моего брата был друг в Молотове (город, в котором мы жили во время войны) по имени Борис. И когда я уезжала, он мечтательно произнёс: «Вот бы тебе  на Урале встретился Борька Ритюнский! Как было бы здорово увидеться, окунуться в воспоминания! Он мой главный и лучший друг военного детства!»

     Мой попутчик после моего повествования фамилию не назвал, и я поняла, что он не Борька Ритюнский. И вообще он оказался работником Свердловского обкома партии, заведующим строительным отделом и находится в командировке с инспекцией строек в Североуральске.  Я немного скисла, так как работников партийных и комсомольских комитетов разных рангов не жаловала.  Доехали благополучно до города моей будущей работы.

     Его встречали на вездеходе, ( в моём детстве эти автомобили называли «бобиками»), чтобы везти дальше в Североуральск,  так как пассажирские поезда туда не ходили.
     При выходе с вокзала сразу увидела как будто парящее в высоте  здание.  Было темно, но по очертаниям угадывалось, что это храм.
- Как удачно строили раньше храмы – обязательно на высоком и видном со всех сторон месте!
- Да, это правда. Но церковь не действующая.
- А вы знаете город, были здесь?
- Нет, я в Карпинске впервые». Помолчал: - На ней креста нет.

     Он спросил, куда мне надо ехать. Я назвала адрес гостиницы «Урал». Меня благополучно довезли. Благо, путь был недолгий, отбила себе в этой машине всё, что можно было отбить, подпрыгивала под потолок и приземлялась на жесткое сидение.  Мы очень тепло распрощались с  пожеланиями успехов на моём прекрасном и священном поприще  (сохранение здоровья и спасение жизней человечества). А я – благополучной  инспекции строительства и счастливого обратного пути. На этом и расстались.

    Я иногда вспоминала этот эпизод  начала моей новой жизни. В то утро  меня спасли от верной погибели, так как температура была минус 38 градусов и благодаря этому доброму человеку я не замерзла. Как выяснилось потом, никакого транспорта от вокзала  не было, в центр города приезжие добирались пешком. Городок был маленький.

     В моей жизни большую роль сыграли мужчины по имени Борис: брат, друг врач-травматолог, после выписки из стационара ( ломала ногу)  на руках поднял меня, так как не смогла воспользоваться костылями,  на 4-й этаж, потом долгое время занимался моей реабилитацией.
     Муж с этим именем.
 
     И когда в 1944 году мы из эвакуации возвратились на малую родину, нас ждала бабушка, с раздобытым ею  для откорма поросенком, которого звали Борька.
Наша совесть   перед ним чиста. Семья его откормила и сдала. По воспоминаниям родителей они  получили определенную сумму денег и продовольственные карточки.
     Мы не съели ни одного кусочка от этого славного Борьки (лирическое отступление!).

     Из Карпинска после шести с половиной лет работы в 1975 году уехала в Москву.
     В 1978 году стала главным врачом поликлиники. Со скандалом в 1980 году была затолкана в ряды КПСС, пришлось подчиниться,  так как за два года работы мною немало  было сделано, почувствовала, что что-то могу и когда мне объявили, что главные врачи не могут быть беспартийными, я вступила в эти нелюбимые мной ряды.
 
     В 1985 году, в период перестройки в Москву назначили нового секретаря городского комитета партии. Мне пришлось иметь дело с ним опосредованно.
     На территории нашего Черемушкинского  района был дворец, в нём проводились партийные городские мероприятия, которые наша поликлиника обеспечивала дежурной медицинской помощью.  На одно из них для встречи с партийной организацией района прибыл новый секретарь московского горкома партии и я по распоряжению начальства отправила бригаду из  врача  и  двух медицинских сестер.
 
     Москва полнилась слухами, что секретарь демократичный, либеральный. На работу ездит городским транспортом. Заходит в лечебные учреждения, школы, магазины под видом обычного посетителя ,  наблюдает, замечает, анализирует и делает соответствующие выводы.  Говорили, разбор "полётов" с героями-виновниками выявленных недостатков был достаточно суровым. Правда, с большой радостью  провинившиеся отмечали положительную черту - он никого не изгонял с должностей. А если приходилось прибегать к этой вынужденной мере , понижал в должности, но трудоустраивал.

  Врач, дежуривший на мероприятии,  доложил по возвращении, что обращений за медпомощью не было, и поделился впечатлением о городском партийном руководителе.   – «Высокий, спортивный, прекрасно сложен. Вид барственный (!),  костюм(!) . . . потрясающий,  туфли(!) . . . несбыточная мечта. Есть один недостаток – обезображена кисть левой руки – нет  двух или трех пальцев».  Вот и все первые впечатления моего доктора!

     Вот такая метаморфоза за 17 лет (барственный вид!) Эта мысль посетила меня позже.

     Борис Николаевич Ельцин подкупил москвичей своей непосредственностью, демократичностью, полным отторжением традиций аппаратного командно-административного стиля управления. Мы это почувствовали на себе, когда он захотел поприсутствовать на отчетном перевыборном партийном собрании в одном из лечебных учреждений нашего района. До нас дошла интересная информация, что перед ним разложили сетку лечебно-профилактических учреждений с календарем проведения собраний,  и он с закрытыми глазами ткнул пальцем в эту сетку и таким образом была выбрана поликлиника нашего района.

      Главный врач рассказала о наших многочисленных проблемах. В одной из них он достаточно оперативно смог нам помочь  – мы тогда без продыха подавали отчеты одного содержания, но  разные по форме, и в райисполком, и в райком и во всевозможные отделы горкома партии, в профсоюзные районные и городские комитеты, не считая ещё и статистические, что отнимало много драгоценного  времени.

     Он своим вмешательством отменил многие виды отчетов и даже были пересмотрены  некоторые  устаревшие статистические формы. Главный врач рассказывала с упоением – с  каким интересом,  как вдумчиво и сосредоточенно он слушал её выступление. Она не преминула еще и поблагодарить его за то, что её поликлинике посчастливилось с его приездом к ним на собрание, так как за два дня на здании была отремонтирована крыша, сделан новый козырек над входом и заасфальтирован  двор.  Наша коллега была в восторге от этого человека и осталась верна ему на многие годы, пока не настигло её, как и всех нас,  разочарование.
 
       Описывать события, о которых всем известно, не стану. Что касается нас с мужем, мы от слухов о нём, от его выступлений, от его гражданской позиции тоже были в состоянии огромной симпатии к нему и начали ездить на все митинги с его участием. И на втором из них, когда мы были рядом с местом выступления, я увидела этого человека,  его стать, его голос, его руку и вспомнила . . . купе поезда в начале моего трудового пути. Никому об этом не рассказывала, не хотела выглядеть смешно с моим шапочным знакомством. Мы были в дружеских отношениях с главным врачом, которая долгое время считала себя «приближенной» к нему,  подчеркивала  свою значимость (он ей дал свои прямые номера телефонов и разрешил обращаться в любое время), а  непосредственность и обаяние прощали её в глазах коллег. И мне, конечно же, было неловко примазываться к знакомству  с  этим человеком,  - был эпизод и ладно!
      Часто потом,  раздумывая над его поступками, выступлениями в период выборов (когда он больной и обрюзгший танцевал, а я думала, что сейчас с ним что-то должно случиться), дирижированием оркестром в Германии, рассуждением о 33 снайперах, как он «проспал» встречу с премьер-министром  Ирландии, "не так сели" и многом-многом  другом, я поняла, что только единицы проходят испытание властью, этой подлой загогулиной, посланной суьбой.  Для этого надо быть очень благородным, независимым от окружения человеком, аристократом  духа (не впадать в зависимость от обстоятельств), иметь соответствующее происхождение, чтобы не кланяться своему отражению в зеркале (неужели это Я? как высоко взлетел?), «из грязи  в князи» . . . 

       Но где же найти в каждом государстве потомка герцога Мальборо (У. Черчилль), сына аристократки и  представителя одной из старейших семей в штате Нью-Йорк (Ф. Рузвельт), сына профессора философии и литературы  (Ш.  де Голль). И так далее . . .
 
       Иногда кажется, что наши руководители государства так и не могут справиться со своим взлётом и никак  не могут осознать на протяжении жизни, кем они стали – от этого ощущения своего величия  и совершают непростительные ошибки.
 
      И, вспоминая попутчика в поезде, я думала, что, скорее всего, он был с хорошей душой – ведь он встретился на моём пути начала меня, как специалиста. Не могу сказать, что жизнь сложилась очень счастливо, но меня не обошла  карьера – я не осталась в маленькой больничке ординатором, в столице страны я около двенадцати лет работала главным врачом и до почтенного возраста оставалась организатором здравоохранения.

    Неплохо сложилась и личная жизнь. Грех жаловаться.
 
    И случилось, что оправдалось в моей жизни поверье моей любимой тетушки, сестры моей мамы – при выходе из дома домочадцев она всегда говорила: «Мужичка тебе навстречу». Моя мама в это очень верила, и если у неё было важное дело, а навстречу шла женщина, она возвращалась. А у меня был не простой выход из дома, а дорога в будущую жизнь!

    Жаль, что человека с прекрасной душой, добрыми намерениями сгубил высокий статус.