О противостоянии России и Запада - окончание

                IV

 

      Главное заблуждение наших отечественных либералов – нынешних, прошлых и будущих, - рожденное, как мне кажется, комплексом неполноценности, в том, что они, вслед за простым населением западных стран, верят, что демократически избранная власть безгрешна. Этот комплекс  заставляет русских критиков России стыдиться истории своей страны, убеждая себя в том, что все в России всегда было и будет не так, как надо, что русские сами собой никогда не смогут управиться, а только другие люди, не русские, живущие, предпочтительно, на западе, знают, как это на самом деле надо. Это их болезненное чувство справедливости, которое почему-то сразу улетучивается, как только они каким-нибудь боком оказываются у кормушки власти, отрицает даже само право русских иметь свою самобытность, а считает их обреченными делать не так, как им свойственно, а лишь подражая образцам общественных институтов, принятых на западе.
  На самом деле, для человека не так уж важны внешние формы устройства жизни, гораздо важнее, насколько они отвечают требованиям традиционной морали и национальных особенностей, в какой степени они отражают правильный строй души, а вовсе не тому,  насколько они внешне похожи или не похожи на западные атрибуты жизни: как-то, отвечают ли они западным образцам архитектуры зданий, формы крыш или чем выложены улицы – асфальтом или брусчаткой. Люди, ругающие свою страну за отсталость, невежество и варварство, во имя установления неких туманных, не совсем ясных им самим, западных форм свободы и демократии, как мне кажется, путают внутренне содержание  жизни, которое отражает строй души и чисто внешние ее формы, которые для души как раз не имеют определяющего значения. Например, сейчас модно мнение, что чтобы заставить повернуться государство лицом к народу, нужно еще больше раскроить Россию, и тогда на маленьких раздробленных оставшихся территориях местное самоуправление, зная людские нужды, не будет поворачиваться к населению тем местом, которым сейчас повернут к нему Федеральный центр, будучи в тысячах километров от регионов. Но в 1991-м СССР уже разделялся, но кто от этого стал жить лучше? Может, Украина? Я думаю, что дальнейшее разделение территорий, только усилит эффект 1991-го года. Те, кто призывают еще раз после 1991-го г. раздробить Россию, просто не знают своей истории. Ведь были же созданы в России, во времена Александра III, в «эпоху малых дел» земства, т.е. органы самоуправления. У них было очень мало прав, им было запрещено заниматься «большими делами», политикой, но они прекрасно справлялись со своей задачей – обустройством России на местах. Область их деятельности состояла в подъеме «цивилизованности русской жизни»: строительстве дорог, медицине, устройстве земских больниц, строительстве начальных трехлетних земских школ, сиротских домов, ведения статистики. Собранная в земствах статистика была точнейшей в мире. Самыми уважаемые в ту пору люди в России – это врачи и учителя. Один только инспектор, а впоследствии, директор народных училищ, – И.Н. Ульянов (отец знаменитого революционера В.И.Ульянова, положившего жизнь на разрушение всего, что было создано такими людьми, как его отец), способствовал открытию в Симбирской губернии 434-х школ. 
        Земский врач в рассказах А.П.Чехова – пример бескорыстного служения долгу. Земства учредили участковую медицину (эта система действует в России по сей день). Работу в Земствах почитали гражданским долгом. Земские врачи занимались обследованием и бесплатным оказанием медицинской помощи всему населению России, чего до создания земств на Руси никогда не было. Вот слова земского врача М.Я.Капустина: «Помощь врача в земстве не есть личная услуга за счет больного, не есть также акт благотворения, она есть общественная служба»16. И при этом никому не приходило почему-то в голову, что нужно, оказывается, чтобы начать выполнять свой долг, сначала разодрать Российскую империю на десятки областей (земствам же было запрещено заниматься политикой), им было вполне довольно своего поля деятельности в рамках своей области. Но нынешние либералы мыслят категориями не меньшими, чем в масштабах всего земного шара, им скучно заниматься конкретными поликлиниками и детскими домами. Современным регионам попросту лень осуществлять самоуправление, им гораздо проще получать помощь из центра, ссылаясь на свою неготовность к самоуправлению. В защиту своей бездеятельности, приводят такие «бесспорные» аргументы, что, дескать, не разграничены права собственности на местное имущество, нет закона, регулирующего регистрацию уставов организаций местного самоуправления, не готов к применению сам закон о самоуправлении и многое-многое другое. За всем этим стоит простое соображение: если я ничего не делаю, ссылаясь на неспособность, то с меня и спрашивать нечего, а как начнешь что-то делать, сразу появляется ответственность, за которую спросят, а зачем мне это надо? Никакие геополитические реформы, вроде дальнейшего раздробления России, никогда не заставят этих людей работать. А они и после раздела территорий никуда не денутся, Россия ведь, раздробившись, не улетит в Европу, которая бескорыстно починит ей дороги и устранит воровство, взяточничество, инфляцию и все остальные российские беды, как об этом мечтают либералы. Никто, кроме нас самих, не благоустроит Россию, а разговоры о ее дальнейшем разделе ничем не помогут в решении проблемы российских дорог и дураков.

                * * *

  Первым и главным русофобом, желавшим направить Россию по западному пути, был, как известно, самый знаменитый из Романовых – Петр Алексеевич. То, как он реализовывал свою любовь к западу, те методы, которыми он «цивилизировал» Россию через дыбы и виселицы (поэтому весьма двусмысленно звучит пушкинское «…уздой железной Россию поднял на дыбы»), вызывают оторопь и ужас.
Последствия его революционного правления, не оставившего после себя ни одного сословия в России в том виде, в каком они были до него, вся жизнь, которая потекла в России совершенно в ином русле, его борьба с монастырями и церковью, до сих пор отзывается в России внутренней неутихающей болью. Вводя на Руси западный покрой одежды, брея насильно соотечественникам бороды, вводя ассамблеи, цеха и гильдии для купцов и ремесленников, он лишь искусственно добавил им проблем, все это оказалось для русских ненужным обременением, чуждым их духа, заставляющих их быть кем-то другими, только не самими собой. Из глупого подражательства западу, тешащего правителя, русским пришлось прикидываться голландцами и немцами, к этому их толкало беспрекословное подчинение русскому царю-батюшке, которое было как раз в русской традиции, чему свидетельство – возникновение Петербурга (города, не могущего возникнуть ни при какой другой форме правления, кроме Самодержавной). Города появившегося, словно призрак, из марева лежащих над болотами туманов, на которых отродясь никто не селился. Петр воспользовался русской традицией патриархального подчинения народа царской воле, которая была для народа сакральной, именно для разрушения русских традиций. И в этом главный парадокс правления этого удивительного, почти уже былинного царя, сочетавшего в себе взаимоисключающие вещи: либеральные, западные институты (такие, как вводимое им голосование по решениям в Сенате, свобода предпринимательства и торговли без отмены крепостного права и др.), и их насаждение на Руси абсолютно авторитарными методами.
  Россию можно сравнить с могучим деревом, которому Петр подрубил корни, прервав духовную преемственность поколений, опутав всю жизнь в ней бюрократическими параграфами, в которых вязнет все живое. Дерево российской государственности долго цеплялось из последних сил за уходящую у нее из-под корней почву (недаром Россию называли иностранцы «колосом на глиняных ногах»), но не удержалось  и рухнуло в ХХ веке, потому что дерево, лишенное корневой системы,  рано или поздно засыхает, что и предуготовило пришествие Ленина и его камарильи.
  Здесь в масштабах всей страны мы видим, что чисто внешнее подражательство институтам западной жизни без внутреннего переустройства общественного сознания, вместо прогресса, ведет, наоборот,  к духовной деградации страну и общество, что уподобляет их городу, окруженному неприятелем, защитники которого сами же проломили городскую  стену, и теперь радуются тому, что неприятель войдет и цивилизирует их, т.е. лишит самобытности и культуры, а значит, и себя самих. Вместо того, чтобы восстановить стену древних традиций, жители этого города идут по пути доктора Фауста, получившего возможность исполнения желаний, взамен души. Но без души меня нет, зачем мне исполнение желаний без меня самого? И если меня нет, то для кого же их исполнять?
          Вернемся, все же, к наивной вере о безгрешности демократически выбранной власти. Здесь происходит подмена понятий – подразумевается, что политически более стройная система способна создать в человеке и более совершенный строй души! Возникает иллюзия, что если правитель выбран демократически, т.е. политически более справедливо, чем царь, правящий пожизненно, значит, он и духовно будет более справедлив и форма голосования за его избрание сделает его автоматически добродетельнее и справедливее, чем самодержавный правитель, внушит ему и более справедливый ход мыслей.
- Вот, смотрите, - говорят наши либералы, - наша власть коррумпирована и преступна, а у них на западе демократия и власть, следовательно, честная (потому что не такая, как у нас), и, вообще, у них там все хорошо, а у нас, наоборот, все плохо, и ничего хорошего даже в принципе быть не может.
        Этот рефрен мы слышим со времен декабристов, разбуженного ими Герцена, затем от революционных Чернышевского, Белинского и прочих борцов за свободу, которым несть числа. Последним следует на белом коне уже сам Его Императорское Величество, главный большевик всея Руси, Ленин. Самый одиозный из них Нечаев, но разница между ним и другими – лишь в методах борьбы, но не в сути убеждения в том, что все надо «взять, и  поделить», потому что само существование богатых несправедливо. Ведь все, что писали либералы ХIХ века, такие как Степняк-Кравчинский, убивший шефа жандармов в С.-Петербурге и безнаказанно бежавший после этого в Швейцарию, или Вера Засулич, тяжело ранившая Петербуржского градоначальника Трепова, и оправданная судом присяжных, также бежавшая туда же; или Герцен, осевший в Лондоне, и многие другие, им подобные, - все их призывы к свободе, осуществившиеся в 1917, показали: они призывали не к либерализации, а исключительно к разрушению России. Читаем у Кравчинского: «Мы думаем, что ничтожная шайка людей, правящая в настоящее время Россией, опираясь на недоразумение крестьянской массы, может быть опрокинута только насилием, и мы не видим к этому никакого другого пути, кроме насилия. В политике мы революционеры не только до прямого народного возстания, но до военных заговоров, до ночных вторжений во дворец, до бомб и динамита»17. Или у Герцена: «Несмотря  на  свою основную мысль о  братственном  союзе  всех  славянских  народов, …в  нем [речь о неком польском эмигранте Мицкевиче - С.С.]  оставалось   что-то неприязненное к России. Да  и  как  могло  быть  иначе  после  всех  ужасов, сделанных царем и царскими сатрапами; притом мы  говорили  во  время  пущего разгара николаевского террора18». Тот, кому кажется, что Россия вышла после революции обновленной, может прочесть современников той эпохи – Бунина «Окаянные дни» или Шаляпина «Маска и душа».
      Да, борьба с несправедливостью – хорошее чувство, но, в отрыве от Христианских заповедей, оно, как известно, породило в России красный террор, тем самым подтвердив на практике, что даже хорошие чувства (защита сирых и обездоленных) в отрыве от других добрых чувств (милосердия, любви к ближнему) делает людей беспощадными и бесчеловечными, словом, гораздо худшими, чем они были до того, как загорелись чувством справедливости. События в России иллюстрируют, что добродетель может быть только едина, и попытки противопоставлять в ней одни добрые чувства другим родят чудовищ, в которых преобразились добрые и сердечные русские люди, став большевиками, на гребне революции буквально полонившими своих соотечественников, превратив их в своих рабов, безгласных заложников новой власти, которых они использовали, как сырье для своих бесчеловечных социальных экспериментов.
      На самом деле, любой смертный, оказавшийся у власти, что на востоке, что на западе, оказаться безгрешным не может, просто в силу слабости своей человеческой природы, и политический строй здесь не причем.  Просто в речах наших либералов, давших в XIX веке волну революционной интеллигенции, как говорится, налицо - смещение акцентов. Если верноподданные Его Царского Величества русские патриоты находились под влиянием идеологии Самодержавия, говорящего, что русский народ – богоносец, то революционэры, в свою очередь, пали жертвой западной идеологии, говорящей, что ради прогресса – социального и научного – не грех пожертвовать и всем остальным. И в первую очередь, той самой моралью, не дающей борцам за лучезарное будущее человечества расправить плечи, загоняя их в «прокрустово ложе» традиционных нравственных и юридических запретов. Этот взгляд на мир позволял тем же британцам под лозунгом того, что они несут прогресс и процветание диким народам, уничтожать их, при этом искренне считая себя богоизбранной нацией, стоящей на страже свободы и справедливости во всем мире, защищая его  от дикости и варварства темных сил. Тем же занимались и большевики в России, ведя ее железной рукой в светлое коммунистическое завтра, уничтожая уже собственный народ.
         Я думаю, что реабилитация нацизма в Европе и вновь проснувшийся там интерес к самому Гитлеру, есть последствия той самой новой европейской религии толерантности, которая чувствует свою духовную связь с нацизмом, ибо является по своей сути такой же человеконенавистнической, концепцией, как и фашизм, обоготворявший арийцев, ибо новая религия, родственная ему, тоже позиционирует любовь не ко всем, а лишь к избранным, разделяющим европейские ценности толерантности, однополой любви, легализации наркотиков и т.п. (отсюда и выступает главный враг, не разделяющий с европейцами их ценностей, - Россия). Здесь нет любви к людям, вообще, а значит, и нет уважения к умершим, замученным в концлагерях и павшим на поле брани. Нет его и к потомкам, которым предстоит жить в созданном сегодня мире, есть броня довольства собой, как носителями наилучшей из всех религий, которые не могут быть не правы.

                Послесловие

         Слушая репортажи про американского президента Барака Обаму о том, как он защищает справедливость и свободу во всем мире, кажется, что Россия имеет дело с  серьезным партнером, который занимается ответственными делами, формируя  от лица США общемировую политику. Но вдруг в пику этому сложившемуся уважительному впечатлению о нем, из Америки приходит весть, что Обама разослал по всем американским школам письма, которые настоятельно советуют трансгендерам посещать школьные туалеты той половой принадлежности, к которой они сами себя относят. И вообще, - говорится далее, - любой американский школьник может ходить в туалеты, предназначенные для того пола, принадлежность к которому он сам больше ощущает. Невыполнение этих правил грозит руководству школ длительным уголовным разбирательством. Сделано это было в пику школам Техаса, которые обязали трансгендеров ходить в туалеты той половой принадлежности, которая записана у них в документах при рождении. Т.е. если я, родившись мальчиком, поменял пол и стал девочкой, т.е. ощущаю себя именно таковой, а меня заставляют все равно ходить в мужской туалет, т.к. в моей метрике записано, что я все-таки мальчик, то это ущемляет мои права.
       У меня в этом случае рождается мысль: а кому же противостоит Россия? Людям, у которых в голове творится, с нашей точки зрения, непонятно что, для которых одинаково важны и проблемы мировой политики и школьных унитазов (а в будущем, должно быть, и ночных горшков в детских садах), не отделяющих их по важности друг от друга, видящих в них прямую связь с правами человека. А еще у них есть ядерное оружие, и за то, что в России до сих пор сохранились разнополые залы в парикмахерских, не  грозит ли это ей получить, в целях укрепления всеобщей толерантности, что-то, вроде небольшой бомбардировки?
      Короче, противостояние с таким, мягко говоря, нетрадиционным противником, переводит переговоры с ним с позиций разума в непредсказуемую область джунглей,  где царят законы джунглей, где всюду по лианам скачут дикие обезьяны, и всякую минуту не исключено, что можешь получить увесистым кокосом по башке. 
      Еще недавно мы узнали, что Бараком Обамой назначен министром обороны США Эштон Картер, который является официальным геем. Ну и пусть, скажет кто-то, министр обороны в США  - лицо гражданское, может иметь ту половую ориентацию, какую захочет. Но, одновременно с этим, солдат в американской армии, по приказу их начальства, в лице генеральши-феминистки Пеги Комбс, заставляют ходить на женских шпильках, в рамках акции «Пройди милю в ее туфлях», чтобы солдаты могли себе представить, какие мучения приходится терпеть женскому полу, ради красоты! Хотя носить высокие каблуки, по-моему, – дело сугубо добровольное. Есть ведь женские туфли-лодочки и без каблуков! Делается это почему-то в защиту жертв домашнего насилия. Так чем же заставляют заниматься американских солдат: защищать страну или выполнять новые религиозные обряды толерантности?

16  Леонид Парфенов. По материалам «Российская Империя». Александр III
17   С.М. Степняк-Кравчинский. Из брошюры «Чего нам нужно и начало конца»
18 А.Герцен «Былое и думы», ч.5

                11.05.2016 г.
               


Рецензии