Митя

     Митя
               
    Глава 1

***
За дверью были слышны звонкие детские голоса и смех. Где-то в дальней комнате заплакал, обиженный на весь белый свет малыш, у которого сверстник отобрал игрушку…
- Можно я и сегодня здесь переночую? – спросила заведующую яслей молоденькая нянечка Наташа.
- Так и не решаешься домой пойти? – вопрошающе посмотрела пожилая женщина на свою подопечную.
- Нет – потупила взор девушка.
- Ну, что  ж тогда, конечно, оставайся.
- Спасибо вам – улыбнулась Наталья не весело и платочком утёрла свои  голубые глазки.
Пухленькая, невысокая, светловолосая Ната уже третью ночь проводила в этой детской спальне, категорически запрещая себе возвращаться домой. Лёжа на раскладушке, она смотрела на тёмный потолок и тяжело вздыхала:
- Ни кому то я не нужна. Вот была бы жива мама…
И она вспомнила её худенькую и болезненную.
- А я яй, доча! И кто же это все конфеты съел?
Наташе было пять, и она, взобравшись на подоконник, наблюдала за жужжанием мух на стекле. Чувство стыда впервые посетило девочку, и как слезть с насиженного места в ту минуту она не знала…
- Ну, иди сюда – помогла ей спуститься вниз мать и, усадив смущённую дочь к себе на колени, спросила – Вкусные были конфеты?
- Да – покраснела Наташа.
- А как думаешь, твоим сестре и брату они бы понравились?
Ната молчала, опустив голову.
- Я думаю, ты всё поняла, и больше так никогда не поступишь? Правда же?
- Правда – чуть слышно ответила девочка.
Наталья перевернулась на другой бок.
- Ой, мамочка. Ой, миленькая – заплакал она, уткнувшись в подушку, вспоминая теперь последние часы жизни матери.
Случилось это перед войной, в сороковом году. Наташе тогда весело жилось, беззаботно. Впрочем, как и всякому ребёнку её возраста.
- Наталёк! – звал дочь отец, пытаясь поймать  скачущую со своими сверстниками  по улице Нату – Пойдём, мама зовёт тебя – ухватил он, наконец, её за руку.
- Тять, можно я ещё погуляю чуточкуууу.
- Ты что меня не поняла? – строго спросил родитель.
Конечно же она всё поняла, но очень уж хотелось ей подвигаться.
Мама была совсем плоха, и, увидев  Наташу, протянула к ней свои ослабшие руки.
- Иди ко мне, счастье моё – сказала женщина чуть слышно.
Девочка подбежала, обняла мать и спросила:
- Тебе больно?
- Нет, теперь совсем нет. Скоро уже всё пройдёт.
- Как хорошо! – повеселела вдруг Ната – Наконец-то мы сможем вместе погулять!
Мама еле заметно улыбнулась.
В дверях показался брат Степан, совсем ещё юный, высокий подросток - белокурые волосы, серые глаза, ямочка на подбородке. Весь облик его был настолько трогателен, что вызывал умиление у каждого, кто его видел. Он подошёл к матери и несколько скованно присел  рядом с ней.
- Сынок, ты уже большой и всё понимаешь – говорила женщина  тихо, обнимая и гладя его тоже – Нина взрослая, замужем, живёт далеко. А ты за Натальей гляди, не оставляй её одну.
- Хорошо – ответил дрожащим голосом парень, посмотрев на прижавшуюся к матери пигалицу.
- А теперь ступайте – поцеловала их обоих мать и перекрестила. – Ступайте.
А через час мамы не стало, и то, как жить без неё, Наташа осознала много позже. 
- Ой, мамочка. Ой, родненькая! – запричитала вновь она, вспомнив в итоге свой недавний разговор с отцом.
- Наталья, ты подумай. Сестра твоя двоюродная замуж вышла в шестнадцать, Нина в семнадцать, а тебе ведь уже восемнадцать. Парень сватает тебя хороший, фронтовик, родственником приходится Нининому мужу Шурке. Ну, почему бы тебе за него не выйти то?
И Наташа сбежала, спряталась, укрылась….
Но что же  делать дальше, если тот, кто ей по сердцу, её не сватает. Да и где он теперь?
- Ни за что не вернусь домой – сказала Наталья твёрдо. – И замуж без любви не пойду – шмыгнула она, полным солёной влаги, носом.
Потом немного успокоившись, повернулась на другой бок и крепко уснула.

***
Маленький двор был заставлен различной утварью. Поленница, сложенная аккуратно, ветхий сарай.
- Ну как, видела её?- спросил Нину отец.
- Видела, тять. В яслях ночует – встряхнула дочь, выполосканную  на речке, простынь и развешала её на растянутую верёвку. – Сказала, вернётся сегодня.
- Ну, и, слава Богу – вздохнул родитель облегчённо. – Ты ей передай, пусть не сердится на меня. Не хочет замуж, и не надо.
- Тять, ну как не надо то? – возразила Нина, выжимая лишнюю воду из пододеяльника прямо на землю. – Ведь старой девой останется – посмотрела она на отца. - Не сказочная королева, чтоб женихами направо и налево разбрасываться, да ещё и после войны, когда бабы за любые порты готовы уцепиться. А здесь парень издалека к ней пожаловал, персонально. Ну что ей ещё нужно то? А любовь придёт, придёт любовь то…
Нина знала, о чём говорила. Старше Наташи она была на 11 лет. В девках, была хороша, даже очень. Длинная тёмно русая коса, глаза зелёные, ямочки на щеках, заглядывался на неё каждый второй, а  замуж вышла девушка за плюгавенького невзрачного Шурика Силивёрстова. Правда семья у него жила в достатке - не голодала…
- Я только зиму перезимую, а потом вернусь – сообщила она растерянным родным и ушла.
С тех пор много зим миновало, а возвращаться Нина, конечно же, и не думала, да и дороже мужа для неё теперь никого и не было.
- Не знаю, Нинуля, не знаю… - вновь вздохнул отец – Я ведь в ваших женских делах то ничего не смыслю. Ты уж сама здесь с нею потолкуй обо всём потихоньку. А там уж как Бог даст…

***
Она шла к дому своей сестры по знакомому переулку небольшого, но красивого уральского городка, который, однако, так и не стал для неё своим. Родилась Наташа в совхозе «Первомай», что в соседней области, а сюда приехала в 44 году, зимой в телячьем вагоне, чуть не замёрзнув по дороге насмерть. Наталья всегда с ужасом вспоминала то голодное и холодное время, когда есть было не чего и работать в поле приходилось от зари до зари, а ей ведь не было и пятнадцати. Ну что поделаешь, война проклятая. Хватило горя всем с лихвой и старому, и молодому…
- Девушка, не подскажите где здесь Лесопильная улица? -  вдруг спросил её, следующий в том же направлении, что и она, среднего роста, крепкий, русоволосый парень в кепке.
- Вон – показала рукой Наташа. - Через два дома свернёте налево.
- Спасибо – сказал незнакомец.
Она проводила его взглядом и подумала: «Надо же, и  достанется ведь кому то такое чудо. Одна брючина заправлена в сапог, другая на выпуск. Смех, да и только. Не то, что мой кавалер. Одет всегда с иголочки, пиджак, рубашечка, сапоги хромовые блестят. А ещё одеколон «Шипр», как же он кружил Наталье голову этот одеколон!»
Тем временем, молодой человек впереди идущий, остановился у зарослей сирени и быстро стал собирать букет. Была бы Наташа побойчее, обязательно сделала б ему замечание. Ну что же он всю красоту то оборвал?..
- Натусь! – услышала она позади себя и обернулась.
К ней бежала её закадычная подружка Томка. Как всегда неряшливо одетая, полноватая на вид краснощёкая девица, с собранными под гребень короткими волосами, которые делали её и без того круглое лицо ещё шире.
- Ой, насилу догнала - запыхалась Тамарка. – Ты где была то всё это время?- схватила она Наталью за руку.
- Уезжала.
- Поняяятно.  Ну что пойдём на танцы сегодня? Духовой оркестр, танцплощадка на воде, вальсочек! – горел глаз у подруги.
-  Пойдём - улыбнулась Наташа - Приходи попозже, отдохнуть мне нужно.
- Да, конечно, – сказала Томка и добавила – а Аркадий то твой женился.
Наталью как будто ударило током.
- Людку Фёдорову с Песчаной улицы взял, ни рожи, ни кожи. Да ты чего так побледнела то? – испугалась за Нату Тамарка – Плюнь ты, Наташ, бабник он был Аркашка то твой. К кому только не клеился!
И она подробно стала оглашать длинный список всех Аркадиевых пассий.
Но Наталья ничего уже не слышала. Жизнь её теперь была кончена, а любовь разбита вдребезги. Она повернулась и тихо побрела в сторону сестринского дома, не замечая ничего вокруг себя. Скрипнула калитка, залаял и завилял хвостом, приветствуя её, пёс Бублик, с трудом открылась массивная входная дверь. В доме за столом сидели Нина, Шура и парень с сиренью.
- Здравствуйте – сказала она, и, сняв туфли, босиком прошла к себе за занавеску и легла на кровать.
- Наталья, - раздался голос Нины – а ведь к тебе гость. На танцы тебя приглашает…
«Значит, он шёл ко мне, этот смешной прохожий - подумала Наташа. – Может быть и прав, тятя-то, стерпится, слюбится. Жизнь то она, ой какая длинная…»
И Наталья, поднявшись нехотя, пошла навстречу своей судьбе…

***
Молод он был ещё, хоть и повидал уже достаточно и по краешку пропасти ходил, но не упал…
Молодость она всё лечит, любые раны затягивает, и жить хочется, и стоять прямо, и дышать полной грудью, и созидать. А ещё любить. Как же хотелось ему сейчас любить…
Она целовала его страстно, обдавая жаром своего чувственного тела, благоухающего полынью, ромашками и чередой….
- Мить, – вдруг отстранилась и посмотрела в его голубые бездонные глаза девушка – давай уедим далеко, далеко, поженимся, работать станем. Ну что здеся тебя держит? Жену свою ты не любишь, детей у вас нет. А мать простит, простит тебя когда ни будь. Ведь ты на мне жениться должен был, на мне, а не на ней! – выкрикнула молодка, и в порыве чувств, ударила его в грудь своим маленьким кулачком.
- Ну не надо, Зин – попросил её парень. – Не будем сейчас об этом. Ты же знаешь, что уже ничего не исправить. Не могу я Наталью бросить, она сирота, и её мать для меня выбрала…
- Ах, так! – подскочила девица, застёгивая тёмную кофточку в мелкий цветочек, – А как же я? Как  мне-то быть, Мить?
Он сидел, обхватив колени.
- Не знаю.
- Ты не знаешь?! А я знаю?! – выпалила девушка, и, подхватив брошенный в пыль  платок, быстрым шагом отправилась к деревне – Видеть тебя не могу! Всё, расстаёмся! - замелькали по земле её маленькие пятки.
Он сидел и смотрел Зинке вслед. «Даа, этот бы темперамент, да моей Наталье! Цены б ей не было…» - улыбнулся Митька, и, засунув себе в рот сорванную  соломинку, раскинул руки как птица в полёте, и вновь залёг в высокую траву.

***
Отчего Серафима была такой злой она и сама не знала. То ли оттого, что родилась не красивой, и женихи на неё не глядели, то ли потому что война на юные годы  ей выпала, только вот совсем не складывалась Симкина личная жизнь.  Единственный кто хоть как-то отреагировал на её  прелести, а вернее отсутствие оных был бухгалтер районной администрации Ягодкин. Мужчина не видный во всех отношениях, да к тому же ещё и низкий ростом.
- Огрызок – называла его Симка и снова злилась на себя, на него и на весь белый свет, ровно до тех пор, пока не почувствовала, что беременна.
Она стукнула в белую дверь три раза и без приглашения, вся сияя, вошла внутрь.
- Здравствуй – сказала Серафима, теребя кончики цветного платка, накинутого на плечи. – Переговорить надо бы.
- Ааа, это ты – с трудом оторвал взгляд от своих бумаг ухажёр. – Подожди, сейчас закончу  я.
Но Серафима ждать и не думала. Она подошла к столу, вырвала у Ягодкина его карандаш и отложила в сторону.
- Говорю, оглох что ля?!
Кавалер  вытаращил на неё свои глаза. Маленький, щуплый, растерянный он был похож на мокрого курёнка, случайно окунувшегося в воду.
- Что случилось, Сима? – спросил Ягодкин деликатно.
- Что, что? Тяжёлая я, вот что!
- Как это тяжёлая? – искренне удивился кавалер.
- Беременная, олух ты царя небесного, на сносях значится!
Видно было, что Ягодкину сделалось плохо, и он невольно попросил воды.
- Пить…
- Потерпишь – сказала ему Серафима. – Когда оформляться по чести пойдём?
- А надо? – еле слышно вымолвил ухажёр.
- Я те щас покажу надо! Ты у меня быстро из партии то побежишь! – замахнулась она на него.
Бухгалтер весь вжался в стул.
- Хорошо, хорошо, Симушка, завтра приходи с паспортом, вмиг нас с тобой здесь и распишут.
- Ну, гляди у меня – сложила пальцы в кулак перед его носом Симка. - А жить у тебя будем… - сказала она грозно и покинула кабинет.
Утро следующего дня Серафима потратила на одевание. Как ни как невеста новоиспечённая!
Распахнув сундук, стала перемерять всё, что имела в загашнике – юбки, платья,  платки. А остановилась, наконец, на белой кофте и сарафане чёрном, который  висел на ней, как на вешалке.
«Это ничего - подумала про себя Симка, оценивая свой наряд. – Скоро в тело войду, вокурат будет».
Она ещё раз критически взглянула на своё отражение в зеркале. Продолговатое лицо, выделяющиеся скулы, крючковатый нос, голубые глаза и редкие светлые волосёнки, еле как собранные в две жидкие косички, перекрещивающиеся на макушке, вот и всё её «достояние». Ну, как говорится: «Не родись красивой…». Подмигнула себе Серафима и отправилась в путь.
В администрацию она не спешила. Да и зачем, когда всё уж и так решено. Со станции шла медленно, вразвалочку, съев по дороге пару порций мороженного.
- Фууу – облизала, наконец, Симка свои липкие от лакомства пальцы, встала с лавки и твёрдым шагом отправилась в учреждение.
Подойдя к нужной двери, постучала.
- Да, да – ответил ей незнакомый голос.
Серафима заглянула внутрь. За столом сидел пожилой полноватый товарищ.
- А где? – спросила она, махнув головой  в сторону пустующего стула.
- Вам Ягодкина Емельяна?- дружелюбно улыбнулся мужчина – Так уволился он и уехал спешно, а куда не сказал…

                ***
Без малого семьдесят стукнуло Матрёне Матвеевне, бывшей купеческой дочери, а ныне знатной колхознице, пережившей две русские революции, мировые войны, своих родных мужа и сына.  Морщинками покрылось озорное лицо, поседели рыжие волосы, не постарела лишь душа её и память до сей поры не подводила.
- А Марусюшка, дочь моя, с мужем Ильёй сейчас далеко, в Красноярске – говорила Матрёна Наташе. – Как Ильюше то стали поминать, что он из «бывших», так они вещички собрали, да в тридцать пятом ишо и уехали. Подай ка мне противень, милая – попросила свекровь  невестку.
Они занимались стряпнёй, вернее Матрёна стряпала, а Наталья смотрела и училась.
- Тама у них родились две доченьки. Старшенькая то Женя уже невеста совсем, карточка где-то у меня ёйная есть. Я тебе потом покажу.
Матрёна, смазав форму маслом, ловко посадила на неё кругляши  теста, посыпала их  маком и отправила в печь.
- Засекай время, Наташа.
Наталья глянула на часы.
- О чём это я говорила то?
- О Жене.
- А да – начала отрезать новую порцию теста мать. – Хорошо они живут. Ильюша начальником на заводе, Марусюшка там же при нём работает.
Она  взяла скалку и задумалась.
- Вот только Дуняшу я так и не уберегла – сказала Матрёна и прослезилась. – Погибла моя Дунюшка на фронте. И могилки её не сыскать.
- Почему? – невольно спросила Ната.
- Она же до войны то на врача выучилась, работала в больнице долго, потом на фронте в госпиталь попала, а при отступлении, в 41-ом, аккурат в её лазарет то бомба и попала, так моя Дуня там под руинами и осталася.
Дверь избы резко распахнулась, и в дом вошёл Митя.
- Сегодня пораньше кончили – сказал он, снимая с себя рабочую, пропахшую соляркой фуфайку.
Он посмотрел на двух стряпух, одну старую, другую молодую, и сердце его сомлело.
- Ну что курлыкаете, кумушки? – улыбнулся он – Покормите меня?
- Конечно, Митенька – подскочили обе женщины.
Вымыв руки, лицо и шею, Митрий уселся ужинать. В доме стоял сказочный аромат стряпни.
- К уборочной готовимся, технику чиним, а запчастей нет - сказал он сердито. – В район в МТС надо ехать, а Зяблик наш председатель не чешется.
Под окнами их дома заголосили девки.
- Опять - всплеснула мать руками. – Ну что они места другого себе не могут найти что ля?
Наталья глянула на улицу. На поваленном тополе сидело четверо девчат в ситцевых разноцветных платьицах, белых носочках, кто в калошах, а кто в тапочках, и каждая держала в руках газетный кулёк с семечками.
- Снова чёль Зинка Милютина подруг навела? – щурясь, показала мать на миловидную, не высокого роста, в тёмных мелких кудряшках девушку лет двадцати, с родинкой на щеке – Ну с другой сторонки куды ж им горемышным податься то, всех женихов у них война забрала. Пусть уж поют, попевают, всё сердцу радость.
И девчата, будто только и ждавшие одобрения, заголосили в полную мощь. Громче всех, конечно же, пела Зинаида, изредка хитро поглядывая в окна Казаковцевых. Её Наталья  знала, дочерью она была соседей, что дом у Антонины купили. Говаривали, мол, дружили они с Митей когда-то, да потом отчего-то рассорились.
- Ты родным то писала, Наташ?- спросила невестку Матрёна, вынимая  румяные булочки из печи.
- Да в прошлом месяце.
- Отпиши им. Пусть приезжают, гостят у нас здеся. Нину с Шурой, Степана, отца позови…
- Хорошо, мам.
- Ну, вот и спасибо – встал Митя, наевшись. – А теперь и поспать не грех – сказал он, и, поцеловав своих стряпух, отправился к себе на половину.

***
Сегодня Наталья ходила в соседнюю деревню в сельпо, и, накупив продуктов, уже возвращалась домой. Мешки сахара и муки висели у неё на плече, а в руках она несла авоськи  с хлебом, маслом, пряниками и дрожжами.
Ступая сапогами по грязи и обходя огромные лужи, она выбирала дорогу потвёрже, но через  пару шагов вновь вязла в топкой, непроходимой чёрной каше. Затяжные осенние дожди размыли всё вокруг на многие километры.
- Дааа, это тебе не город – говорила Наташа себе.
Замужней она была уже год с лишком, а детей у них с Митей всё не было.
- На то воля божья – успокаивала её свекровь. – Будут, дажно не сумнивайся.
Но Наталья то знала причину своего бесплодия, всему виной  тяжёлый труд в  детстве. «А что если совсем детишек у нас не будет?» - с опаской думала она.
А ещё волновал её Митрий. Он пил. Не так чтобы сильно, но часто. А как откажешься то, когда в каждом дворе наливают вдовы кому по хозяйству помочь нужно. Не нравилось это девушке, одно дело просто помочь, другое за пойло вредное. Говорила она мужу, да только вот он её не больно-то слушался…
- Не придумывай - отвечал – На фронте через день спирт давали, не спился же…
Так в мыслях своих нерадостных приближалась она к железной дороге, где пути пересечь наметила, как вдруг увидела вдали сестру мужа Серафиму, которая отчего-то сидела на рельсах.
«С ума она сошла что ли?» - подумала Ната и, почувствовав неладное, решила подойти ближе.
Послышался гудок приближающегося состава, однако Симка с места не сдвинулась. Наташа ускорила шаг, но и паровоз не стоял на месте тоже.
- Сим, уходи! – крикнула Наталья и, бросив ношу, кинулась к ней со всех ног.
Как оказалась рядом не помнила, помнила только что толкнула золовку под насыпь и сама вслед за ней полетела кубарем.  Вагоны замелькали один за другим, и Ната, проводив их взглядом, потихоньку начала подниматься. Однако сделать это оказалось не просто. Всё тело её от гальки саднило, но больше всего доставала рука, которую она не то вывихнула, не то растянула.
- Зачем ты меня толкнула?! – заворчала Симка сердито – Кто тебя об этом просил?!
Но Наташа ничего не ответила, а лишь стряхнула с одежды пыль. 
Серафима продолжила сидя ругать её и  свою сволочную жизнь, и, казалось, конца этой брани не будет. И из триады сказанной узнала Наталья, что золовка беременна.
- Это хорошо Сим, что ты в положении – только теперь, смогла возразить Ната. - Ребёночек тебе судьбу новую даст и смысл к существованию. Не надо убивать его, и себя, не надо….
- Тебя хорошо говорить, ты замужем. А что про меня люди скажут, без мужика и брюхатая?
- А ты плюнь на людей то. Тебе не с ними жить, а с детём. Береги его. Он твоя опора.
- Много ты понимаешь, сопливая…. – кинула напоследок Симка родственнице.
Тут Наташа, вспомнив о покупках, поспешила посмотреть, что с ними. Она вернулась на то место, где их оставила. Но,  испачканные и пропитанные грязью продукты, представляли из себя, жалкое зрелище.
 Серафима подошла к невестке тоже.
- Да уж – сказала она. – Из этого пожалуй пирогов не состряпашь – вздохнула золовка. -  Жди меня здесь, я за деньгами.
И она побежала в сторону деревни, а Наталья осталась стоять одна,  думая о том, что случилось.

***
Их небольшая контора располагалась на самом краю села. «Сельсовет»- красовалась покосившаяся вывеска над одноэтажным деревянным зданием, где сегодня царил переполох.
- Уволю! К чёртовой матери всех уволю! – кричал председатель колхоза Зябликов, которого с первого его приезда в Кушаки в 1924 году было не узнать. Откормленный на деревенских харчах, он теперь походил на в меру упитанного хряка часто и требовательно похрюкивающего.
- Опять отчёт вовремя не сдали?! – кричал он на бухгалтера Пирогова Егора, худого мужчину средних лет в потёртом пиджачке – Снова краснеть мне за вас придётся.
- Простите, Андрей Андреич, в последний раз….
- Прошлый раз был последний! – повернулся он к заведующей птичника Зыковой Надежде – Почему птицу на убой только сегодня отправили?
- Так транспорта ж не было! Пока дождались грузовиков из района, пока погрузили…
- Поняяятно – недовольно вымолвил председатель и переключился на механизаторов.
- А вы, какого рожна, в сроки не укладываетесь? – спросил он бригадира трактористов Митьку.
- Андрей Андреич, техника встаёт. Мы ж вам сколько раз говорили, что ремонтировать её  капитально надо…
- А я тебе где денег возьму, скажи на милость? Рожу что ли?! Ты мне, Митрий, что хошь делай, но чтоб к октябрьской работу кончил. Понял?
- Будет исполнено – буркнул Митя. – На лошадях допахивать станем….
- Где мои очки, чёрт?! – выругался Зябликов и принялся рыскать по столу, заваленному бумагами.
К нему подбежала секретарша Вера Осипова, внучка старухи Лукерьи -  светлые косы и глазки угольки, копия своей бабули в молодости.
- Возьмите, Андрей Андреич – протянула она «окуляры» председателю.
- Спасибо – сердито сказал тот. – Все свободны – крякнул он для солидности.
Люди начали не спеша расходиться, беседуя друг с другом.
- Ну что по домам? – спросил Фёдор Маланин своих друзей, ступив на крыльцо.
- Вы как хотите, а я трактор чинить – сказал Митька. – Завтра в поле, а он глохнет зараза.
- Я с тобой – вызвался с Митей Ерофеев Захар, внук Савелия.
- И я – присоединился к ним и Лёха Савин.
- Нее, ребята, я к Маньке – сморщился и поник Федька. – А то она меня прибьёт.
- Или Дуська? – засмеялись ребята.
- Идите вы – обиделся Фёдор.
У него рыжего, да конопатого и вправду было две зазнобы – Мария Зыкова, младшая сестра заведующей птичника, его невеста, и детная вдова Дуська Дёмина, женщина статная, видная, к которой он иногда тоже хаживал.
- Можно подумать вы безгрешные – попал в точку Федька. – Молчали бы уже.
Ребята снова хохотнули и, попрощавшись, разошлись в разные стороны.
Солнце, будто гонимое тяжёлыми тучами, уже собиралось садиться за горизонт. Ветер с полей доносил запах влажного чернозёма. Тихо шуршала под ногами опавшая с деревьев листва.
- Ну а ты, Захар, жениться-то думаешь?- спросил Митька друга.
- Да я б хоть завтра, - отозвался чернявый статный парень, с пучком седых волос в чёлке, да ямочкой на подбородке – Вот только Веруня просит после годины деда. Видали, как сёдня на меня глядела. Всё ж таки хорошая она…
Из большой семьи Осиповых в деревне остались бабка Лукерья, да Верочка, деда они схоронили недавно.
Вдруг неподалёку заиграла гармошка, и кто-то загорланил на всю деревню:
             Едет Ленин на свинье,
             Троцкий - на собаке!
             Комиссары разбежались:
             Думали – казаки!
Ребята всё ближе подходили к пьяному певцу-антисоветчику. Небритый и чумазый Харитон Перепёлкин сидел у своих ворот на сломанном стуле, в рваной фуфайке, тельняшке и орал:
                Ленин Троцкому сказал:
                «Пойдём, товарищ, на базар,
                Купим лошадь карюю,
                Накормим пролетарию!»
Парни встали рядом. Музыкальный инструмент умолк.
- Аааа, робяты! Выпьете со мной?! – налил самогонки в стакан чуть живой  певец-народник.
- Давай – сказал Митька и остограмился. – Ты б это – занюхал он противное пойло своим рукавом и поморщился. - Не пел бы  про власть то, не хаил б её, а то она быстро тебя приберёт….
- А и чё её хвалить чё ля? Чего она для меня сделала?- задал в ответ вопрос Харитон – Батя мой при царе босяк был, а я при советах такой же… - прослезился он  - Да, ладно ты, Мить. Кому я нужон то?!
- Ну, смотри – сказал Митрий и отправился дальше.
А гармонист, прополоскав горло, как следует, для большего так сказать звучания, продолжил:
                Когда Ленин умирал,
                Сталину наказывал:
                Много хлеба не давай,
                Мясо не показывай!"
                Ох, огурчики мои,
                Помидорчики,
                Сталин Кирова пришил
                В коридорчике!
- Дааа, накличет беду на свою голову. Дурак. – сказал Лёха – А, правда, что его отец Афонька пьяный в бане угорел?
- Правда. Только давно, я ещё малой бегал.
Не удивительно, что Алексей не знал этого. Он и его многочисленная семья были  эвакуированными, и после войны остались проживать здесь в пустующем доме Мироновых. А детей у Савиных было одиннадцать душ, Лёха старший.
Они уже подошли к месту. Там вся расфуфыренная, облокотившись на дверь амбара, стояла Зинаида и улыбалась.
- Чего явилась? – приблизился к ней Митька.
- Соскучилась! А  чё нельзя? – стала крутиться Зинка, заигрывая.
Она обхватила парня за шею и поцеловала.
- Ну, всё иди. Не надо этого – сказал он, стесняясь друзей.
- До свиданьице – ответила Зинаида игриво, и, напевая, отправилась восвояси.
А Митька, открыв амбарный замок,  вошёл внутрь к своим тракторам.

                ***
Дунул прохладный ветерок, и, сорвав с невысокой берёзки пожелтевшие листья, вдруг понёс их с собою, кружа в воздухе.
- Ну, здравствуй, Костюшка – подошла Матрёна к могилке мужа. – Вот и снова я пришла к тебе. 
Она поправила веночек, купленный для него недавно.
- Как ты тут без меня, родной мой? – погладила крест и поцеловала его Мотя – А мне без тебя плохо. Все эти годы плохо. Из-за детей только здесь и живу – вздохнула она и присела на лавочку. – Ну, ничё, скоро уж…
Матрёна, промокнув глаза, стала вспоминать свою жизнь  после мужа. А после всё было трудно. Трудно вдовствовать, когда не к кому прислониться, трудно детей малых одной поднимать,  трудно кровиночек своих со страшной войны дожидаться…
- Во имя отца и сына – перекрестилась она,  до сей советской поры, верная Богу.
После мужа председательствовать в деревне стал Николай Ильин, человек и друг настоящий. Только вот забрали его в 34 – ом органы и невесть куда увезли. Сказывали, мол, что из-за ссоры с Иваном, братом Костиным, он пострадал. А в 37 – ом исчез из своего кабинета и сам Иван. Одной верёвочкой, видать, они были повязаны…
Матрёна услышала чьи-то шаркающие шаги и увидела старуху Лукерью. Совсем она в последнее время сдала.
- Здравствуй, подружка моя дорогая – сказала Мотя. – Садися, рядышком посидим.
Лукерья скинула своей клюкой листву с лавочки и присела с краю.
- Помнишь, – спросила она Матрёну – молодыми были и о смерти совсем не думали. Боялись её, страшились. А теперь рад бы побыстрея, да в очереди постоять приходится…
- Ну, что ты такое, Луша, говоришь? Верочку замуж тебе отдать надо, да с ребятишками ей помочь, а потом уж и собираться.
- Нет, Мотюшка, не доживу я. Миша ко мне во сне приходил, на двух ногах, здоровый. Говорит хорошо ему тама. Меня звал, я и пошла…
Матрёна заплакала.
- Ты уж за Верой то пригляди – продолжила Лукерья. – Чем сможешь помочь, помоги.
- Конечно, родная, конечно…
- Как Митя то твой?
- Хорошо. С Наташей навроди всё ладно у них…
- Не ладно – перебила её подруга – Зинка за ним Милютина бегат. Как- бы не случилось беды…
Матрёна схватилась за сердце.
- Не переживай – поспешила успокоить её  Лукерья. – Митя у тебя парень грамотный, худого Наталье не сделает. А ты всё же знай…
Она посмотрела на осенний пейзаж.
- А воздух  то сёдня особенный. Так бы и дышала – вздохнула подруга – Ну что, пойдём к Мише, да к Варюшке?
- Пойдём – сказала опечаленная Матрёна.
А через два дня Лукерьи не стало.

                ***
Ферма жила своей особенной, размеренной жизнью - кормления, дойки, отёл... Коровки в отсеках стояли хорошие, упитанные, чистенькие, жевали жвачку, да мычали изредка.
- Тише, милая, тише – успокаивала Ната свою подопечную.
Звёздочка, всеобщая любимица, вся чёрная с белым пятном во лбу, отнюдь не слыла покладистой.
- Ну что, Наташ, справляешься? – подошла к невестке Настасья, старшая сестра Митина, которая была в коровнике главная – Ты не молчи, ежели что поможем.
- Нет, спасибо, я сама.
- Кто у тебя ещё остался то?
 - Вот, Звёздочка, да Тучка с Ёлочкой.
- Ну, и хорошо, заканчивай.
Наталья поправила платок, съехавший на бок, и продолжила дойку.
- Ты в городе то кем работала?- спросила её сидевшая рядом Дарья Карпова, молодая приятная девушка, Наташина ровесница.
- Нянечкой в яслях.
- И как ты там с такой оравой-то?
- А что, – улыбнулась Ната – поймаешь каждого, помоешь, спать положишь, посуду приберёшь. Работа лёгкая.
- Ну, да! – возразила ей собеседница – С коровами чать проще будет.
- Кому как.
- Ну а магазины, кино, танцы были у вас в городе?
- Конечно. Гастроном, универмаг, кинотеатр и танцплощадка на воде.
- Это как? – удивилась Дарья.
- Места там как и здесь красивые, леса, озёра, реки, горы, а между гор ещё и пруд имеется. Так на пруду площадку и построили. И каждый день  оркестр играет музыку, а слышно её далекооо…
Дарья представила, как кружит она под звуки Венского вальса в бальном платье, в туфельках в цвет, да с кавалером над водой.
-  Вот это жизнь!  - выдохнула Даша, вернувшись мысленно обратно в коровник – Не то, что у нас здеся – шмыгнула она своим носом, отбросив назад длинную чёрную косу.
- Я те щас пободаюся!!! – услышали вдруг девушки бряканье вёдер и шум в другой стороне фермы.
- Опять Зинаида разбушлатилась,- сказала Дарья рассерженно – корову лупит. А чем животное то виновато, когда у самой руки не из того места растут.
И тут недовольство Зинкиной подопечной передалось всем. Сонный коровник враз ожил, замычал, забрыкался…
- Ну, чтооо это такое? – сердилась на Зинку Дарья - Убила б её заразу.
В это время Наталья закончив доить Звёздочку, перешла к Тучке. А та как будто только и ждала её.
- Здравствуй, хорошая. Сейчас, сейчас - поставила Наташа пустое ведро под вымя, и тонкие струйки молока звонко полились в него.
И Наталья вспомнила, как доила корову мама, по-особенному, нежно. А она маленькая, с кружкой в обнимку, сидела рядом на корточках и терпеливо ждала.
Дарья тоже передвинулась к другой тёлочке и продолжила разговор.
- А что сёстры, братья есть у тебя?
- Сестра Нина замужем и брат Степан.
- А брат то женат?
- Да вроде нет ещё. Высокий он у нас, красивый. С Японцами на фронте воевал. Ну а сейчас в милиции работает.
У Дарьи зашло сердце. Вот бы ей такого жениха! Но стоит ли грезить  о несбыточном.  А вслух сказала:
- А мои браточки уж и не женятся никогда. Погибли они все. В сырой земле лежат.
- Дааа – вздохнула Ната. – Что война то проклятая сделала…

                ***
Всё о чём мечтала Зинаида в этой жизни – выйти побыстрее замуж. А за кого, когда в деревне мужиков совсем не осталось, одни калеки убогие, да женатики.  Единственной возможностью осуществить свою мечту, было увести Митьку из-под венца, тем более что это она его первая подцепила. А не женился он на ней так из-за матери своей полоумной, которая выискала в родне мужа покойного ему эту дуру сиротку Наташку. «Хорошо хоть, что Бог им детей не даёт. Значит,  даст мне» – думала про себя Зинка.
- Ты чё замолчала то, Зин? – подсмеиваясь, спросили её подруги.
- Да соображает, как Митьку захомутать! – весело сказанула Манька Зыкова – А он всё не хомутается….
Кровью налились и без того не добрые глаза Зинаиды. Она схватила хохотушку за рыжую косу, так, что та аж присела и взвизгнула.
- А ты хоть знаешь, что Федька твой с Дуськой Дёминой снюхался?! Бегает к ней по темну после работы! – брызнула она злобой.
- Не правда это! – выкрикнула Манька.
- Вся деревня уже знает. Неправда! – отпустила подругу Зинка.
Та плюхнулась на лавочку и завыла:
- Ой, что делать то, девочки?! Бросит ведь он меня кобелина конопатая…
- Бросит, если ты с Дуськой сама не разберёшься… - твёрдо заявила Зинаида.
- А как?
- Как с гулящей! Ворота дёгтем ей облить надо, да волосы повыдергать. Пусть знает, как чужих женихов привечать!
Девки, науськанные Зинкой, так и поступили. Вымазав ночью ворота соперницы, с утра пришли к её дому охальничать.
- Ой, глядите, люди добрые! Тут «Прости господи» живёт!
- И точно, ворота то все грязные!!!
Дуська услышала это и выбежала на улицу. В ужасе от увиденного, она накинулась на девчат.
- Я вам щас длинные то жала пообрезаю! –заорала оскарблённая на всё село  – Будете знать, паскуды, что языками своими погаными молоть!
- Это ты будешь знать, как жениха мово Федьку уводить! – крикнула ей не выдержавшая унижения Манька.
- Чьего жениха?! Твово?! – показала пальцем Дуська на соперницу - Да чихать он на тебя рыжую хотел! Он меня любит!
- Тебя?! – орала ей в ответ Манька – Да ты ж старая, да ещё и с детём!
- Я старая?! Да я и старше-то его на пять лет! Зато красивая! Не то, что ты! – плюнула в сторону страшненькой по её  мнению конкурентки Дуська.
Такого оскорбления Манька вытерпеть уже не могла и набросилась на обидчицу с остервенением.
Через несколько минут этот «поединок» с интересом  наблюдала без малого вся деревня. Девки пинались, кусались, царапались, рвали друг другу волосы, катались по земле  с визгами  до тех пор,  пока их не растащили в разные стороны.
- Убью! – продолжала истерить  разъярённая невеста.
- Сдохни! – желала ей растрёпанная вдова.
- Ну, попомнишь у меня ещё! – пригрозила Манька противнице.
- Сама попомнишь! – парировала ей та...

     ***
Не прощаясь, времена года меняли друг друга. Зима потеснила осень, а весна зиму. И заблагоухала она первыми капелями, да проталинами.
И вот уже грачи вернулись  домой и даже иногда без приглашения навещали селян.
Большой, чёрный как ворон он сидел на кабеле, меж свисающих сосулек, и клевал его.
- Опусти провод, паразит! – ругал дед Савелий птицу – Кыш, кыш! – махал он своим бадагом на пернатого разбойника.
Но тот, недооценив угрозы, продолжал спокойно раскачиваться на  проводе, словно на ветке. Старик кое-как поднял с земли камушек и, размахнувшись, бросил его в грача. Камень, не долетев до пернатого, звонко упал на крышу дома.
Только теперь незваный гость, почувствовав опасность, решил удалиться. Он взмахнул своими чёрными крыльями, и, оставив насиженное место, исчез в небесах.
- Ишь чё удумал,  хулюган – продолжил ворчать старик на разбойника, входя в избу.
Сегодня дед Савелий как обычно проснулся рано. Сходил за дровами по мартовскому снежку  в сарай, затопил печь, поставил чайник и включил радио.
Привыкший к постоянному крику жены, после её смерти ему чего-то стало не хватать, и Савелий совсем было загрустил, пока не появился в его доме этот прибор, который он, по старческой своей глухоте, делал громко.
- Всё легче. Вроде как Степанидушка орёт – говорил он успокаиваясь.
- Дед, да убавь ты! – ворчал на Савелия Захар – Всю деревню разбудишь.
- Сейчас, Захарушка, сейчас - шаркал валенками к круглому приёмнику старик, приглушал его и прикладывал к сетке радио своё большое ухо.
Поскольку Савелий редко расставался с объектом информации, был он в колхозе самым просвещённым. Знал всё: что постановил последний пленум ЦК, урожайность с полей Родины, какой опорос в совхозе «Знамя» Ульяновской области, сколько добыли угля на Донбассе, куда поехал на гастроли Большой театр, обстановку в дружественном и враждебном нам лагере, достижения советских атлетов в спорте, ну и погоду конечно же тоже.
Спроси деда Савелия о чём угодно, и он тебе сразу ответ выложит обстоятельно, подробно, со знанием  дела, а главное что и с выводом…
В дверь избы постучали, и в дом вошёл Митя.
- Здравствуйте, дядя Савелий. А Захарка тут?
- Здоров, сынок, проходи, - обрадовался старый – чаёвничать будем.
- Да некогда мне – отказался взволнованный парень. – Серафиму нужно в клинику сейчас отвезти.
- Никак рожает девка?
- Да вроде бы…
- Эх ты, да вроде бы – упрекнул Митю дед – Поспешать надо. Захарий, вставай! – скомандовал старик.
Заспанный внук нехотя сполз с печи.
- Давай скорея, - суетился Савелий - а то девка из-за тебя на вулице родит.
 - Кто родит из-за меня? – испугался и сразу проснулся Захар.
- Иди ужо, там всё узнаешь…
В роддом Серафиму друзья доставили быстро, можно сказать с ветерком. Митрий всё крепче подгоняя лошадь, нёсся, сломя голову, не разбирая дороги.
- Ой, мамонька! – кричала Симка на каждой кочке, лёжа в телеге – Ой, помру сейчас!
- Не помрёшь! – смеясь, отвечал ей Митяй – Не успеешь! - заносил он в очередной раз над головою вожжи.
- Вот разрожусь, убью тебя зараза! – грозила ему разгневанная сестра.
Она скрылась за дверями больницы, показав напоследок брату кулак.
- Вот и вся благодарность… – сказал Захарию, улыбнувшись, Митька.

***
Поздравить Серафиму с благополучным разрешением и возвращением домой пришли сегодня Настасья с мужем Прокопом и младшей дочерью Тосей, подруга Наташи Даша Карпова, Федька с Лёхой, дед Савелий, Захар с Верочкой, соседи Милютины родители, ну  и сам председатель колхоза с женой Людмилою пожаловал.
- Ну что, Сим, показывай.
Симка открыла личико новорождённого.
- Ууу, богатырь! – сказал Андрей Андреич – Назовёшь как?
- Григорий Ягодкин – смутилась она.
- Григорий - это хорошо. По моемому нет у нас ещё Григориев в деревне?
- Нет, нет… - стали говорить гости.
- А теперь, стало быть будет - поднял свою рюмку председатель - За нового гражданина, за будущего колхозника Григория Ягодкина! Ура!
- Ура! – разнеслось негромкое по избе.
Ребёнок в люльке закуксился. Симка побежала к нему.
- Дааа, побольше б нам сейчас ребятишек, а то рабочих рук после войны страсть как не хватает – вздохнув, сказал председатель. – Одни бабы считай на себе всё везут - откусил он солёный огурец. – Ну, а вы чего тяните с наследником? – посмотрел он на Митю с Натальей.
Наташа опустила глаза.
- Ну ладно, ладно. Успеете ещё – поправился он, поняв что ляпнул чуток  лишнего. – Как тебе, Наталья, у нас? Нравится?
- Нравится.
- С работой то справляешься?
- Справляюсь.
- Что вы, Андрей Андреич, да она у нас на ферме в передовиках! – вставила тут Дарья – Никакой работы не боится!
Председатель заулыбался:
- Молодец, Наташа, так держать – посмотрел он на Митьку – Ты береги её, в обиду никому не давай.
- Не дам – совсем захмелел Митя.
Он поцеловал жену в щёку.
- А я тебе толкую, враги оне и есть! И всё тута.
Услышали присутствующие выступление деда Савелия на другом краю стола.
- Козни чинют, холодну войну противо нас поразиты развязали, НАТУ создали. А завтря бомбу атомну сюды кинут – говорил он Прокопу тревожно. – Куды побежим?
Все, почему то засмеялись.
- Не переживай, дед Савелий, - успокоил его председатель - не долетит до тебя бомба ихняя.Ты лучше расскажи , что в стране в целом творится? – подмигнул он рядом сидящим.
Старик, напустив на себя важный вид,  начал:
- А что, всё хорошо. Восстанавливают апосля войны электростанции, заводы, шахты, фабрики, железнодорожны так сказать пути тожа. Кажный день об энтом рапортуют.- пустился в долгие перечисления всех введенных в строй объектов дед -  Да ладно б ишо никто не мешал, а то ведь вон опять в Ленинграде сколь врагов народа изловили. А по ним и не скажешь. Ить до самого что ни наесть  верху правления добралися супостаты. Сказывалют на американску разведку шабашили.
Председателю отчего то сделалось не весело.
- Да, дед! Лишь бы нас с тобою за врагов то народа по ошибке не приняли – сказал он прямо. – А то ведь и такое случается.
- Как энто? – удивился Савелий – Да за что ж?- испуганно спросил он.
- Ну, меня, к примеру, за невыполнение плана. Ну а тебя…- замолчал он, задумавшись.
У Савелия зашевелились жидкие волосёнки на голове.
- А тебя за то, что ты ничего не ешь и не пьёшь! – засмеялся председатель.
Дед схватился за сердце.
- Ну, Андрейка! Ну, напужал, кловун! Инфаркту с тобою пожалуй хватишь…
- А и правда, что ж вы не едите то ничего? – засуетилась Матрёна – И выпить надо бы за внука то мово.
-  Всенепременно! – снова поднял свою стопку председатель – За вас, Матрёна Матвеевна. За дом ваш гостеприимный. За детей ваших славных и  внуков. Ну и за нового члена семьи, конечно же...

                ***
Погода нынче стояла хорошая и пахота выдалась славная. Плуг как в масло входил в землю, поднимая один её слой за другим. Как же он любил это время. Время посевной, время зарождения новой жизни, когда чернозём, напитавшись талой влагой готов был принять любое семя  и вновь взрастить в недрах своих крепкий,  здоровый росток.
Митька шёл после работы довольный, весело насвистывая себе под нос популярную довоенную песенку.
- Мить! – подошла к нему тётка Марфа, пожилая односельчанка, которая потеряла в войну двоих сыновей и мужа, а сейчас доживала свой век с третьим сыном, дурачком от рождения, Назаркой – Мить, вспаши мне землицу в огороде трактором Христа ради, а то ведь я с лопатой там и кончуся. Назарка то мой, сам знашь, помощник никудышный.
Сынок её был буйным малым, только и мог, что по деревне ходить, да браниться басом на понятном лишь ему одному языке, пугая тем самым местных ребятишек.
- Хорошо, тёть Марфа, вспашу.
- Ой, спасибо, соколик миленький. А я уж тебе бутылочку поставлю.
Митька заулыбался:
- Завтра жди.
И так каждый день. Одной забор поправь, другой крышу залатай, третьей инструмент почини, четвёртой вспаши. А куда деваться? Одинокие они, несчастные. Не по своей же милости мужиков потеряли.
- Дмитрий! – догнала его уже у самых ворот Зоя Михайловна, учительница местной малокомплектной школы, интеллигентная, приятная женщина средних лет – Митя, родненький, тётка Марфа сказала, огород ты ей вспашешь, не мог бы ты и мне помочь? Пал  Сергеич то муж без ноги после фронта, какой он работник.
- Хорошо, Зоя Михайловна, конечно – он подумал. – И школу вам отремонтировать, наверное, надо?
- Надо, Митенька. Крыша совсем худая стала.
- Это мы с ребятами после посевной обязательно отрядимся. А пахать я послезавтра приеду.
- Спасибо тебе, Мить. И что б я  без тебя делала?- чуть не плача сказала женщина, получившая похоронку на сына ещё в сорок втором.
Простившись с учительницей  Митя вошёл в свой ухоженный двор.
- Мам, Наташ, Сим, вы где?! – крикнул он.
- В огороде, сынок! -  откликнулась Матрёна.
Даа, без огорода нынче пожалуй никуда! На трудодни которые колхозы теперь начисляли  было не прожить, вот и держали люди хоть худое да своё хозяйство. Молоко, яйца, мясо, картошка на столе и то хорошо…
Дмитрий прошёл в дом, помылся, отломил кусок от краюхи  хлеба, налил молока себе в кружку, быстро поел и пошёл копать уже свою землю…

                ***
Они стояли на мостках речки и беседовали.
- Вер, ну когда уже? – измучил он её напрочь.
- Сам знаешь – отвечала девушка.
- Так година ж деда прошла?
- А бабулина?
- Это ж долго ещё…
- Ну и что. Не могу я в счастье купаться, пока со смерти бабушки Луши год не прошёл.
- Глупая ты. Ну почему не можешь то? Она ведь только б за тебя  порадовалась.
Журчала вода в речке. Ещё холодная, но прозрачная она перекатывалась по камням, омывая их, как батюшка в церкви омывает невинные тела младенцев. Распустилась верба и была сейчас самая что ни наесть  красивая. Вера погладила крошечной ручкой своей пушистую веточку её и сказала:
- Ладно. Спрошу разрешения у бабы Мотрёны. Если позволит, сыграем свадьбу, но только летом.
- Позволит! Конечно, позволит! – подскочил Захарка к ней, поднял на руки и начал кружить.
- Опусти, дурной! – смеялась Верочка – Опусти, а то упаду!
- Люблю тебя, Верунь, люблю! – кричал он на всю округу и хохотал с нею вместе.
- И я тебя! – отвечала ему девушка.
Вдруг звук мотора заставил их остановиться.
- Ой, кто это там так поздно? – насторожилась Вера, высматривая в сумерках огни приближающегося к селу автомобиля.
Захар поставил невесту на ноги.
- Не знаю. Может гости к кому? Пойдём, поглядим.
Парень взял Верочку за руку и они поспешили к деревне.
Гости, как оказалось, пожаловали к вечно пьяному Харитону. Вооружённые товарищи с каменными лицами  окружали его дом, в то время как ничего не подозревающий хозяин кормил своего любимого поросёнка Борьку.  Много душераздирающих историй выслушал на своём веку Борис, да только не в этот раз. Весело хрюкал он в покосившемся не прибранном сарае, пока арестовывали его закадычного друга. Тот же, в свою очередь, внезапно вырвавшись от своих нечаянных конвоиров, устремился что есть мочи по деревне. 
- Люди добрые! – орал Перепёлкин во всё горло - И что ж это деится?! Фронтовика обижают! Я же кровь за Родину проливал!!!
Однако далеко убежать ему не дали. Пальнув, пару раз для острастки в воздух, Харитона вновь задержали.
- Сдаюсь на милость власти праведной!!! - теперь кричал он, задрав высоко обе руки.
Селяне, переполошившись от выстрелов, все как один выбежали на улицы.
- За что вы его?! – выступила соседка Харитонова Клавдия Шишкина – Он же  безобидный совсем!
- А кто здесь агитацию против советского строя проводил? Может и ты с ним заодно? – грубо осёк заступницу служивый.
- Ууу, собаки. Хуже жандармов – заворчала пожилая женщина на хамоватого представителя закона.
- Отречёмся от старого мира, отряхнём его прах с наших ног! - запел арестант революционную «Марсельезу», в надежде умилостивить своих тюремщиков.
Однако те и ухом не повели. Усадив деревенского смутьяна в «воронок», увезли в неизвестном направлении.
Народ весь  жалел убогого.
- Можа поругают, да отпустют? – крестила удаляющуюся машину тётка Марфа – Хыть бы уж – вздыхала она тяжело.
Посудачив несколько, люди потихоньку стали расходиться по домам. Так в канун праздника великого лишился колхоз ещё одного мужика, хоть и непутёвого.

***
Деревня вся утопая в цветах и травах была похожа сегодня на огромную ухоженную клумбу.
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» - пел хор из репродуктора, закреплённого на крыше сельсовета.
Сюда из разных окраин на митинг подходили кушаковцы. Сегодня страна отмечала пятую годовщину великой победы над фашистской Германией. Деревенские шли семьями, с детьми, празднично одетые, несли с собою съестное и выпивку.
- Вначале торжественная часть, а потом застолье  – как всегда встречала всех Верочка.
- Товарищи! – громко обратился к собравшимся председатель, но вдруг, осёкся и замолчал.
Он посмотрел на сотни, устремлённых на него глаз, и продолжил, но уже тише.
 – Нелёгкую годину довелось нам с вами пережить, страшные потери испытать. Ушли на фронт и не вернулись десятки наших односельчан. Они, здоровые, сильные, молодые отдали свои жизни за нас с вами, за Родину ныне свободную, за будущие поколения, которые смогут появиться после нас! Вечная им память!
В толпе завыли и запричитали бабы. Кому как не им было знать какого это, потерять на войне самое дорогое…
Андрей Андреич ещё раз окинул всех взглядом.
- Сейчас  с нами и те, кто вернулся! – повысил он голос - Те, кто не смотря ни на что, выполнил свой священный долг и остался жив! Мы говорим им огромное человеческое спасибо!  Низкий вам земной поклон, ребятушки!
Люди улыбались фронтовикам, которых было ни так уж и много. На Митьку с любовью смотрели мать и Наташа. Он покраснел и, насупив брови, опустил голову. Пожалуй, у него одного здесь не было наград. Вернее, была когда-то, да только её отняли. И вообще Митя не хотел идти сюда, да мать как всегда настояла:
- Ежели ты думашь, что кто-то сумнивается в тебе, так значится, плохо ты знаешь людей. Они все тебя, как и батю твово, любют и уважают. А беда то она со всяким случиться могёт…
Митька очнулся от того, что его обнимают и целуют женщины. Старые и молодые, плачут у него на груди, желают счастья и дарят букеты сирени. От этого Митяй чуть было сам не разрыдался.
- Прошу всех за стол! – пригласила собравшихся Верочка и побежала заводить патефон.
Друзья неразлучники уселись все недалеко друг от друга. Митрий, Захар, Федька и Лёха налили себе сперва за товарищей не пришедших с войны. Митька помянул своих:  Денисыча, Дубину, Берёзу, Мишико, Ёсика, Миколу, Лёньку и Стёпку, и ком встал у него поперёк горла.
Он вспомнил их всех вместе, и каждого в отдельности, как будто бы общался с ними только вчера: Денисыча, командира своего боевого, который стал опекуном ему, юному тогда ещё, неоперившемуся, сибиряка Серёгу Березина, смекалистого разведчика и непризнанного поэта. Русского богатыря Сашку Дубкова, детдомовца и добряка.  Балагура и весельчака грузина Мишико Ломидзе. Еврея Ёсика Савичева, молодого человека тонкой душевной организации.  Украинца «батьку» Миколу Сидоренко. Блокадника ленинградца Лёньку Плотникова.  Ну и дружка своего закадычного, уральского паренька, мечтавшего стать металлургом, Стёпку Лапина … Они все погибли. Всех забрала война. И эта Митькина рана уже никогда не затянется.
- За вас, ребята – сказал он, сглотнув ком, и выпил до дна горькую.
Пьяным стал практически сразу.
Наталья, сидевшая рядом, стала подкладывать ему еду.
- Ешь – говорила жена - А то совсем захмелеешь.
«И откуда она только взялась?» - глупо улыбаясь теперь, смотрел на неё Митяй – «Такая маленькая, спокойная, а стержень в ней,  не сломать. А глаза какие! Думающие, глубокие. Так глянет, бывало, аж сердце заходится… Даа, не ровня ей Зинка, не ровня. Да и другие…»
Народ за столом запел любимую Митину песню.
      По диким  степям Забайкалья,
      Где золото роют в горах,
      Бродяга судьбу проклиная,
      Тащился с сумой на плечах…
- Бродяга судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах! - подхватил и Митька тоже.

   ***
Матрёне последнее время всё чаще вспоминалось прошлое. Глухая деревенька эта, в которой она родилась, была когда-то поселением крестьян, отпущенных на волю доброй барыней. После строительства железной дороги, да станции на окраине, в конце 19 столетия, стала её деревенька уже волостным центром, а при большевиках, и районным. Многое изменилось теперь, неизменным оставался лишь здешний базар, место сбора торгового люда. Каждую неделю наведывалась сюда из Кушаков и Матрёна.
- Даа! - размышляла вслух она – А ведь я помню ещё времечко, когды ни паровозов, ни самолётов, ни машин, ни даже радива не было. Да чего там говорить! На свет то я ещё при царе Александре-Миротворце появилася. Вот и посчитай!..
Молоденькая девушка, стоявшая с ней рядом в торговом ряду на рынке, ахнула:
- Да как же вы, бабуличка, то жили тогда так дремуче?
- Так и жили, доченька. В колясках, да на телегах каталися, при лучине, да свечках вечер коротали. А уж керосиновы то лампы у нас апосля появилися.
Удивительно было юной барышне слышать такое, теперь, в 1950 году, когда в каждом доме  тебе пожалуйста и электричество, и радио, и водопровод в городе…
- А что ж и кинотеатров тоже не было?
- Куды там! – засмеялась Матрёна – Какие там кинотеатры!
- Не знаю. Я б так не смогла -  совсем грустно сказала молодка.
За разговорами собеседницы совсем не заметили тихо подошедшего к ним представителя закона.
- Ну, что?! Чем торгуем, дамочки?! – услышали старушка строгий голос милиционера, личность которого ей была не знакома.
Не высокий, крепкий, молодой мужчина лет тридцати представился старшим лейтенантом Самойленко.
- Так, редиской, милок, да рассадой кой – какой – показала Матрёна на небогатый ассортимент  товара, выложенный на деревянном ящичке, потому как за прилавками  ей сегодня места не хватило.
- Даа – посмотрел служивый на растительность. – А что же вы бабушка не знаете, что частная  торговля у нас в стране запрещена? Боролись мы, боролись с частнособственничеством, так, наверное, его и не вытравим… - сказал он разочарованно.
Старушка поначалу смутилась как провинившаяся гимназистка, но потом вдруг уверенно посмотрела на служивого.
- Ты, милок, вон домик тот на горке видишь? – спросила она.
- Какой? – удивился милиционер.
- А вооон, большой такой из белого камушка.
- Универмаг что ли?
- Ну да. Так вот эту свою собственность я ещё в прошлом веке покинула, когда к мужу свому, крестьянину, в Кушаки босая подалась. Царствие тебе небесное, Костюшка. – перекрестилась Матрёна на золотые купола церкви. - Так то, родненький. А ты говоришь частно… Как там оно?
- Частнособственничество… - потупил взор страж порядка – Простите – неожиданно отдал он старухе честь, и, не произнеся больше ни слова, удалился восвояси.
Девушка соседка с восхищением глядела на Матрёну.
- Да, купца Колесникова дочерь я  – улыбнулась старушка. – Сколь вам редисочки?- спросила она уже подошедшую к ней покупательницу – Два пучка? Берите пожалуйста. Кушайте наздоровьичко…

                ***
Наталья разглядывала небольшой коврик прибитый гвоздями к стене возле  кровати. Охотники в старинных камзолах и шляпах с перьями расположились у костра. Рядом бегала свора собак, диковинной породы, мирно гуляли по лесу олени, в ветвях причудливых деревьев сидели райские птицы. Всё там было какое то волшебное, не земное, как в сказке, которую когда то читала ей мать. Наташа улыбнулась, а после подумала уже о другом: «Митя ночью сегодня опять кричал. Всё Денисыча звал командира своего фронтового. Не отпускает его прошлое. Никак  не отпускает. Да и разве ж такое забудется!»
Муж никогда и никому ничего не рассказывал, и только хмель, забытье, да сон выдавали его предательски. Вот тогда-то она и  могла видеть тщательно скрываемую им ото всех  боль…
- И кто это племянника моего так запеленал? – услышала Ната голос, неожиданно появившейся в доме  Настасьи.
Наталья медленно поднялась с кровати и вышла из своей комнаты.
Старшая сестра Митина сидела у зыбки с младенцем, а рядом с ней крутилась её дочь Тося.
Серафима же восседала на лавке возле окна.
- Кто, кто? А то ты не знашь? – огрызнулась Симка Насте.
- Даа, оторвать бы рученьки твоей матери! – не обращая внимание на грубость, сказала упитанному младенцу его тётка – Пойдём, Гришенька, учить мамашу твою непутёвую будим, как ребятишек заворачивать надобно!
Она  достала из люльки растрепанный краснощёкий кулёк, который тотчас запищал.
- Ой, да он же мокрый весь! Сим, ты чего ж не смотришь то?
Но Серафиме было всё равно. Она витала в облаках и мысли её не были связаны с сыном. Симка думала о том, как бы найти суженного своего бывшего, да испортить ему жизнь спокойную. Видано ли дело бросить её с детём одну, без помощи, без участия и без средств к существованию! Ну, уж нет. Теперь он у неё за всё ответит! За всё поплатится! Тем более что когда-то, Серафима наткнулась на почту бывшего ухажёра, да прочла там письмецо его матери. Жила старушка себе преспокойно в небольшом областном городке, в нескольких часах езды отсюда. Вот к ней-то в гости Симка и собралась отправиться.
- Сим, ты чего оглохла что ли? – вновь спросила Настасья – Иди пелёнку Грише меняй!
- Мам, дай я поучусь заворачивать – подскочила Тося к матери. – Мне ведь скоро тоже надо будет.
- Чего надо будет? – нахмурила брови Настя и глянула на дочь школьницу строго.
- Ну, детей своих пеленать.
- И не думай даже. Пока образование не получишь и не мечтай! А то всю жисть как я в доярках... Вон посмотри на мои рученьки. Не руки – лопаты!
Тося глянула на материны ладони. Они действительно были большие, мозолистые и скорее походили на мужские, нежели на женские…
- Вам молодым государство сейчас все пути дороги для ученья открыло. Пользуйся, не хочу! А об замужестве даже и не думай!- погрозила она пальцем дочери.
Та, насупившись, стала крутить две свои смешные косички, перевязанные тоненькими ленточками.
- Наталья, иди ка лучше ты сюда - позвала Настасья невестку.
Наташа подошла ближе, и, погладив ребёнка, сказала:
- А я умею пеленать. Я с сыном Нины водилась, с Родькой.
- Вот и молодец! – похвалила её золовка и обернулась – А где же Симка то? – стала высматривать она свою непутёвую сестрицу, которой и след простыл - Вот, зараза, сбежала! – сказала раздосадовано Настя – Так-то, Григорий - поцеловала тётка малыша в пухлую щёчку и перепеленала племянника заново.
А Наталья вернулась обратно к себе. Сегодня на работе она почувствовала лёгкое недомогание и тошноту и, не придав этому особого значения,  решила немного отлежаться…

  ***
Митька заглушил свой трактор прямо в поле и, выбравшись из него, направился в сторону леса, где в кустах был припрятан их общий обед. Вскоре к нему присоединились его товарищи. Разложив на траве съестное, они уселись вокруг импровизированного стола и начали свою трапезу.
- Ну что, Мить, до завтра закончим? – спросил его Лёха с набитым ртом.
- Думаю, да.
- Хорошо бы. А то в поле спать как-то уже надоело – откусил он очередную картофелину.
- Не тебе одному - вставил тут Федька.
- Ну, конечно, под боком то у Дуськи мягчее будет! – засмеялся  Захар.
- Или у Маньки? – подхватил как всегда Лёха, играя ямочками.
Фёдор побагровел и, прекратив жевать, глянул зло на своих веселящихся друзей.
- Опять?! – разозлился вконец он и нервно продолжил – Вы что думаете, мне легко? – спросил парень товарищей -  Они как тигрицы  разорвать меня рады! Мне на войне так страшно не было как теперь – он помолчал – На фронте всё просто. Не убьёт тебя, так жив останешься. А здесь, ещё бабушка на двое сказала…
Федька низко опустил свою рыжую голову, обхватив её обеими руками.
- Ну как же ты довёл то до такого, Федь? – спросил с сожалением Лёшка, самый молодой и не опытный в этих делах.
- Как, как? Сам не знаю!  Сначала забавно было, весело. С Манькой поругаешься, к Дуське чешешь, с Дуськой пацапаешься к Маньке. А теперь хоть волком вой. Они мне обе заявили, что беременны! – вновь посмотрел он на ребят – Представляете?! Может мне сбежать от них в город, а?
Парни были мягко сказать ошарашены. Захарка присвистнул даже.  Все молча глядели на героя-любовника, не в силах что либо ему сказать. Митрий достал пачку папирос из кармана, и, чиркнув спичкой, закурил одну.
- Даа. Попал ты, братец, как кура во щи – выпустив дым изо рта, наконец то вымолвил он – Ну что могу тебе я посоветовать. Женись.
- Как, женись? На ком? – удивился за Федьку Лёха.
- На Маньке, конечно. Что ж он девичества бабу лишил и взад пятки что ли?
- А Дуська как ж? – в нетерпении спросил Алексей.
- Ну, а Дуська женщина взрослая, сама знала, на что шла. Но и её – серьёзно посмотрел Митька на Федора – бросать с детём не смей. Помогай, чем сможешь. Понял?
- Пооонял – снова опустил голову деревенский Донжуан.
Где то в глуши куковала кукушка, останавливаясь изредка. Дятлы, словно дровосеки, перестукивались в ветвях. Шелестела листва лесная, тихо, легко, покойно…
Они ели уже молча, и каждый думал сейчас о своём. Федька о том, как бы в сложившейся ситуации целым да невредимым остаться, Захар о предстоящей свадьбе с Верочкой, Лёха, считал в голове накопленные им на нового чубатого голубя деньги. Ну а Митрий мечтал  выпить крепко и сходить в баньку в первый жар, а потом в кровать с Натальей завалиться, да снова уговорить её на это…

***
Зоя Михайловна с мужем, сыном и дочерью появились в деревне перед самой войной. Ребятишек в тридцатые родилось много, вот и было решено открыть в селе малокомплектную школу, потому как семилетка в Кубово с таким количеством детей уже не справлялась. На нужды детворы выделили новый большой деревянный двухполовинчатый дом, в одной из частей которого расположилось само учебное заведение, а в другой проживала учительская семья. К слову сказать, муж Зои Михайловны Пал Сергеевич тоже был преподавателем и вёл уроки в школе вместе с супругой на равных. Если она брала первый и третий классы, то он второй и четвёртый.
Очередной учебный год закончился, и Дмитрий мог уже спокойно, без суеты оценить ущерб, нанесённый школе двумя стихиями: детьми и матушкой природой.
- А это у нас Коля Дёмин угол табурета случайно отпилил – говорила Зоя Михайловна, улыбаясь. - Скворечник на нём делал, да немного не рассчитал.
«Немного – это мягко сказано!» - подумал про себя Митя.
- А тут Филя Шишкин на парту залез. Она под ним и рухнула. Хорошо хоть сам не убился….
Дмитрий поражался спокойствию и всетерпению этой святой женщины!
 «Видел я этого Петю.  Удивляюсь, как он ещё пол собою насквозь не пробил! Ух, оторвать бы этому Пете уши!»
- Вот, а здесь наша крыша и течёт – показала учительница на расставленные понизу тазы.
- Всё сделаем, Зоя Михайловна. Я за инструментом в правление, потом за ребятами и к вам…
И уже через час работа вовсю кипела. Митрий  с Захаром сидели на крыше, Фёдор цементировал завалинку, Алексей подбивал крыльцо, его младшие братья чинили парты и табуреты, Вера, Наташа и Дарья белили печь, мыли стены, полы и мебель.
К вечеру ремонт был окончен, и Зоя Михайловна пригласила всех пить чай в саду с малиновым вареньем.
- А это выпуск 1934 года – взяла учительница в руки очередную фотографию, одну из многих, что лежали на длинном столе  - Это Коля Суханов, погиб под Витебском, лётчик, лейтенант. Красивый был мальчик. А это Саня Пригожин, снайпер. Говорят, более сотни немцев убил. Тоже погиб. А это, я уж и не помню кто? Павлуша, посмотри пожалуйста – протянула она пожелтевшую карточку мужу.
Тот, надев круглые очки без одной душки, приложил её прямо к носу.
- Ну что ты, Зоинька, это ж Семён, Сёма Лёвочкин. Помнишь, как он мотоцикл у участкового со школьного двора угнал, да остановиться потом долго ещё не мог, всё ездил перепуганный по кругу, пока милиционер к нему в люльку не запрыгнул, и мотор не заглушил.
- Да! – сказала тут Зоя Михайловна, обрадовавшись – Конечно! Вспомнила! Хороший был мальчик, только немного активный.
Ребята за столом засмеялись.
- А он живой?! – спросила Даша учительницу.
- Нет, Дашенька. Когда танк его подбили,  он раненый вместе с товарищами себя подорвал.
- Ой, да что же это? – чуть не плача сказала Дарья.
- Да уж, мои хорошие, такое время нам с вами досталось страшное. Никого стороной не обошло.
Гости как то вдруг приумолкли, задумавшись.
- Ну, а это наш Петруша – взяла Зоя Михайловна совсем маленькую фотокарточку сына – Художником хотел стать. Да вы наверное и сами видели как до войны всё с палитрой, да красками по округе ходил? « Мама, – говорил – посмотри какие здесь места красивые. Райские места…»
Зоя Михайловна, закрыв лицо руками, заплакала:
- Ох, ребятушки, только бы не было войны – всхлипывала она горько. - Только бы не было войны…

    ***
Зинаида сидела в машине грузовичка, облокотившись на ручку  двери, и изредка поглядывала на пейзаж за окном. Настроение у неё было великолепное, и теперь уже ничто не могло его изменить.
 «Наконец-то мне удалось утереть нос этой самозванке - ликовала она. - Пусть попереживает» - украдкой улыбалась Зинка, вспоминая, как удачно всё сегодня для неё сложилось.
С утра отчего-то незамогла её корова Зорька, и пришлось в спешном порядке заказывать в правлении транспорт, для того чтобы отвезти захворавшую в райцентр к ветеринару. На небольшом грузовичке к ферме подъехал сам Митя.
- Ну, где ваша болящая? – спросил он галдящих баб.
- Да, вот, развалилась  – показала Зинка на жалобно мычащее животное.
Митя посмотрел на сестру Настасью:
- До машины довести её надо. Поднять сможете?
- Постараемся – ответила та и незамедлительно обратилась к подопечной:
- Зоренька, вставай милая, к доктору поедим, тебе там помогут.
Корова, посмотрев на заведующую, протяжно замычала, словно отказываясь.
- Надо, родная, надо – продолжала уговаривать её Настя.
И тёлочка, будто сообразив, что от неё требуется, потихоньку стала подниматься.
- Вот и умница, девочка –  похвалила её Настасья и повела животное за верёвку к выходу.
И через несколько минут Зорькины рога уже торчали из кузова.
Митька уселся за руль автомобиля и с удивлением обнаружил на пассажирском сиденье Зинаиду.
- А ты куда собралась? – спросил он её, но Зинка не успела ему ничего ответить.
Доярки, столпившись у ворот коровника, стали дружно над ней подтрунивать:
- И далёко это ты направилась ягодка?
- Далёко, отсюда не видать – огрызнулась Зинаида и добавила. -  Я Зорьку свою не брошу!
- Аааа, понятно. За корову, стало быть, печалишься?
- А за кого ещё? – насупилась Зинка, но увидев Наталью, вдруг осмелела  и, посмотрев ей прямо в лицо, сказала задорно:
- Не надо завидовать!  Я женщина свободная, куда хочу туда и еду!
- Ну, поезжай, поезжай -  засмеялись над нею бабы.
Митя строго глянул на нечаянную попутчицу.
- Чего ты мелешь? – буркнул он на неё и быстро завёл мотор своего ЗИСа.
Какое-то время они ехали молча, пока Зинаида не открыла свой рот:
- Соскучилась я Митенька по тебе, остановись-ка скорее в лесочке  - залебезила  егоза и полезла  целоваться к Митяю.
Митька поначалу отмахивался от неё как мог, но всё было напрасно, и ему пришлось резко затормозить у обочины. Густой столб пыли, преследовавший их всю дорогу, стал рассеиваться. Замычала в кузове, недовольная остановкой Зорька.
Митя же повернулся к Зинке и сказал:
- Послушай, чего ты там перед Натальей устроила? Мы же уже, кажется,  договорились обо всём…
- О чём? – переспросила Зинаида, прикидываясь не сведущей.
- О том, что ты не будешь лезть в мою семейную жизнь.
- Я и не лезу –  снова потянулась она к нему.
- Ну, хватит! – выскочил Митька из машины – Выходи и топай обратно!- окончательно психанул он.
- Что?! – возмутилась, потеряв дар речи попутчица – Гнать меня?!
Митя обошёл машину и открыл пассажирскую дверь.
- Ты всё правильно поняла. Выходи.
Зинка, медленно сползла с сиденья и ступила на землю.
- А ты не боишься, Митенька, что я сейчас вернусь и жене твоей разлюбезной всё про нас с тобою и обскажу?
- Делай, что хочешь - ответил ей Митька, вернувшись обратно на водительское сиденье. – Только не забывай, что этим ты и себя на всю деревню опозоришь. А ко мне больше не приближайся. Поняла? – сказал он ей и уехал.
Зинаида смотрела на удаляющийся вдаль грузовичок.
- Ах, скотина такая!- возмущалась она отчаянно – Да, что б тебя разорвало! – кричала Зинка ему в след – Ишь чё удумал, вот так просто бросить меня?! Ну, уж нет, не на ту напал! На коленях ещё приползёшь, дружок! Попомни! На коленях!

                ***
Солнце стояло высоко в зените. По двору, громко кукарекая, важно вышагивали  краснопёрые петухи, сопровождая своих неугомонных клуш. Перемещаясь вереницами, гоготали друг на друга задиристые гусаки. Весело хрюкали поросята в свинарнике. Над цветами повсюду порхала, жужжала, стрекотала всевозможная мелюзга, а в воздухе смешались такие ароматы, которыми невозможно было надышаться.
- Как же у вас здесь хорошо, тётя Матрёна! – говорила старушке племянница Люба, приехавшая к родственникам из города погостить  – А у нас дома-коробки, да пыль – потянулась она от души и вновь принялась за поедание ягод. – Надоело мне всё – жаловалась Любовь тётке. – Света белого не вижу, всё репетиции, спектакли, гастроли. Вот так жизнь  пролетела, а я её и не заметила - сказала она, зажёвывая свою печаль смородиной с куста.
- Кушай, Любушка, кушай, запасайся витаминами. Я тебе и с собою ягодок то положу, вареньице на зиму  сваришь.
- Когда мне, родная? – вновь вздохнула племянница горько – Разве Аджме возьмётся. Это домработница моя, славная женщина, одинокая, правда, как и я.
Любовь была звездою областного театра, где и проработала всю свою жизнь, так и не покорив в конечном итоге столичных подмостков, не став кинодивой, ну и, конечно же, не реализовав себя как мать и жена.
На заборе повисли деревенские девчонки, разглядывая причёску, макияж и модные фасоны городских нарядов заезжей гостьи.
- Тёть Люб, а какие у вас духи? – спросила самая бойкая из них.
- Красная Москва.
- Ох, и вкуснятина, наверное!
- Я тебя вечером надушу!
- А меня можно?! – робко спросила другая девочка.
- И тебя! Всех! – засмеялась Любовь.
Восторженные  барышни, спрыгнув с забора, пустились наперегонки прочь.
Люба проводила их взглядом.
- А помнишь и я когда то так же голопятая по деревне бегала вместе с Настей и Дунечкой? – спросила она.
- Помню, Любушка, я всё помню – старушка помолчала – Как Антонина то там, не хворат?
- Болеет мама, сильно болеет. Думаем, до конца года уж и не дотянет. Всё вас частенько поминает. Кланяться велела.
- И ты ей привет передай, да скажи, чтоб помирать и не думала. А я к ней осенью обязательно приеду.
И женщины замолчали, продолжая обирать ягоду…
- Тётя Матрёна, а как сейчас Верочка одна то живёт?
- Помаленьку, Любушка. Мы подмогаем чем можем. Да и жених у нёй  Захарка, внук Савелия, завидный парень. В августе свадьбу играть думают.
- Свадьба – это хорошо – улыбнувшись, сказала племянница. – Свадьба – это правильно…

                ***
- Именем Российской Советской Социалистической Республики объявляю вас мужем и женой! – произнёс сакраментальную фразу председатель Зябликов.
И выпивший, повеселевший народ,  одно время несколько поутихший перед церемонией, вновь пустился во все тяжкие:
- Горько!!! – кричали многочисленные гости, обнимая и поздравляя друг друга, – Горько!!! – бились на счастье стеклянные стаканы и стопки – Горько!!! – целовались новобрачные – Горько!!! – неслось по селу…
Праздновали колхозом, как полагается, от мала до велика, во дворе дома Осиповых, выдавая всем миром замуж юную Верочку.
- Обвенчать бы их надобно – сетовала посажённая мать Матрёна новоиспечённому свату и старинному другу своему  Савелию. – А то как то не по-людски.
- Дык разве ж щас венчают комсомольцев то? – удивился дед.
- Даа уж! – вздохнула печально старушка, думая о том, что внуков то ей уж точно никто тайно покрестить не запретит, а вслух добавила – И что за времена настали, силком у людей веру отымать?
- А теперь слово имеют свидетели! –  бойко подскочила из-за стола Дарья Карпова, взявшая сегодня на себя обязанности ведущей.
Находясь по разные стороны от молодых, Наташа с Митей поднялись со своих мест. Митрий то и дело украдкой поглядывал на жену, которая в последнее время необычайно похорошела, округлилась, и теперь его постоянно охватывало непреодолимое желание лишь от одного взгляда на неё. Он закашлялся, чтобы стряхнуть с себя вновь  нахлынувший морок и посмотрел на собравшихся.
- Я речей говорить не умею – произнёс вдруг Митяй неказисто. – Одно могу утверждать, что женим мы с вами сегодня достойнейших людей. Захар и Вера честные, порядочные, трудолюбивые ребята и преданные товарищи. Отцы и деды наши тоже дружили, и радуются, наверно, теперь за них вместе с нами. За вас, дорогие! - поднял он свой стакан – За вашу молодую семью!
И народ вновь возликовал:
- Горько! - понеслось со всех сторон, заставляя молодожёнов  вновь и вновь целоваться. – Горько!!! – не унимался народ.
И вот Захар в пылу страсти, сорвал с невесты фату, и теперь ей без конца приходилось оную придерживать
Савелий, глядя на жениха с невестой, смахнул покатившуюся по его щеке слезу.
- Ох, Захарушка – милок, внучок ты мой ненаглядный, продолжатель роду Ерофеевых, будь счастлив – перекрестил он наследника, потом рюмку с наливкой, и, выпив до дна, утёр рукой свою белёсую бороду.
Вдруг громко заиграла гармошка, и бабы, круглолицые, румяные, подскочив с мест, пустились в пляс, выкрикивая поочерёдно частушки. На месте остались сидеть немногочисленные мужики, учительница Зоя Михайловна с мужем, Матрёна с Савелием, новобрачные со свидетелями, да на дальнем краю стола Зинка с Манькой да Фёдором, который, впрочем,  не долго думая, вскоре и сам перебрался поближе к брачующимся.
Алёшка, как выяснилось, ударял сегодня за Дарьей, помогая ей во всём.
Зинаида метала громы и молнии в сторону Натальи.
Митрий же, выпив пару раз по пол стакана, о чём-то активно  беседовал с друзьями.
- А теперь вальс в честь молодожёнов! – объявила Даша, и  гармонист, двенадцатилетний Володька, младший брат Алексея, заиграл «На сопках Манчжурии».
Женщины стали становиться друг с другом в пары, а некоторые зазывали уже обмякших кавалеров. Верочка, придерживая подол своего белого платья, ухватила за руку Захара и повела его в круг.
Митя, покачиваясь, пригласил Наталью.
Он обнял её за талию, такую нежную, женственную, родную и не мог ею надышаться. «Любит ли она его? Любит ли она его так же, как и он её?» - вздохнул удручённо Митрий.
Наташа посмотрела на мужа и  всё поняла. Она покраснела и опустила глаза.  «Думала ли ещё недавно глупая девчонка, что очутившись в совершенно незнакомом ей месте, сердцем прикипит ко всем этим людям… Мыслила ли, что найдёт своё женское счастье с человеком, которого вовсе не знала когда-то, с добрым, смелым и очень ранимым человеком, с её второй половинкою, с её Митей…»
Он захмелел как всегда быстро, и друзья отнесли его в одноэтажный сарай, уложив прямо на сено спать.
А праздник ещё продолжался. Все говорили прекрасные речи, желая молодым счастья и прибавления в семействе, пели застольные песни, разговаривали, плясали, ну и, конечно же, не обошлось без драки, закончившейся скорым примирением сторон.
Незаметно подобрались сумерки, и вечерняя прохлада заставила Наташу встать с места и пойти будить мужа. Она подошла к хлипкому сараю и открыла скрипучую дверь. Внутри было совершенно темно, но в глубине послышались какие-то звуки.
- Митя, вставай, домой пора – сказала Ната негромко, но ей никто не ответил.
Глаза её уже немного попривыкли и она, обогнув деревянный выступ, сделала ещё пару шагов в сторону кучи сена, споткнувшись обо что то мягкое.
- Ой – услышала Наталья вдруг женский голос и теперь уже отчётливо увидела лежащую рядом с Митей  полураздетую Зинку.
- Ты? – удивилась Наташа, не совсем понимая, что происходит.
- А кто ещё? – вдруг ответила ей дерзко та – Чего уставилась?! Думала, замуж вышла, значит всё, Митька твой что ли? Ну, уж нет, сиротинушка,  он меня любит и со мною встречается. А с тобою живёт из-за матери, которую обидеть боится! – сказала и засмеялась над неловко повернувшимся на другой бок Митей – И когда он тебя бросит, - обняла она его спящего - мы тоже сыграем свадебку! Да получше этой-то!
Наташе вдруг стало всё противно и до такой степени обидно и больно, что она отвернулась, чтобы уйти, однако решила повременить несколько:
- Смотри,  не подавись  украденным то счастьем! – сказала  Ната и пошла теперь уже отсюда навсегда...

                Глава 2

***
- Степан, на выезд! У нас труп!- услышал он из своего кабинета голос оперуполномоченного Серёги Кравца – Мы тебя в машине ждать будем!
Бросив в стол документы и быстро накинув овчинный полушубок Степан выскочил на улицу, и изрядно наклонившись, сел в тарахтящее авто.
- Поехали – сказал он, и чёрный ГАЗик,  с трудом набирая скорость, покатил по уже тёмной, заснеженной улице, еле освещаемой редкими тусклыми фонарями.
- Ну и погодка! Хороший хозяин пса из дома не выгонит – заворчал как всегда криминалист Фёдор Михалыч Потехин,  пожилой мужчина лет шестидесяти, в шапке-ушанке, завязанной под подбородком. – А народ гуляет! – глянул он на братьев по несчастью, и достав руки из тёплых шерстенных варежек, с любовью связанных для него супругой, прислонил свою большую ладонь  к обледеневшему боковому стеклу, для того чтобы хоть что-то разглядеть за ним. - Сейчас бы чайку попить горячего дома, – вздохнул он обречённо, ковыряя наледь, - да передачу по радио послушать, ну или газетку какую почитать. А тут едешь чёрте знает куда на ночь глядя….
- Не чёрте знает, а в ресторан «Заря», – сказал никогда не унывающий Серёга  - место отдыха советских трудящихся, ну и криминала, само собой разумеется…
- А что там случилось то? – спросил Степан своего коллегу.
- Да как всегда, поножовщина.  Старуха-гардеробщица позвонила. Убили, говорит,  мужика какого-то, да девицу, в уборной непотребством мол они занимались. То ли приревновал кто, то ли ограбить хотел?  В общем, наряд в ресторане сейчас публику держит, да нас дожидается.
- Скоро, приедем уже! – жизнеутверждающе произнёс водитель Коля, и как только он это сказал, машина, как дитя малое, делающее вечно всё наоборот, вдруг начала дёргаться и глохнуть, пока, наконец, окончательно не встала – Чтоб тебя на металлолом сдали, железка проклятая! – выругался Николай,  выскочил на улицу и надолго прильнул к открытому капоту.
- Очень хорошо! – заворчал Фёдор Михалыч – Теперь ещё метров двести пешком топать.
Все вылезли из машины и направились навстречу колкому, сбивающему с ног ветру.
- До чего же я люблю свою работу! – как всегда весело сказанул Серёга, и засмеялся.
Место, в котором они оказались менее чем через четверть часа, мало походило на означенное на вывеске заведение. Небольшое прокуренное помещение, квадратные столы с засаленными и прожженными скатёрками на них, поломанные стулья, замёрзший оркестрик из пяти человек в телогрейках на сцене, пара официанток, сомнительной наружности, ну и конечно же, дородная дама за стойкой бара. Посетители брали здесь в основном два напитка –водку и пиво, а на столах красовались открытые пачки папирос советских марок и махорка.
- Ну, что граждане, - задорно обратился к присутствующим Кравец – паспорта достаём!
- А у кого нет таковых? – спросил Серёгу пьяненький, щуплый на вид, интеллигентишка в очках.
- А кто не имеет паспорта, для выяснения личности прокатится к нам в управление и возможно даже там  заночует со всеми удобствами!
- Нее, нам завтра на работу – послышались недовольные голоса.
- Граждане, а о работе надо было раньше думать, когда вы,  родные мои,  в эту богадельню путь держали! Да и работа, как говорится, не волк… Правда же?  А теперь документики предъявляем и по очереди заходим воон в то помещеньице на допрос…
В этот вечер перед ним мелькали разные лица: мужские и женские, глупые и умные, румяные и бледные, приятные и совершенно отвратительные, но такого лица, как это, он ещё никогда не встречал.
- Здравствуйте  – сказала ему красавица, и присев боком на краешек стула, предъявила свой паспорт.
Степана всего забила дрожь. Еле сдерживая себя, он потянулся за документом и открыл его.
- Трубникова Софья Павловна,  – прочитал с листа внезапно осипшим голосом Стёпа и поднял глаза на девушку – что вы можете сообщить следствию о случившемся?
- А что сообщить? – сказала она, пожав округлыми плечиками – Убитая – это подружка моя, Лидка Сорокина, а мужик, который с ней,  её новый хахаль, имени с фамилией  не спрашивала, но по всему видно человек солидный, денежный… Лидуха его Пусиком называла.
- Значит, с убитой вы хорошо знакомы были? – переспросил Степан.
Теперь она повернулась к нему анфас. Чуть бледная кожа, чёрные ресницы, обрамляющие карие глаза, чётко очерченные губы, и вьющиеся, ниспадающие из-под шляпки длинные тёмные локоны.
- Да как хорошо? Работали когда то вместе. Ну и там, в ресторан, на танцы  сходить.
- Кто ещё был в вашей компании сегодня? – оперативник, наконец-то, взял в руки карандаш, вспомнив, что совершенно не записывал показания девушки.
- А так! – махнула Софья рукой – Дружок мой старый, Витька Коробов. Вяжется ко мне как банный лист, всё замуж зовёт. А мне это надо? В тюрьме сидел, нигде не работает, откуда только деньги на рестораны берёт? А сегодня, глянь, - протянула она Степану свою маленькую пухлую ручку – кольцо подарил. Я ему говорю: «Забери, не возьму», а он мне: « Не возьмёшь, удавлюсь!» Так и напялил его на меня. А сам исчез куда-то. Ну, не зараза?
- Адрес этого Виктора знаете?
- Материн знаю. А так, у друзей он всё ошивается.
- Пишите - протянул Стёпа ей лист бумаги.  - И колечко мне придётся у вас изъять.
Софья, не моргнув глазом, сняла украшение с пальца и положила его на стол.
- Ой, да за ради бога! – сказала девушка  – Зато никому,  ничем не обязана!
Она ушла, оставив ему свой неповторимый запах. Посидев некоторое время в тишине с закрытыми глазами, он  всё же решил продолжить работу.
- Следующий! – крикнул Степан, и в дверях нарисовался до боли знакомый силуэт брата жены.
- Здоров – сказал ему уже хорошо выпивший Митька.
 – Опять ты?  - стал говорить шурин, отчаявшись – И опять под мухой! Ну, сколько можно, Мить? Девчонки у тебя совсем крохи. Наташа одна с ними тянется. Ты толком нигде не работаешь, пьёшь. Ладно, себя губишь, но близкие то чем виноваты? Ведь сам всё понимаешь, не мне тебя фронтовика уму разуму учить.
Митька сидел, молча опустив голову.
- Да что там! - махнул он, наконец, рукой - Знаю, что подонок, что затягивает меня это болото зелёное, а сделать с собой ничего не могу. Вроде держусь какое-то время, а как дружки позовут, отказать им нет мочи… Аааа! – Митрий отвернулся в сторону и шмыгнул носом - И без семьи мне тоже не жить, Стёпка, слышишь! – подскочил он со стула, а потом вновь сел - А пить я брошу! Обязательно брошу, вот увидишь!
- Эх ты, тебе бы к нам в милицию пойти – снова стал говорить шурин. - Ты ж парень то головастый, с образованием, разведчиком к тому же на фронте был!
- Забыл, судимость у меня? С такой-то рекомендацией разве  возьмут? Тот сволочь капитан всю жизнь мне испоганил падла. Да и смерть я видеть больше не могу, на войне, да в тюрьме насмотрелся досыта.
Они оба замолчали.
- Ну, ладно уж, иди давай – сказал Степан, остыв немного. – Наталье привет передавай…
- Передам – заверил его Митя и, покачиваясь, исчез за фанерной дверью.

                ***
Ребятишки кричали, визжали, кувыркались, барахтались, скатываясь по ледяной горке к замёрзшей речке. «Так бы взять, разбежаться и с ветерком полететь вниз по льду!» – улыбнулась Наташа, вспомнив своё детство.
Снег искрился у неё под ногами белый, белый и шаги хрустели как сахар песок. Она шла по улице в валеночках со своими дочерьми.
Старшая Полина, спокойно восседала в цигейковой шубке и шапочке на салазках, младшая же годовалая егоза Катя, укутанная в шаль, оттягивала матери руки.
- Ой, такая молоденькая, а уже двое ребятишек – пожалела Наташу идущая мимо старушка.
« Даа, детная мать я» - подумала про себя Ната.
Деревенские страсти уже давным давно улеглись, да и жили они теперь в городе. Муж работал кочегаром в котельной, а она управлялась по хозяйству. Правда,  хозяйство у них было не великое, маленький домик на два окошечка, небольшой огородик, корова, кошка, собака, да несколько курочек.
Тем временем,  Наташа свернула на соседнюю со своей  Лесопильную улицу и подошла к дому сестры Нины. На стук их вышла встречать сама хозяйка.
- Айдате скорее - сказала она, перехватив у Натальи на руки Катю.
Румяные и красивые они вошли с мороза в тёплый, натопленный дом.
На раскалённом очаге кипел борщ, и вода из чайника то и дело брызгала на горячую плиту, издавая громкое шипение. Нина, раздев Катерину, продолжила готовить обед.
- Здравствуйте! – поздоровался из соседней комнаты первоклассник Родион с гостями.
- Уроки учи, хулиган! – крикнула ему мать строго.
- Здравствуй, Родя, здравствуй! – посмотрела добродушно Наташа на светленького лопоухого племянника – Ну что ты его ругаешь опять? – спросила она сестру.
- Его не ругать, его дубиной бить надо! – ответила та сердито - Учится плохо, со всеми дерётся. А вчера, представляешь, детей подговорил чернила в горшки цветочные вылить, чтобы писать им там нечем было, мол, тогда учитель уроки отменит. Они всем классом так и сделали!
Наташа засмеялась.
- Чего ты смеёшься? Весело ей, а мне цветочки покупать. Ух, получишь у меня зараза! – погрозила Нина сыну тряпкой – Уши то тебе все оборву!
Мальчишка весь сжался, закрыл глаза и прикрыл ладошками то, о чём говорила мать.
Тем временем, девчонки, встретившись с дочкой Нины Таей, уютно расположились на кровати и играли в подушках.
- Что Митя то пьёт? – спросила сестра Наташу.
- Выпивает.
- Часто?
- Часто.
- Ну, а ты?
- А я что? Говорю ему, переубеждать пытаюсь. Да, толку то?
- Даа, уж. А ведь какой парень то был? – вздохнула Нина.
- Он и сейчас не плохой, только помочь ему нужно. Бабку бы какую что ли поискать?
- Дам я тебе адресок одной старухи - обнадёжила сестра Наталью. – Говорят, любого пьяницу вылечить может на раз.
- Хорошо бы -  улыбнулась Наташа. – А то ведь сопьётся он совсем. Жалко мне его.

                ***
Для того, чтобы откупорить очередную бутылку водки, повода для Митьки не требовалось. Ведь не каждый же день это делает! Да и вообще, рабочий человек, имеет право! А уж к бутылочке то и друзья всегда сыщутся. И со всяким он общий язык найдёт, будь то фронтовик или бывший заключённый. Вот и сегодня заглянул к нему на огонёк недавний его знакомец.
- Привет – вытащил Витька «беленькую» из-за пазухи. – Стаканы то хоть у тебя здесь имеются? – осмотрел он Митькино рабочее место и присел на низкий табурет рядом с котлами.
- Стаканов нет, а кружка найдётся.
- Давай кружку -  сказал Витька, и налив в неё водки на четверть, выпил.
Забросив в топку ещё несколько лопат угля, Митяй снял чёрные рукавицы, и присоединился к гостю.
- Закусь надо? – спросил он, вытирая пот со лба.
- Да нет, я тут булку принёс – ответил собутыльник и плеснул Митьке такую же порцию, что и себе.
Митяй опрокинул её залпом и посмотрел на Витьку, который с любопытством стал листать лежащую рядом книгу.
- Воскресенье – прочитал он название произведения на титульном листе. – Что за хрень? Ты что книжки читаешь что ли?
- Читаю и тебе советую – улыбнулся Митька, сообразив с кем имеет дело.
- Надо больно! – отбросил толстый талмуд гость -  Я чё пришёл? – посмотрел он по сторонам будто проверяя не следит ли за ним кто – Ты вроде,  мужик правильный, надёжный – начал Витёк издалека. – Схоронить мне надо у тебя кое-что на время – вытащил он из-за пазухи внушительный газетный свёрток, обмотанный верёвкой. – Спрячь покась это. Не бесплатно конечно, за мани – протянул знакомец Митьке бумажные деньги.
- Хорошо, спрячу, а надолго? – спросил Митя, забирая вознаграждение.
- Ну, на день, два, а может на поболее -  сказал Витька, и вдруг схватив Митяя за рукав, впился в него своими мутными  глазами, переменив тон беседы. – И не вздумай вскрывать! Понял!? Узнаю, убью…
Митька вырвал у него свою руку.
- Не пугай, пуганный! – ответил он резко.
- Да, что ты, друг! – вдруг захлопал Митяя по плечу гость и заулыбался – Пошутил я. Знаю, что не вскроешь. Ты парень честный. Давай лучше выпьем с тобой ещё.
Митька одёрнул и плечо тоже. Ведь хлопалки эти фальшивые, он ещё с Чехословакии возненавидел.
«Дать бы этому прыщавому про меж глаз!» - подумал Митяй, да сдержался, тем более, что перед ним вновь возникла кружка с водкой. Приятный хмель разлился волнами по всему телу, заставив его подобреть.
Митька встал, надел рукавицы, и продолжил свою  работу…

                ***
- Ой, боюсь, Натаха, помру я!- говорила беременная Томка, то и дело трогая свой огромный живот, развалившись как колода на стуле.
Она весила сейчас не менее центнера, и похожа была на  свиноматку, вынашивающую своё многочисленное потомство.
- Не помрёшь, – успокаивала её Наталья, подливая гостье чай в чашку – жива здорова останешься.
- По мне, так пусть мужики бы лучше рожали – сказала она, морщась, - А то сделают свои дела, отряхнуться и побежали, а мы потом мучайся.
- Так уж природа сотворила, - возразила ей Наташа, улыбаясь – нам рожать, им воевать…
По-другому представляла себе Томка свою семейную жизнь, по-другому. Замуж она  вышла недавно, за парня с соседней улицы, который моложе её был на год и жениться  вовсе  не собирался, пока родители Тамаркины не настояли, потому как их дочь была в положении. Жила сейчас Наташина подружка с родственниками мужа, которые искренне её ненавидели.
- Чтобы я на второго ребёнка согласилась, да не в жизнь! - сказала Томка твёрдо.
Вдруг,  во дворе залаял пёс и, постучав в дверь, сначала в сени, а потом и в дом вошли Натальин отец и  мачеха Алевтина.
- Ой, тятя! – бросилась на шею к родителю радостная Наташа, не ожидавшая его сегодня увидеть.
- Здравствуй, Наталёк. - сказал Василий и поцеловал дочь в щёку – Мы к тебе ненадолго.
- Садитесь – с трудом встала со своего места Тамарка, уступая стул гостям. – Пора мне – обратилась она к Наталье. – А то свекровь со свету сживёт.
И Томка, не спеша,  покачиваясь как большая гусыня, пошла к выходу.
- Приходи! – крикнула ей вслед Наташа.
- Время будет, загляну – ответила подруга басом, не оборачиваясь.
Тем временем отец прошёл в уютную комнатку к внучкам, которые как только увидели деда, тот час повисли на нём.
- Мои вы голубки! А я вам гостинцы принёс – говорил он им, доставая  из кармана сладкое.
Худенькая Алевтина присела на Тамаркино место. Женщиной она была, мягко говоря, странной. Всегда улыбалась, но улыбка эта, не являла собой дружелюбие или искренность, а скорее напоминала улыбку не вполне здорового человека. Плохого людям  не делала, но и добра от неё тоже никто не видел.  Да и детей Алевтина не любила, ради своего счастья с предыдущим мужем, бросила она собственных  малолетних сыновей, о чём нисколько не сожалела.
- Уж если родные дети ко двору не пришлись, нужны ли ей чужие? – бывало, говаривала про мачеху Нина.
- Тять, вы чай будите?! – спросила Наталья отца.
- Нет, дочь, мы уже пойдём, торопимся - сказал Василий выходя из комнаты с денежкой. – Это на детей. Возражения не принимаются –  снова обнял он свою младшенькую.

***
Сегодня Степан подгадал время специально под закрытие учреждения. Поднявшись по высоким ступеням деревянного двухэтажного  здания «Автобазы», увидел её, сидящую на своём рабочем месте, за стойкой приёма заказов,  а напротив какого-то парня.
- Молодой человек, вам нужна машина или нет? – спрашивала потенциального клиента Соня.
- А как вас зовут? – услышал Стёпа слегка нагловатый ответ юнца.
- Это не имеет отношение к моей работе – парировала девушка резко и встала со своего стула.
- Не нервничайте, Софья Павловна – подошёл Степан ближе, показывая нахалу свои корочки. – Молодой человек сейчас извинится и откланяется.
Парень, почувствовав, что явно попал впросак, буркнул «Простите» и быстрым шагом направился к двери.
Соня глянула на своего спасителя.
- Спасибо вам большое, - сказала она – а то замучили уже такие вот, прохода не дают.
- А я ведь по делу – напустил на себя важный вид Стёпа. - Несколько вопросов у нас к вам имеются.
Девушка растерялась:
- Ой, а мы уже закрываемся! – чуть слышно вымолвила она.
- И я, знаете ли,  завтра не могу – свёл к переносице брови Степан. - А вы сейчас куда?
- Домой – ответила Софья.
- Думаю, мне придётся  вас проводить.
- Ну, что ж, - сказала Соня – надо, значит надо.
Смеркалось. Они медленно шли по заснеженной улице и разговаривали. Ветер, будто не желая им мешать, притаился где-то за углом, а с неба, словно из крупного сита, кто-то сыпал на них пушистые хлопья. Из печных труб, высоко вверх выбивались столбики дыма, и свет зажигался в окнах домов.
- Софья Павловна, а этот Пусик, так называемый, о делах своих не рассказывал? – принялся вновь опрашивать свидетельницу Степан.
- Рассказывал – ответила девушка. – Говорил, что снабженцем на каком-то заводе на севере работает и что, мол, сюда приехал  крупный контракт заключать.
- Значит Герман Александрович Перов у нас снабженец?- стал разговаривать  сам с собою оперативник, а потом, вдруг опомнившись, снова спросил – А как вы думаете, Софья Павловна, где жил этот командировочный?
- У Лидухи, наверное, и жил.
Стёпа вновь замолчал, видимо формулируя вопрос.
- А когда вы впервые увидели Перова?
- Так они  все вместе ко мне на работу пришли, Витька, Лида и этот, и в ресторан пойти предложили.
- Стало быть Коробов и Перов были знакомы уже?
Соня пожала плечами.
- Не знаю – сказала она. – Может и были, но общих бесед не вели. Так, о женщинах, да о выпивке…
- А вы не помните, вещи у убитого при себе какие ни будь имелись?
- Портфель чёрный такой, кожаный. Лидка всё смеялась, что как, курица с яйцом он с ним носится, нигде не оставляет, даже спать  с ним вместе ложится…
Девушка вдруг замолчала, а потом вновь произнесла.
- Вы думаете, их из-за этого портфеля убили?
- Не знаю, Софья Павловна, не знаю.
- Бедная Лидка. И за что ей это? Молодая, красивая и нате. Она ведь так замуж хотела и детей родить. А как радовалась, когда этот Пусик её на море летом позвал?
Соня вновь умолкла и остановилась. Видно было, что девушка тяжело переживает утрату. Как же ему хотелось её сейчас обнять  и успокоить, но он всего лишь предложил объекту обожания пойти дальше.
А потом Софья рассказывала уже о себе: 
- Когда отец мой погиб в 41-ом на фронте,  нам с мамой совсем трудно стало – вздохнула девушка. – Так мы здесь и  оказались. Тут папина сестра жила, умерла она после правда, а к концу войны и мама... – Соня помолчала  - И осталась я одна одинёшенька. Подружки, да соседка тётя Оля, вот и вся моя немногочисленная семья...
- Сонь, а пойдёмте в воскресенье на пруд, на лыжах кататься – предложил неожиданно Стёпа. – Умеете?
Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами:
– Да у меня и лыж то нет.
- Ничего, мы на прокат возьмём - сказал Степан.
- Ну, хорошо, а во сколько?
- В двенадцать дня. Придёте?
- Приду – ответила Софья неуверенно. – А вот и мой дом – остановилась она и протянула  своему провожатому руку:
- До воскресенья, лейтенант Стёпа – улыбнулась девушка.
- До воскресенья, Сонечка - ответил оперативник, снова млея.

***
Нина с Шуриком жили как и любая семейная пара, бывало, душа в душу, а бывало и ругались по-чёрному, часами друг с другом не разговаривая. Но то, что муж любит её, молодая женщина не усомнилась ещё ни разу. Ни разу, до сегодняшнего дня…
- Ах, ты ж, кобелина проклятый! – закричала она на весь дом – Посмотрите на него, люди добрые, с работы явился в трусах наизнанку! -  схватила Нина сковородку, первое, что попалось ей под руку.
Шурка, смекнув, что надо бежать, опрометью кинулся вон из дома. Сделав пару неровных кругов по двору в одном исподнем, а потом по заснеженному огороду, он шмыгнул в баню от разъярённой жены, и там закрылся.
-Выходи скотина такая! – билась в дверь беспомощная Нина – Выходи, убью зараза!
Но муж держал оборону крепко, забаррикадировав входную дверь лавочкой, тазами и вениками.
- Ничего, жрать захочешь, выйдешь! - угрожающе сказала она ему, и, положив сковородку себе на плечо, стала ходить взад и вперёд у старенькой избушки как стражник.
- Ниночка, я тебе не изменял - оправдывался он жалобно в щёлочку. – Это я их перед работой в потёмках неправильно надел.
- В потёмках говоришь? – переспросила его жена, ещё больше свирепея.
- Не знаю, наваждение какое то, и как так получилось, ума не приложу!
И тут её осенило.
- Не хочешь, значит, выходить, мерзавец?! Ну, гляди! – крикнула ему Нина как-то устрашающе, и, бросив сковородку, опрометью помчалась в дом.
У Шурика перед глазами пролетела вся его жизнь. «Что она ещё задумала? – билось у него в голове  - Ведь любит то он её одну! А то, что к проститутке сходил за деньги, так это ж не считается… Мужики сказали, давай попробуй, наши бабы такого не умеют, вот и пристрастился. Ну, уж теперь, ни, ни! Никогда! Да что б я здох!» - подумал несчастный и увидел в оконном проёме жену с его любимой балалайкой в руках.
- Ниночка, только не это! – взмолился Шурик из последних сил и, подлетев к двери, уже готов был её открыть.
- Ещё раз спрашиваю, изменял?! –  задала вопрос стальным голосом Нина.
- Нет, милая – промямлил муж и услышал, как лопнула первая струна его драгоценной балалайки. - Прошу тебя не надо! – взмолился он чуть не плача и кинулся обратно к окну.
Нина стояла на расстоянии видимости, ухватив рукой уже другую тонкую леску.
- Изменял? – спросила она его во второй раз.
- Говорю тебе, в потёмках перепутал…
Зазвенела и повисла в воздухе следующая лопнувшая струна.
- Ниночка, это жестоко! Ну, причём здесь инструмент?!- крикнул он ей неистово
И от лязга третьей лопнувшей струны у него подкосились ноги. Шурик обессилено опустился на холодный деревянный пол.
- Делай, что хочешь – сказал он уже обречённо, и услышал как об угол бани в щепки разлетается то, что ему было так дорого…
Теперь уж Шурик заплакал навзрыд. Нина, присев по ту сторону двери, тоже зарыдала.
- Прости меня, родная - сказал он ей всхлипывая. – Прости меня дурака…

***
Больше всего на свете Наташа не любила стирку. Сначала приходилось  топить печь, затем кипятить вёдрами воду на очаге, а потом вручную, так что кости после ломило, тщательно шоркать бельё о рифлёную доску, да полоскать в ледяной воде в речке, как это делали женщины и сто, и двести, и триста лет тому назад. Ничего с тех пор не поменялось.
Но прежде чем замочить в корыте исподнее, да постельное, Наталья  купала дочерей. 
Старшая, Поля, девочка хорошая крупная, вся в приятную детскую складочку, ела всегда с аппетитом и болела редко. А вот младшенькая Катерина, худенькая подвижная, кушала плохо, о чём Ната переживала немало. «Ладно хоть так!» - думала про себя мать, ведь родила то она её болезненной, да немощной. Не до конца организм окреп после первых родов видимо.
Чахла Катя три недели жизни своей, плакала над новорождённой Наталья.
- Ты б её окрестила, девонька – настаивала бабка Аглайя, соседка старуха. – А то помрёт дитё нехристем, да там ишо намается.
- Так нельзя же сейчас крестить то, бабушка – отвечала Наташа.
- Кому нельзя, те пусь и не крестют. За своих детёв сами ответственны. А ты на всех-то не ровняйся, не бери с глупых людей пример, не уподобляйся бесоватым. Сделай всё как полагается, да не возьмёшь перед чадом своим грех на душу.
Посоветовавшись с Ниной, Наталья всё же вместе с соседкой отправилась договариваться с батюшкой Даниилом, который, как оказалось, проживал со своим многочисленным семейством на соседней улице. Кого угодно ожидала увидеть Ната в доме поповском, только не юношу комсомольского возраста, у которого уже бегало по двору пятеро ребятишек. Их приветливо встретили там и даже напоили чаем.
- Горе, горе, конечно – говорила попадья, молоденькая девушка Валентина, вынашивающая ещё одного ребёночка. – Дети это радость наша – с любовью смотрела она на своих. – А когда им больно, тебе многократно их страдания возвращаются.
Она помолчала.
- Мы с Даниилом оба с брянщины, ещё подростками попали в концлагерь, условия там были ужасные, смертей разных много повидали. Бывало, глядишь, человек крепкий здоровый физически, а чахнет, что дерево подпиленное. А иногда смотришь калека убогий, и ничего себе живёт, и все тяготы стойко переносит. Так и ребёночек, если духом силён, обязательно выкарабкается. – Валентина вздохнула и перекрестилась на иконы, коих здесь было много – А после войны мы первенца любимого похоронили. Горевали очень с Даниилушкой. Думали, уж и не перенесём утрату. Да Господь милостивый дал нам двух сироток маленьких, а потом и свои ребятишки у нас пошли - улыбнулась девушка, гладя округлившийся животик.- Бог даст и ваша девочка поправится…
Дореволюционный храм из красного кирпича, да со стеною, как у мавзолея «на главной площади», встретил новых прихожан приветливо - звоном колоколов, да песнопением.
- Ладно, хоть эту церкву не тронули нехристи – ворчала на входе старуха Аглайя. – Только стеночка видать её и спасла.
Все крестины Катюша не пискнула ни разу, стойко вынесла и купание. Только, когда домой принесли её, зарумянилась, заулыбалась, ожила…
Наташа вздохнула и тайком перекрестилась.
- Слава тебе, господи! – сказала она – Вот и не верь теперь в силу Божию – улыбнулась юная мать, бывшая пионерка, и продолжила омывать девочек. - С гуси вода, вся худоба! – приговаривала Наталья по старинке…
Вдруг настойчивый стук в ворота, да лай пса Шарика отвлёк её.
- И кого там нелёгкая принесла? – вытирая руки о передник, выглянула в окно хозяйка - Батюшки Нинуля с Таей! – удивилась девушка и бегом пошла открывать сестре.
Нина, сама не своя, молча, отряхнула у порога валенки, поставила на пол дочь, развязала на ней шаль, расстегнула цигейковую шубку, сняла белую пуховую шапочку.
- Ступай – подтолкнула она ребёнка в комнату, потом посмотрела на Нату. – Пусть Тая у тебя побудет немного, мне кое-куда сходить нужно.
- Хорошо  – кивнула Наталья робко, чувствуя, что что-то случилось. – У тебя всё в порядке? – поинтересовалась она.
- Нет – сказала Нина – Шурка паразит загулял. Хочу к Кулёме, дружку его закадычному наведаться, да подприжать его слегка. Тот мне  зараза всё как на духу и выложит! – улыбнулась нервно сестра – Я их голубчиков выведу на чистую воду! Они у меня ещё попляшут гулёвые!
Нина завязала свой шерстяной платок потуже, и резко развернувшись, отправилась в гости к Шуркиному другу, которому сейчас можно было только посочувствовать…

***

Эти широкие лица с раскосыми глазами смотрели на него снизу вверх. Все, кого он убил и оставил лежать там, на чужбине, в песках. Они, храбрые и отважные воины, не дали ему выбора. И вот являлись теперь при каждом удобном случае, напоминая о себе…
Но было ещё одно лицо, которое он видел сейчас чаще иных - милое, ангельское, изысканное.  Оно как будто лечило израненную душу его, помогало забыть обо всём.
- Стёп, ты чего там, уснул?!
Очнулся он от настойчивого стука в дверь.
- Отворяй, давай! – кричал ему Серёга.
Степан действительно расслабился последнее время совсем. Нужно было работать, а у него всё валилось из рук, и мечталось только об одном, вернее об одной…
«Хватит! Надо делом заниматься!» - ударил он своей большой ладонью по столу, и пошёл открывать другу.
- Привет! – вбежал внутрь Сергей, весь взъерошенный – Думал, никогда уже не запустишь – подлетел он к обшарпанной тумбочке, на которой стоял железный горячий чайник и  налил себе в кружку кипятка – Околел совсем – пожаловался он. – Пока все заводы объездил, со всеми потолковал – откусил он сушку и стал говорить уже невнятно. – В общем выяснил я, что ни о каком снабженце по фамилии Перов, как мы с тобой и предполагали, там отродясь не слыхивали, и по фотографии его никто не опознал – пил он дымящуюся жидкость, прихлёбывая. – Ну, а ты как? – посмотрел с надеждой напарник на Степана.
Стёпа глянул на своего суетного друга. Продолговатое лицо, несколько наивное и беспечное, зелёные с синей поволокой глаза, римский  нос, тёмно-русые прямые волосы, гладко зачёсанные назад. В общем, весь набор прожжённого  донжуана, каковым тот на самом деле  никогда не был, а отдал своё сердце напарник миловидной хохотушке Ларисе, работнице общепита.
- Ну, а ты как? – вновь повторил вопрос Сергей.
Степан медленно полез куда-то себе под ноги и с невозмутимым видом выложил на стол портфель из чёрной кожи.
- Да ну! – выдохнул Серёга и подбежал ближе – Он?
- Он.
- Где отыскал? – спросил вконец заинтригованный напарник.
- Гардеробщица Мосина поведала, что видела, как уходил с ним… Кто бы ты думал?
- Неужели Коробов?
- Твоя правда – подтвердил Степан – Витя собственной персоной! А скинул он его в  мусорку неподалёку, которая не вывозится неделями. Так я его, снежком припорошённый, там и нашёл, уже пустым… Сейчас экспертам отнесу.
- Молодец! – похвалил Стёпу напарник – Думаешь, Витёк любовничков то порешил?
- Коробов ворюга мелкий, на мокруху навряд ли бы пошёл, да и удар Потехин говорит профессиональный был, каждому потерпевшему чётко в сердце.
- А кто тогда?
- Не знаю. Выяснять нужно каких криминальных кровей наш гастролёр будет, что в портфельчике этом лежало и ещё всю подноготную Сорокиной.
- Согласен – махнул головой Кравец – Я тогда своего осведомителя Яшку Лихого дёрну. А ты займись убиенной.
- Лады – ответил другу Степан.

     ***
Он поднимался в гору, пешком, тяжело дыша. Всё-таки ранение в правое лёгкое периодически давало о себе знать. Пройдя вверх по переулку до самой последней улицы, под названием «Уральская», повернул налево  и двинулся далее, посматривая изредка на раскинувшийся на холмах освещённый солнцем город, в основном деревянный, немного конечно каменный и кирпичный, одноэтажный, двухэтажный, и лишь в центре многоэтажный. Вон там заснеженный пруд, - пытался увидеть Степан лыжную базу - а в другой стороне озеро, а там железнодорожная станция. Впрочем, отсюда её совсем не было видно. Больницы, магазины, школы, кинотеатры, почта, церковь и мечеть. Как же часто он хаживал по этим неровным улочкам, выполняя свою работу...
Стёпа, наконец, отвернулся от городских видов и глянул на номера домов. «Далеко ещё» - сказал он себе и продолжил свой путь.
После разговора с Сергеем, молодой человек решил ещё раз наведаться на квартиру Сорокиной, в барак, где проживали её вечно пьяные родственники. Те, несколько протрезвев, вдруг вспомнили, что оказывается  их дочь «любимая» уже как месяц вовсе и не жила с ними, а снимала где-то недорогой угол. Выяснить у подруги-соседки адрес, Степану труда не составило, и он направился туда, в надежде, отыскать хоть какую ни будь зацепку. Тем более что обыск, в доме Коробова, следствию ничего не дал.
- Ну, вот и пришёл, кажется – обрадовался Стёпа, увидев на окраине покосившийся домик на две половины, окрашенный синей краской.
Подойдя ближе, он стал думать в какие ворота ему стучать и решил всё же стукнуть в те, что ближе.
- Хозяева?! Есть кто? – позвал Степан и вскоре услышал шаркающие шаги.
- Иду! – ответил ему приятный женский голос.
Дверь открыла пожилая женщина лет семидесяти, в тёмном клетчатом платке.
- Вы к кому? – спросила она.
- Лейтенант Львов – показал Стёпа своё удостоверение -  Позвольте узнать ваше имя отчество.
- Веселова я,  Марья Фёдоровна. – вдруг переполошилась старушка - А что стряслось то?               
- Сорокина Лидия Петровна, у вас жильё снимала?
- Лидка то? Так у меня… – не переставая волноваться, ответила хозяйка дома – Только нету её сейчас, уж три дня нету. Как с кавалером на гулянку отправилась, так больше и не объявлялась. Сама переживаю, срок оплаты подходит, а красавицы моей и след простыл…
- Убили квартиросъёмщицу вашу – известил женщину Степан.
- Матушки! – всплеснула руками Марья Фёдоровна – Да как же так? Ведь молодая ещё совсем? – расстроилась она искренне и стала, бледнея,  хвататься за сердце – Пойдёмте в дом, мне лекарство принять нужно.
Стёпа последовал за хозяйкой, которая оказавшись внутри, немедля проглотила взятую со стола пилюлю.  Он осмотрел  жилище.  Ничего особенного, обычная небогатая обстановка - кровати железные, подушки с ажурными накидками, посуда, коврики полосатые на деревянном полу, только вот стена вся увешана была пожелтевшими фотокарточками в рамках. Степан стал их рассматривать. Домашние и фронтовые, одиночные и групповые, детские и взрослые.
- Эта семья наша. Здесь все живы ещё – показала Марья Фёдоровна морщинистой рукой на групповой довоенный снимок. - Муж, старший и средний сыночек. На всех похоронки я получила…
Старушка поморщилась,  видимо от переживаний и боли, а потом вновь продолжила.
- Один Антоша у меня и остался – смахнула женщина пыль с единственной мужской фотографии без чёрной ленточки, с которой смотрел молодой весёлый парень с лихо закрученным чёрным чубом – Совсем он другой теперь после ранения. Хромает, говорит плохо, да заикается – посетовала старушка – А ещё кричит по ночам.
- А где он сейчас? – спросил хозяйку Степан.
- Так в больнице. Уж неделю как там. В неврологическом, на Мебельной…
Стёпа отвернулся от «фотогалереи».
- Марья Фёдоровна, мне бы место осмотреть, где убитая жила.
- А чего ж не осмотреть то? – вздохнув, сняла женщина ключи с гвоздика – Пойдём, касатик, поглядим.
Они шли на вторую половину дома через улицу, не смотря на то, что Степан заметил лазейку со двора.
- Скажите, а вы жильё сдаёте через знакомых? – спросил Стёпа.
- Нет, милок, объявления на столбиках вешаю, у магазинов, да на остановках… Она, Лидка то, с ним и пришла. Говорила родители у ней пьющие. Ой,  жалко-то её как! – опять вспомнила старушка свою квартирантку и прослезилась – Вот ведь судьба то какая. А я ведь ей говорила: «Не доведут тебя до добра гулянки-то эти. Да и жениха ты себе выискала, прости господи». А та мне всё перечила: «Ну, что вы, тёть Маш, хорошего человека зря оговариваете». Вот тебе и хороший…
- А чем он вам не нравился? – поинтересовался Степан.
- Да разве ж порядочные то мужчины так разговаривают, мат перемат? Да и предложение девушкам сначала делают,  и свадьбу играют, а потом уж и всё остальное… А этот? – махнула рукой старушка – Попользовался бы, да и бросил дурёху.
Она открыла навесной замок своим ключом. Стёпа, изрядно наклонив голову, переступил через порог и внимательно окинул взглядом сдаваемые комнаты. Их было две. Первая, прихожая-кухонька, так, ничего особенного, умывальник, стол, печка. А вот вторая!  Расправленная постель, разбросанные повсюду вещи, валяющиеся пустые бутылки, окурки, остатки еды.
Степан глянул на хозяйку.
- Как жы вы, Марья Фёдоровна, позволили то здесь всё это?
Женщина опустила глаза в пол.
- Сами видите, где живём - у чёрта на куличках можно сказать. Кто на такое жилище позарится? А мне сыночка лечить нужно было…
Стёпа, вдруг вспомнив, достал из внутреннего кармана две фотографии - убитого Перова и подозреваемого Коробова.
- Вы кого ни будь из них узнаёте? – показал он карточки старушке.
Та, сощурившись, посмотрела на снимки. Потом, видимо ничего толком не разглядев, полезла за очками в карман передника.
- Так вот же жених то ёйный. – признала она сквозь линзы покойника.
- А этот?
- Этого не видала – отрицательно покачало головой женщина. – Нет. Не было его тут…
Степан убрал фото обратно.
- Ну, что ж приступим к осмотру – сказал он, и подумав немного, открыл плательный шкаф.
Тот  был практически пуст. Немного женского белья, пара кофт на плечиках, одно демисезонное пальто. Стёпа развернулся на сто восемьдесят градусов. Заглянул под кровать, отодвинул шторы, проверил тумбочки. Ничего, что бы могло привлечь его внимание. Он, было, собирался уже окончательно расстроиться, как вдруг среди разбросанных газет, увидел заголовок «Тюменский рабочий».  Степан поднял прессу и показал её хозяйке.
- Это ваше?
- Нет – сказала она. – Мы теперь газетки не покупаем. А кому читать то? Я малограмотна, а Антошенька мой не видит совсем.
«Выходит, всё-таки север? И наш гастролёр оттуда? - думал страж порядка, сворачивая пачкающие руки листы –  Что же его родимого к нам сюда занесло?»
Звук брякнувшего ведра заставил Стёпу встревожиться.
- А вот убирать здесь ничего пока не нужно – обратился он к хлопочущей на кухне старушке. – Сегодня эксперт к вам придёт, осмотрит всё ещё раз, а потом уж порядок и наведёте. Хорошо?
Женщина с опаской посмотрела на работника милиции.
- Хорошо – сказала она, ставя бадью с тряпкой на пол. – Часом раньше, часом позже. Теперь уж всё одно…

***
- Гражданочка, не могли бы вы побыстрее обслуживать? – аккуратно обратился к торговому работнику пожилой мужчина в очках – Посмотрите, сколько народа скопилось  – показал он на длиннющую очередь, растянувшуюся змеиным хвостом по всему магазину.
Люди, уставшие от бесконечного ожидания, все в раз загалдели.
- Ну, кто так работает?! – возмущались одни.
- Да когда это кончится?! – говорили другие.
- Посмотрите на эту наглую морду! – выступали третьи.
- Да они все сейчас такие! – выкрикивали четвёртые.
- Кому не нравится, могут вообще не стоять – невозмутимо ответила упитанная продавщица, в засаленном халате и начала ещё медленнее двигаться по отделу - Что вам? – спросила она недовольно Митю, глянув на него свысока.
- Молока бидон – поставил он на прилавок пустую трёхлитровую тару - и масла сливочного полкило.
- Не так быстро! – произнесла сквозь зубы расфуфыренная работница – Я вам не веретено…
- Да она издевается! – не выдержал тут молодой хромоногий парень – Я для чего всю войну прошёл, чтобы в этой проклятой очереди издохнуть?! Директора зови, гнида! – яростно крикнул он.
- Нет его – вновь спокойно парировала «молодка» - Суббота сёдня…
- Тогда я тебе буду директор! – высоко подпрыгнула, не весть откуда появившаяся рядом с кассой, бабка божий одуванчик и огрела нахалку хозяйственной сумкой – Получай, вражина фашистская, за то что над людями измывалася.
Продавщица от неожиданного удара пригнулась, чепец её, и добрая часть шпилек отлетели в сторону, отчего высокая причёска съехала на бок и помада размазалась по лицу.
- Милиция!- завизжала она, но в общем хоре возмущённых голосов её  совсем не было слышно.
Митя решив, что затянется это надолго, забрал с прилавка свой пустой бидон и сквозь толпу стал пробираться к выходу, чтобы отправится в другой магазин, где наверняка будет такая же очередь и такие же уставшие от хамства продавцов люди.
- Митька! – услышал он вдруг чей-то знакомый голос – Казаковцев!
Митяй присмотрелся к человеку его окликнувшему. Им оказался  Генка Старцев, однополчанин, с которым они вместе когда-то служили на фронте и даже однажды в одной группе ходили в разведку.
- Привет – по-братски обнял его тот. – Как ты? – спросил он Митю радостно.
- Да как? Сам видишь! – махнул Митька головой в сторону ревущей толпы – Жена в магазин послала, а тут вон что.
- Да ну их! – сказал Генка – Пойдём лучше встречу обмоем.
И они отправились в ближайшую пивнушку за углом, которая сегодня до отказа была заполнена «культурно отдыхающими» гражданами.
- А я, знаешь ли смотрю ты, не ты? – весело тараторил Геннадий, чистя воблу – Ты ж вроде сам то не отсюда?
- Жена местная. – ответил Митяй, отхлёбывая пивную пену.
- Значит, сюда перебрались. А женился давно?
- Да уж четыре года как.
- И дети есть?
- Дочки две.
- Девочки это хорошо – сказал однополчанин завидуя. - А у меня два бандита растут – махнул он рукой. – Один уж в школу ходит. Учительница на замечания его все чернила красные уже извела. А что толку?  Бесстрашный он у меня какой то, ни чёрта, ни ладана не боится.
Митька улыбнулся:
- В тебя, наверное?
- Может и в меня – вздохнул собеседник, и неожиданно вспомнив о чём-то, спросил. – А ты Курносого помнишь?
- Помню - сказал Митяй
Да и разве забудешь первого весельчака в роте.
- Так он тоже здесь в городе! Со мной вместе на заводе работает!  Мастер уже. Представляешь? Курносенков – мастер! – поднял Геннадий палец вверх, как когда то его друг на фронте.
Митька рассмеялся от души, припомнив ту легендарную сцену.
- Ну, а ты где трудишься? – вдруг неожиданно последовал вопрос.
- Здесь, недалеко. В кочегарке.
- Где? – удивился сослуживец.
- В кочегарке – повторил ему уже пьяненький Митяй, раздражаясь.
- С твоими-то мозгами и уголь в топку кидать? Не дело это.- возмутился Генка – Давай к нам, на Машзавод. Мы с Курносым тебе такую рекомендацию напишем, все закачаются.
- Не получится, – нахмурился Митька -  судимый я.
- Ты судимый? –  открыл рот собеседник, и, помолчав, добавил – Ну не за убийство же…
- Нет – усмехнулся Митяй. – За три метра ткани…
Геннадий выкатил на друга свои и без того круглые глаза:
- Бывает…
- Что бывает? – огрызнулся Митька – То, что я их не брал, а мне за это три года впаяли?!
Однополчанин резанул воздух крепким словцом.
- Ну, сволочи, с них ещё станется! – возмутился он отчаянно - Эх, нас там не было с ребятами!
- А что бы это изменило? – отвернулся Митяй в сторону.
Геннадий поник головою, и немного выждав, всё же сказал:
- Ты, Мить, забудь всё, что было. Тебя на завод возьмут обязательно, вот увидишь. Парни головастые сейчас на производстве нам очень нужны. Я тебе адресок свой оставлю, надумаешь, придёшь. Лады?
- Лады – ответил бывшему сослуживцу немного успокоившийся Митька.
Долго они так стояли за круглым столом, беседовали, ели рыбу и вспоминали военные годы.
Домой Митяй вернулся поздно,  глубоко за полночь, когда девочки его уже спали.  Как всегда крепко выпившим, он нырнул под тёплое одеяло к Наташе, обнял её спящую и тут же сам крепко уснул.

***
Шурка  работал путевым обходчиком на железной дороге.
Размеренно стучал по рельсам его молоток, как машинистка на печатной машинке выбивал он свой особый ритм.
Вот промчался на запад уже не первый за сегодня пассажирский состав. Как бы ему хотелось сейчас вот так прыгнуть в поезд, забраться на вторую полку и укатить куда глаза глядят. – размечтался Шурик - Ведь если подумать он совершенно нигде в своей жизни и не был.
«Митька, тот хоть на фронте мир повидал, а что видел я косоглазый, да плоскостопый?» - вздыхал удручённо Шурка.   
- А твоя как налетит на меня: «Говори, говорит, куда мой  шастает после работы?!» – в который раз жаловался другу Кулёма.
Он нагнал его у самого дома, прилип как банный лист и следовал теперь за ним по пятам.
- А я ей – «Откудова я знаю?! Он меня в свои дела не посвящат!»
Кулёма остановился, сморщился и потёр через фуфайку ноющее весь день, обласканное Нинкиным поленом, плечо.
- А мне балалайку сломала. – вымолвил  Шурик – В щепки, представляешь?
Кулёма посмотрел на приятеля, встревожено.
- Чего теперь будет то, Шур? – спросил он.
- Не знаю.
- Ты, если что, ко мне жить приходи – предложил Кулёма. – Я тебе раскладушку поставлю…
Перспектива жить у друга  Шурку не обрадовала. Покосившаяся хибара, вонючий матрац, мыши, да клопы…
«Ну, уж нет! – подумал про себя он – Всё сделаю, чтобы Нинуля меня простила. На коленях ползать, ноги целовать стану…»
От мысли, что жена всё же сжалится над ним, Шурику немного полегчало, и он вмиг повеселев, сказал:
- Я вот, что подумал. Схожу,  пожалуй, сёдня в последний разик туда…
- Куда, туда? – удивился Кулёма.
- Куда, куда? Туда! К Маргарите!
- Зачем? – вновь задал вопрос озадаченный друг.
- Ну как зачем, надо же попрощаться по-человечески. А то как-то не по-людски….
- А, ну это конечно - согласился Кулёма, рассудив своим не очень богатым умом.
И вечером Шурка уже стучал в знакомые двери.
- Кто там? – услышал он обольстительный голос сорокапятилетней  «жрицы любви», которая принимала мужчин круглосуточно – Открыто!
Шурик снял кроличью шапку, пригладил, торчащие во все стороны рыжие «пакли» и вошёл в небольшую комнатушку, всю в рюшах. Не молодая  хозяйка  с пышными формами, в ситцевом халатике и мелких кудряшках на голове, возлегала томно на пуховой перине, но увидев  гостя, вдруг подскочила с места как ужаленная.
- Ты?!- стремглав приблизилась она к молодому любовнику – Чего надо?!
Шурка, не ожидавший такого приёма, переполошился.
- А что стряслось то, птичка? – спросил он Маргариту.
- А то! – ответила она ему грубо – То, что жена твоя сегодня утром заявилась, да клок волос мне выдрала. На, посмотри – показала Марго возмущённо на свою и без того жидкую шевелюру. – А в следующий раз грозилась с участковым прийти. Мне такая репутация ни к чему! – стала потихоньку выталкивать хозяйка Шурика из дома - И срок из-за тебя мотать я не намерена. Всё, заказана тебе сюда, милок, стёжка-дорожка! Проваливай! – толкнула она гостя силой так, что тот, запнувшись обо что-то, кубарем покатился с лесенок – Ищи себе другую птичку! – крикнула ему проститутка напоследок и захлопнула за собою дверь.
Всю дорогу Шурка думал о случившемся.
«Как Нина узнала адрес Марго? - билось у него в голове – Или всё же Кулёма, перепугавшись, ляпнул? Вернусь домой, убью иуду!» - злился неудачливый герой-любовник на друга.
Но дома Шурика поджидал ещё один сюрприз – старенький чемодан со сломанной ручкой, которую он всё никак не мог отремонтировать, с собранными Ниной для него вещами…

***

К двенадцати часам дня воскресенья люди потихоньку начали заполнять окрестный парк, каток и лыжные дорожки. Дети, словно маленькие белые человечки, облепив снежную гору, слетали с неё на санках, картонках, кубарем, кувырком и бегом так, что взрослые, глядя на это, невольно начинали улыбаться. Из репродуктора  повсюду лились песни военных лет. Снег будто в волшебной сказке, искрился под яркими лучами солнца, но декабрьский морозец был крепок.
Неподалёку щебетала стайка розовощёких девушек с лыжами.
- Градусов пятнадцать сегодня? – спросила одна из них подруг.
- Да. Нет, больше! – ответила ей другая – Утром Зоська, кошка моя, нос лапкой прикрывала, значит двадцать на улице не меньше!
Тут, заметив приближающихся к ним молодых людей,  девчата взвизгнули и пустились наперегонки под гору к  извивающейся лыжне.
Степан посмотрел на время. «Первый час уже, а Сони всё нет.  Неужели не придёт?» – начал было переживать он.
Стёпа оттянул шарф, намотанный вокруг шеи несколько раз, расстегнул полушубок, сдвинул на затылок ушанку, и принялся ещё интенсивнее крутить головой по сторонам, высматривая девушку.
«Ну, надо же было так влюбиться! Никогда с ним подобного не случалось. И в кого! В свидетельницу по делу. А если начальство узнает?»  Степану не хотелось даже думать об этом, и он припомнил вчерашний отчёт Сергея, касаемый расследуемого убийства. Тот, пообщавшись накануне с осведомителем, выяснил, что друзья тюремные Перов с Коробовым искали покупателей на камушки драгоценные, которые «гастролёр» привёз с собою с севера, облапошив там местного ювелира-перекупщика. Тот, само собой, о краже в органы заявлять не стал, а пожаловался законникам тамошним на беспредел залётного. Те же в свою очередь, не бескорыстно конечно, вызвались помочь несчастному, да послали по следу грабителя людишек своих проверенных. И сновали эти людишки теперь по всему славному городу.
- Итак, - подытожил Серёга – либо они убили Перова с Сорокиной, а с портфелем у них облом вышел, так как унёс его Коробов, либо сам Витёк друзей своих и порешил.
- Эх, увидеться бы с ним сейчас! – размечтался напрасно Стёпа.
- Да, неплохо было бы побеседовать. -  вторил другу  Кравец – Думаю, залёг он где-то, да и жив ещё, потому как гости на север не уехали. К тому же зазноба его, Трубникова, здесь. Ведь не просто же так он ей царский подарок сделал в двенадцать карат?
Степан весь вспыхнул как спичка.
- Ты прекращай мне это, Сергей! Какая она ему зазноба? Дел с ним не имела, любить не любила. А то, что у него к ней чувства, так это не значит ещё ничего…
Серёга посмотрел на приятеля пристально.
- Ой, что-то не пойму я, дружище, никак влюбился ты у нас?
- Влюбился, не влюбился, а Софью не трожь!
Напарник  расплылся в улыбке.
- Да, нет! Я и в мыслях не имел! Красивая она, говорю, у тебя, как картинка. Да и жена, наверное, будет хорошая.
- Стёпа! – услышал он вдруг голос Сони, очнувшись от нахлынувших воспоминаний – Здравствуйте, Стёпа. А вот и я…

***
Нелегко далось Нине решение выгнать неверного мужа из дома. Выгнать то она его выгнала, а что дальше делать с двумя малолетними детьми на руках, как поднимать их одной-одинёшеньке?
За советом и явилась молодая женщина сегодня к отцу. Василий только что пришёл с маслозавода, где трудился главным бухгалтером, и сел ужинать.
Дома у родителя было всё просто – круглый стол под абажуром, железная кровать со стопкой подушек, да шкаф полный книг, которые отец ценил более других имеющихся у него вещей.
- Тять, что делать то теперь?- спросила Нина, наконец.
- Ешь, давай – пытался накормить Василий дочь.
- Да не могу я. Кусок в горло не лезет. – отнекивалась старшенькая.
Отец, наклонив железную тарелку, доел остатки супа, и, отодвинув пустую посудину в сторону, протёр чистым носовым платком рот и тёмные, подкрученные вверх, густые усы. От вида этого, сидевшая напротив Алевтина, сомлела.
- Ну, что, Ниночка, как говориться, что сделано, то сделано – крякнул Василий. – Расстались? Может быть и к лучшему. Поживёте, пока врозь.  А там, время  покажет. Где сам то? – спросил он, имея в виду непутёвого зятя.
- К Кулёме ушёл – ответила Нина. – А куда ему ещё податься? Зазнобу я его потрепала. Да и нужен он ей больно «красавец», коль не один был у неё.
Нина вздохнула и продолжила.
- На кого променял то, тять? Старая, страшная и глупая!
- Видать другим чем взяла – сказал спокойно отец, и глянул на свою зазнобу, которая так и ёрзала на стуле, не спуская с супруга глаз.
Нина посмотрела на ещё одну немолодую  профурсетку. Кудерьки светлые, губки маленьким бантиком.
- Понятно – сказала она, думая о том, что все мужчины наверное одинаковы, что отец, что её разлюбезный суженый.
«И стоит ли тогда страдать, переживать, плакать по  ночам, да корить себя понапрасну?  Может быть действительно, нужно стать такою как эта?» - вновь взглянула Нина на нарядную, беззаботную и с полным отсутствием интеллекта на лице, мачеху.
– Может быть и нужно…» - теперь уже вслух обречённо произнесла она.   
Алевтина, подсуетившись, стала убирать тарелки и ставить на стол чайные чашки.
«А у Кулёмы он всё же пускай поживёт! – уже всё решив для себя, подумала Нина – Наукой ему будет измена эта!»

***
Известие о том, что подруга её родила, застала Наталью врасплох.
Колонка с питьевой водой, куда приходили теперь все жители района, в том числе и Наташа, представляла из себя небольшой железный столбик, на возвышенности, весь покрытый в мороз причудливыми сосульками. Здесь-то Ната и повстречала  утром Томкину золовку, грузную тётку, которая  сообщила ей о благополучном разрешении беременной тройней.
- Как тройней? – удивилась Наташа – Она и второго то не хотела рожать. – сморозила глупость Ната.
- Как слышала! – ответила ей хамоватая сестрица мужа – А от неё бесстыжей другого никто и не ожидал. Нагуляла где-то и нашему дураку подсунула. А теперь иди, прокорми их всех!
Наталья открыла было рот, чтобы возразить зловредной родственнице, но та ничего не желая слушать, отправилась с вёдрами своей дорогой.
«Да уж! Не позавидуешь Томке! – пожалела Наташа подругу – То одну её клевали, а сейчас с детьми всю заклюют. Хорошо хоть характер у неё боевой, отбрешется. А съездить в больницу к  многодетной матери всё же нужно»
И по приходу домой, Наталья занялась сборами.
Дочери её  ещё спали, когда Ната, решив отдать подруге  старенькие пелёнки, да вещички детские, полезла в комод и достала оттуда странный газетный свёрток.  Из любопытства она развернула его неловко, так, что на пол посыпались бумажные купюры с изображением Ильича и какие-то крошечные полотняные мешочки.
- Что это? – отскочила испуганная Наталья в сторону – Откуда столько денег?
Она осторожно подняла упавший мешочек, и, развязав его, высыпала содержимое себе на руку. На ладони её, как капельки росы, заблестели прозрачные камушки, крупные, поменьше и совсем мелкие. Наташа, ссыпала все кристаллики обратно и затянула верёвочку. Она ещё раз взглянула на богатства, валяющиеся у неё под ногами, соображая, что принёс их в дом наверняка Митя, больше не кому, и что появились они здесь не к добру.
«Как быть? – встревожено подумала девушка – Бежать к мужу? А если он не станет ей ничего рассказывать, потому, как  замешан в чём-то плохом?  Тогда остаётся Степан. Он поможет».
Наташа быстро собрала с пола все сокровища, положила их в хлопковый платок, туго завязала его и бегом пошла будить детей.

***
Усыпанный листвою, промокший от осеннего дождя, словно от нескончаемых потоков женских слёз, перрон вокзала в тот день был полон.
«Марш славянки» играл детский оркестрик - трогательно, немного фальшиво, но очень старательно. Шёл четвёртый год войны, и теперь наступил его черёд отправляться на фронт.
- Стёпа, Стёпушка, не уходи! – плакала, вжавшись в брата, Наташа – Как же я без тебя буду то? – всхлипывала горько она – Мама умерла! Ты меня бросаешь! Братик ты мой родненький!
Она стояла перед ним в пальтишке, ботиночках, такая маленькая, беззащитная, несчастная. Степан кое-как сдерживался, чтобы не разрыдаться.
- Наташ, ты же знаешь, война. Я мужчина, я должен…
Но Нату это не успокаивало.
- А как же я?! Ты же обещал маме меня не оставлять?! Я ведь без тебя пропаду…
- Становись!!! – услышали они приказ командира.
- Наташа! – стал отрывать он сестру вместе с отцом от себя – Мне нужно идти…
Она не сразу, но всё же разжала свои одеревеневшие кулачки и посмотрела на него своими большими, полными слёз глазами…
И этот взгляд он не забудет уже никогда…
Стёпа настойчиво постучал в дверь кочегарки, и, дождавшись громкого «Да!», вошёл в полумрак.
- Привет, Мить – сказал он, до сих пор ощущая на себе тот самый взгляд растерянной Наташи.
- Привет – удивлённо поприветствовал брата жены весь в угольной пыли Митька. – Какими судьбами?
Шурин не спеша снял с головы шапку, осмотрелся, и, заметив одиноко стоящий у котла табурет, подошёл к нему  и присел.
- Прибыл я к тебе, Дмитрий, не просто так. – начал спокойно Степан – Прибыл я к тебе по долгу службы.
Митяй, стоя у топки, опёршись на черенок лопаты, ещё больше удивился:
- Чем это я заинтересовал наши славные советские органы?- произнёс он с издёвкой.
- Знаешь ли, Митя. Расследуем мы сейчас не безызвестное тебе двойное убийство в ресторане «Заря», и ты у нас, как не крути, выходишь соучастником.
- Каким ещё соучастником?! – возмутился Митька и, бросив лопату, ринулся на родственника – Чего ты мелешь?
- Что за деньги с бриллиантами у себя дома прятал? – уже серьёзнее некуда спросил Стёпа, поднявшись навстречу зятю.
- Деньги? – искренне удивился Митяй – Бриллианты?
- В газетном свёртке… - пояснил Степан.
- Где?
- В газетном свёртке – повторил ещё раз шурин.
Митька задумался.
- Там бриллианты были? – спросил он растерянно, усевшись вместо родственника на табурет.
- Улики с места преступления…
- Ничего себе – почесал маковку Митяй – А кто нашёл?
- Наталья. Прибежала ко мне с девчонками сегодня вся в слезах, сидела в кабинете, да тебя всё выгораживала.
Митька улыбнулся:
- Ну, Натаха, сыщик.
- Чего ты смеёшься? Говори лучше,  кто тебе этот схрон оставил?
- Да я его толком то и не знаю.  Витькой вроде зовут. Пришёл на днях, да попросил у себя этот свёрток спрятать.  Я и согласился. За деньги, конечно – опустил голову Митяй.
- Фамилию Витька то хоть знаешь?
- Откуда?
Стёпа достал из-за пазухи чёрно-белый снимок:
- Этот?
- Этот - утвердительно махнул головой Митька, увидев прыщавое лицо знакомца на карточке.
- Поможешь нам его взять?
- Ещё чего! Я и так человека подвёл.
- Ты не человека подвёл, ты свою семью подставил – возразил Митьке Степан. -  Знаешь, кто за богатствами этими сейчас по городу рыщет? Отморозки конченные. Человека он подвёл… – продолжал психовать Стёпа – А если бы не Наталья, да я, а кто из «органов» эти сокровища сыскал? Мыслишь, сколько б тебе вкатили за соучастие?
Митьке от услышанного стало не по себе.
- Ну, ладно, не сердись – начал успокаивать он родственника – Я ведь не знал… Спасибо тебе, что помог. Сделаю, всё как скажешь…

***
«То, чего он боялся больше всего на свете, случилось - вздыхал измучившийся бессонницей Шурик, лёжа на дырявой раскладушке у Кулёмы дома - Теперь, он такой же одинокий, как и его друг: ни жены, ни детей, печаль да тоска кругом».
- Кулём, ты спишь? – спросил Шурка, в надежде хоть с кем-то перемолвиться словечком, но в ответ услышал лишь раскатистый храп приятеля – Да уж! – сказал он и взглянул на освещаемые лунным светом облезлые стены, да потрескавшуюся печь.
«И как я здесь буду жить? – подумал про себя несчастный – А дома чисто, светло, уютно, занавесочки на окнах, пироги в печи, щи на плите… - сглотнул слюну Шурик.
И тут же перед глазами  его встал сегодняшний скудный ужин: бычки в томате, хлеба чёрный кусок, да вода из фляги.
- Ох, ох, ох, Нина, Нина – представил он образ жены - А ведь мы с тобою сколько лет душа в душу,  как два голубка прокурлыкали.
И забыв обо всём плохом, Шурка стал вспоминать только хорошее.
Как хозяйство вели сообща, а по воскресеньям на рынке торговали. Как ребятишек растили, да как по вечерам доставал он свою балалаечку, играл «Калинку - Малинку», а дети с Ниной плясали…
- Это чёрт попутал меня! – плюнул Шурик отчаянно куда-то в темноту – Сидит, наверное, теперь рогатый в подземелье сыром, да скалится на горе-беду мою. Ух, окаянный! – показал он кулак в сторону невидимой угрозы – А если Нина кого себе найдёт? А, что? Она баба молодая, глазастенькая, всё при ней – испугался своих мыслей супруг. – Ну, какой же я дурак! – наконец то,  осознав всё, схватился за голову Шурка  – Завтра же побегу к жене, нет, не завтра, сейчас! – подскочил он и принялся собираться.
Шурик спешил по тёмным, утопающим в сугробах, улочкам спящего городка. Редкие фонари, да лай собак сопровождали его в дороге. Менялись в ночи бесконечные силуэты, домов, заборов, сараюх, бань, поленниц. Звёзды на небе сияли сегодня так ярко, что казалось вот, вот сорвутся вниз и со звоном упадут на землю. Вдруг мелькнула тень за углом, немало напугав путника. Но нет. Это ветер качнул куст рябины, согнав с него дремлющую птицу.
Через четверть часа Шурка уже стоял у родных окон, выбирая азбуку Морзе по раме.
- Нин! Ниночка, открой пожалуйста!
Жена проснулась не сразу и заспанная выглянула на стук.
- Ты? – удивилась она, увидев мужа в столь поздний час.
- Я, Ниночка. Отвори.
- Иди, давай – отмахнулась от него супруга через стекло.
- Не могу я, родная, без вас. Плохо мне очень…
- А когда по бабам шлялся, хорошо было? – оставалась непреклонной жена.
Шурка в ответ заплакал жалостливо, протяжно, то и дело, вытирая варежкой мокрый нос.
- Уходи. Видеть тебя не могу! – сказала ему Нина и задёрнула ажурные  занавески.

***
Громкие аплодисменты сорвал аккордеонист на сцене кинотеатра, перед тем, как войти туда Степану и Сонечке. Немолодой исполнитель,  быстро перебирая пальцами по клавишам инструмента, приводил неискушённую публику  в неописуемый восторг.
- Позвольте – подошёл Стёпа к своей спутнице, помогая снять ей в гардеробе зимнее пальто с рыжей лисою.
Софья, освободившись от верхней одежды, посмотрелась в большое зеркало, поправила причёску, макияж, платьице клетчатое и, улыбнувшись Степану,  взяла его под руку.
Они вошли в уже переполненное  фойе, и Стёпа повёл девушку в буфет. Музыканта сменила певица и под ласкающие звуки мелодии из довоенного кинофильма она запела: «Звать любовь не надо, явится незваной, счастье расплеснёт вокруг…»
- Стёпка! – услышал он вдруг радостный крик Серёги из очереди – И ты здесь?! – подскочил к нему напарник.
Степан взял Соню за талию.
- Познакомься, это Софья.
- Кравец – представился доброжелательно Сергей, слегка наклонив голову. – Там Лорик моя уже заказывает – засуетился он. - Вы будете чего?
Стёпа посмотрел на Соню.
- Я пирожное и чай – сказала она.
- А мне бутербродов парочку с килькой и компот.
Серёга снова растворился в толпе. Степан же осмотрелся, и, увидев свободные места, повёл туда свою спутницу.
Со всех сторон со стен на них смотрели улыбающиеся лица известных актёров: Черкасов, Орлова, Бернес, Утёсов, Столяров, Целиковская, Серова, Жаров...
А исполнительница уже пела другую популярную песню, так мило и искренне, что хотелось её бесконечно слушать. 
- Ой, столько народу, столько народу! – щебетала, усаживаясь за стол пухленькая Лариса, играя ямочками – Как у нас в столовке в обеденный перерыв. А вы где трудитесь, Сонечка? – спросила она новую знакомую.
- На автобазе.
- Тоже, наверное, суетно?
- Да нет, спокойно.
- Вот и хорошо. А я, вы знаете, на раздаче все каблуки уже переломала! Теперь в тапочках бегаю! – звонко засмеялась Лара, так непосредственно, что неловкость первой встречи сама собою рассеялась, и Софья тоже заулыбалась.
До первого звонка оставалось несколько минут, и всё это время они беседовали. Лариса успела рассказать Соне рецепт нового пирога, а та в ответ пообещала связать подруге Сергея кружевной воротничок на платье. Мужчины же, как всегда, обсуждали свою работу, вернее новые трупы: застреленную вчера ревнивцем мужем домохозяйку, да убитого собутыльниками пьяницу - бобыля.
Второй звонок заставил их всё же подняться со своих места и отправиться в душный переполненный зал.
Первыми удалились Сергей с Ларисой, за ними поспешили  Софья и Степан.
- О, подруга! – вдруг задержал их бесцеремонно ухватившийся за Соню подвыпивший парень – Ты где пропала?
- Молодой человек, я вас не знаю! – одёрнула руку девушка.
- Ну как же? В одной компании пировали, и не знаешь?!
- Ааа, да – видимо вспомнила Соня. - Это когда ты денег у меня до получки занял, – сверкнула она на него своими красивыми глазами – а потом пропал навсегда?
Парень, смутившись, что-то промямлил.
Стёпа, резко отодвинув его в сторону, уступил дорогу даме. Девушка проследовала в уже тёмный зал. Степан же повернулся к нечаянному знакомцу.
- Ещё раз к ней приблизишься, пиняй на себя…
- А ты кто такой? – пантовито возмутился тот.
- Узнаешь! – тихо ответил ему Стёпа и скрылся за бархатной портьерой тоже.
Они сидели на соседних стульях, лишь изредка украдкой поглядывая друг на друга.
На экране беспрерывно мелькали конькобежцы, стрелки, хоккеисты, счастливые лица победителей соревнований, цветы, рукопожатия, награды. А после киножурнала «Советский спорт» началось  незамысловатое кино о передовиках производства. Но Степану неважно было, что смотреть. Главное, что Соня с ним рядом.
И тут он внезапно положил свою ладонь поверх её крошечной ладошки. Но девушка не одёрнула руку, а лишь посмотрела ему в глаза и улыбнулась. И Стёпа, теперь уж окончательно осмелев, обнял Соню за плечи сзади и, вздохнув облегчённо, снова взглянул невидящим взором на киноэкран …

                ***
Отчего-то она не могла долго злиться на него.
- Эх, Митя, Митя. Ведь учёный уже, - ворчала Наташа на мужа – неужели мало тебя жизнь била?
- И не говори, Наталёк! – каялся Митрий искренне – Выпил тогда я. Думаю, почему бы не заработать?
- Заработал бы ты себе срок! – отрезала Ната – Да ладно, что уж об этом. Пойдём лучше Томку проведаем…
Современная, высокая, окружённая со всех сторон сосновым парком, больница, в которой лежала роженица, располагалась на другом конце города. Проехав несколько остановок на пропахшем соляркой автобусе, они вышли в мало знакомом им новом районе.
Наталья посмотрела вокруг.
- Какие дома интересные! – удивилась она, показывая на трёх, четырёхэтажные коробки с колоннами, витиеватыми балконами, да вензелями под крышей.
Будто, пришедшие из другой эпохи, удивляли они непривычной изысканностью глаз советского человека.
- Немцы строили – сказал ей Митя.
- Какие немцы?
- Пленные, какие ещё. Весь новый центр ими выстроен. Наш старый купцами, да помещиками, а этот «гансами».
- Мить, у них на родине такие же строения?
- Не знаю, врать не буду. В соседних странах был, а там нет.
Наташа с восхищением смотрела на иностранные постройки и на своего мужа. Какой же он всё-таки у неё умный! Много читает, многое знает и с ним всегда интересно….
Тем временем Митя, сказав - «Я сейчас», нырнул в дверь магазина «Пиво – Воды», встретившегося им на пути. Наталья, не успев ему ничего возразить, только вздохнула, да развела руками.
- Вот не пил бы ещё, цены б ему не было - закончила она свою мысль.
- Мама! – закуксилась Катя, и Наташа, решив её успокоить, наклонилась к дочери.
Та выгибала спину, била ногами по санкам, пытаясь встать.
- А кто здесь плачет? Щас баба Яга заберёт! - услышала Наталья позади себя охрипший мужской голос и невольно повернулась. Над нею стоял человек, которого она не сразу узнала, а узнав, растерялась и встала.
- Ты? – спросила Ната.
- Я – ответил ей, икнув, пьяный в хлам Аркадий, её первая любовь. – А ты кто?
 Наташа опустила глаза, понимая, что этот человек забыл её уже давно и вряд ли когда ни будь вспомнит.
- Какие у тебя девчоночки! – покачиваясь, показал пальцами «козу» внезапно притихшим детям бывший ухажёр – А я уж два, нет три, раза был женатый, – запутался в подсчётах бедный  – а ни одна баба мне ещё не родила. Ни одна! – почесал он заросшую щетиной щёку, дыхнув перегаром на Нату – Ни на тех, видать, женюсь! – сделал вывод Аркашка – Нет, была у меня правда когда-то беленькая такая, хорошая – закатил он свои заплывшие от запоя глаза – Натальей вроде звали, щас уж и не вспомню…
Тут, Катерина, некоторое время сидевшая тихо, снова запищала.
- А кто здесь плачет? – кинулся вновь успокаивать девочку бывший жених.
Наташа не могла прийти в себя от неожиданной встречи, не заметив как из магазина выскочил Митя и с ходу каким-то немыслимым броском опрокинул Аркадия в сугроб, так, что у того бутылки с пойлом из сетки повылетали в разные стороны и разбились.
- Это кто? – спросил муж Наталью строго.
- Не знаю, – соврала она – пьяница какой-то…
Аркаша, матерясь, медленно приходил в себя. Митя же, взяв жену за руку, повёз санки, не оборачиваясь, время от времени поругивая приставшего к его семье мужика. А Ната была в ужасе: «До чего человек стал на себя не похож, - переживала она -  спился, опустился, подурнел…»
Через несколько минут, думая каждый о своём, они подошли к больнице. Митрий остался с девочками на улице, а Наташа отправилась в приёмный покой вызывать подругу.
Томка выползла в посетительскую не скоро, такая же большая и грузная как и была. Придерживая поясницу, она медленно подошла к Наталье.
- Привет, Том – поздоровалась, улыбнувшись, Ната с ней. – Как ты?
- Хорошо – пробасила мать героиня, усаживаясь на лавку.
- Кого родила?- спросила Наташа.
- Двух парней, да девку.
- Поздравляю – сказала Ната. – А это тебе – протянула она свёрток. – Там детские вещи, тальк, да продукты...
- Спасибо – поблагодарила Тамарка не весело. – Ты ведь у меня после матери то первая пришла.
- А как же муж? – удивилась Наталья.
- Пьёт.
- Празднует, наверное – попыталась успокоить подругу Ната. – Как ни как многодетный отец.
- С горя лакает – вздохнула Томка. – Не любит он меня.
- Ну, что ты, не любит. Скажешь тоже. Просто мужчины они все такие не ласковые – посмотрела Наташа в окно на барахтающегося в снегу с дочерьми своего супруга.
- Нет – возразила Тамарка, глянув в окно тоже. – Твой Митя может и не ласковый, а к тебе чувства имеет. Что ж я не видела, как он смотрит на тебя? А мой только и знает, что материт меня, да бьёт. Я когда стерплю, а когда и отвечу. Так и живём «весело», как кошка с собакой…
- Сумкина! – неожиданно подбежала к Томке уже не молодая акушерка – Сумкина, пошли скорее, к тебе корреспондент из местной газеты явился!
- Зачем? – удивилась Тамарка.
- Как зачем? Тебя с ребятишками фотографировать, да заметку про вас писать. Не каждый же день в городе тройня рождается?
Томка, растерянно поднялась с места.
- Ну, ладно, Натаха, пойду я. Глядишь, знаменитостью сделаюсь – саркастически сказанула она, и нехотя, поковыляла в палату…

***
Нина вошла во двор учебного заведения. Школа восьмилетка, в которой учился её сын, представляла собою двухэтажное строение нижний этаж которого был каменный, а верхний деревянный, с выкрашенными белой краской наличниками. Соседствовала школа с церковью, куда каждый день на службу, как ученики на уроки спешили прихожане, в основном старики и старухи, доживающие свой век. Школьный звонок, порою, совпадал со звоном церковных колоколов, а пионерские линейки с крестным ходом…
Нина поднялась по широкому крыльцу и, войдя внутрь, сразу увидела большой растянутый на лестничных перилах транспарант «С Новым 1954 годом!»
- Обувку отряхни! – услышала она команду пожилой технички, моющей полы поодаль – Метёлка с боку!
Нина взяла огрызок, напоминающий веник и, убрав снег со своих аккуратных валеночек, отправилась к классу Родиона, который был последним по коридору на первом этаже.
Уроки давно закончились, а сейчас её вызвала для разговора учительница.
Нина постучала в дверь и вошла в серую комнату, где обучалось её чадо. За преподавательским столом сидела худосочная женщина средних лет в костюме цвета стен, круглых очках на носу и мило беседовала с некой разодетой дамой.
- Здравствуйте, Елизовета Осиповна – поздоровалась Нина с учительницей.
- Добрый день – сухо ответила ей та. – Проходите, присаживайтесь.
Нина расположилась за ближайшей партой и посмотрела на классного руководителя, но отчего-то первой с ней заговорила незнакомка.
- Наконец-то я могу созерцать мать этого хулигана! – глянула она высокомерно на Нину – Ну надо же сама приличная вроде, а такого бандита воспитала!
- А вы кто, простите? – закипало нутро у Нины.
- Завьялова я, родительница – продолжила упитанная фифа, рассматривая свои пальцы в перстнях. – Рассказывал мне мой Тасик, что ваш отпрыск здесь вытворяет. Я считаю, что ему не место в нашей школе, и завтра же намерена обратиться с этим вопросом к директору…
Нина не знала, что ей делать. Убить мерзавку сейчас или попытаться  решить всё миром? Она судорожно стала вспоминать всё, что рассказывал ей когда-то маленький Родька, и наконец, набравшись смелости, сказала.
- А по какому праву вы оскорбляете моего ребёнка?! – вздёрнула Нина подбородок – Если ваш муж партийный начальник, а у вас вереница любовников, значит вам всё можно что ли? – посмотрела она дерзко на обидчицу – Сына барчуком воспитали – дай, подай, принеси…
Дамочка от наглости такой раскрыла рот, а из всего сказанного уловила лишь одно слово.
- Каких любовников?! – подпрыгнула она лихо.
- У Тасика своего спросите! – выпалила Нина – Какие вам кольца дарят, да в Крым возят…
- Убью скотину! – зашипела мадам и, схватив каракулевую шубу, пулей выскочила из класса.
Нина с учительницей остались сидеть одни.
- Надо же – удивилась высоконравственная старая дева Елизовета Осиповна. – А такую положительную из себя строила…
Нина испытала настоящее облегчение. А чтобы хоть как-то оправдаться, сказала:
- Мой, конечно, тоже хорош, но этот Тасик и в самом деле всех достал… Да, что уж об этом? Переведут его, наверное, в другую школу теперь….
Она возвращалась домой так быстро, как только могла, ведь там её ждали дети, оставшиеся без присмотра. Кто его знает, как поведёт себя восьмилетний нянька Родион?
И всё же добежав до ближайшего перекрёстка, Нина остановилась, а затем резко свернула не на свою улицу. Позади уже остались пять дворов, у шестого она, наконец, остановилась и, подойдя ближе, постучала в ворота.
В окне показалось растерянное лицо Шурика.
- Собирайся! – крикнула ему жена – Хватит по чужим углам жить! Домой пойдём…

                ***
Сменив сегодня второго истопника Гаврилыча, Митька начал свою работу с перетаскивания угля из кучи с улицы в кочегарку тачками, вёдрами и мешками. Этим он занимался до той поры, пока не стемнело, и снаружи ничего не стало видно. Забросив несколько лопат твёрдого топлива в печь, чёрный как негр он подошёл к прикреплённому на стене умывальнику, и тщательно вымыв хозяйственным мылом лицо и руки, отправился ужинать.
В топках, не переставая, горело пламя, а в котлах бурлила вода. Потихоньку  закипал и прокопчённый чайник. Митя насыпал в кружку заварки наполовину, как его научили в тюрьме, и приготовился налить туда кипятка. Вдруг дверь скрипнула, и на пороге появился его старый знакомец. Озираясь как загнанный зверь, он ступил внутрь.
- Привет – сказал взъерошенный Витёк. – Я к тебе.
Митька, решив повременить с чаепитием, сухо ответил:
- Привет. Проходи, чего встал?
Коробов недоверчиво сделал пару шагов.
- Ты один? – спросил он.
- Один – хмыкнул Митяй. – А тебе кого надо?
- Никого – всё так же подозрительно смотрел по сторонам Витька. – Я за тем, что оставил. Давай – протянул он свою большую лапищу.
Митька поднял брови:
- Так, нет у меня здесь ничего. Я твой схрон дома заныкал. Чего я дурак что ли на работе прятать? А если Гаврилыч найдёт?
Витёк стал меняться в лице.
- Как нет? – зашипел он как кобра – Всё-таки вскрыл, курва! – приготовился он наброситься на приятеля.
- Да иди, ты. Не трогал я этот свёрток поганый! Нужен он мне больно! – спокойно продолжал оправдываться Митька – Послезавтра приходи, отдам – снова взялся он за лопату.
Коробов, играя желваками, размышлял над сказанным. Видно было, что  мыслительный процесс даётся ему с трудом. Однако остатки разума всё же сделал своё дело.
- Ты это – сказал он, наконец, чуть сдерживаясь. – Если легавых приведёшь, убью! Понял?!
- Да понял я, понял – вновь ответил невозмутимо Митяй, бросив в печь ещё угля.
- Послезавтра буду. Чтоб принёс…
- Хорошо.
Гость развернулся и недовольный направился к двери, но у самой её вдруг остановился и попятился назад.
На пороге стоял незнакомец, вернее двое крепких мордоворотов в фуфайках и кепках.
- Ну, что, крыса, набегался? – с усмешкой обратился один из них к Коробову, от бравады и наглости которого не осталось и следа – Попался, падла?! – ликовал блатной, наступая на перепуганного Витьку. – Убивать тебя будем, гнида – прищурил он свой чёрный глаз. – На куски резать…
Такого не ожидал не только Витёк, но и сам Митька. Всё пошло не по плану…
Коробов плюхнулся на колени:
- Нет у меня ничего! У него всё! – заистерил он, показывая пальцем в сторону Митяя – Я ему на хранение отдал!
Митрий, смекнув, что к чему, сказал, стараясь держаться спокойно:
- Ничего он мне не отдавал. Врёт всё…
- Ах ты, гад! – подскочил Витька с колен и кинулся на обидчика, но в спешке споткнулся и распластался на куче угля.
Тут, к оступившемуся подлетел один из мордоворотов и принялся его избивать, выспрашивая о деньгах. Второй же лысый фраер ринулся на Митьку.
«Давно я не дрался» – подумал бывший разведчик, приготовившись к нападению.
Бритоголовый прямой рукой стал резать ножом воздух перед Митькой, тот же изловчившись, ударил нападавшего черенком лопаты, а когда соперник потерял лезвие, с ноги отбросил его к стене. Но парень оказался крепче, чем думалось.  Он быстро вскочил на ноги, вынул из кармана револьвер и пальнул из него в сторону Митяя. Пуля просвистела совсем рядом, и Митьке ничего не оставалось, как одним прыжком  выбить у преступника оружие из рук и вырубить его теперь уже надолго.
Вдруг, сильный удар сбоку, чуть не сбил его. Второй уголовник, отправив в нокаут Коробова, кинулся наМитяя, профессионально размахивая кулачищами. И вот после пары точных попаданий из рассечённой Митькиной брови полилась струйкою кровь. Он, потряс головой, чтобы прийти в себя, и глянул на соперника. Бугай ещё тот! Под два метра ростом. Однако, как говорил Денисыч на фронте - «Чем больше шкаф, тем громче падает!» Митька, не раздумывая, подпрыгнул и с вертушки ударил здоровяка сапогом прямо в голову, потом ещё, и ещё. Тот зашатался и рухнул на землю.
Немного отдышавшись, Митрий посмотрел по сторонам.  Вокруг него в разных позах на земляном полу, лежали неподвижные тела.  Их нужно было немедленно обыскать. Он поднял валяющиеся револьвер и нож, обшарил карманы непрошенных гостей, достал оттуда ещё пару заточек и забрал их себе. Потом связал своих обидчиков крепко и отправился в ближайшее отделение милиции вызывать Степана…

                ***
- Слушай, этот твой Митька просто гладиатор какой-то?! – восхищался зятем друга Кравец – Двух вооружённых бандитов обезвредить!
Стёпа, улыбаясь, как  раз подписывал показания этих самых уголовников-гастролёров, которые за время своего пребывания здесь, не плохо поорудовали в городе. Несколько разбойных нападений на граждан, ограбление универмага, вымогательство денежных средств…
- Что ты хочешь? – ответил он напарнику – Митька десантник бывший. В разведку на фронте, как в гости ходил. А там не забалуешь.
- Ну, да – согласился Серёга. – И всё-таки какой же он у тебя молодец! 
Сергей замолчал и посмотрел в окно на занимающийся рассвет. Тусклая лампа на столе, освещая жёлтым светом кипу бумаг и папок, периодически мигала.
- А к убийству, думаешь, эти двое не причастны?
- Нет – ответил Стёпа. – Они по-тихому не умеют. Как пить дать, разукрасили бы Перова под палитру, не найдя у него ничего.
- Выходит убийца Витёк?
В дверь постучали.
- Вот сейчас и узнаем – сказал Степан, приготовившись побеседовать с главным подозреваемым по делу.
Хромого Коробова завели в наручниках, всего избитого. Он, зло посмотрев на следователей заплывшим глазом, плюхнулся на стул.
- Ну, здравствуй, Пятак – добродушно поприветствовал Стёпа арестованного по кличке. – Наконец-то мы тебя отыскали. - Где отсиживался?
- Отсюда не видать – огрызнулся Витька. – И чё вам всем от меня надо? – положил он демонстративно ногу на ногу.
- А нужно нам, Витя, твоё признание – вставил тут Сергей, который всё это время тихо стоял у стеночки.
- Какое ещё признание?! – возмутился Коробов – Если вы по поводу Герки с Лидкой, так я их не трогал …
- Ну, конечно, не трогал! – грозно навис над подозреваемым Кравец – А портфельчик кожаный с бриллиантами Перов тебе просто так, за красивые глаза отдал?
- Не отдавал он мне ничего – буркнул Витька. – Украл я его у него, пока тот с шалавой Лидкой в уборной развлекался. На, говорит, покарауль. То никому не давал, а то покарауль…
- И ты так просто взял портфель и ушёл?
- Так просто взял и ушёл – передразнил Серёгу Витька. – А чё мне всю жизнь что ли у него в шестёрках бегать, когда такие деньжищи в руки приплыли? Я на юга податься хотел, а там ищи свищи ветра в поле. Только вот не думал, что Герку грохнут, да за богатствами этими хозяин своих людишек пришлёт. Они, наверное, дружка моего и замочили – потрогал Витёк вздутую щёку и застонал.
- Сейчас, конечно, есть на кого свалить! – хохотнул Серёга – Под расстрелку то добровольно кто подпишется?
- Говорю, не трогал я никого! – продолжал настаивать Витька – Я и драться то толком  не умею,  так понт один. Подзатыльник пацану какому разве что дать...
Стёпа встал, прошёлся по комнате. «Надавить на прыщавого? - подумал он – Так Коробов, что угодно сейчас подпишет. Поскулит, мамой побожится, но подпишет. Однако тот ли это убийца?»
Степан ещё раз посмотрел на арестанта:
«Митька сказал хлипкий Витёк, малохольный. Такой ни то, что в сердце ножом, сам от вида крови в обморок упадёт. Нет, не он убийца, не он. Тогда кто?» 
- Слушай, ты, когда из «Зари» уходил, кого по дороге встретил? – вновь спросил допрашиваемого Стёпа.
Витька подумал:
- В фойе никого, а на выходе гардеробщица была, да парень с нею какой то. Они, кажется, чай пил. Я ещё подумал ему бы девок щупать, а он со старухой сидит, лясы точит.
- А как выглядел этот парень?
- Крепкий, смуглый такой. Голова наполовину седая. А да, - вспомнил вдруг Витёк - заикался он ещё сильно …

***
Машинка строчила громко, иногда заедая, чёрная с витиеватой позолотой по бокам, доставшаяся Соне в наследство.
Сегодня девушка перешивала старенькое мамино платье. Рукоделью её когда-то обучила бабуля, которая до войны жила с ними вместе. Старушка умерла давно, оставив внучке добрую память о себе.
С теплом вспоминала Софья и родителей своих. Отца командира Красной армии, погибшего в первые военные месяцы, и мать, кроткую интеллигентную женщину, так и не перенесшую смерть мужа.
Помнила Соня их счастливую совместную жизнь в небольшом военном гарнизоне, затерянном где-то в лесах, семейные чаепития за круглым столом на веранде, чтения вслух любимых книг и многочисленные застолья папиных сослуживцев.
А ещё помнила тот разговор…
- Человек познаётся не в радости – говорил отец маленькой Сонечке. – Человек познаётся в беде…
Они сидели в сумерках на крылечке своего дощатого дома, и он прижимал её кроху к себе.
- Как это? – смотрела Соня на родителя широко раскрытыми глазами.
- А так. Радость, да счастье с тобою всякий разделит, а вот горе?
- Получается, кто вместе со мной печалится, тот мне и друг?
- Да нет же – улыбнулся Павел. – Кто плечо своё вовремя подставит, словом добрым поддержит, делом поможет…
- Ага – поняла наконец-то девочка.
- И мужа выбирай себе такого же, чтоб опорой тебе был во всём.
- Я, пап, на тебя похожего выберу – вздохнула Сонечка.
- Ну, на меня, так на меня – пожал плечами отец.
Софья вновь услышала звук своей машинки и, вмиг, вернулась из прошлого. Рядом с нею бегала малявка Надя, дочь соседки тёти Оли, которая частенько навещала девушку.
- Как у тебя ловко получается, Соня! – сказала Наденька – А у меня, что ни юбка, то косая, что ни носок, то дырявый.
- Как это дырявый? – поинтересовалась у девчушки Софья.
- Петли спускаю – насупилось рыжеволосое чудо.
Соня перестала шить и посмотрела на веснушчатое лицо, которое с интересом разглядывало тряпичные обрезки.
- Нравится? – спросила она.
- Очень – ответила в предвкушении Надежда.
- Возьми себе.
- Ой, спасибо, я из них куклу сделаю! – обрадовалась девочка и стала рассовывать обрезки по карманам.
Соня настроила машинку заново и продолжила свою работу.
- Мама сегодня в булочной слышала, что Витьку Коробова поймали - сообщила Надя невзначай.
- Как поймали? - вновь отложила шитьё Софья.
- Не знаю – пожала плечами девочка – только тётка Руфа всю ночь голосила. Жалко её очень. Старая она уже. А это правда, что он двух человек убил?
Соня задумалась:
- Может правда, а может и нет.
Надюша подошла к зеркалу, взяла гребень и стала расчёсывать свои длинные пушистые волосы. Убедившись, что с причёскою её всё в порядке, она спросила:
- Сонь, а я видела, тебя парень провожал. Он тебе кто?
Девушка взглянула на собеседницу:
- А любопытной Варваре на базаре нос оторвали! – сказала она.
- Понятно - вздохнула Наденька. - Но очень уж мне интересно …
- Это мой новый знакомый, детка. Его Степаном зовут.
- Красивый – выдала тут Надя. – Вот выросту такого же себе заведу.
Соня засмеялась.
- Это вши с тараканами заводятся, а с мужчинами знакомятся.
- Ну, познакомлюсь, какая разница, а потом поженюсь… - закатила глаза юная невеста.
- И не поженюсь, а выйду замуж.
- Ну, хорошо. Выйду замуж – согласилась Надежда и, помолчав, добавила - А ты, Соня, за него выйдешь?
Софья посмотрела в окно на заснеженный огород и с грустью произнесла:
- Не выйду. Позовёт. Побегу…

***
Погода сегодня менялась несколько раз, но сейчас было солнечно, отчего белые шапки покатых гор отливали серебром. Наташа давно привыкла к такому пейзажу, и другого себе не представляла, хотя, там где она родилась, гор практически не было, зато равнины простилались такие, что и краёв не сыскать.
- Дай погадаю! – подскочила к ней молодая цыганка в длинной юбке, валенках, шали и фуфайке – Всю правду расскажу, что было, что будет – сверкнула она золотым зубом.
- Нет, не надо, спасибо – отстранилась от неё Ната и продолжила свой путь.
Бесцеремонная молодка эмоционально выругалась и побежала в сторону своего дома развалюхи, который Наталье ещё предстояло пройти.
Там, как в детском саду, кишели её цыганята мал мала меньше. Они стояли на подоконнике, облепив окно изнутри, бегали по двору, лазали по крыльцу и телеге…
Наташа подошла ближе, и тут, вся эта оголтелая мелкая публика кинулась к ней, преградила дорогу, и, обступив со всех сторон, стала тянуть свои смуглые ладошки, напугав девушку до смерти.
- А ну пошли! – прикрикнул на профессиональных попрошаек мужчина сосед. – Взяли моду! Отца работать заставьте!
Цыганята, испугавшись взрослого, от прохожей всё же отстали.
Озираясь, Наталья ускорила шаг, и только после того как свернула на соседнюю улицу, немного успокоилась.
Оставив сегодня девочек с Митей, и сказав, что пойдёт повидать отца, она направилась на заимку к бабке лекарке, адрес которой ей дала Нина.
Затратив на долгую дорогу около часа, Наташа, наконец, добралась до нужного ей места, и, подойдя к невысокому домику, постучала в ворота.
На стук к ней вышла неприятная старуха в грязном фартуке.
- Ко мне? – спросила она сухо.
- К вам – ответила растерянная Ната.
- Проходи – запустила бабка её в дом. – Вовремя явилась. Ещё немного и не открыла  бы…
Наталья вошла в отвратительное, плохо пахнущее помещение, отчего ей сделалось нехорошо.
- Щас,  принюхаешься – сказала ей старуха грубо и пододвинула Наташе скрипучий старинный стул. - Жди, ты следующая – удалилась она за занавеску в другую комнату.
Наталья замерла. Неприятное чувство не покидало её. Какое-то время всё было тихо, но когда она вдруг услышала лязг железа, а потом женский мучительный стон, ей сделалось совсем не по себе.
- Не ори! – рявкнула старуха за шторкой на страдалицу – В тюрьму захотела? Знашь, что за такое щас бывает? Вместе загремим, как миленькие! Рожать то чать не легче было? Чего на третьего то не решилась?
- Не потянуть нам третьего – жалобно вымолвила женщина.
- А товарищ Сталин покойничек что сказал? Терпи! – вновь продолжила мучить несчастную бабка, прикрикнув на неё в очередной раз – Щас, ещё два куска осталося.
Женщина вновь протяжно застонала от боли.
- Ой,  кровищи то сколь! – заворчала старуха – Всё мне здесь залила. А товарищ Сталин сказал никаких абортов - продолжила бабка. – А кто их делает, в Сибирь – снова лязгнула она чем-то железным.
- Ненавижу его! – выдавила женщина вымученно – Ненавижу ирода проклятого! В аду гореть ему аспиду! – заплакала она.
- Дыши, дыши глубже. Всё уже – закончила старая. – Полежи чуток, я за тобою затру.
Она вышла туда, где сидела Наташа с кровавыми по локоть руками.
- Раздевайся пока -  сказала бабка.
- Зачем? – вытаращила Наталья на неё свои глаза.
- Ну, тебе ж тоже аборт делать?
- Нет, я за травой для мужа, пьёт он у меня.
- А я-то думала – обрадовалась старуха. - Чё сразу то не сказала? -  сполоснула она в тазу наспех свои руки и нашла среди пыльных  склянок да баночек нужный ей сбор –  На, лечи своего касатика.
Наташа протянула лекарке деньги. Та быстро спрятала их  к себе под передник.
- А если чё по женскому делу понадобится, приходи! – пригласила предприимчивая бабка Нату.
- Да, да – ответила та и пустилась из страшного места прочь.
Она очнулась лишь у самого своего дома.
- Наташа! – окликнул её Митя – Ты чего бежишь и нас не замечаешь? – спросил он жену раздосадованно.
- Задумалась я что-то – всплеснула Ната руками, увидев у мужа пушистую ёлочку - Какая красивая! – ахнула она – А где взяли?
- Срубили, да девчонки? – повернулся он к розовощёким  дочерям, сидевшим друг за дружкой в санках  - Ну, а теперь пойдёмте наряжать красавицу? – предложил Наташе Митя.
- Пойдёмте – согласилась Ната.
И  они все вместе дружно отправились домой.

***
Предновогоднее настроение в последнее время чувствовалось буквально во всём: во взглядах и улыбках людей, в запахе продаваемой  на улице хвои, в нарядном убранстве витрин и в удлинившихся повсюду очередях.
- Ты где Новый год праздновать будешь? – спросил Степана Сергей, когда они шли вдвоём по обочине дороги.
- Да, как всегда, у своих, наверное.
- А то давай к нам! Лорик шпроты достала, горошек зелёный, салатов нарежет, пирог испечёт, опять же, пойло своё – улыбался счастливый Серёга.
Стёпа повернулся к другу:
- Повезло тебе всё-таки с Лоркой.
- А то – горделиво произнёс тот. – Характер весёлый, хозяйка отменная, ну и это в полном ажуре – изобразив женскую грудь, лукаво засмеялся Кравец.
Они уже приблизились к двери не безызвестного ресторана «Заря» и, войдя внутрь, прямиком направились в гардероб.
- Здравствуйте, Анфиса Фёдоровна – доброжелательно поздоровался с приятной старушкой Сергей. – Как вы живы, здоровы?
- Да, хорошо, милок. Ещё бы не хворать - обрадовалась вниманию к себе женщина. – Может, вы чаю хотите? – засуетилась она.
- Нам вот, что нужно узнать – остановив собеседницу, перешёл к делу Кравец. – Свидетели видели в тот день парень с вами тут какой-то сидел. Не скажете кто?
Старушка некоторое время молчавшая, вдруг припомнив ответила:
- Так это племянник мой приходил. Своих-то у меня ребят нет, мы с мужем бездетные были. Вот с племянниками теперь только и общаюсь.
- А имя вашего племянника как?
- Так Антоша, сестры Марии сынок.
- Значит вы с Марьей Фёдоровной Веселовой сёстры? – вступил тут в беседу Стёпа, не в силах больше молчать.
- Ну, да, родные. А фамилии у нас мужьины.
- И Сорокину Лидию, стало быть, вы ей отрекомендовали?
- Я – опустила глаза бабуля. – Лидке листок с объявлением сестрицы вручила. Жалко мне дурёху эту стало. По мужикам таскалась от родителей то пьяниц. Думала, будет у неё свой угол, угомонится она. А тут смотри, что вышло – всплеснула руками женщина. – Я ведь как лучше хотела.
- А племянник ваш к девушке как относился? – не унимался Степан.
- Так, нравилась она ему вроде, спрашивал он о ней у меня. А что я скажу? Как была Лидка прости господи, так и осталась? Он ведь парень то больной, ранимый. Заикаться, бывало, начнёт, так и не дождёшься, пока чё скажет – вздохнула старушка.
- А сейчас-то где он? – как бы невзначай  поинтересовался Сергей.
- Так, дома должно быть. Из больницы то выписали его.
Молодые люди молча переглянулись.
- А вы чего это об Антошеньке то меня всё спрашиваете? – спохватилась тут женщина – Иль натворил он что?
- Да, нет. Поговорить нам с ним нужно, Анфиса Фёдоровна. Всего лишь поговорить – попытался успокоить старушку Стёпа.
Но разговор, планируемый оперативниками с Антоном Веселовым, так и не состоялся. Дома, в больнице, у родных и знакомых его не оказалось. Зато в комнате инвалида фронтовика нашёлся ножичек особенный с остатками крови убиенных…

***
Снег валил хлопьями, слой за слоем покрывая землю. Засыпав первые этажи домов, в некоторых местах, он покушался уже на вторые. Сугробы, которые и так были с человеческий рост, выросли ещё.
Снег падал хлопьями на облезлую шапку Шурика и его шубейку. Он важно расхаживал по двору, поделывая кой-какие дела.
«Какое счастье, – думал Шурка – что Ниночка меня простила и дала ещё одну возможность исправиться. Какое счастье вновь почувствовать себя хозяином и отцом семейства. Какое счастье, что всё плохое уже позади».
- Шур! Открой! - услышал он голос Кулёмы у ворот.
- Не заперто! – крикнул ему Шурик.
Кулёма неловко протиснулся в двери и посеменил по двору. Одно ухо его  шапки было поднято, другое опущено, мотня на стёганых штанах свисала до колен, а из фуфайки торчали клочья ваты.
- Здоров, дружок – поприветствовал он Шурку. – Как ты?
- Да, хорошо. Вот по хозяйству тружусь – деловито ответил Шурик. – А ты?
- А я – вздохнул как всегда бедолага – вчерась в подпол полез, упал кувырком, да зуб вота выбил – продемонстрировал он поредевший зубной ряд.
- Аккуратнее надо, так и башку свернуть не долго.
- То-то и оно – согласился Кулёма с другом.
Тут Шурка, почесав под шапкой, сказал:
- Помоги мне дров напилить, одному то мне не с руки.
- А давай – ответил, не думая, приятель и даже обрадовался.
Шурик с грохотом достал из сарая пилу и прислонил её к бревну на козлах.
- Ну, что держись! – крикнул он озорно.
И Кулёма, ухватившись за вторую ручку, стал водить ею взад и вперёд.
Веером полетели во все стороны опилки, и одна за одной стали падать на снег берёзовые чурки.
- Хорошо! – иной раз вскрикивал Кулёма.
- Не плохо! – вторил ему друг.
Вскоре они оба выдохлись и работа пошла на спад.
На крыльцо вышла Нина и, увидев неразлучников снова вместе, улыбнулась.
- Здравствуй, Кулёма! – крикнула она.
- Здоров! – ответил ей запыхавшийся работник.
- Как ты?! – спросила его молодая женщина для приличия, предполагая примерно, каким будет ответ.
Кулёма перестал пилить и разогнулся.
- Вчерась в подпол полез, упал кувырком, да зуб вота выбил! – повторил он слово в слово сказанное ранее и вновь продемонстрировал поредевший зубной ряд.
- Ну, что ж ты так не аккуратно? – пожалела бедолагу Нина.
- Да вот – снова огорчился несчастный.
- Ты наверно голодный?! – спросила она.
- Да не так, что бы… – как всегда стал мяться Кулёма.
- Давай, давай заходи! – позвала гостя хозяйка – С Шурой вас обедом накормлю.
Мужики, сложив разбросанные чурки в кучу, не спеша побрели в дом. Шурик, проходя мимо жены, поцеловал  её наспех в щёку.
- Иди, иди, не подлизывайся! - засмеялась она неловкой попытке мужа выслужиться, и тот шмыгнул за дверь.
На крыльце остался один Кулёма.
- Ниночка, о чём хочешь меня попроси, я всё для тебя сделаю! – сказал он, глядя на свою благодетельницу увлажнившимися глазами  – Сама знаешь, как я тебя уважаю…
- И ты давай проходи – улыбнувшись, подтолкнула  она в дом и его.

***
Кто бы мог подумать, что работяга, комсомолец, герой войны станет жестоким убийцей? Видимо, крепко она ему голову вскружила эта Лидуха Сорокина, коль вот так порешил он её. И всё же жаль его бедолагу, расстреляют парня, как пить дать расстреляют – думал Стёпа, вбегая по ступеням автобазы.
- Здравствуйте – обратился он к пожилой женщине, сослуживице Сони, как только приблизился к окну приёма заказов. – А Софья где?
Подслеповатая тётка посмотрела на Степана сквозь толстые линзы.
- Так не было её сегодня почему-то. Может, заболела она?
«Заболела? Это плохо» - подумал про себя Стёпа, а вслух добродушно добавил:
- С наступающим вас!
- И вас – снова уткнулась в бумаги забавная тётка.
Вечерело.
Он бежал к любимой с сеткой продуктов и лекарств, намереваясь вылечить её немедля и пригласить  к родным на празднование Нового года, тем более, что там их уже заждались.
Сёстрам не терпелось увидеть будущую невестку, Шурику с Митрием выпить за молодых, ну а отцу всплакнуть от радости за сына.
Долго Степан искал свою половинку. Долго искал, но всё же нашёл. Такую как всегда хотел – женственную, милую, искреннюю и к счастью не кроткую. Его в ней радовало всё, внешность, улыбка, голос, фигура. Ничего не раздражало, ничего не хотелось изменить. А ещё он бесконечно вспоминал тот последний подаренный ею поцелуй…
- А вот и Сонечкин дом – предвкушал Стёпа долгожданную встречу.
Он открыл калитку и, приблизившись к двери, постучал.
«Тихо - подумал Степан – И свет не горит. Неужели нет никого?» - огорчился он и стукнул ещё.
Но дверь вдруг внезапно открылась.
- Софья, это я! – крикнул парень – Можно войти?!
И не получив ответа ступил внутрь.
Он не сразу сориентировался в потёмках, только ему показалось, что он уже не раз испытывал эти ощущения. Ощущения холода, безысходности и таски. Стёпа не включая свет, так и стоял какое-то время, застыв в коридоре. Несколько метров отделяли его теперь от прошлого, несколько шагов от недосягаемого будущего. Но он всё же сделал эти несколько шагов, и щёлкнул выключателем.
Она лежала на полу, всё такая же необыкновенно красивая, на копне своих чёрных волос, измазанных чем-то красным, с закрытыми глазами, как будто спала. Она нежная, трогательная, ранимая никогда уже не станет его женой и не родит ему детишек…
Степан, обхватив голову руками, сполз по косяку. Туманом заволокло его глаза, и сердце рвалось на части. 
- За что?! – спрашивал он незримого собеседника, будто обезумев, - За что ты убил её? -  повторял он вновь и вновь, до тех пор, пока не заметил поодаль ещё одно рыжеволосое существо, с личиком веснушчатого мёртвого ангела…

***
«…А картошка нынче уродилась хорошая, крупная. Немало я продала, а ещё больше оставила на семена и еду.
Митенька, сыночек мой родненький, изболелось всё моё сердечко по тебе, мочи нет так жительствовать, чувствую, помру я скоро. Приехал бы ты, соколик, к старухе матери. Хоть одним глазком повидать тебя перед смертушкой. Всемерно твоя, любящая мама».
Он свернул исписанный неровным, наполовину печатным почерком  листок вчетверо и, положив его себе во внутренний карман пиджака, посмотрел в окно.
Поезд вёз его на родину, пересекая Уральские горы, уступы, ущелья, взорванные скалы. Только что они миновали тоннель.
- Что пишут? – улыбнувшись, поинтересовался попутчик, седовласый пожилой человек, в старинном пенсне на носу.
- Мать – сказал Митя. - Просит приехать...
- Мама, знаете ли, это святое – произнёс мужчина понимающе. – Мать обижать, последнее дело. Без матерей мы никто. Всё что имеем благодаря им. Вот моя, к примеру, Агриппина Игнатьевна, одинока была, мужа, отца моего, стало быть, ещё в Японскую схоронила. Кем только не служила, и горничной, и судомойкой, и прачкой, а меня выучила, подняла, на ноги поставила. А теперь сидит перед вами ваш покорный слуга, профессор, преподаватель, член научных обществ! А кем бы я был, если бы не мать? «Учись, Никишка, учись! - говорила она мне, бывало – Всё отдам, а человека из тебя сделаю».
Попутчик вздохнул и, сняв пенсне, стал, волнуясь, протирать линзы носовым платком.
- Как же мне её теперь не хватает – словно ребёнок произнёс он. – Как же не хватает…
Митя вновь посмотрел в окно. «Сыночек мой родненький - услышал он вдруг отчётливо её голос. - Изболелось всё моё сердечко по тебе, мочи нет так жительствовать, чувствую, помру я скоро. Приехал бы ты, соколик, к старухе матери. Хоть одним глазком повидать тебя перед смертушкой…»

                Глава 3

***
- Бей его, Катька! – кричала одна половина ребят.
- Наподдай ему шибче! – орала другая.
На окраине села у дома Пироговых катались по земле двое, семилетняя Катерина Казаковцева и закадычный соперник её Сёмка, который старше был девочки на год.
- Будешь ещё птичьи гнёзда разорять? – приговаривала Катюха, ухватив обеими руками рыжие кудри противника, – Будешь? – повторяла она свой вопрос грозно.
Мальчишка, вконец потеряв инициативу, ещё трепыхался лёжа на животе, но ничего уже сделать не мог.
- Ах вы, разбойники эдакие! – подбежал неожиданно к разъярённой ребячьей группе Егор Силыч, дед поверженного малого – Ишь чего удумали? – поднял он сначала барышню, потом своего отпрыска. – Миритесь немедля, а то всё родителям вашим расскажу!
Катя исподлобья  посмотрела на своего врага. Тот, утерев грязный нос, шмыгнул им и жалостливо произнёс:
- Она первая начала…
- Я первая? – снова встала в позу Катерина, вид у которой был ещё тот: растрёпанные светлые косы, развязанные синие ленточки, порванное ситцевое платьице – А кто перепелиными яйцами кидался?
Егор удивлённо посмотрел на внука.
- Кидался, кидался! – стали поддакивать ребята хором.
Бухгалтер, молча взял Семёна за руку, и повёл его домой. А Катя обессилено уселась на траву.
- Молодец, Катюха! - начали подбадривать её сорванцы, компанию которых она предпочитала девчачьей – Так ему и надо!
Катерина подняла на них глаза. И забавное личико её враз сделалось серьёзным.
- А сами-то чего? – сказала с усмешкой девочка – Сдрейфили что ли?
- Мы? – замялись ребята – Да мы…
- То-то и оно – произнесла Катька серьёзно, затем отряхнула испачканный пыльный подол, подула на ободранный кровоточащий локоть и хромая отправилась домой. – Завтра в семь у поскотины – скомандовала она, удаляясь – В поход пойдём. Кто опоздает, останется дома…

***
«Светило» уже совсем опустилось к горизонту и блюдцем висело на нём, окрасив всё вокруг малиновым цветом, будто сам Господь Бог разлил по небу ягодный взвар. Дневной зной постепенно уступил место вечерней прохладе. Там и тут перемещалась в воздухе тучками мошкара. Стучал колёсами пробегающий вдали поезд.
- Мууу! – мычали, гонимые Харитоном по деревне рогатые кормилицы – Мууу! – подзывали они к себе хозяев, послушно останавливаясь каждая у своего двора.
- Пойдём, хорошая – открыла ворота Наталья  и впустила бурёнку Марту домой.
Та вошла внутрь спокойно, не торопясь, будто боясь расплескать молоко из вымени, и, важно сама проследовала в сарай. Наташа отправилась за ней.
- Ну что нагулялась? – спросила хозяйка жующее животное – Нагулялась – ответила Наталья за коровушку, и, похлопав её по светлому упитанному боку, стала снимать оттуда прицепившиеся серые репьи.
Тёлочка довольно махнула хвостом, в ожидании дойки.
- Батюшки мои! – услышала Наташа растерянный возглас золовки и из любопытства выглянула из сарая.
Серафима сидела на крыльце с тазом в руках, а перед нею как диво дивное стояла вся чумазая Катерина. Наталья недовольно нахмурилась:
- Опять дралась? – спросила она дочь строго – Быстро в угол! – скомандовала родительница, не дожидаясь ответа.
- Ну, мам! – заныла Катя протяжно, и веснушки забегали по её курносому носику.
- Никаких ну мам! – отрезала Ната – И завтра гулять не пойдёшь! -  скрылась она за дверью сарая.
Девочка, скорчив недовольную рожицу, последовала за тёткой в избу.
Наталья же вернулась к Марте.
- Ну что с ней будешь делать? – стала жаловаться она бурёнке на дочь – То из рогатки по жестянкам  стреляет как снайпер, то как партизан под вагонами на станции лазает, то на лыжах со стога сена съезжает. Лыжница, будь она не ладна! – возмущалась Наташа отчаянно – Разве девочки так себя ведут? И в кого она у нас такая? – покачала головой Ната – Хотя, соседи сказывают в бабушку Матрёну – вздохнула молодая женщина, и присев у вымени стала доить «кормилицу».
С тех пор как они семьёй вновь перебрались в деревню, прошло несколько лет. Свекровь крепко хворала и по хозяйству ей требовалась помощь. Митя снова работал на тракторе, а она, Наталья трудилась дома.
Девочки были уже школьницами. Полина окончила второй, а Катерина первый класс. С ними вместе учились и старшие ребятишки Митиных товарищей: Юрка Маланин, сын Фёдора и Маньки, Максимка Ерофеев, сын Захара и Верочки, Славик Савин, сынок Алексея и Дарьи, которые поженились последними из всех.
Дуськина же дочь от Федьки получала знания в соседней деревне в Кубово, но мать её всё продолжала изо всех сил переманивать отца любимицы к себе. Манька, чувствуя это, беременела без остановки, желая привязать мужа к своей юбке окончательно. Так и метался бедный Фёдор доселе между молотом и наковальней.
Захар с Верой, подарив Максимке сестрёнку Анфису, пустились ещё и за братиком, а Лёха с Дашей решили пока ограничиться двумя хулиганами.
В общем, жизнь текла своим чередом. Менялись люди, поколения. Стариков теснила молодёжь.  Всё шло так, как и должно было идти…
- Мам! – услышала вдруг Ната позади себя голос Полины – Там Катька есть отказывается. Голодовку объявила – нажаловалась она на сестру, протягивая матери железную кружку. – Тётя Сима тебя зовёт.
Наталья глянула на старшую дочь. Вся ладненькая, беленькая, аккуратненькая, ангельское личико, глаза зелёные, ресницы длинные. Истинная маленькая барышня, которая радовала всех вокруг своим прилежанием и послушанием.
- Сейчас, Поля, приду – ответила Наташа, зачерпнув молока из ведра для дочери. – А голодающей передай, к Маланиным её отправлю жить!
Девочка поняла, о чём идёт речь, улыбнулась, и, аккуратно забрав у матери кружку,  поспешила домой…

***
Эти пришлые люди появились в колхозе недавно. Они постучали в самый высокий на деревне дом и попросились на лето на постой.
Четверо геологов из столицы жили теперь в семье Казаковцевых. Матрёна выделила им комнату на второй, пустующей половине избы, а кормила московских гостей Серафима, которая за отдельную плату готовила мужчинам обеды.
Порою, они сутками отсутствовали дома, но иногда, в такие дни как сегодня, уходить, никуда и не думали…
- Дааа! Затянуло – посмотрел Пётр на укрытое плотным серым «одеялом» небо. – Видать надолго…
- Дня на два – ответил молодому геологу Митька. – Если повезёт…
Они стояли на невысоком крылечке под навесом и курили.
Дождь выбивал однообразную чечётку по крыше, омывая деревянный сруб, поленницу, сарай, колодец, заливая грядки, траву и деревья.
- Ну, что? Хоть нашли чего? – поинтересовался у своего собеседника Митя.
- Да ищем – ответил невнятно москвич. – Дело это не скорое…
С тех пор, как в тридцатые годы в области была обнаружена нефть, многочисленные геологические партии не покидали здешних мест. В поисках чёрного золота они исследовали все равнинные места, опускались в низины, поднимались высоко в горы, забираясь, порою, туда, где не ступала нога человека…
- Вчера пробы грунта взяли, а сегодня съёмку планировали осуществить – продолжил нерадостно Пётр. – А погода, глянь,  нам всё испортила…
- Ну, это ничего – приободрил постояльца Митя. – Дожди пройдут и заснимете вы всё, что вам там нужно было…
Он докурил свою папироску и, выставив руку с окурком под дождь, затушил его.
- Пойдём в дом что ли? – предложил он парню.
- Пойдём – ответил послушно тот, но увидев вдруг кого-то в приоткрытые ворота, передумал. - Ты иди, а я сейчас – сказал Петя и устремился на улицу.
Митрий, пожав плечами, ступил в просторные, длинные сени, соединяющие обе половины дома. Ему необходимо было позавтракать, перед тем, как отправиться к своим тракторам.
Дети ещё спали. Наталья и Серафима суетились на кухне. Мать, сидя на стуле у печки, потихоньку замешивала тесто в чугунке. Она ласково посмотрела на сына:
- Ну, что, как там?
- Поливает, мам, поливает – ответил Митя совсем уже немощной старушке в белом платочке.
- Ой, Наталья, погляди-ка! – сказала Серафима лукаво, высунувшись в окно – Девка-то Милютинская за постояльца нашего взялась!
Под навесом у ворот стояли двое: как всегда игривая Зинаида, повзрослевшая, округлившаяся и очарованный ею геолог Пётр.
- Ну и чего ей от него надобно? – спросила раздражённо золовка – Хотя известно чего! – хмыкнула она - Ох, Петруша, держись! – засмеялась вдруг Симка громко – Ощиплет она тебя всего, как курёнка! Как есть ощиплет!
- Можно, хозяева? – услышали они в дверях голос Льва Афанасьевича, научного руководителя группы.
- Проходите, конечно, проходите. Как не можно? – пригласила гостей Матрёна – Сейчас Серафима вас покормит.
Мужчины уселись на лавки вдоль длинного стола.
С боку, с образов на них смотрели лики святых. Научный руководитель украдкой взглянул на иконостас.
- Ваши? – спросил он хозяйку дома.
- Мои, милок, мои – вздохнула она. - А кто ещё теперь за всех помолится? – спросила старушка – Кто, как не я?
Наташа положила на стол зелень с огорода, поставила глазунью из десяти яиц в большой чугунной сковороде, нарезанный чёрный хлеб и миску домашней сметаны.
- Кушайте – сказала она постояльцам, подавая ложки, вилки и тарелки. – Сейчас ещё и блинчики с мёдом будут.
Серафима с удвоенной скоростью, как жонглёр в  цирке, подбрасывала кругляши блинов у печи, переворачивая их в воздухе, смазывала уже готовые топлёным маслом, отчего те аппетитно блестели.
Мужчины, недолго думая, принялись поглощать деревенскую пищу.
Митя посмотрел на них.
Лев Афанасьевич человек пожилой, степенный. Столичный интеллигент, доктор наук. Крупные морщины на лице, острая бородка, да добрые умные глаза, характеризовали этого жильца более чем положительно.
Спутники его были возрастом моложе. Один еврей средних лет, низок, чёрен в круглых роговых очках на носу. Второй, полная противоположность первого, рыжеволос и высок.
- А где же Пётр? – поинтересовался Лев Афанасьевич – Стынет же всё?
- А Петя ваш с соседкой нашей выгуливается – хихикнула Симка, ставя румяные блины на стол. – Ох, не скоро она его отпустит.
Руководитель крякнул и улыбнулся.
- Ну, что же, дело молодое. Пускай погуляет – отхлебнул он чай из алюминиевой кружки. – А вы чего же с нами не садитесь? – обратился он к хозяевам.
- Кушайте, кушайте – сказала Матрёна. – Сначала мужчины, потом уж и мы.
Митя присоединился к постояльцам. Наталья, протерев  передником столешню перед мужем, поставила ему миску каши и стакан молока.
- Может, маночку будете? – спросила она гостей.
- Ох, нет, увольте – замотал головой Лев Афанасьевич – Иначе ни дышать, ни работать не сможем. А нам ещё отчёт составлять.
Он встал.
- Благодарю – чуть опустил руководитель голову, как офицер получивший награду. - Всё было вкусно. Признаться в городе такой пищи теперь и не сыщешь – неловко выбрался он из-за стола и отправился к выходу. – Пойду, почитаю  немного – сказал мужчина и окончательно исчез за дверью.
Следом за ним, с полной тарелкой не съеденных блинов и чашкой мёда, отправились и его довольные спутники.
- Вот и накормили жильцов – вздохнула Серафима – А Петра всё нет – выглянула она в окно снова и внимательно посмотрела на крепкий мужской силуэт, чёрные волнистые волосы и красивый греческий профиль. – Всё нет – задумчиво повторила Симка  вновь.

***
Они ехали по ухабистой, уже совершенно просохшей дороге. Мимо проносились капустные, ржаные и клеверные поля. Лесные заросли менялись редкими островками деревьев, да пастбищами, на которых вольготно выгуливались коровы.
«За преступное отношение…» - значилось теперь в формулировке  выговора. «За преступное отношение …»,  и к чему?! Кипело нутро у председателя, и от этого он никак не мог успокоиться, ёрзал на сиденье автомобиля туда и сюда, разговаривая сам с собою.
Он человек труда, положивший всего себя, на то, чтобы поднять вверенное ему хозяйство из руин, создать людям достойную жизнь, обеспечить государство хлебом, молоком и мясом.  И за это ему выговор?!
- Да чтоб вас всех разорвало, крысы кабинетные! – начал ругаться уже вслух вконец расстроенный Андрей Андреич – Да чтоб вы все поиздыхали! – вспомнил он недовольные физиономии сегодняшних партийных начальников на совещании, которые отчитали его как мальчишку.
«За преступное отношение к кукурузе» - значилось теперь в его личном деле. Ни к человеку, ни к Родине, а к кукурузе!
- Да идите вы все знаете куда со своей кукурузой! – вновь выкрикнул он зло в чисто поле.
- Андрей Андреич, ну не расстраивайтесь вы так – попытался успокоить председателя колхозный шофёр Лютиков Василий, приземистый кудрявый юнец. – Начальство оно такое. Сегодня бранит, а завтра хвалит…
- Ты, Васька лучше молчи! – рявкнул недовольный «бос» – Твоих комментариев мне ещё не хватало! – осёк он парня и продолжил свой красноречивый монолог – Урожайность у меня видите ли для них плохая! А откуда мне взять хорошую-то?! Я что у каждого поля с этой заразой автоматчика должен ставить, чтобы грачей отстреливал, которые половину посевов поели! Или мне Господом Богом заделаться, чтобы погоду холодную на тёплую менять? А может быть речку Лобовку повернуть сбегать, чтоб поля кукурузные не топила, когда разливается гадина! – негодовал он -  И какой дурак вообще придумал у нас здесь эту кукурузу выращивать! – уже не сдерживаясь, орал Зябликов – Рожь не надо, овёс не надо, а кукурузу давай! Самое то! – он, морщась, положил руку на сердце – Останови, Василий – попросил вдруг председатель, доставая из баночки очередную белую пилюлю.
Шофёр послушно свернул на обочину и притормозил у лесочка. Мотор заглох, и слышно стало пение птиц кругом и стрекотание кузнечиков повсюду. Шелестела нежная зелень от дуновения ветра.
«Зяблик», не по инструкции, разжевал таблетку и закрыл глаза.
- Как хорошо, тихо – сказал он теперь спокойно. – Так бы скинул с себя это ярмо, да пошёл свободный по полю гулять. Ни тебе соцобязательств, ни планов, ни сроков сдачи – размечтался мужчина, вдохнув воздух полной грудью.  – А я так рыбачить люблю – произнёс он трогательно. – Возьмёшь, бывало, поутру удочку, да босичком на речку шмыг. Лесочку забросишь и стоишь себе, ждёшь, красотою любуешься. А петушки в деревне кукарекают, коровки мычат… – председатель помолчал и вновь продолжил – Потом домой придёшь с ведром карасиков, а там Люся – расплылся в улыбке любящий муж. - Мне бы только до неё добраться – сказал он,  продолжая держаться за больное сердце. – Она-то меня быстро на ноги поставит – выдал немного угомонившийся Андрей Андреич. – Поехали, Василий, – стукнул он вдруг рукой по дверце машины. – Поехали, родной…

***
Тося скоблила косарём неокрашенные половицы крыльца, предварительно плеснув на них воды из ведра, принесённой с огорода из бака. «Вжик, вжик» - брызгала в разные стороны отмокшая грязь и, враз, почерневший, затоптанный пол становился светлее.
- А юбки теперь в городе носят вот такие! Представляешь?! - высоко задрала подол своего простенького платьица Ульянка, младшая сестра Зинки Милютиной, семнадцатилетняя пышная девица, демонстрируя  подруге свои полные ноги и модную длину. – Я как увидала, аж ахнула! – совсем засмущалась она, отбросив назад тёмные косы.
Тося собрала большой тряпкой выскобленную грязь, пополоскала её в ведре, выжала и вновь протёрла уже чистое место.
- И что ты предлагаешь, в деревне такие надеть, чтобы старухи нам вслед плевали? – спросила она, не прекращая работу.
Уля задумалась.
- Вот я и говорю. Бежать отсюдава надо. Нечего нам здесь молодым, да красивым делать! – вздохнула она, пожав плечами - Ни тебе женихов, ни тебе развлечений!
Тося  глянула на «красавицу писанную». Нос курносый, щёки пухлые, уши торчком… Обаяния в подруге было, конечно, хоть отбавляй, но вот красоты? Впрочем, как и в ней самой худой, да белобрысой тоже…
Они обе закончили в этом году школу. Тося, круглая отличница, Ульянка хорошистка. Теперь им предстояло поступить в техникум, ну или в училище, хотя, лучше конечно было бы в институт, однако, говорят, туда только городские по конкурсу и проходят…
Тося, отчего то, вспомнила своих двух братьев, ведь ей, как и им, тоже предстояло покинуть деревню. Старшего Анатолия она знала плохо. Он уехал из дома, когда ей было всего четыре года. Отслужил в армии, да там и остался. К двадцати пяти обзавёлся семьёй, и теперь писал родителям часто, да всё обещал приехать. Средний брат Роман так же с ними не жил. Выучился в городе на слесаря и работал давно на заводе…
- Есть кто дома?! – услышала вдруг она детский голос своей двоюродной сестрёнки Катюшки. – Бабуля вам муку передала, открывайте скорее!
Тося, бросив всё, подбежала к воротам, распахнула их и взяла из рук пигалицы пятилитровый бидон.
- Как ты дотащила то его? – удивилась она.
- Да чего тут тащить то? – ответила деловито девочка – Через дорогу только и перейти! А что это вы здесь делаете? – спросила она неразлучниц.
- О модах говорим! – выдала недовольно Ульянка.
- О чём? – переспросила её Катерина.
- О модах – повторила, нехотя, Тоськина подружка. - Хотя, мала ты ещё на эту тему беседовать - пренебрежительно махнула она рукой в сторону Кати.
- Можно подумать ты больно большая – обошла вокруг красавицы писанной Катюха  – Видела я как ты тут юбку свою задирала. В артистки, что ли собралась?
- В какие ещё артистки? - опешила Улька – Мы на бухгалтерш учиться едем!
- Ну, хватит вам, а то опять поссоритесь – прервала беседу девчонок Тося. – Пойдёмте ка, лучше новые пластинки слушать. Папка из Иглино привёз…
- Не пойду – сказала Катя твёрдо. - У меня есть дела поважнее, ваших тут пластинок! – шмыгнула она носом и удалилась восвояси.
Ульянка стремительно завальсировала по двору, разгоняя кур...
- Ландыши, ландыши… - стала напевать она, ловко перебирая по земле галошами.
- Какие ландыши? – осекла её подруга, выплеснув воду – Сейчас новые песни услышишь, с ума сойдёшь – поведала она без тени сомнения и, повесив на забор пустое ведро вверх дном, отправилась с Ульянкой в дом слушать новые пластинки…

  ***
Митька громко стучал в соседские ворота. Казалось, этот стук мог разбудить любого, только не Захария.
Наконец,  ничего не понимающий друг, выглянул в окно.
- Выходи давай! Время! – показал Митяй на свои часы, и приятель со всех ног кинулся собираться.
- Опять проспал – ворчал он сам на себя, натягивая впопыхах рубаху и свитер.
Штаны застёгивал уже по дороге.
- Захарка, – сказала мужу ласково заспанная Верочка – обед возьми – повернулась она на другой бок и пружины кровати под нею заскрипели, запрыгали, заходили ходуном.
Беременная в третий раз, она капитально поправилась, и когда то тоненькая фигурка её заплыла со всех сторон внушительными складочками.
- Возьму, не переживай – наклонился он к ней и поцеловал в пухлые губки. – Буду поздно, к ночи, сильно не жди.
- Хорошо – сладко застонала она и вновь закрыла глаза.
Шаркая кирзовыми сапогами, они, молча, шли по спящей деревне. Зорька ещё только собиралась окраситься красным, но на заборах как по команде уже голосили петухи.
Матерясь, выползал из дома пастух Харитон. За антисоветский репертуар он отсидел в лагерях три года и был выпущен «исправившимся» властью на свободу. Хотя на самом деле до исправления ему было ещё далеко. Да и власть прежняя сменилась, а Харитон остался всё тем же пьяницей и антисоветчиком.
- Ни за что пострадал! – жаловался он людям каждый раз при встрече – Видано ли дело человека за убеждения сажать? – говаривал бедолага и вновь растягивал меха своей гармошки, исключив всё же, на всякий случай, из репертуара частушки про вождя.
- Здоров Афанасьич! – весело приветствовал односельчанина Митька – На службу спешишь?
- Туды, куды ещё? – ответил недовольный гармонист, разматывая трясущимися руками свой скрученный кнут.
- С похмелья что ли болеешь? – вновь поинтересовался Митяй, которому и самому после вчерашней самогонки было не хорошо.
- С него родимого – вздохнул Перепёлкин.
- Так полечись стопочкой!
- Уже – махнул рукой опухший страдалец и пошёл по улице, волоча за собою «рабочий инструмент».
Через несколько минут Митрий выруливал на своём тракторе на дорогу. Сегодня его бригаде предстояло очередное рыхление междурядья кукурузного поля.
Культура южная, в отличии от прочих злаков, требовала к себе повышенного внимания – рыхление, прореживание, посынкование, подкормка. И всё это занимало у колхозников уйму времени и сил. К тому же из-за прохладного климата в здешних краях она была низкорослой и чахлой, а советские неопробованные семена не оставляли этому растению уже никаких шансов.
- Догоним и перегоним Америку! – усмехался Зяблик накануне, вспоминая небезызвестный лозунг партии и правительства. – Может южане и догонят, да только не мы. Как бы нам из-за этой «Царицы полей» вообще без штанов не остаться – говорил председатель в запале. -  В прошлом году сгнила проклятая и в этом тоже норовит…
Однако Митькино дело было маленькое. Работу свою он выполнял на совесть, а что уж получится, один Господь ведает…
Подпрыгивая на кочках, он подъехал к кукурузной плантации, где уже работали машины его товарищей. Остановившись, он ловко выскочил из трактора  и подошёл к полю. Оно было большое, бескрайнее.  Чёрная земля-смоль дышала и пахла свежо. Митрий ткнул сапогом почву и глянул на поникшие растения, высаженные на пашне стройными рядами.
- Да уж, - сказал он как-то озадаченно - а ведь Андреич то не зря волнуется. И кормили мы тебя, царица, и боронили, а ты всё одно больная – вздохнул Митька и, резко развернувшись, направился встречать отставшего от него по дороге Захара...

***
Ему не было ещё и тридцати. И он не слыл баловнем судьбы. Его отец погиб на фронте в далёком сорок втором, а мама, слава Богу, доселе здравствовала и преподавала, несмотря на свой преклонный возраст, в Московском вузе.
С ранних лет Пётр был хорош собою, а потому самоутверждения ему не требовалось, столичные девушки и без этого обращали внимание на красавца парня. Но он почему-то оставался равнодушен к ним.  В городских барышнях ему не хватало чего-то естественного, искреннего и живого.
Пётр встретил её впервые, когда бродил июньским вечером по округе. Она шла от колодца с вёдрами полными воды и улыбалась ему. Её милое лицо и округлые формы не на шутку вскружили голову молодого учёного.
Зинаида была постарше и в вопросах любви намного опытнее. А потому обольстить интеллигентного приезжего ей не составило труда.
Иногда она рассказывала ему о себе, упустив, конечно же, историю с Митей.  Как жила несколько лет в областном центре, и как случилась у неё там любовь страстная с инженером-практикантом, как однажды он предал её, и беременную бросил…
- А когда я дитя потеряла, руки на себя наложить хотела, – вздыхала Зинка горестно – но потом смерилась. Ведь он-то его не хотел. А ребёночек должен в согласии родителей жить…
- Конечно – вторил ей Пётр и любовался, любовался ею бесконечно.
К своим двадцати восьми, насмотревшись на приличных особ, она и в самом деле похорошела. Научилась за собою ухаживать, правильно себя преподносить. Однако умнее так и не стала. «Да и нужен ли ум будущей домохозяйке?» - размышляла деревенская обольстительница на досуге.
Только вот о любви чистой с инженером-предателем Зинаида всё наврала. Как не пыталась она устроить свою личную жизнь в городе, ничего у неё не вышло. А последний роман с сомнительной уголовной личностью и вообще чуть было не закончился для Зинки тюремным сроком...
- Зиночка, а ты в театре была? – спросил её Пётр ласково.
Они лежали на траве, в лесу под высокой берёзой, и он как всегда не сводил с неё глаз. Расстёгнутая кофточка, румянец свежий, веночек из ромашек на голове.
- Конечно! – вновь соврала Зинаида – В Уфе много театров приличных – открыла она было рот, чтобы все их перечислить, но вспомнив, что не посетила ни один, решила всё же тему сменить. – А ты Красную площадь видел?
- Я то? – засмеялся он вдруг, переспросив – Да у меня окна на Кремль выходят.
- И высокий у тебя дом? – недоверчиво спросила Зинка, привстав на локотки.
- Высокий.
- И на каком же этаже ты живёшь?
- На пятом.
- Здорово! – сказала она вдруг, снова плюхнувшись в траву – Хорошо, наверное? Хочешь тебе ванная, а хочешь телефон персональный! Алло! – приложила она руку с воображаемой трубкой к уху - Прямо как в кино! – произнесла Зинаида с замиранием сердца.
Пётр вновь засмеялся.
- Да нет. Душ и телефон у нас общие. Мы с мамой в коммуналке живём.
- Как это в коммуналке? – удивилась собеседница.
- Когда-то, до революции вся эта квартира деду моему принадлежала, а потом его с семьёй уплотнили. 
- Что значит уплотнили?
- Две комнаты только оставили, а остальные другим жильцам отдали.
- Ну, надо же – посочувствовала Зинка парню. – Но всё равно хорошо.
Она замолчала и, посмотрев в небо, стала напевать незатейливую песенку. Где-то в глуши куковала кукушка. Паучок меж травинок доплетал свою паутину. По цветку в Зинаидином венке быстро передвигалась божья коровка.
Пётр погладил кудрявые локоны девушки, потом лицо. Оно, как ему казалось, было необыкновенным. Нежная, чуть розовая кожа, родинка на щеке, алые губы и синие глаза, обрамлённые стрелочками ресниц. Парень вдруг застонал и опрокинулся  на спину. «Как же он полюбил эту женщину! – думал геолог своим воспалённым мозгом – Неужели это, то самое настоящее, от которого сходят с ума и рушится мир!  Но как же он всё-таки полюбил её!…»

***
С охапкой цветов счастливая Катерина бежала по лугу к пасеке.
- Дядя Прокоп! Дядя Прокоп! – кричала она громко – Посмотри, чего я нашла!
Девочка и раньше приходила сюда вместе с мужем тёти Настасьи. Рассматривала пушистых насекомых в улье и пробовала даже собирать мёд. Пчеловодом дядя Прокоп был славным, но вот рассказчиком просто превосходным. Они подолгу с ним беседовали, и он поведал юной барышне о здешних краях и об её замечательных предках. С ним всегда было легко и приятно находиться, а потому Катя часто приглашала на пасеку своих друзей.
- Дядя Прокоп! – не унималась девочка – Ты только посмотри!
Она приблизилась к родственнику и раскрыла свою ладошку. На ней блеснула отстреленная, уже местами покрывшаяся ржавчиной, гильза.
- Что это? – спросила Катя, всматриваясь в доброе, но совершенно некрасивое, морщинистое лицо своего дяди.
- Это гильза, Катюша – ответил он ей. – Да их здесь много таких.
- Фашистская? – волнуясь, шёпотом переспросила девочка.
- Нет – улыбнулся бывший служивый. – С гражданской, наверное, осталась. Ты выбрось её…
Катя задумалась.
- Как же я выброшу то? Это же память! – стала дуть на находку и рассматривать её на свет Катерина – Интересно, чья она беляка какого или красного командира? А может самого Блюхера?
- Нет, Катя, Блюхер здесь не был, а вот его отряд был.
- Значит, всё-таки красноармейская – сказала девочка серьёзно. – Её бы в музей сдать – Катерина поразмыслила. – Или себе оставить? Дядя Прокоп, как ты думаешь?
Мужчина вновь улыбнулся:
- Себе оставь, Катюша, себе…
Девочка ещё раз посмотрела на находку.  Вдруг, литой кусочек металла исчез у неё из руки. Это незаметно подобрался сзади  брат Гришка и, выхватив гильзу, кинулся прочь.
- Отдай! – крикнула ему Катюха и, выронив букет, побежала следом – Отдай противная, мартышка! – обзывала она двоюродного братца, который постоянно подстраивал какие-нибудь каверзы – Я всё тёте Симе скажу! – чуть не плача грозила девочка, пытаясь нагнать хулигана.
- Ябеда! Ябеда! – травил её лопоухий, рыжий малец – Нашла железку и радуется! – смеялся он над своею сестрицей.
- Это не железка! Это память!
Сорванец вдруг остановился и высоко поднял руку с содержимым наверх.
- Какая ещё память? – спросил он, приготовившись зашвырнуть гильзу далеко в траву.
Катерина подбежала к нему ближе.
- Память о войне гражданской! – подпрыгивала Катя, пытаясь достать свою «драгоценность».
- О войне говоришь? – усмехнулся Григорий и, размахнувшись, метнул железную капсулу куда запланировал – Ну, иди, ищи свою память…
Катюха проводила взглядом стремительно удаляющуюся от неё «находку».
- Ненавижу тебя! – крикнула она яростно мальчишке – Ненавижу! – бросилась девочка с кулаками на обидчика.
Но Гришка, сделав своё грязное дело, быстро ретировался.
- Поплатишься у меня ещё, пакостник! – кричала ему вслед Катерина.
Она ещё долго лазала в кустах в поисках гильзы, но так ничего и не нашла. Однако обиду на брата затаила крепкую…
В тот день Катюха отыскала шмеля побольше, отправила его в спичечный коробок, а ночью, когда Гришка уснул, высадила жужжащее насекомое ему прямо на нос.
«И кто говорил, что шмели не кусаются?» - спряталась под одеялом Катя, когда в доме начался всеобщий переполох…

***
От порыва ветра громко хлопнула дверь в сенях. Занавески на окнах высоко поднялись вверх и снова плавно  опустились. В душном воздухе витал запах грозы.
Симка глянула в открытое окно. Деревня вся утопала в зелени. Поодаль у лесочка на лугу, привязанный к колышку, пасса рыжий телёнок. Переваливаясь с бока на бок, по улице важно шествовали гусаки. Крупный хряк лениво развалился в тенёчке у забора. На ягодную гору взбирались бабы с лукошками.
Тишина и покой воцарились кругом, только не в душе у Серафимы.
Её жизнь была пресной, что тесто бездрожжевое, которое она сейчас месила. Дни походили один на другой: пасмурные, серые и беспросветные. А ведь ей уже скоро сорок…
Одна радость брат Митя с семьёй, да сын Гришка, который, впрочем, в последнее время совсем отбился от рук: огрызался, учился плохо, покуривал и, сказывали, даже матерился.
Симка часто думала о том, что было бы не напугай она тогда своего Ягодкина. Как бы они жили вместе. Сколько бы ребятишек ещё родили…
Она припоминала и ту свою злополучную поездку к его матери. Угрожала тогда Серафима ей крепко, сынка посадить обещала, отчего старушке сделалось плохо. Пришлось даже вызывать врача.
А суженый её так больше и не объявился. И где теперь, никто не знал…
Дверь хлопнула ещё раз, но не от ветра. В сенях послышались чьи-то шаги.
- Здравствуй, Сима – услышала она вдруг давно позабытый голос.
Серафима обернулась и выронила из рук скалку. Та покатилась по покатому полу старого дома и остановилась только у ног гостя. Тот поднял её.
- Здравствуй, Сима – повторил он ещё раз. – Это я, Емельян. К тебе приехал и сыну. Примешь?
Серафима глянула на похудевшего и осунувшегося Ягодкина. Белая рубашка в мелкий цветок, застёгнутая на все пуговицы, пиджачок шерстяной в руках, очки на носу, да лысина в пол головы. Но сердце её отчего-то забилось так часто, что готово было выскочить наружу. Однако, собравшись с духом, она сказала:
- Приму, отчего ж не принять. Чать не чужие…
Бывший ухажёр заулыбался и, подошёл ближе.
- Раздевайся – снова окинула она взглядом его низкорослую фигурку. – Руки мой. Обедать пора…

***
Фёдор вынашивал план побега давно, с тех самых пор как женился на Маньке. Бабой она оказалась никудышной, мало того, что брюхатила из года в год и грязнулей слыла отменной, так ещё и характер имела скверный.
Ругала Манька мужа по поводу и без повода. Но всё больше, конечно же, без повода.
- Ааа! И что за мужик мне достался олух! – кричала она на всё село и от этого её лицо и без того некрасивое, делалось совсем безобразным: глазки узкие, нос картошкой, обвисшие щёки - Детей сделать, сделал, а прокормить их толком не может! – не унималась змея.
Запамятовала видно баба, что сама после свадьбы ни дня не работала, огород запустила, корову доить и то забывала…
- Ну, всё! – отвечал ей Федька после очередного скандала – Ухожу от тебя!
- Куда ты уйдёшь от такой-то оравы?! – возражала ему заноза, принимая гордую позу – Разве что к полюбовнице на разок?!
- Убью! – не выдерживал Фёдор – Убью, поскуду! – бежал он по улице за визжащей женой.
Так продолжалось долгие годы. И наконец, Федька решился.
Этой ночью он тайком собрал чемоданчик, поцеловал спящих отпрысков своих, всплакнул, и под покровом темноты, покинув свой дом, перебрался на постоянное жительство к Дуське.
Та встретила любимого хлебосольно, расстелила белую простынь. И впервые за много лет Фёдор уснул спокойно…
А на утро толстомясая Манька неслась со всех ног по деревне к дому Милютиных – Ушёл! – орала она во всё горло, на потеху селян. – Ушёл кобелина!
Подлетев к Зинкиным воротам, стала изо всех сил тарабанить в них руками и ногами.
 Зинаида, разбуженная внезапным появлением подруги, рассердилась на неё не на шутку.  «Это ладно ещё, что Петра дома нет, в горах ночует – подумала она. – А то ославила бы её сумасшедшая баба перед московским то ухажёром, как пить дать ославила бы! Надо с нею дружбу кончать» - подумала Зинка и отправилась открывать двери.
- Чего тебе? – спросила она убитую горем гостью – Федька что ли бросил?
- Бросил иуда! – рыдая, кинулась на шею Зинаиды Манька – Что делать то теперь, родная, скажи?
- В дом входи. Там потолкуем…
Они вошли в просторную избу. На стене в комнате висели часы ходики, вместо сундука возвышался комод, а вместо зеркала настенного красивый трельяж. Родителей Зинкиных дома не было. Отец работал на станции сутки, а мать уехала в город к родне. Ульянка заночевала у Тоси.
- Проснулась сегодня, – плюхнулась на табурет возле окна всхлипывающая Манька - а его и след простыл. И вещички все свои забрал бесстыжий…
- У Дуськи была? – спросила её Зинаида.
- Да, там он, точно там – махнула рукой брошенная жена. - Мне тётка Марфа сказала. Оттудова он на работу ушёл.
- Ясно – произнесла деловито  Зинка и, подумав, добавила – К председателю иди. Не поможет, в партком топай.
- Поняла – согласно закивала Манька, не сводя глаз с умницы подруги.
- Ну, а если и партком ничего не сделает, к бабке - ворожейке пойдём. Есть у меня одна на примете…
- А может сразу к ней? – растерянно спросила Манька, надеясь на скорое решение своей проблемы.
- Нет, сначала в партком – отрезала Зинаида.

***
На скатерти блестел пузатый самовар. Белые чашки в красный горох источали аромат индийского чая. Стол был уставлен деревенским яствами – бубликами, пирогами, блинами, вареньем и ягодами.
Председатель тяжело вздохнул и свёл свои уже совсем поседевшие брови, отчего крупная морщина на его переносице сделалась ещё глубже, да и не она одна. От забот Зяблик выглядел очень уставшим. Некогда румяное, пухлое лицо его стало бледным и осунувшимся.
В последнее время Андрей Андреич всё чаще стал задумываться о заслуженном отдыхе.
А что? Лет ему много. Председательствует он уж без малого четверть века. Колхоз принял ещё в тридцатые, когда арестовали его предшественника. Пережил репрессии, отечественную и послевоенную годы. Тут бы ему вздохнуть спокойно, ан нет.  На тебе, мил человек, ещё одно испытаньице! Кукурузка, будь она неладна!
А теперь ещё комиссия районная понаехала в количестве четырёх человек. Лощёные такие, с портфельчиками. Всё ходят, вынюхивают, высматривают, везде носы свои длинные суют, выясняя, отчего урожаи в колхозе плохие? «Их бы чертей на моё место поставить. Подъём ни свет ни заря, потом в поле или в коровник чешешь. Это достань, то привези, тут выбей, там договорись…»
- Кушай, Андрюшенька – подложила ему блин на тарелку супруга. – Хоть в выходной денёк отдохни...
- Какой там – махнул рукой председатель.
Он со свистом отпил чай из блюдца и посмотрел на жену. Пышнотелая Людмила всегда была его ангелом хранителем, в дела мужа не лезла, потому как мало в них смыслила, советов не давала, стряпала, мыла, да со внуками  нянчилась.
- И что бы я без тебя делал? – сказал супруг ласково, и, враз переключился на другое – Как там приезжие гости, не знаешь?
Членов комиссии разместили в здании школы. Поставлены они были на довольствие к старухе Егорьевне, а потому о делах районных товарищей ведало всё село.
- А чего им? – сказала с ухмылкой Людмила. – Живут себе как на курорте. Загорают, в речке купаются, молоко парное хлещут, а спиртное ни ни…
- Что совсем? – удивился Андреич.
- Совсем. Как Егорьевна только не ставила…
- Это плохо – сказал председатель. – Человек, который не пьёт, он либо хворый, либо шпион…
- Так они и есть шпионы – сделала вывод Людмила.
- Председатель открой! – услышали они вдруг крик с улицы.
Люся поспешила отворить, и вскоре на пороге их дома стояла безумная Манька.
- Федька ушёл – сказала она запыхавшись.
Хозяин посмотрел на неё недоверчиво.
- Ну, а я то тут причём?
- Посодействуй…
- И как?
- Как? Как? Вели, чтоб домой воротился!
Зяблик округлил глаза.
- Этого мне ещё не хватало – хлопнул себя по коленям. – Мало того, что планами, да шпионами со всех сторон обложили, так ещё и сводней заделаться просят! – выкрикнул растерянно он.
- Значит, не желаешь моему горю помочь? - спросила его, прищурившись, Манька.
- Не желаю! Решай всё сама! – вспылил председатель – Ведь это же бабское дело…
- Ах, бабское?! Ну, гляди! Как бы тебе из-за этого дела головы не лишиться! Сидит тут барчук, чаи распивает! В партком я пойду! Там мне помогут! – крикнула взбесившаяся фурия и пулей вылетела из дома.
А хозяин остался сидеть…
- Вот тебе и выходной – вздохнул Андреич печально. – Вот тебе и выходной…

***
Он и сам не понял, как сошёл с ума. Говорят, в старости Господь лишает рассудка лишь хороших людей, каковым Савелий и являлся. Честно он прожил свою жизнь, много трудился, потерял сынов на войне.
 Его забрал к себе Захар и теперь жил дед вместе с семейством внука, по соседству с самой Матрёной.
Старик давно перестал интересоваться политикой, слушать новости. Целыми днями он сидел на лавочке у ворот, качался, да сам с собой разговаривал. Но если прислушаться, понятно было, что беседует он не с собой.
- Да, Степанидушка. Как скажешь, родная. Передам, голубушка – улыбался он ласково давно умершей жене.
Или.
- Эх, Минька, Минька, как был ты лопух, так и осталси. Мало я тебе ухи то драл лешаку. Встал бы, да поглядел, как внуки нашенские с тобою живут. Ведь пожанилися они, да каких робят нам с тобой состругали – рассказывал он закадычному своему приятелю, деду Верочкиному.
Вся скрюченная Матрёна, подошла  к соседу тихо и присела рядом на лавочку.
- Здравствуй, Савелий – поприветствовала она старинного друга своего.
- Здравствуй – ответил он ей и поведал, будто прозрев – Константин вчерась приходил. Сидели мы с ним ладком, да всё об жизни беседы вели.
- Помер уж Костя давно, Савушка. Нет его с нами. Там меня дожидается – возразила Матрёна, посмотрев на небо.
- Эээ, нет. Я с ним как с тобою – лукаво заулыбался старик беззубым ртом. – Кланяться он тебе велел. Любит тебя до селе…
Матрёна утёрла покатившуюся по морщинистой щеке слезу. Она вспомнила, как ни задолго до смерти признавался ей муж в любви, как они смеялись вместе, да как счастливы были…
- И ты ему поклонись. Скажи, не дождусь я уж встречи…
- Поклонюсь – погладил старик свою белёсую бороду, продолжая качаться – А встрентитесь вы уж скоро. Апосля спаса, неделя пройдёт…
Матрёна глянула на друга и, помолчав немного, добавила:
- Ну, что ж неделя, так неделя…

***
В ожидании электрички девчонки стояли на перроне областного вокзала. Сегодня они сдали свой первый экзамен в сельскохозяйственный техникум и уставшие, но счастливые возвращались домой.
- Электропоезд до Тавтиманово прибывает на второй путь! – объявил противный женский голос из репродуктора, и огромный поток волнующихся людей  кинулся через рельсы на другую платформу.
Тося поняла, что её толкнули только тогда, когда оказалась на земле. Нога её была неестественно повёрнута.
- Ой, сказала она – схватившись за лодыжку. – Больно…
- Куда ты прёшь?! – закричала Ульянка на парня, задевшего плечом подругу – Глаза разуй! – ударила она его своей сумной.
Светловолосый кареглазый юноша повернулся.
- Простите, девушка – произнёс он как-то растерянно. – Простите, я вас не заметил…
- Не заметил он. Лучше встать помоги! – приказала Ульянка виновнику падения.
- Да, да, конечно – откликнулся он и, наклонившись, схватил Тосю на руки. – Вы на эту электричку? Тогда пойдёмте скорее – сказал молодой человек и устремился вперёд.
Возмущённая таким положением дел Тося, забыв про боль, начала сопротивляться:
- Отпустите меня немедленно! – приказала она своему носильщику.
- Сиди давай! – перебила её Ульянка – Я из-за тебя опоздать не хочу!
Девушка послушно замолчала, тем более что на горизонте показался поезд, и толпа стала агрессивнее.
- Володька, иди сюда! – вдруг крикнул кому то кареглазый.
И к ним троим стал протискиваться ещё один малый, такой же крепкий, но повыше ростом.
- Людей подержи, пока я девчат заброшу! – скомандовал первый, и как только автоматические двери открылись, он ловко поставил на ступеньки Тосю, потом Ульянку, вскочил сам и подал руку товарищу.
- Пошлите – поторопил он девушек. -  Иначе затопчут.
Девчонки устремились за своими нечаянными  героями и через секунду уже сидели на удобных местах.
Следом за ними молниеносно вагон стал заполняться пассажирами. Они спешили, толкались, ругались, падали, визжали, проклиная всё на свете.
- Ну, что, давайте знакомиться – улыбнулся спаситель. – Я Николай Николаев, а это Владимир, тоже Николаев.
- Ой, так вы что, братья что ли?! – аж подпрыгнула на месте Ульянка.
- Братья…
- И тоже поступать ездили?
- Нет – ответил Коля. – Мы трактористы. Запчасти в городе искали.
- И что не нашли? – глянула девушка расстроено на своих новых знакомых.
- Почему же, вот - вытащил молодой человек из внутреннего кармана пиджака железную рогатину, размером с вилку.
- Такая маленькая! – всплеснула руками Ульянка.
Ребята засмеялись.
- А почему Володя всё молчит? – вновь спросила болтушка.
- А он у нас всегда такой…
Владимир  улыбнулся, покраснел и опустил глаза.
Поезд медленно тронулся. За окном замелькали строения. Народ в вагоне постепенно начал успокаиваться.
- Вот и поехали – сказал Николай и незаметно глянул на Тосю.

***
И снова ему снилась война. Окопы, траншеи, блиндажи  и сирены, автоматные очереди и немецкая речь. Вот он ползёт по полю, последним из всех. От него многое зависит. Он замыкающий. Его товарищи, вероятно, уже нашли укрытие и спустились туда. Дошла очередь и до Митьки. Он приблизился к краю воронки. И вдруг, чёрная пропасть открыла ему свои объятья. «Что это?» – спрашивает себя парень. «Где все?» – стынет кровь у разведчика…
- Братцы! – кричит он в бездну и плачет...
- Митька, проснись – теребил его кто-то…
Он с трудом открыл глаза. Незнакомая комната, тусклый свет. Круглый стол под абажуром.
- Ты кричишь – сказал ему Лёха.
Митрий сел на диване. Его снова тошнило, как всегда после таких сновидений.
- Где я? – спросил он, схватившись за, резко напомнившую о себе, голову.
- У нас с Дашей дома. Я тебя сюда привёл. Ты после работы принял на грудь. Ослаб…
- Понятно…  А который щас час?
- Двенадцать.
Митрий глянул на тёмные окна.
- Мне домой надо – сказал он твёрдо и стал подниматься.
- Оставайся, куда ты? Ночь на дворе…
- Нет, спасибо, Алёшка. Пойду я…
Покачиваясь из стороны в сторону, Митька медленно брёл по дороге. Маленький чёрный собачонок, молча, бежал следом за ним. Митрий остановился и, присев к кутёнку, стал гладить его мягкую шёрстку.
- Ты чей? – спросил попутчика Митя.
Упитанный бобик залаял звонко и принялся кусать митькину руку.
- Ну, здравствуй, сосед – вдруг услышал он в темноте женский голос.
Митька уловил сначала запах духов, потом увидел её. В платье крепдешиновом и белых носочков она стояла над ним, улыбаясь.
- Откуда путь держишь так поздно? – поинтересовалась Зинаида.
- У Лёхи был. А тебе-то чего? - поднявшись, ответил ей Митя.
- Да так просто спросила – вновь выпустила на волю свои ужимки Зинка. – Вот узнать хочу, жилец ваш когда будет?
- Никак соскучилась? – съиронизировал Митька.
- Соскучилась – призналась девица томно. – А по тебе и того больше… - вздохнула она глубоко.
- Ты эти игры свои для Пети оставь – осёк её Митя грубо. – С ним балуйся, а меня не трожь. Жену я люблю - пошёл он своею дорогой.
Зинка хмыкнула недовольно.
- Ну, люби, люби… С тебя станется… - кинула она ему вслед.

***
Сегодня Наталья работала на огороде с утра, переложив домашние заботы на Серафиму, тем более что у неё теперь имелся помощник. Емельян Ягодкин не отходил от золовки не на шаг, носил воду за ней, колол дрова  и выполнял всё, что она ему скажет.
Его поселили у Настасьи с Прокопом. И ночевал он там, а на день являлся к Симке. Знакомство его с сыном прошло гладко. Гришка как будто бы даже стал лучше себя вести. Он брал с собою отца на рыбалку, и они ездили вместе верхом. Расцвела и сама Серафима. Накупила себе нарядов в городе и дефилировала теперь по дому во всём новом.
- Огурцы приоткрыть бы надо – сказала Наташе Матрёна и потихоньку пошла к парникам.
- Мам, отдохни, я сама – попыталась остановить её Ната, но свекровь была непреклонна.
- Я, Наталёк, без работы теперь не могу… – ответила ей старушка.
После нескольких дождливых дней снова выглянуло солнце, и установилась настоящая жара. Но засухи не было и в помине. Ветер то и дело гонял по небу тучи, всюду гремело, и дожди периодически возвращались вновь.
Сорняки в огороде, чувствуя себя превосходно, добавляли забот домочадцам. Наталья посмотрела на очередную заросшую грядку.
- Вот только полола – сказала она обречённо. – А они проклятые лезут и лезут.
- А Катька морковку грязную ест! – высунулась из-за смородинового куста Полина.
- Ябеда! – проглотила остатки ещё не выросшей толком моркови сестра.
Наташа погрозила дочери пальцем
- Опять живот заболит!
- Бог в помощь! – услышали они все Верочкин голос на соседнем участке – Какие у тебя помощницы, Наталья, растут!
- Ой, и не говори, подруга. Прошлый раз свеклу пололи, так чуть всю её не подёргала вместо травы.
Верочка засмеялась.
- Ладно, хоть что-то оставили…
Она присела на корточки к грядке.
- Ты бы шла домой, жарковато сегодня… - посмотрела Наташа на Верин живот – Шут с ней с травою…
- Да, я потихоньку.
Наталья продолжила выкорчёвывать сорняки и, убирая их с грядки, бросала в межу. Старалась работать быстро, но потому как была не слишком расторопна, делала всё аккуратно и качественно.
 Она вдруг вспомнила вчерашний поздний приход мужа домой и улыбнулась. Стараясь никого не разбудить, он дважды опрокинул ведро в сенях, встал на хвост кошке, выругался и через секунду уже был в пастели.
- Наталёк – попытался разбудить он, неспящую благодаря ему, жену. – Веришь? Никого кроме тебя не надо… - захрапел он в то же мгновение.
- Горе, ты моё горькое – ответила супругу Ната.
– Ой! - вдруг услышала она за забором возглас Веры.
Наташа подскочила на ноги. Верочка сидела прямо на земле, ухватившись руками за бок. 
- Кажись, началось – сказала она.
- Девчонки, быстро за дядей Захаром – скомандовало Наталья дочерям, а сама поспешила на помощь.
Она подняла ослабшую Веру и отвела её в дом.
- Ну, что? Здесь будем рожать или в больнице? – спросила Наташа серьёзно.
- Боюсь, что здесь – ответила Верочка жалостливо и застонала.
Схватки у неё длились недолго и ребёночек родился быстро, хорошенький, светленький и большой.
- Ещё одна девочка – улыбнулась Наталья.
Обессиленная мать поцеловала своё плачущее дитя:
- Луша – сказала она нежно. – Лукерья Захаровна моя…

***
Катерина гордо вышагивала взад и вперёд по поскотине, разглядывая собранных мальчишками ужей, которых повсюду была тьма тьмущая. Они ползали в лесах, в огородах, а иной раз забирались даже в дома и бани людей.
- Раз, два… - пересчитывала Катя холоднокровных, и доставая их из мальчишеских маек, бросала в траву.
Упавшие с высоты рептилии в ужасе расползались в разные стороны.
- И того – подвела итог Катерина. – У Славки два,  у Максимки три, ну а Юрки четыре ужика. Значит, победил Юрка!
Проигравшие недовольно опустили головы.
- За тобою желание. Говори – потребовала твёрдо Катюха.
Юрик закатил свои глаза, такие же рыжие, как и его волосы и веснушки на лице.
- Ну,  не знаю… - задумался он.
- А можно я за него попрошу? – поднял руку как в школе Славик, самый маленький и худенький из всех, светловолосый мальчишка.
- Нельзя – отрезала Катя. – Кто выиграл тот и желает.
Сорванцы стали терпеливо ждать, пока их друг сформулирует задуманное, и, наконец, тот сообщил:
- Хочу, чтобы мы сейчас пошли и навредили Дуське.
- Какой ещё Дуське? – испугался Максимка, представив Дуську Бабой ягой.
- Тётке, которая папку нашего увела.
- Как увела? – спросил с интересом Славик – За руку что ли?
Юрка подумал.
- Может и за руку – ответил он. – Только теперь он с нами не живёт, а мамка постоянно плачет и отца кобелём называет.
- Собакой – вздохнув, пояснил Максимка, почесав свой бритый затылок.
- Может и собакой, только она всё равно плачет…
Ребята какое-то время стояли молча, и каждый думал о том, что было бы, если бы и его папу увела за руку какая-нибудь тётя.
- Ну, уж нет! – возмутилась враз Катерина – Надо этой Дуське задать. Пойдёмте, слежку за нею устроим!
Они незаметно подобрались к вражеским воротам и стали заглядывать в крупные щели. Во дворе, напевая, стирала бельё счастливая Евдокия. Она полоскала уже чистое в корыте и вывешивала всё на верёвку.
- Штаны папкины – узнал Юрка отцовские брюки.
Девочка посмотрела на своих товарищей.
- Ужей собирайте, – приказала им Катя – а я ещё здесь погляжу.
Мальчишки кинулись врассыпную и через час уже с полными майками были на месте.
- Дома нет никого – доложила Катюха. – А тётка поёт в огороде. Пошли…
Она подбежала к двери и, дёрнув за верёвку, чтобы щеколда открылась, потихоньку ступила во двор. Сорванцы кинулись следом.
Чётко раздавая указания ребятам, Катерина следила за хозяйкой. Та, как ни в чём не бывало, поливала огурцы в парниках. Закончив работу, певунья направилась к дому.
- Идёт – предупредила Катюха тихо, и лазутчики, исполнив задуманное, покинули чужие владения.
Давно не слышала деревня такого крика. Не понимая, что происходит, бедная Дуська в ужасе металась по двору. Верёвка с чистым бельём валялась на земле, в тазах плавали рептилии. Они ползали всюду и по дому.
- Вот, так-то! – произнесла довольная Катерина и, похлопав Юрку по плечу, добавила – Ты отомщён…

***
Всё время своего отсутствия Пётр думал о ней. И сейчас, возвращаясь  с товарищами из очередной короткой экспедиции, он не мог дождаться встречи с любимой. Петя представлял, как стоит милая Зиночка на станции в платочке и встречает его. Хотя это навряд ли, ведь он не сказал ей, когда вернётся.
Электропоезд остановился у платформы. С рюкзаком за плечами, взяв в руки многочисленное оборудование, геолог вышел из вагона. Ему с остальными предстояло спуститься по насыпи вниз, и от станции, через лесочек и капустное поле, перейдя по мостику речку, дойти до деревни.
Местность тут была холмистая, красоты необыкновенной. Пётр часто думал о том, что хорошо было бы ему родиться здесь, а не в душной и пыльной Москве. Медленно ступая по тропинке сапогами, он вспоминал и те края, которые покинул только что. Пологие горы, ущелья и скалы. Непроходимые и дикие леса. Как же всё это впечатляло его!
Пётр посмотрел на раскинувшуюся на холмах деревеньку, которая всё приближалась к нему. Словно в сказке она манила и звала путника. Островок безбрежного счастья….
- Кажется, поют – сказал Лев Афанасьевич.
И до Петиного слуха донеслась протяжная, народная песня, каких теперь не услышишь в столице, разве что по радио, но это было всё не то.
Помнится дед его старый заводил патефон, ставил пластинку Шаляпина, долго сидел, задумавшись, а иной раз и плакал.
- Вот из-за этого, Петруша, я и не покинул Россию – глотая слёзы, говорил ему бывший офицер царской армии. – Душа моя болит…
Но тогда Пётр ещё ничего не понимал. Он, комсомолец, воспитанный на революционных речёвках и маршах. Не до души ему было дедовской, не до души. Да и есть ли она эта душа?
А теперь Пета чувствовал, что есть. Вот она. Кричит, вырывается, страдает и стонет, русская, непокорённая и гордая, а иной раз и хмельная. Такая как теперь…
- Частушки – улыбнулся он.
В деревне праздновали рождение нового человека с открытым сердцем, с распахнутыми настежь воротами, гармонью, да плясками…
- Милости просим, гости дорогие – встретил на улице, а теперь усаживал за столы геологов, подвыпивший Захар. 
- Не нужно – стесняясь, отказывался Лев Афанасьевич.
Но возражения сегодня не принимались.
- Не так уж часто мы и собираемся – оправдывался хозяин дома. – Дочь у меня родилась, братцы! Праздник то какой!
Покачиваясь, счастливый отец налил гостям водочки.
- За Лукерью Захаровну! – поднял он свой стакан. – За дочь мою!
Смерившись с неизбежным, вновьприбывшие выпили немного, и вскоре захмелев, уже праздновали рождение нового человека вместе со всеми.
Пётр увидел её сразу, как только вошёл. Румяная, она сидела напротив за столом между отцом и матерью своими.
- Здравствуй, Зиночка - сказал он ей ласково.
- Здравствуй, Петя – ответила ему, смущаясь, Зинаида. – Наконец-то дождалась – добавила она чуть слышно одними губами…

***
Морщинистой рукой Матрёна погладила старинный сундук, весь резной, с поблёкшей местами серебряной окантовкой. Он стоил когда-то целого состояния. Привезла она его из Иглино на телеге вместе со свёкром своим Тимофеем.
- И кому ж така красота достанитси? – ходил петухом вокруг приглянувшейся вещи старик на рынке.
- Тять, дай приценюсь…
- Что ты, Мотя? По нашенским ли деньгам?
- Берите – сказал им незатейливо пожилой господин – Наследство это матушкино. Вот, за долги продаю…
Матрёна глянула на продавца оценивающе. Видно, не беден он был когда-то. Бархатный костюм на нём потёртый, штиблеты, котелок.
- Ну, как же это вы? – спросила она его жалеючи.
- А как? – усмехнулся мужчина, промокнув лоб шёлковым платком – Прогулял я всё, да пропил – ответил господин откровенно, печально взглянув на сундук – Это последнее, что осталось – он вздохнул. – Эту вещь хотелось бы в хорошие руки определить. Дорога она мне очень…
Матрёна открыла резную крышку и, достав оттуда узелок, начала развязывать его и выкладывать содержимое прямо на пол. Сорочка белая льняная, платочек хлопковый в цветочек, тёмные тапочки, иконка, да несколько ленточек церковных.
- Что это, бабуля? – вдруг подскочила к старушке, вбежавшая с улицы Поля.
- А это, внученька, смертное моё.
- Какое смертное? – не поняла девочка.
- В чём хоронить меня станете…
Полина удивлённо посмотрела на бабушку.
- Да разве ж можно бабуленька? – часто захлопала она своими ресницами.
- Как не можно, Полинушка? Можно. Смертушка то она ведь к каждому без спросу приходит. И к ней готовиться надобно.
- И мне тоже готовиться? – заплакала растроганная девочка.
- Что ты, ягодка. Зачем тебе то? – обняла Матрёна внучку и улыбнулась – Ты молодая ещё, тебе жить, да радоваться. Твоё время не скоро придёт…
- Не умирай, бабуленька… - всхлипывая, стала говорить Поля.
- Что ты, милая. Что ты. Ведь не завтра же я собралась… - поцеловала внучку в лобик старушка – Пойдём лучше мы тебе косу новую сплетём. Эта уж совсем растрепалась.
Матрёна завязала узелок снова и положила его обратно в сундук.
- А ну-ка беги, ищи гребешок – приказала она внучке.

***
Они лежали, разомлев, на сеновале. Солнце, пробивающееся сквозь щели, всё больше припекало и ласкало их молодые тела. Ульянка знала, что он вновь смотрит на неё.  «Влюбился» - подумала про себя девушка и улыбнулась. А казалось времени то прошло всего ничего, вот только познакомились и на тебе… Красивый парень из соседней деревни, косая сажень в плечах, а блеет как ягнёнок. Правда, она с постелью затягивать не стала, несмотря на Тоськины отчаянные уговоры. Что ты, тоже мне чистоплюйка! «Береги честь смолоду!» Кому она нужна эта честь в наше время? Ни толку от неё, ни проку…
- Уль, а пошли за меня – предложил ей внезапно Володя.
Ульянка игриво посмотрела на него.
 – За тебя? А как же город, учёба? – потянулась она от души – Нет, Володечка, не пойду. Не могу я свою жизнь молодую в деревне гробить. Вон, Зинка, сестра моя старшая в Москву не сегодня, завтра укатит, а мне что здесь пропадать? Ну, уж нет.
- Да почему ж пропадать то? – обиделся парень – Я ж любить тебя дурочку буду. А не хочешь работать, не надо. Сам семью прокормлю. Станешь дома сидеть, да с детишками только возиться…
- С какими ещё детишками? – перебила его Ульянка – Я детей пока не хочу.
- Ну, не хочешь сейчас и не надо…
- Ты меня, мил дружок, не уговаривай - равнодушно позевнула она. – Всё равно я уж всё для себя решила.
Володя, расстроившись, отвернулся.
- Не сердись – ухватила его за крепкую руку Улька. – Ещё найдёшь ты себе жену…
- Не найду – ответил ей грубо парень.
Отстранившись от него, девушка глянула на дощатый потолок, весь в прорехах и довольная собой закрыла глаза.
Это была её первая победа над мужчиной. Самая настоящая и бескомпромиссная. Такая, о которой она всегда мечтала. Ульянка представляла себя властительницей мира, стоящей на высоком Олимпе. Ах, сколько же ещё у неё будет таких побед впереди!
Она глубоко вдохнула запах сена. Где-то совсем рядом чирикнула птичка, пополнив многоголосье своих сородичей. Девушка и сама не заметила, как уснула.
- Что это? – вдруг толкнул её в бок Владимир, прервав затянувшийся сон – Дым что ли?
Голубые прорехи меж досок отчего-то стали заполняться тёмным, но это не были тучи.
Уля быстро подскочила на ноги и, натянув на себя рейтузы, сорочку, да платье, открыла хлипкую дверь.
Со стороны её деревни был виден густой столб дыма, который расползся по небу словно огромный паук, захватывая всё новые пространства..
- Пожар – сказала Ульянка и, второпях  спустившись по скрипучей лестнице, побежала к дому.
К тому времени в селе уже творился настоящий переполох. Люди все как один тушили полыхающее жилище Харитона, который, по всей видимости, подпалил его сам. Они носили воду вёдрами из речки и соседних колодцев, сбивали пламя одеялами, засыпали его землёй. Но всё оказалось бесполезным. Огонь уже добрался до деревянной крыши хибары и выпустил свои языки там. Хозяин дома, после того как его вынесли из избы мужики, поначалу мало чего соображал с перепоя. Он пришёл в себя только, когда его окатили холодной водой. Увидев, что происходит, несчастный стремглав кинулся в тлеющий сарай спасать свою немногочисленную живность, и теперь причитал, стоя напротив с поросёнком на руках.
- За что мне это? – всхлипывал, дыша на всех перегаром, погорелец – Да как же я сейчас? – утирал он свой чёрный нос – Где мне жить то?
- В свинарнике! – ворчали на него мужчины, отодвигая страдальца в сторону.
- Что отец, что сынок – судачили старухи постарше, знававшие непутёвого папашу его, тоже поджигателя.
- Пить меньше надо! – колотили Харитона коромыслом соседка – Кто сарай мне с курями спалил?!
Через час приехали пожарные из района, но тушить им было уже нечего. Дым, да головёшки – всё, что осталось от бывшего когда-то домика Перепёлкина. Хозяин убивался на пепелище не на шутку.
- Вставай – сказал ему уставший председатель строго. – Раньше надо было слёзы горючие лить… - он подумал – Пошли, горе моё, в клубе тебя пока поселю. Но если ты мне и его спалишь! – грозно погрозил Андреич пальцем погорельцу.
- Христом богом клянусь! – отвесил крест ни разу не посеривший церкви атеист.
- Ну, гляди у меня…
 
***
Мотор зарычал, зафыркал, заставив Митьку прислушаться.
- Заработал наконец-то – облегчённо вздохнул он и надавил на педаль газа.
Трактор резко дёрнулся, но проехав всего лишь несколько метров, вновь остановился.
- Да, чтоб тебя, железка проклятая! – выскочил из кабины разъярённый водитель – Чего тебе надо то, собака?
Митрий схватил гаечный ключ и снова полез в мотор, который глох сегодня несколько раз, так и не позволив ему закончить работу в поле.
Федька на буксире оттащил его трактор в деревню и теперь ковырялся в ангаре вместе с Митяем.
- Погоди, давай я попробую – предложил друг свою помощь. – Ремни подтянуть надо…
- Да я уже – ответил Фёдору Митька. – Чего только не перепробовал…
Федька заглянул в копот.
- Щас бы в МТС съездить как раньше – сказал он обречённо. – Да эти сволочи позакрывали всё. Ни тебе машин новых, ни тебе запчастей. Как хочешь, так и выкручивайся – вздохнул он. – Подай пассатижи…
Они колдовали над техникой ещё час, и наконец, железный пропеллер сдался. Он заработал ровно, плавно, лаская слух механизаторов.
- Теперь и обмыть это дело не мешает – предложил, улыбнувшись, Фёдор. – У меня и заначка имеется – достал он из-за пазухи фляжку. – Чистый спирт! – повёл конопатым носом друг - Ты как?
 Удобно расположившись прямо на земле, они по очереди прикладывались к заветному сосуду. В ангаре было сыро и темно, но приятно пахло соляркой и бензином.
- Вот так и живу – жаловался Федька, совсем, захмелев. – Манька через день прибегает скандалить, Дуська на неё злится, а дети беспризорниками по деревне бегают. На днях на улице Юрку встретил, кричу ему: «Сынок!», а он глянул на меня, и бежать, как будто я ему не родной.
- Ну, а ты как хотел? Ты же их бросил…
- Да не бросал я! – вспылил отчаянно Фёдор – Я от Маньки ушёл. А для детей своих я что угодно сделаю. Жизнь, если надо, отдам…
- Не нужна им твоя жизнь, им ты нужен…- спокойно возразил Митя.
- Тебе хорошо рассуждать, у тебя Наталья, глянь какая, и дети послушные…
Митька улыбнулся.
- Ага, особенно Катюха. Прихожу вчера домой, стоит моя красавица в углу в шапке зимней. Я Наташе говорю: «Чего она? Жарко ведь?». А Наталья мне отвечает: «Дочь твоя чёлку решила обрезать, как в журнале модном, да видать перестаралась. Теперь красоту такую прячет. Может к осени шапку то и снимет».
Федька засмеялся.
- Это что?! Вот мои голопятые…- начал было он, потом осёкся и замолчал. – Я б вернулся к Маньке – вдруг неожиданно произнёс он. – Всё-таки сколько годов вместе прожили. Ей бы помягче стать, да поласковей. Много ли мне мужику надо? – Фёдор задумался печально, отхлебнул ещё из фляжки спирта, сморщился и занюхал выпитое рукавом своей рубахи.
Затем утёр грязной ладонью скупую мужскую слезу, нечаянно покатившуюся по его щеке.
- Пойдём что ли? – вздохнув, предложил он Мите – Вставать завтра рано…

           ***
Этот каменный особняк с колоннами когда–то был безвозмездно заимствован советской властью у местного помещика Мартынова. Существовали у здания и наследники, да по сегодняшним временам прав на него никаких не имели.
В этом некогда храме благополучия и расточительности чувствовал себя Андрей Андреич мягко сказать мелкой сошкой, молью бельевой, а высокие потолки, да массивные резные двери и без того действовали на Зяблика угнетающе. При виде их, он сразу терялся, ёжился, будто и не начальник он вовсе.
- Проходите – сказала ему секретарша Клавочка, молодая модница лет двадцати – Карп Кондратьевич вас ожидает.
Председатель поднялся несмело, вздохнул и, повесив голову, вошёл в кабинет.
Когда-то Андреич знавал этого человека совершенно иным – простым и скромным, но время его разительно поменяло. Надменный, лощёный советский бюрократ в германском шевиотовом костюме. Он восседал во главе длинного стола под портретом Ильича, но был определённо его антиподом. Безупречная причёска, бакенбарды и усы, он скорее походил на жандарма царской охранки, нежели на предрайисполкома.
- Проходите, Зябликов, присаживайтесь – предложил хозяин кабинета и, глянув на свои дорогие часы, обратился уже к собравшимся за столом таким же пафосным начальникам, как и он сам.
- Итак, товарищи. На дело колхоза «Красный партизан» у нас с вами пятнадцать минут. Выслушаем доклад комиссии, а затем сделаем выводы.
Андрей Андреич притих в уголочке и стал вместе со всеми внимать речь одного из приезжавших к ним с проверкою «шпионов». Тот по бумажке, красочно стал описывать ситуацию на селе. А она, как и ожидалось, оказалась не нерадостной: нерациональное использование пахотных земель, низкая урожайность зерновых, нарушение норм заготовки фуража, недостаточные удои и отёл, неполная занятость людей на сельхозработах, а так же аморальное поведение некоторых колхозников…
- И всё это, в следствии неумелого, можно даже сказать, вредительского управления председателя Зябликова – подытожил оратор.
- Ну, уж про вредительство, вы, конечно, загнули! – не удержался сам предрайисполкома – А вот про неумелое управление, пожалуй, правы. «Красный партизан»,  в отстающих у нас уже не первый год. И, думаю, нам с вами нужно что-то с этим делать. – А вы как считаете, Зябликов? – обратился наконец-то «хозяин» к виновнику собрания.
- А что я? – не вставая с места, переспросил нерешительно Андрей Андреич – Со стороны оно может быть и виднее, что нам селянам лучше сажать овёс или кукурузу, и чем коров со свиньями кормить – он помолчал, а потом, осмелев, вновь продолжил. – Только я вот мыслю, что с людьми посоветоваться надо было бы сперва, кто на земле работает, да с матушкой природой, примет она ваши новшества, иль нет? – председатель набрал ещё в грудь воздуха побольше – Вам в кабинетах хорошо рассуждать. Сказать - не сделать. А вы попробуйте сами, как мы. Когда заморозки в середине лета случаются, когда лучшие поля под непроверенную культуру отдать нужно, когда запчастей для техники днём с огнём не сыщешь…
- Замолчите, Зябликов! – грубо прервал Андреича жандарм – Всё это ваши отговорки нелепые, не имеющие ничего общего с делом! Вы покрыть огрехи свои хотите! А как же другие хозяйства справляются?! У них, пожалуй, проблем побольше ваших будет?!
- Скрипят, да лямку непосильную тянут… - неожиданно вставил председатель угрюмо.
- Ну, хватит! – отрезал предрайисполкома – Так можно невесть до чего договориться. Вы что сомневаетесь в линии нашей партии?! – грозно посмотрел он на Зяблика – Всё с вами ясно…
Не сразу понял Андрей Андреич, что случилось, да только слова застряли у него в горле, а в глазах потемнело. Он неожиданно ослаб и повалился на пол…

***
- Ромка жену молодую привёз! Ромка жену молодую привёз! – забежала в дом к бабушке запыхавшаяся Тося – Нарядная такая, городская! Смотреть пошлите!
Матрёна всплеснула руками.
- Да, слава тебе Господи! – сказала она и спросила – А Настасья то чего?
- Маме понравилась. Стол собирает.  Вас всех звать велела.
Через четверть часа разнаряженный костяк семейства с пирогами в руках уже стоял на пороге Настиного дома. Матрёна в праздничном платочке, светлой рубахе на выпуск и юбке, Наташа в цветастом халатике и Симка в новом сарафане ни разу не одёванном. Все улыбались приветливо, да с замиранием сердца разглядывали новую родственницу, худенькую коротковолосую девушку.
«Никак в брюках?» - приметила Матрёна.  «Глазки накрашены» - подумала Наталья. «Тощая, как я» - сделала вывод Серафима.
- Проходите, чего встали? – подтолкнула к столу Настасья вновь прибывших.
Матрёна подошла к поднявшемуся ей навстречу внуку и поцеловала его.
- Здравствуй, бабуля – произнёс кудрявый светловолосый парень. – Вот жену показать привёз. Знакомься. Марина.
Юная барышня отчего-то засмущалась и покраснела. Старушка подошла и к ней тоже.
- Здравствуй, Мариночка – взяла она за руку молодую невестку. -  Имя то у тебя какое красивое.  И сама ты краше солнышка.
- А у меня и мама Марина была – вдруг осмелев, сообщила девушка. – Мы в эвакуацию  сюда приехали с детским домом.
- А где ж родители твои?
- Папа не знаю, он нас бросил давно, а мама погибла во время бомбёжки.
В комнате возникло молчание, а Настасья даже выронила большую алюминиевую миску из рук.  Та с грохотом упала на пол и, описав несколько кругов по нему, наконец, остановилась на месте. 
- Правда, я не помню ничего. Маленькая совсем была – стала оправдываться девушка.
- Энто тебе нас Господь послал – заявила Матрёна уверенно. – Наша семья дружная. Подлости отродясь никому не делали. Прокоп, свёкор твой, человек положительный, спокойный и Настасья тожно хорошая.
Марина улыбнулась.
- Рома мне о вас рассказывал.
Старушка обрадовалась.
- Ну, а раз так, то и выпить теперя не грех. Наливай-ка, Прокоп, наливочки.
Семейное торжество затянулось до сумерек. Настасья всё время хлопотала вокруг молодых, не в силах на них наглядеться. Матрёна с Прокопом вспоминали прошлую жизнь. Ягодкин нет нет, да и приобнимал разрумянившуюся Серафиму. Поспел к столу и Митя, вернувшись поздно с работы.
Тося сидела напротив брата с избранницей и теребила свои светлые косички, заплетённые с обеих сторон головы кральками. Спиртное она никогда не пробовала, а пила сейчас вишнёвый компот, принесённый отцом из погреба. Радуясь за Романа, Тося думала о собственном скором счастье. Тракторист Николай сделал ей предложение, и, она, забыв обо всём, стала думать о том, как бы сообщить матери о своём решении выйти замуж.
За окном раздался негромкий свист.
«Пришёл» - подумала Тося с замиранием сердца и незаметно для всех покинула дом.

  ***
Мокрыми были деревья, кусты, трава и пашня. Влага пропитала всё кругом, не оставив ни единого сухого места.
Дождь прошёл ночью, но дорога всё ещё не просохла. Огромные лужи, как озёра, преграждали путь ездовым.
Подвода вновь накренилась, попав колесом в очередную глубокую колею, заполненную грязной жижей, скрипнула противно, заставив Зинку недовольно сморщиться.
- Опять отец колымагу не смазал – заворчала она на родителя. – И что с ним будешь делать, проси не проси. Ну, ничего, в Москву приеду, на трамваях стану ездить, да в метро. Там про телеги уж и забыли – она ещё сильнее дёрнула поводья. -  А денег накопим, машину купим – рассуждала Зинаида мечтательно. – Профессорские жёны только так и передвигаются.
- Так Петька же твой не профессор? – подлила дёгтя в бочку с мёдом хмурая Манька.
- Ну и что – взглянула неласково на подругу Зинка. – У них там в столице каждый второй профессор. И Пётр им скоро станет. Представляешь? Зинаида Павловна Строгонова – профессорская жена!
Манька от зависти сделалась чернее тучи. Они ездили сегодня к гадалке, которая одной из них предсказала замужество и богатую жизнь, а другой одиночество…
Проживала гадалка в двухэтажном бараке на соседней станции и на ворожею была совсем не похожа. Пожилая беззубая тётка в засаленном парчовом халате.
- А мужика возвращать тебе надо – говорила она плачущей Маньке. – Приворожила его ваша разлучница. Точно приворожила - смотрела провидица в потрёпанные карты. – Ни сегодня, завтра ещё ему ребёнка родит. У вас то сколько с ним? Трое?
- Пятеро – завыла Манька уже в голос.
- Вот, вот, пятеро – поправилась беззубая. – И та ему столько же состряпает.
- Да, куда ей! Она же старая…
- Бабы раньше и в пятьдесят рожали – осекла её ворожейка.
Манька высморкалась в носовой платок и им же утёрла свои опухшие от слёз глаза.
- Говорите, чего делать надо – произнесла она решительно.
- Травы, какой скажу, насобираешь, землицы с кладбища возьмёшь…
- Да ещё Улька, будь она не ладна – очнувшись, услышала Манька голос подруги – по мужикам повадилась. Перед родителями её покрываю – жаловалась благочестивая Зинка. – Говорю ей: «Залетишь, коза!», а она мне: « Не беспокойся, сестрица, я всё как ты учила, делаю». И зачем ей этот тракторист сдался? – пожала плечами Зинаида. – Влюбился, ревнует её к каждому столбу – она помолчала. – В Москву её заберу, как устроюсь. Там-то женихи, не ровня нашим местным голодранцам!
- А мне бы хоть и голодранца какого – жалостливо выдала Манька. – Я б и такому рада была…
Зинка поправила платок на голове, прикрывающий её мелкие кудряшки и посмотрела на подругу с укором.
«Совсем пропащая - подумала она про себя. - Так и помрёт дура, дурой…»

***
Матрёнина черёмуха этой весной зацвела рано, густо. Дерево старое, но крепкое из года в год продолжало плодоносить, радуя местную детвору.
- Катерина, слазь! – крикнула Наталья дочери, которая вместе с Максимкой сидела меж ветвей и с аппетитом уплетала чёрные вяжущие ягоды.
- Да, не тронь ты её – сказал Наташе Митя. – Наестся и больше не станет.
Наталья глянула на мужа, который удобно расположился на ступенях крыльца. Третий день подряд в обнимку с флягой браги не сходил он с этого места.
- Мить, может хватит? – спросила его Ната – Ну, сколько можно пить?
- Иди, Наталья в дом – ответил ей Митька и вновь зачерпнул эмалированной кружкой мутную жидкость.
Он заливал пойлом несправедливость, которая как кислота разъедала всё хорошее вокруг: честных людей, благородные поступки. И дело было, даже не в нём, хотя и его когда-то чуть не погубила эта химия. Дело было в председателе Зябликове, отличном мужике и хозяйственнике. И не Андреича вина, что не ко двору он пришёлся властям нынешним с их непомерными амбициями, да желанием выслужиться перед вышестоящим начальством.
Митрий выпил горькой ещё.
- Сволочи! – произнёс он зло – такого человека обидели!
- Кого обидели? – услышал он у себя за спиной голос Льва Афанасьевича.
Тот присел с Митькой рядом и аккуратно достал из внутреннего кармана пиджака трубку с уже забитым в неё табаком.
- Так кого обидели? – переспросил он Митяя ещё раз.
- Председателя нашего районные до инфаркта довели – ответил Митька. – Снять его хотят, из партии выгнать…
- Ну, партия, это ещё не вся жизнь – заявил спокойно, умудрённый сединами, собеседник и, раскурив свою трубку, стал медленно выпускать изо рта кольца дыма.
- Да и, если, по правде сказать, не той стала партия, что прежде. Воры и бюрократы заполонили её, дельцы и пройдохи. Я, конечно, не говорю, что все такие, но их меньшинство – профессор вздохнул. – А началось всё в тридцатые, с первого доноса и предательства, с первой лжи и первого равнодушного на то молчания.
Митька внимательно глянул пьяными глазами на Льва Афанасьевича, который задумался о чём-то, а потом вновь продолжил.
- Был у нас в институте завистник один, так ничего особенного человечишка. Да только захотелось ему власти большой. И полетели тогда головы лучшие. Лучшие головы человечества – собеседник устремил свой взор куда-то вдаль. – А партия разбираться не стала. Есть донос – есть виноватый.
Доктор наук в который раз выпустил клуб дыма и вдруг улыбнулся.
- А председатель твой поправится обязательно и без власти и партии ещё сто лет проживёт…
На крыльцо вновь вышла Наталья.
- Лев Афанасьевич, ну хоть вы ему скажите.  Сколько можно пить?
Митька  открыл было рот, чтобы поставить на место осмелевшую супругу, но она, стремительно спустившись по ступенькам, схватила полупустую флягу и кинулась с ней в огород, так что большие калоши на её аккуратненьких ножках зашлёпали быстро быстро…
- Стой, Наташка! – крикнул ей вслед опешивший Митрий – Стой!
То ли он медленно за ней бежал, то ли аргументы приводил неубедительные, только вылила Наталья всю брагу в навоз.
- Ну, Наташка! Ну, зараза! – говорил ей потерявший дар речи Митька. – Попомнишь у меня ещё! – грозил он жене чуть не плача.

***
День сегодня был особенный, не такой как иные, для той, что полжизни его ждала. И солнце светило ярче, и птицы пели громче, и люди были улыбчивее и приветливее…
Вся сияя от счастья, Серафима глянула на блеснувшее на её руке серебряное колечко, простое, незамысловатое, но такое дорогое исстрадавшемуся сердцу.
Сегодня она наконец-то вышла замуж и стала официальной женой человека, который когда то её бросил. Но в том она была сама виновата. Длинный Симкин язык и несдержанность сыграли с нею злую шутку.
Теперь же всё изменится. Она станет заботливой супругой и матерью, крепкой опорой своим мужчинам.
Серафима посмотрела на мелкий циферблат своих часиков.
- Уже три, – подумала невеста – а Емельяна всё нет.
Он пошёл в универмаг и оставил её сидеть здесь, на лавочке. Томительное ожидание затягивалось, и, не выдержав, Симка отправилась вслед за мужем.
Большой магазин с длинными прилавками и плотными портьерами на окнах был полон. Толпы народа осаждали разные отделы: продукты, бакалею, ткани…
- Я занимала!!! - выступала в очереди противная тётка в зелёном гипюровом платке.
- Да что вы говорите?! – парировала ей другая – Час здесь стою, в глаза вас не видела!!!
Серафима быстро окинула взглядом первый этаж универмага, но Ягодкина нигде не увидела, и она решила подняться на второй.
Там было менее многолюдно. Симка прошла вдоль рядов с товарами и мельком глянула на ценники. «Всё дорого! – ужаснулась новобрачная – И что он собирается здесь купить?»
Наконец, в угловом отделе она заметила Емельяна в окружении молоденьких продавщиц. Они по очереди примеряли на себя пальто, зимние с воротниками и осенние с поясками, и крутились перед ним, смеясь и кокетничая.
- Ну, уж нет – возмутилась Серафима и твёрдым шагом направилась разгонять нахальных девиц.
Она подлетела к ним внезапно и огрела одну и вторую своей дермантиновой сумкой.
- Ишь, устроили тут вертеп! – закричала Симка на весь универмаг – Чужих мужиков охаживают! Своих заведите и перед ними кренделя выписывайте!
Девушки, не ожидавшие нападения, взвизгнули и разбежались в разные стороны.
Опешивший супруг, поначалу спрятавшийся за вешалами тоже, не сразу вышел на свет божий.
- Симушка, – произнёс он чуть слышно – это ж я для тебя…
- Для меня? – переспросила удивлённая Серафима.
- Пальтишко тебе купить хотел новое.
- Мне? – всё ещё не понимала запыхавшаяся супруга.
- Тебе – опустил глаза новобрачный.
Серафима замялась сконфуженно.
- Ну, ты это – произнесла она смущённо. – Прости что ли…
 
***
В доме было прохладно и непривычно тихо. Геологи на несколько дней отправились в очередную экспедицию. Матрёна с Полиной пошли помогать Верочке, водиться с новорождённой малышкой. Серафима во дворе солила огурцы в бочки. Насвистывая, поливал грядки  в огороде Емельян.
Пару раз в избу забежал Гришка, и, схватив удочки с подкормкой, вновь сиганул на речку.
Стоя в углу Катюха переделала уже все дела. Поковырялась в носу, три раза переплела косу, оторвала с колена засохшую болячку. Но время неумолимо шло, и скоро должен был явиться с работы папа. Невыносимо было Катерине слышать отцовское жалостливое:
- Ох, ох, ох, доченька, стоишь?
- Стоюуу - отвечала Катька, и слёзы сами катились из глаз градом.
Она вздохнула тяжело, ещё раз пересчитала все брёвна от потолка до пола, подпрыгнула, чтобы достать рукой до палатей, но роста ей явно не хватало. Тут Катерина вспомнила, что в буфете имеются конфеты. Глянув, что мама на кухне не смотрит, она кинулась на цыпочках к заветной дверце, открыла её, и, схватив одну карамельку из вазы, устремилась обратно.
- А ну положи на место! – услышала Катя голос матери. – Бессовестная такая! Думаешь, я не вижу?
Наказанная, опустив голову, отнесла сладость на место и вернулась в угол.
- Ну, мааам. Я больше не буду – заныла Катюха, прося прощение, но в ответ ничего не услышала.
Лишь голос отца, который никак не шёл у неё из головы: «Ох, ох, ох, доченька, стоишь?»
Катерина от скуки стала вспоминать, что же она сделала сегодня? За что наказана?
С утра вместе с мальчишками ловила на речке лягушек, потом залезла в чужой огород за малиной. Днём она прыгала с Максимкой с забора и порвала новое платье в лоскуты, а вечером, с друзьями, забросила дохлого ужа во двор своего врага Сёмки Пирогова. Уж угодил в стиральную машинку, которая прокрутила его вместе с бельём.
Бабка Сёмкина, подслеповатая старушка, быстро выяснив у внука, кто это сделал, пришла жаловаться на Катерину матери.
- Полоскать взялась, а тут ленточка какая-то – говорила она Наталье, то и дело охая.
Катя услышала топот знакомых сапог и от стыда вся вжалась в угол. Сапоги переступили через порог и остановились.
- Ох, ох, ох, доченька – услышала Катька отцовское жалостливое. – Стоишь?
- Стою, пап – завыла Катерина в голос.

***
Собрание селян проходило вечером, в клубе, временном пристанище Перепёлкина Харитона. Но его на месте не оказалось. Он как всегда нёс службу на пастбище.
Клуб выстроили недавно, на деньги сэкономленные колхозом. Там ещё пахло краской и известью. Дощатые стены, сцена, да лавочки – вот и всё, что имелось внутри.
Зал был забит до отказа и гудел как потревоженный улей. Люди делились последними новостями, жаловались на жизнь, спорили. Здесь можно было услышать и смех, и причитания, и стоны одновременно. Шишкины, Лопоуховы, Пироговы, Савины, Лошкарёвы, Кондратьевы пожаловали целыми семьями.
Митька примостился рядом с Захаром и Верочкой на самой дальней лавке у окна. На первом ряду, перед сценой сидел Фёдор с новой супругой. Дуська от гордости, казалось, сделалась ещё дороднее, а Манька наоборот осунулась, но сдавать позиции не собиралась. Она громко, во всеуслышание отпустила в сторону разлучницы пару колкостей, и та ответила ей тем же.
Явилась на собрание послушать последние сплетни и неработающая в колхозе Зинаида с матерью.
- Итак, товарищи! – откашлявшись, наконец-то, привлёк к себе внимание районный партийный начальник Гущин, лысый мужчина лет сорока.
Он появлялся в деревне редко, и его приезды всегда были приурочены к торжественным датам. Но сегодня цель визита партийца была иной.
- Товарищи! Позвольте представить вам вашего нового председателя, Безбородова Александра Прохоровича! – показал оратор на рядом сидящего – Человек он опытный.  До вас трудился в совхозе «Будённый».
- Ааа! Это где падёжь скота случился?! – выкрикнул кто-то из зала.
Совсем ещё молодой назначенец и без того хлипкий, болезненный малый, ещё более сжался.
- Произошло это по вине работников фермы! – ответил за Безбородова беспристрастный партиец – А вам я бы попросил воздержаться с выводами!
- Мы-то воздержимся! – парировал лысому уже женский голос – Вот только чем вам нам Андреич не угодил?!
- Сами знаете. Товарищ Зябликов сейчас в больнице!
- Довели мужика! – запереживал, заходил ходуном зал.
- Хорошего человека обидели!
- Да он к нам со всей душой!
- Не хотим другого председателя! Зядлика давай!
Гущин стал стучать по столу кулаком.
- Назначение Александра Прохоровича не обсуждается! И вы не в силах ничего изменить!
- Конечно! Куда нам убогим!
- Власть народная, а народ никто и не спрашивал!
Волнение не прекращалось ещё несколько минут, и готово было перерасти в нечто большее.
- Товарищи! – вновь заголосил лысый, пытаясь перекричать собравшихся – Показатели вашего хозяйства удручающие! Вам нужен другой руководитель!
- А может нам вообще власть другая нужна?! – снова выкрикнул кто-то, и селяне будто испугавшись чего-то постепенно стали умолкать.
- Смотрю я, у вас здесь кругом вольнодумие – окинул недобрым взглядом партиец присутствующих. – Так какую власть вы желаете?! – грозно переспросил он.
Но никто и не думал ему отвечать. В зале повисла гробовая тишина, и слышно стало, как хлещет по земле Харитон своим кнутом, да материт непослушное стадо.
- Куды пошла?! – орал он на всю деревню, на отбившуюся от остальных бурёнку – А ну становись в строй!
- Так и мы все строем становимся – произнёс тут с усмешкой Митька. – Во главе с такими вот Харитонами – показал он на Гущина.
- Что вы сказали? – спросил тот, не расслышав.
- Говорю, слух пошёл, что подсобные хозяйства урезать будите!
- Это да – ответил лысый без тени сомнения.
- Как урезать? – вновь вколыхнулись колхозники.
- Да по какому же праву?
- Нам эту землю советы дали! Дали, а теперь отбирать?!
- А на что нам семьи кормить прикажете? Сколько лет трудоднями питаемся!
- Товарищи! – снова стал колотить по столу партиец – Дело это уже решённое!
Но его никто не собирался больше слушать, и все попытки районного начальника угомонить людей не увенчались успехом. Он нервно схватил свой портфель и быстрым шагом вышел из клуба, столкнувшись по дороге с пьяным Харитоном.
- Куды прёшь? – сказал тот незнакомцу недовольно.
- Да уж. Что за нравы – возмутился Гущин и, хлопнув дверцей своей машины, уехал.
А Перепёлкин отправился к себе спать. Но до вкусного ужина с поллитрой и  до сладкого сна ему было ещё далеко. Он понял это, как только очутился в помещении, переполненном односельчанами.
- Это что ещё такое?! –  вскрикнул расстроенный Харитон – А ну все по домам живо!
Однако  его никто не услышал. Люди продолжали галдеть, не замечая растерянного пастуха.
- Тудыт твою через коромысло – выругался Перепёлкин и побежал прямиком к сцене.
Ловко взобравшись на неё по лестнице, он подошёл к столу и, не обращая внимания на  сидевшего за ним Безбородова, стукнув кулаком, выкрикнул:
- Расходитеся, говорю! Трудящему человеку покоя нету!
Вот теперь кое-кто его увидел.
- Харитон, ты чего орёшь?! – спросил пьяницу Федька.
- Мужики, жабры горят – почесал грудь новоиспечённый оратор. – Будьте людьми, ступайте отседа…
- Уже уходим – ответил понимающе Фёдор и вместе с остальными потихоньку стал покидать зал.
Опустив голову, отправился за подчинёнными и назначенец.
- Ну, вот и ладно – уселся на стул обессиленный Перепёлкин, оставшись один. – Теперь и потрапезничать можно…

***
Вечер клонился к закату. Густые сумерки уже обволакивали всё вокруг: дома, поля и деревья.
Вчера Тося сдала свой последний экзамен, а сегодня они семьёй проводили на поезд брата с женой.
- Вы уж нас не забывайте! – плакала на плече у сына Настасья – Будет свободный денёк, приезжайте.
- Приедем – успокаивал мать Роман. – Непременно приедем.
Вечер клонился к закату. Прятавшаяся днём по оврагам, да низинам прохлада вновь возвращалась на землю. Словно крем на торте над рекою стелился туман. Стрекотание сверчков в траве становилось всё отчётливее и громче.
Тося сидела на лавочке, возле дома бабули и любовалось заревом, которое оставило после себя ушедшее за горизонт солнце. Багрово-красное небо всегда производило на неё огромное впечатление. Но сейчас, оно было особенным – завораживающим и отталкивающим одновременно.
Вдруг тёмно-синий купол вдали озарила яркая молния.
«Будет гроза» - подумала девушка и вспомнила о Николае, который работал сегодня до ночи в поле. Он был очень хорошим человеком, честным и трудолюбивым, искренним и добрым. Тося представила его улыбку, и от этого  ей стало уютно и тепло. С ним она всегда чувствовала себя защищённой, уверенной в себе.
- Не сдам – переживала Тося накануне экзамена. – Как есть провалюсь…
- Никуда ты не провалишься – смеялся над нею Коля. – Таких умных девчонок с косичками ещё поискать! – обнимал он её крепко – Ты только сразу на заочный переведись, а то что за семья у нас с тобой получится?
- Переведусь, Коленька, обязательно переведусь – обещала растроганная девушка. – Мне бы только поступить…
Тося вздохнула тихонько и собиралась уже уходить, как вдруг заметила приближающегося к ней человека.
«Володя» - узнала она в мужчине брата своего жениха.
Тот брёл, покачиваясь, будто пьяный, весь мокрый, потерянный, сам не свой. Девушка подбежала к нему.
- Что с Николаем? – спросила она взволнованно.
Но парень, словно не расслышав вопроса, произнёс:
- Попрощаться пришёл.
- Уезжаешь? – удивилась Тося – А Уля знает?
- Знает – улыбнулся Владимир странно.
Девушка задумалась: «Почему подруга, у которой язык за зубами не держится, ничего ей об этом не поведала?»
Тося припомнила их последнюю встречу с Ульянкой. Та напялила на себя короткую юбку, купленную в городе, и крутилась в ней перед зеркалом.
- Длинновата будет – говорила она, глядя на обновку критически. – Обрезать надо бы на два пальца.
- Куда ещё-то короче? – ужасалась Тося – Ни сесть, ни наклониться в ней не сможешь.
- Ничего ты не понимаешь подруга. В моде отстала, да и в жизни тоже – отмахивалась от неё Ульянка. – Жизнь нужно хлебать полной ложкой, а не как ты по капельки. Учись у меня! Лютиков, колхозный водитель, мне прохода не даёт, Вовка тракторист голову потерял, а теперь ещё и городской хахаль приклеился – напомнила она о вчерашнем случайном знакомом. – Так-то вот.
Тося вновь глянула на Володю.
- А куда ты поедешь? – спросила она осторожно.
- Николая береги – не пожелав ответить, сказал ей парень. – Любил я его передай.
Он замолчал, повернулся и стал удаляться от девушки. Она смотрела ему вслед до тех пор, пока его силуэт не исчез за поворотом. Дурное предчувствие не покидало её.
- Эх, Ульянка, Ульянка – вздохнула Тося расстроено. – Такого парня потеряла!
***
Горе в семью Милютиных пришло нежданно, с первыми петухами следующего дня. Страшный крик разбудил беззаботно спящую деревню. Неистовый, гортанный, нечеловеческий, он растворился в каждой клеточке естества, оставив в душах людей непонимание и тревогу.
И вот уже селяне кинулись выяснять, что стряслось. Дети, взрослые, старики окружили дом на окраине.
- Расходитесь! – призывал собравшихся молоденький милиционер в форме – Нечем вам здесь любоваться!
- А что случилось то?! – громко спросила служивого Мария Лопоухова.
- Дочку у них убили!
- Как же так?! – заголосили, заохали, запричитали женщины – Вчера ещё живы все были. А какую дочку то Зинку иль Ульку?!
- Младшую, кажется – пожал плечами парень при исполнении.
На крыльце показалась Зинаида вся в слезах.
- Тёть, Матрёна, – обратилась она к соседке – пойди, посиди с матерью. Волосы на себе рвёт. Отца дома нет, а мне одной не управиться.
Старушка протиснулась сквозь толпу и потихоньку побрела к дому.
- Настасья! - вдруг обернулась она и взглянула на дочь, стоящую в обнимку с плачущей навзрыд Тосей – Айда ка со мною тожно…
От уюта и чистоты внутри не осталось и следа. Сорванные с прицепок занавески на окнах, валяющаяся на полу скатерть, разбитое зеркало и посуда. И в этом хаосе металась и рыдала Ульянкина мать.
- Ей бы успокоительного какого – обратился к вошедшим женщинам притихший в углу милиционер постарше. – Нам ещё вещи потерпевшей осмотреть нужно.
- Не пущу! – вдруг встрепенулась несчастная и, подскочив с пола, закрыла собою проход в комнату дочери – Уличкино трогать не дам!
- Тише, милая, тише – подошла к ней Матрёна. – Беда у тебя великая. Только ирода изловить надоть. Помнишь, я мужа схоронила и сыночка? – стала заговаривать она убитую горем мать.
Та обмякла немного и отошла в сторону к кровати. Зинка накапала ей капель, а Настасья уложила в постель.
Через час, осмотрев наконец дом, представители закона пригласили Зинаиду в район на опознание.
- А может отец съездит? – сопротивлялась она - Папа сейчас на работе, и ничего не знает наверное.
- Отцу вашему мы сообщим непременно, но хотелось бы побыстрее с этим покончить.
Служебный мотоцикл с люлькой, в которую усадили Зинку, довёз их быстро, и вот уже она стояла у одноэтажного белого здания с вывеской «Морг».
- Господи! – произнесла Зинаида – Да не уж то и правда там Улька? А может всё-таки не она?
- Вы когда сестру в последний раз видели? – спросил её всё тот же служивый постарше.
- Вчера вечером, на свиданку она собиралась.
- А с кем?
- С трактористом Володькой вроде бы.
- Владимиром Николаевым?
- Кажется с ним – удивилась Зинка прозорливости органов. – А вам откуда известно?
- Он был найден сегодня мёртвым на железнодорожных путях.
Зинаида вытаращила глаза.
- Как, и его тоже убили?
Милиционер отрицательно покачал головой.
- Нет, думаем, что Николаев сам с собой покончил.
Старшая сестра задумалась.
- Это он её порешил сволочь – сказала Зинка зло. – Чтоб ему пусто было проклятому.
- Проходите! – показался в дверях блёклый мужчина в белом халате, похожий на подслеповатого крота, только что выбравшегося из подземелья – Смотрите свою новопреставленную.
Зинаида осторожно ступила в тёмный промозглый коридор. Здесь всюду пахло гнилостью и смерть. Комнатки похожие на норы с тусклыми лампами под грязно выбеленными потолками, совершенно голые покойники. Зинку охватила дрожь. Всё её тело сопротивлялось увиденному. Она не заметила, как оказалась в одной из таких нор, с каталкой посередине, на которой лежало чьё-то прикрытое простынёй пухлое тело.
Молодая женщина подошла ближе.
- Готовы? -  спросил её патологоанатом.
- Да – ответила Зинаида и закрыла глаза.
А когда их открыла, на неё смотрело мертвенно белое лицо Ульянки.
- Она – кивнула Зинка уверенно и свалилась в глубокий обморок.

***
Месяц прошёл после похорон убиенной. Хоронили её в белом платье, как и полагается отправлять в мир иной незамужних девиц. Хоронили всем селом, от мала до велика. Вызванный из района поп басом читал церковные псалмы. Плакальщицы, сменяя друг друга, не переставая причитали  о юной рабе божьей, безвременно почившей. Но громче всех рыдала конечно же Тося, чувствуя свою вину перед подругой, которую не смогла вразумить.
Через неделю после печальных событий выписался из больницы Зяблик. Он вернулся домой похудевшим, осунувшимся и больным. Но люди были рады ему. Они по очереди навещали бывшего председателя, продолжая, как и прежде, делится с ним самым сокровенным.
Не преминул посетить Андрея Андреича и теперешний назначенец.
- Безбородов – отрекомендовался он хозяину дома с порога. – Александр Прохорович. Попроведать вас пришёл.
- Ну, что ж. Проходите – добродушно пригласил гостя Зяблик. – Будем знакомы.
Назначенец скромно присел у постели больного на краешек табурета.
- Проблемы у меня большие, Андрей Андреич – пожаловался нечаянный гость. – Авторитета я у людей не имею.
Зяблик посмотрел на невзрачного, худощавого молодого мужчину. Продолговатое лицо, редкий волос, слезливые, как ему показалось, белёсые глаза.
- Сколько лет тебе, Александр? – спросил он его.
- Тридцать один будет – ответил сконфуженно Безбородов.
- И семья имеется?
- Нет. Жена ушла от меня давно.
- Понятно – задумавшись, произнёс хозяин. – Послушай, Саша – начал издалека Зяблик. – Когда я в двадцатые годы был послан по партийной линии в эту деревню, мне лет стукнуло чуть меньше, чем тебе сейчас. И меня, городского учительского сынка тоже шибко-то здесь не принимали. А помог мне тогда человек один, председатель здешний, отец механизатора нашего Митьки. Сказал мне тогда Константин Тимофеич: «Ты, Андрюша, нос то не вешай. Тёмный народ у нас, малограмотный. Но в целом люди хорошие. Присматриваются они к тебе только. Подожди, и ты для них своим станешь».  И я тебе говорю. Присматриваются к тебе пока селяне – Андреич помолчал. – А авторитет себе ты ещё заработаешь. Главное, «человеком» оставаться.
- Спасибо – потупил взор Александр. – Да только вот ещё что – неловко достал он из внутреннего кармана штормовки мятый листок бумаги. – Разнарядка на уменьшение приусадебных участков пришла.  Ума не приложу, как быть?
Зяблик взглянул на бланк с печатью и поморщился.
- Плохо – произнёс он недовольно. – Обижают нашего брата как могут. Трудно колхозники живут. Пенсии и те вот только платить стали, а уж про зарплаты и вообще говорить нечего – Андреич подумал. – Ты защитой людям должен стать и опорой. Отцом родным для каждого. Тебя они слушать должны и за тобою идти.
Зяблик отдал листок обратно.
- Поговорю с народом, не беспокойся. Думаю, смирятся колхозники. А куда им ещё деваться то, коль всю жизнь они бесправные?
Андреич закрыл глаза.
- Устал я что-то, Саша – вымолвил он вновь чуть слышно. – А ты ступай теперь, ступай – махнул рукой хозяин гостю. – Да помни всё, что я тебе говорил…

***
Из шестидесяти соток земли семье Казаковцевых оставили ровно половину. Не лучше обстояли дела и у других односельчан.
- Ограбили нехристи – сокрушалась старуха Матрёна. – Всё, что крестьянским трудом нажито, мозолями, да потом.
- Не рви себе сердце, мам. Времена сейчас такие – успокаивал мать Митя.
- Я, милок, разве о себе печалюсь? Мне-то много ли надо? Вона местечко на кладбище – вздохнула Матрёна тяжело. – А вам молодым ещё жить. Эту землицу дед твой с отцом заработали, пахали, любили её родимую. А оне разбойники ать и забрали всё. И чего теперича делать не ведаю?
Но слезами горю было уже не помочь. А потому,  проглотив очередную обиду, селяне приступили к уборочной.
Как и ожидалось ячмень, овёс и рожь в этом году дали неплохой урожай, а кукуруза выросла чахлая. Её скашивали и утрамбовывали в огромные силосные ямы на корм скоту.
Новый председатель, благодаря Зяблику постепенно освоился, и даже пообещал осенью, за счёт колхоза поставить домишко Перепёлкину. Тот, в свою очередь, каждый день после работы стал вычищать пепелище, которое оставил после себя пожар.
- И что это деиться? – причитал он, бегая весь чумазый по развалинам – Ведь явно же кто-то поджёг, тудыт его через коромысло – извлекал Харитон из груды головёшек очередную обугленную утварь. – Ладно,  хоть гармошка моя цела целёхонька.
Последние несколько дней Митька вместе с остальными механизаторами жил в поле, совмещая работу с отдыхом. Но сегодня у него был выходной, и он собрался провести его с пользой дела: сходить в баню и хорошенько выспаться.
Вода в баке ещё не закипела,  и Митяй в ожидании первого пара, решил снять усталость, расположившись на тёсе во дворе с бутылкой самогона и закусью.
- Можно к тебе присоединиться ненадолго? – спросил его вышедший из избы Пётр.
- Конечно, давай – пригласил геолога Митя.
Чернявый уселся рядом с хозяином.
- Пить будешь? – предложил ему Митька.
- Налей - не отказался жилец.
Он опрокинул в себя пол стакана спиртного и хрустнул малосольным огурцом.
- Жениться хочу я, Митя – сказал он собеседнику серьёзно. – На Зиночке Милютиной. Голову я с ней потерял.
Митя не сразу ответил товарищу.
- Жениться это конечно не плохо – произнёс он медленно, соображая как же предостеречь Петю от необдуманного поступка. – Зинка, может баба и не плохая, да только вот мало у вас с ней общего. Она простая, деревенская, а ты городской.
- То, что книг Зинаида не читает, я знаю. Но не в книгах же дело! Милая она, нежная…
Митрий отвёл глаза, вспомнив какие фортели, ещё недавно, выкидывала эта милая.
- Да и тяжело ей сейчас – продолжил парень. – Горе у неё…
Митька вздохнул глубоко, понимая, что здесь он уже ничем не поможет. Любовь она ведь, как кошка, за самое сердце царапает.
- И всё же ты подумай, Пётр, хорошенько. Жизнь у тебя одна.
- Подумаю – согласился совсем захмелевший геолог.
Он поднялся с места и, покачиваясь, удалился в дом.
А Митрий, сунув веник под мышку, отправился в баню.
Побрякав тазами и плеснув воды на угли, Митька улёгся преть на полок. За окном было уже совсем темно и тихо, и лишь собаки соседские подвывали, да изредка лаяли.
Вдруг в предбаннике хлопнула дверь.
- Наташа, ты? – спросил совсем разомлевший Митя.
- Не Наташа это – открылась скрипучая дверь, и на пороге возникла тётка Лукерья.
Митяй вытаращил на неё глаза и быстро прикрылся веником.
- Ох, и холодно у тебя здеся – засуетилась она деловито и, взяв в руки ковш с водой, поддала жару ещё.
Угли зашипели громко, выпуская клубы горячего пара.
 – Иду мимо, гляжу, ты моешься. Дай, думаю, попроведаю крестника. Я ведь тебя на свет принимала – улыбнулась тётка Лукерья, потом повернулась к выходу. – Ты уж шибко тута не засиживайся, а то околеешь совсем – произнесла она и исчезла за дверью.
Сначала Митяй не мог пошевелиться, потом осознав, что случилось, подскочил с полки, выбежал в предбанник  и, схватив свою одежонко, вылетел вон.
- Вот это допился – говорил он себе,  впопыхах, одеваясь. – Лукерья то уж померла давно…
Вдруг, что-то скрипнула у него за спиной. Потом ещё и ещё. Митя медленно обернулся и увидел, как ветхая банька по брёвнышку разваливается у него на глазах.
- А ведь она меня спасла  – подумал опешивший Митька.

***
Как не топала ногами Зинаида, свадьбу ей родители играть не стали.
- В уме ли ты, девка? – говорила дочери мать – Сестра ещё не остыла, а ты о празднестве думаешь?! – утирала она вечно заплаканные глаза.
Так и уехала Зинка в Москву гордая, но не оформленная.
А после «Спаса» Наталья со свекровью потихоньку стали собирать девчонок в школу.
- Ну-ка примерь, Катюша, хорму-то – говорила внучке Матрёна. – Поди совсем она тебе малая стала?
Катерина протиснулась в половину платья и там застряла.
- Ой – испугалась девочка – Снимайте его с меня скорей!
Женщины рассмеялись.
- Ну, что ж придётся покупать новое…
На телеге поездка была небыстрая, но верная, а главное бесплатная. Наталья правила кобылу, а Матрёна с Катей примастившись рядом, плели веночки из цветов и беседовали обо всём.
- Сколь разов я тута ездила – говорила старушка Кате, что волос на голове, не счесть.
- А чьих, бабуля волос? Твоих или моих?
- Моих, наверное  – ответила Матрена. – Я по этой дороженьке с дедом твоим когда-то убегала.
- От милиции? – вытаращила глаза девочка.
- От людей плохих – улыбнулась Матрёна. – И спас меня Костюшка и любил всю жисть.
- Бабуль, а деда хороший был?
- Как тебе сказать, родная? Лучше и не видала я – старушка глубоко вздохнула и кончикам платка утёрла слезинку в уголке морщинистого глаза.
- Да что ж мы всё о печальном-то – опомнилась вдруг она. – Теперя ты поведай  мне о чём ни будь – погладила Матрёна внучку по спинке.
- Да я и не знаю ничего,  бабуленька  – отрицательно покачала головой Катерина. –  Пусть лучше мама про себя расскажет.  Уж больно я люблю её слушать.
Наталья улыбнулась украдкой. Забавно ей было наблюдать за этой парочкой.
- Да я ведь тоже ничего такого не знаю – сказала она и, подумав, добавила -  Когда мама умерла, война началась. Папа со Степаном работали сутками, а я всё одна. Холодно, голодно мне было. Кушать всегда хотелось. Наковыряю, бывало, корешков в поле, помою и съем, а вечером животом мучаюсь. Потом вместе с другими ребятишками в колхоз пошла. Хлеб жали, зерно молотили, мешки тяжёлые таскали, лес валили, скирды складывали. Возьмёшь иногда вилы, ухватишь сена побольше, чтоб от остальных не отставать, а поднять их с голодухи не можешь. Ревёшь, да делаешь…
Она замолчала и посмотрела наверх.
Берёзки у дороги, как девушки юные кланялись им в пути. Шелестели зелёными листочками, будто платочками.
- Дааа – произнесла Матрёна печально. – Война злодейка никого не жалует. Всех косою вострою косит, кого намертво, а кому и рубцы оставлят - она подумала. - Вот и у меня сыночка забрала проклятая.
- Как же, бабуленька, - удивилась взволнованная Катя – папа ведь живой?
- Митенька то живой, а вот братик его старшой ещё в Германскую голову свою молодую сложил. И лежит теперя неведомо где – вздохнула старушка. – Васею его величали.
По приезду в районный центр женщины разделились. Матрёна отправилась в церковь на службу, а Наталья с Катюшей по магазинам.
Формы, как и ожидалось, в универмаг не завезли, зато Наташа приобрела ткань подходящую, для пошива школьных платьев и фартучков. Закончив с покупками, Наталья с дочкой поспешили за бабушкой.
В старинной церкви было немноголюдно и  прохладно. Где-то под сводом негромко, но благостно пели певчие. Свечи перед иконами, потрескивая изредка, источали необыкновенный аромат.
Наташа постояла немного у входа. Молиться она не умела, но сейчас, ей отчего то захотелось поговорить с Богом. «Господи, - сказала она про себя – пошли здоровья и сил всем моим родным и близким. Брату, сестре и отцу, дочерям и мужу Мите, матери моей названной, Матрёне».
Ната перекрестилась быстро и поклонилась низко в пол.
«Но где же она?»
Наталья поискала глазами свекровь и заметила её на лавочке, в самом дальнем углу. Старушка сидела, прислонившись к стеночке, с закрытыми глазами. Наташа подошла к ней ближе.
- Мам – позвала негромко она. – Поедим домой.
Но Матрёна ничего не ответила, продолжая безмятежно дремать.
 Наташа положила свою маленькую ладошку на её, натруженную, уставшую руку и только теперь поняла, что разбудить старушку уже никогда не сможет…

Глава 4
Закончив работу, Дмитрий вместе с товарищами вышел с проходной автозавода, на котором трудился уже без малого десять лет. После смерти матери, в деревне он оставаться не мог, а потому, собрав свои невеликие пожитки, вместе с семьёй вновь перебрался в город к родственникам Натальи. На Лесопильной улице они купили себе дом на три комнатки и обосновались здесь, как ему казалось теперь уже навсегда. Наташа устроилась санитаркой в городскую больницу, а девочки в школу.
- Мить, ты с нами?! – вдруг услышал он голос Генки Старцева, своего друга, который уже стоял на ступеньках автобуса.
- Само собой! – ответил Митяй и запрыгнул в общественный транспорт, как всегда до отказа заполненный.
Женщины с продуктовыми сетками, старики с котомками, пионеры с ранцами, работяги  с газетными свёртками, все тут изнывали от непомерной давки.
- Вы мне на ногу наступили! – выступала на весь салон упитанная пассажирка, грозно взирая на человека, стоящего рядом.
- Я вас даже не касаюсь! – оправдывался перед нею щуплый гражданин в шляпе и плаще.
- Юноша, уступите мне место – теперь переключилась неугомонная на мужчину лет тридцати. – Что за воспитание? Женщина стоит, а он бугай молодой сидит!
- Я инвалид – ответил ей парень, поднимая с пола костыль.
- Много вас развелось инвалидов! – возопила несдержанная особа, ища поддержки у окружающих.
Однако никто не собирался ей потакать.
- Успокойтесь, гражданка – осекла скандалистку интеллигентная старушка в платочке. – Вы не одна в транспорте едите.
В автобусе наконец то воцарилась тишина, и лишь рокот мотора, да скрип тормозов на поворотах портили эту кажущуюся идиллию.
- Остановка «Мебельная фабрика» - объявил уставший водитель.
Митрий прижался к впередистоящему Генке, чтобы дверь смогла открыться.
Народ в салоне вновь заволновался, пропуская к выходу доехавших до места назначения счастливчиков.
- Следующая наша – вздохнул облегчённо Геннадий.
И через пару минут, подталкиваемые толпой, они уже ступили на твёрдую землю.
- Ну, что в ларёк? – спросил своих друзей, улыбающийся Генка.
- Конечно, давай – поддержали его товарищи.
И рабочие направились в киоск «Пиво-воды», который располагался на площади, напротив памятника вождю.
Дмитрий как всегда занял очередь и стал рассматривать мраморную статую Ильича, возвышающуюся на постаменте с вытянутой вперёд рукой. Казалось эта статуя указывала на излюбленное место отдыха заводчан, приглашая всех граждан в ларёк выпить.
Митя улыбнулся.
- Чего скалишься?! – вдруг прервала его мысли размалёванная продавщица, прибывающая сегодня отчего-то в плохом настроении – Заказывай давай!
Митрий глянул на давнюю знакомую, как всегда помятую грузную особу.
- Любовь Михайловна, а что это у вас под глазом? – продолжая улыбаться, спросил он её.
- Бланш, не видишь что ли? – начали подтрунивать над торговкой Митины друзья – Любимый одарил, чтобы на тени не тратиться!
Они удобно расположились за высоким столиком и уже вовсю хлебали пиво и чистили воблу.
- Надо было тебе, Любаша, за меня замуж то выходить! – подлил масла в огонь токарь-фрезеровщик Семён Дёмин – Я б тебя на руках носил!
- Если бы поднял! – добавил кто-то и рабочие враз засмеялись.
- Щас как выйду, как разгоню вас всех к чертям собачьим! – пригрозила веселящимся высунувшаяся в окно Любовь, поправляя свой колпак – Будете мою торговую точку за три версты обходить!
- Что ты, что ты, Любушка! – стали оправдываться перегнувшие палку заводчане.
- Ну, чего тебе? – вновь обратилась к Дмитрию недовольная Люба.
- Два пива – ответил тот ей и потянулся за заначкой, которую припрятал накануне от жены в подкладке своего пиджака.
Однако, обыскав весь подклад и карманы, денег там так и не обнаружил.
- Неужели Наталья вытащила? – уставился он на друзей – Вот зараза!
Теперь уже все смеялись над ним.
- Бланш, говоришь? – скривилась и продавщица тоже – В долг не налью…
- Дадя Мить, давай я тебе денег дам – подскочил к наставнику семнадцатилетний слесарь Василий Сироткин, ровесник Митиных дочерей.
- Не надо, Васька – махнул рукой разочарованный Дмитрий и не солона нахлебавшись отправился домой.

***
Сочная, но неокрепшая ещё листва на деревьях зашелестела от порыва ветра. Где-то в небе ударил гром, и из набежавших туч хлынули потоки воды. Первый, короткий весенний дождь возвестил о приближении жаркого лета.
- Так! Хватит в окна смотреть! – призвала к порядку старшеклассников учительница.
Заслуженный педагог Галина Ивановна Ломочкина, гордость школы для своих сослуживцев, и исчадье ада для всех учеников, в безупречном чёрном костюме и белой кофте с брошью, невозмутимо восседала за своим столом. Со стен на неё смотрели портреты великих математиков, а на доске красовались выведенные ею формулы.
- Нус, Казаковцева, рассказывай, как ты докатилась до такого? – обратилась она, наконец, к Катерине, которая стояла перед классом, опустив голову.
- Да чего я сделала то опять? – не понимая по какой причине её отчитывают, спросила Катя.
- Ах, ты не знаешь? – всё так же невозмутимо спросила педагог  – А кто восьмикласснику руку вчера сломал?
Только теперь, девушка сообразила, о чём идёт речь, и она вспомнила, как напали в тёмном переулке на её подружку Райку хулиганы, а она, Катя за несчастную то заступилась.
Катерина глянула на подругу, притихшую на задней парте, вздохнула и замолчала.
- Я тоже там была! – вдруг подскочила со своего места Таня Васина, кудрявая темноволосая девушка – Эти подонки Понамарёву избить хотели, а Катька их разогнала. А тот, что с рукой он сам, убегая, свалился!
Ребята в классе засмеялись.
- Молодец, Катюха – стали подбадривать одноклассники хмурую Катю.
- Молчать! – неожиданно подпрыгнула на стуле Ломочкина, так, что шиньён на её голове завалился на бок -  То, что Понамарёва изгой школы, всем известно, но это никому не даёт право обижать младших ребят!
- А им, значит, девчонок наших бить можно – вставил тут Лёнька Ашихмин, отличник.
Педагог, проигнорировав последнее высказывание, строго посмотрела на Катерину.
- Давно бы я тебя выгнала, Казаковцева, – сказала она пренебрежительно – да, боюсь честь школы на первомайских стартах защищать некому будет. И без матери завтра не вздумай являться!
После занятий всю дорогу они шли молча, лишь изредка поглядывая по сторонам. И только у своего дома Райка вновь заговорила.
- Опять тебе из-за меня попало – горько вздохнула она.
Катя посмотрела на свою невзрачную, рыжеволосую короткостриженную подружку, с которой жила на одной улице и ответила:
- Да, ничего.  Я уже привыкла. Ступай давай.
Раиса заулыбалась и скрылась за воротами с вырезанной на них пятиконечной звездой.
«Здесь живёт ветеран Великой Отечественной» - означала эта звёздочка. Не было такой ни у Катиного папы, не было и у других фронтовиков. А красовалась она, почему-то, именно здесь. Хотя, по правде сказать, не заслуженно эту регалию отец то Райкин себе выстругал. Воевал он на фронте всего один месяц, пока не сдался фашистам в плен. А далее все четыре военных года трудился на ферме в Баварии, досыта ел, сладко спал, да по сей день нахваливал немецкий уклад жизни.
За это и невзлюбили его люди. А больше всех из-за родителя своего страдала, конечно же, Райка.
Катерина помахала высунувшейся в окно подруге рукой и с тяжёлым сердцем продолжила свой путь.

***
Степан жил холостяком уже много лет. После смерти Сонечки он с головой окунулся в работу  и о личном счастье теперь старался не думать. И всё бы ничего, если бы не сердобольная сестра Нина.
Она изыскивала ему невест повсюду, периодически устраивая брату нечаянные свидания. Вот и сейчас ёрзая на стуле в его кабинете, не знала как начать разговор.
- Ты ешь, Стёпушка, ешь – наговаривала «лиса», пододвигая ближе тарелку с пирогами. – Дома, наверное, крошечки хлеба нет.
Степан взял очередной пирожок с капустой, откусил его и стал жевать.
- Спасибо – сказал он с набитым ртом и улыбнулся.
- Я вот, что пришла – вдруг начала Нина, исподтишка посматривая на родственника. – Приглянулась мне девушка одна, тётки Анфисы дочка. Ты уж с ней познакомься, да потолкуй по-хорошему…
Степан недовольно сдвинул брови.
- Нин, ты опять? – возмутился он, откладывая в сторону недоеденную стряпню – Ну, зачем ты это? Не нужен мне никто. Да и некогда мне по свиданкам то бегать. 
- Конечно, конечно – замялась сконфуженно «сваха». – Я всё понимаю…
Брат обессилено развёл руками.
- Так я побегу? – вдруг вскочила с места сестра – За маслом очередь заняла в магазине, боюсь пропустить. Тебе-то маслица не надо?
- Нет – сказал ей хмуро Степан и вновь уткнулся в свои бумаги.
Некоторое время он ещё не мог успокоиться, но вскоре взял себя в руки и начал работать над очередным делом. Расследовал оперуполномоченный убийство   сорокапятилетнего сына директора  кирпичного завода Губанова, личности одиозной и в городе, довольно известной. Был убиенный тунеядцем, повесой, пьяницей и гулякой. Тратил капиталы папашины направо и налево. Как и Губанов старший имел несколько машин, домов, жену, сына и любовницу.
Найден был на своём приусадебном участке с перерезанным горлом.
В дверь тихо постучали.
- Открыто! – не отрываясь от бумаг, крикнул Стёпа.
- Можно? – услышал он приятный женский голос и невольно поднял глаза.
На пороге стояло юное создание, в бирюзовом костюмчике и  лаковых туфлях. Короткие тёмные волосы девушки  были подстрижены по последней моде, приподняты на макушке и перевязаны ленточкой.
- Здравствуйте – сказала она робко и часто захлопала своими длиннющими ресницами.
- Добрый день – улыбнулся Степан снисходительно. – Проходите.
Девушка нерешительно вошла в комнату и, приблизившись к стулу присела на него.
- Я Лена – представилось юное создание.
- Очень приятно – ответил ей мужчина и несколько сконфуженно продолжил. – Вы извините меня, Леночка. Это всё моя неугомонная сестра Нина обо мне печётся, женить меня хочет поскорее. А я, вы знаете ли, совсем не расположен – пожал плечами он и увидел, как посетительница меняется в лице.
Перестав моргать, она вся залилась краской и смотрела теперь на него не отрываясь.
- Вам плохо? – заволновался Степан.
- Нет – ответила девушка. – Только я не от Нины. Я ваша новая стажёрка – заявила она.

***
В красном уголке первой городской больницы сегодня было многолюдно и торжественно. Санитарки, медсёстры, врачи, акушеры, работники кухни в белых халатах и шапочках теснились на стульях, стояли в проходах и дверях.
За покрытым пурпурной материей столом, торжественно восседали заведующие отделений и их замы.
- Дорогие товарищи! – наконец, поднявшись с места, обратился к собравшимся седовласый главврач Черных – Позвольте поздравить вас с наступающим Первомаем и от имени партии и правительства, Министерства здравоохранения и руководства нашей больницы поблагодарить всех за самоотверженный, честный труд.
В зале раздались бурные овации и, как только они утихли, Черных продолжил.
- За истекший год наша больница закупила современное кардио оборудование, за счёт строительства нового корпуса увеличила количество койка мест. Мы приняли и поставили на ноги тысячи нуждающихся в нашей помощи пациентов!
Речь оратора вновь прервали громкие аплодисменты.
- А теперь позвольте вручить благодарственные грамоты всем отличившимся сотрудникам.
- Лучше бы денег дали – шепнула на ухо Наталье, сидевшая с нею рядом сестра хозяйка Ирина Михайловна Красикова, её приятельница. – Мясо на рынке вон пол зарплаты стоит, а они грамоты выдают.
- И не говори, Ирочка – поддакнула ей Наташа.
Она работала в этом учреждении давно, в тех самых пор как вновь приехала в город. Устроилась санитаркой, потому как с тремя классами образования на большее рассчитывать не могла. Однако, пол года назад, сменила, ушедшую на пенсию автоклавёршу,  и сейчас стерилизовала биксы, готовила материал для операций, выдавала марлю и бинты. В её белоснежную коморку частенько наведывался медперсонал, чтобы попит чайку, отдохнуть, да посудачить.
- Грамота вручается Наталье Васильевне Казаковцевой! – громко произнёс главврач и улыбнулся награждаемой во весь рот.
Она смутилась и поспешила по проходу к начальству.
После торжественной части в больнице накрыли праздничный стол.
- Ты таблеточки то мужу даёшь? – спросила Наташу врач нарколог Егорова, присевшая с нею рядом.
- Даю.
- Он не знает об этом?
- Нет.
- Вот и хорошо – одобрительно покачала головой доктор. – Ну и как?
- Да пока ничего. Выпьет водочки, покраснеет весь, за сердце подержится, по дому побегает. Да и только. А на завтра опять за бутылочкой тянется.
Егорова улыбнулась.
- Правильно. Мнимая стенокардия, аллергия, отравление. Ты лечи его, родная, лечи. Алкоголизм то болезнь опасная. Вон я своего мужа три года на ноги ставила. А теперь не супруг, загляденье!
Сегодня Наталья возвращалась с работы поздно, за разговорами с сослуживцами время пробежало незаметно.
Уже смеркалось, когда Наташа, оставив позади парк и  шоссейную дорогу, перешла по мостику речку и оказалась в проулке, неподалёку от своего дома.
Здесь на углу жила её подруга Тамарка. Муж горемычную давно бросил, перебравшись к более молодой, а она с тремя детьми, продолжала делить жилплощадь с его родственниками бесконечно выясняя отношения с ними.
Решая зайти к многодетной матери или нет, Наталья заметила около Томкиного дома милицейскую машину и насторожилась.
- Никак случилось чего? – испугалась женщина  и направилась туда.
Она негромко постучала в ворота, но дверь оказалась не заперта, и Наташа беспрепятственно вошла внутрь. А переступив порог, застыла на месте.
За накрытым столом сидела пьяная Томка, в окружении людей в форме, а повсюду на полу валялись её мёртвые родственники.
Тут Тамарка, заметив Наталью, сверкнула обезумевшими глазами:
- Я их всех отравила, Наташ! Я их всех сволочей отравила! – захохотала она дико.

***
Как известно кто празднику рад, тот накануне пьян. Не обошло стороной сие изречение и закадычных неразлучников Шурика и Кулёму.
Кулёма под предлогом «помочь другу по хозяйству», пока Нина отсутствовала, уже с утра пожаловал к нему с двумя бутылками «Акдама» и после принятого на грудь третьего стакана, закинув ногу на ногу, завёл светскую беседу.
- Вот скажи мне, дружище, отчего жизнь такая безрадостная? – спросил он хозяина дома, сидя на веранде его нового большого жилища.
Шурик, ещё более окосев от спиртного, глянул на товарища и пьяно улыбнулся.
- Безрадостная она у тебя, потому что ты  ни семьи, ни детей не имеешь. Не для кого тебе жить то, Кулёма, а от этого и печаль, и тоска, и боль на душе.
Бедолага услышав правду о себе, вздохнул и, почесав маковку, продолжил:
- Вот с этим я к тебе и заявился – подумал он ещё чуть-чуть. – Жениться я намереваюсь, Шура.
- На ком? – удивился друг.
- Да, есть у меня одна на примете – вдруг просветлел Кулёма. – Нюркой звать.
Шурик враз вспомнил эту особу, лет сорока, вечно гуляющая по округе с козой Майкой.
- Так она ж полоумная – стал отговаривать он друга. – И к тому же хромая на ногу.
- Зато красивая – не унимался Кулёма.
Насчёт красоты Шурка бы с ним тоже поспорил, да не стал.
- Посватал бы ты её за меня – с надеждой взглянул на друга будущий жених.
Теперь уж занервничал Шурик.
- А сам-то чего?
- Не могу. Не по статусу мне.
- А мне, стало быть, по статусу?
- Ну, ты вон солидный какой – махнул головой Кулёма на хозяина дома, который сидел на табурете, босой, в вытянутых на коленях кальсонах и майке.
Только теперь, осознав свою значимость, Шурка согласился.
- Ладно – сказал он. – Однако перед тем, невесту спросить бы надо бы.
И друзья, допив остатки креплёного,  направились на встречу Кулёминого счастья.
Проживала будущая невеста неподалёку, вместе с семьёй своей младшей сестры Клавдии.
На стук им открыла сама хозяйка.
- Чего вам? – спросила она настороженно двух пьяных мужиков.
- С Нюркой потолковать хотим! – заявил осмелевший Шурик – Дело у нас к ней.
Клавдия улыбнулась.
- Какие дела могут быть с больным человеком? – а потом, вдруг переменившись в лице, спросила – Или чего недоброе удумали?! – грозно прикрикнула она на гостей.
Тут из-за Шуркиной спины высунулся не выдержавший Кулёма.
- Может мы жениться на ней намерены?!
Сестра внимательно осмотрела выскочку с ног до головы.
- Оба, или ты один? – поинтересовалась она.
- Один – зазаикался Кулёма. – Я.
Хозяйка вновь улыбнулась.
- Ну, раз так, хорошо, проходите.
Они сидели за столом, покрытым клеёнкой, вчетвером. Клавдия, Кулёма, Шурик и Нюрка.
- Замуж за меня пойдёшь? – спросил заспанную невесту жених.
Та, почесав правый глаз, равнодушно посмотрела на соискателя её руки и сердца:
- А на лодке меня покатаешь? – вдруг неожиданно выдала Нюрка.
- Прокачу – выпятил грудь колесом Кулёма.
- Тогда ладно – позевнула невеста во весь рот…

***
Первомайская демонстрация в этом году как всегда собрала вместе весь город. Радостные, хмельные граждане с транспарантами и флагами в руках шествовали по главной площади перед администрацией, бесконечно выкрикивая дружное «Ура!».
- Слава партии и правительству! – неслось из громкоговорителя.
- Ура!!! – вторила лозунгу разноголосая масса, заглушая оркестровые марши.
- Слава труженикам села!
- Ура!!! – снова слышалось повсюду.
- Работникам автопрома, слава!
- Ура!!! Ура!!! Ура!!!
Люди разговаривали и смеялись, пели и плясали, обступив задорных гармонистов. И всё это скорее напоминало новогодние гуляния или давно забытые святочные.
Нельзя  сказать, что многие были здесь по доброй воле, явившись на демонстрацию по принуждению своих трудовых коллективов. Но коли уж оказались на празднике, то и отметить намеревались его как полагается.
- Катя, иди сюда! – вдруг услышала Катерина голос своей старшей сестры и поспешила на зов.
Её встретила весёлая компания шестидесятников. Девушки в коротких юбочках, да болоньевых плащиках с бабеттами на головах. Парни в ярких свитерах, брюках клёш, с гитарами в руках. На фоне всей этой молодёжной группы Полина выделялась особенно. Первая красавица района, а может быть и всего города в целом.
- Ты куда бежишь? – спросила Поля младшую сестру.
- Так эстафета ж сегодня – ответила ей Катерина. – Смотреть пойдёте?
- Конечно – улыбнулась Полина и поцеловала Катю в щёку. – Ну, давай, не пуха ни пера тебе.
- К чёрту! – задорно выкрикнула девушка и снова скрылась в толпе.
Первомайские старты в этом году, как впрочем и всегда, решено было провести на центральной улице города, которую предварительно перегородили от транспорта.
Вначале дистанцию в четыре этапа должны были бежать школьники, затем в соревнования между собой уже включались студенты, а после и работники предприятий.
Катерине сегодня досталась последняя двухсотметровка и нагрудный тринадцатый номер.
У отчерченной  на шоссе линии она стояла одна среди рослых, длинноногих парней, которые глядя на неё, изредка посмеивались. Но Катя была не робкого десятка. Легкоатлетка, пятиборка, победительница областных соревнований, она не привыкла сдаваться ни в чём и никогда.
Катерина завязала потуже кеды, попрыгала на месте и поняла, что старт уже дан. Со всех ног к финишному этапу неслись участники всех команд, кроме, пожалуй, одной. И этой отстающей командой оказалась Катина. Она разочарованно покачала головой. Но делать было нечего. Значит вся надежда на неё.
Соперники только что стоявшие рядом, уже рванули к финишу, когда Катерина, приняв из рук запыхавшегося товарища эстафетную палочку, кинулась следом.
«Главное правильно распределить силы» - думала она, но увидев, как впереди бегущий после пятидесяти метров стал спотыкаться, решила плюнуть на все эти правила, и его обойти.
Далее ей предстояло опередить ещё двух парней, которые двигались друг за другом.  Катя прибавила скорость и через мгновение уже оставила  и их позади. А после она показала пятки ещё трём выдохшимся участникам.
«Ну, всё третья» - вздохнула Катюха.
До финиша оставалось метров сто, и спортсмены впереди бежали не слабые. «Эх, была, не была! Нажми, Катерина!» - сказала она себе и вскоре уже дышала в затылок высокому черноволосому молодому человеку.  А тот, увидев Катю, опешил.
- Дорогу! – крикнула она ему словно на лыжне.
Юношу от неожиданности мотнуло в сторону, а Катрина устремилась дальше.
До заветной черты ей оставалось совсем чуть-чуть, когда Катюха вдруг вспомнила случай из фронтовой жизни отца, о котором тот обмолвился невзначай, во время новогоднего застолья.
Как не раскрылся у друга его парашют во время прыжка, а он совсем ещё молодой восемнадцатилетний разведчик, захлёбываясь слезами, додержал товарища до земли.
« Что ж, папка смог, а я не смогу что ли?» - подумала Катя, и хотя сил у неё совсем не осталось, она, стиснув зубы, усилием воли, заставила себя бежать ещё быстрее. И вскоре уже была метрах в двух от соперника. А удлинив свои последние шаги, и практически падая, порвала бордовую ленточку первой.
На финише уже бесновались друзья Полины и её школьные друзья. Они подняли полуживую Катерину с земли на руки и принялись её качать, забрасывая букетами сирени.
- Мо-ло-дей!!! Мо-ло-дец!!! – скандировала восторженная толпа, не переставая.
И Катя, глядя в небо, громко крикнула:
- Я сделала это, папка! Я сделала это!

***
Они удобно расположились вокруг небольшого костерка на берегу речки, разговаривали и пели под гитару любимые песни. Высоцкий, Визбор, Окуджава звучали сегодня попеременно,  сольно и в унисон.
Девушки и юноши  с городской окраины небольшого уральского городка, как и любые иные мечтали о многом. О покорении доселе недосягаемых вершин, о подвигах и славе, а главное о долгой и счастливой жизни. А то, что она будет именно такой, никто из них не сомневался.
И далеки они были от молодёжи столичной и от самых последних веяний моды. Всё это их мало волновало. Главное, что сейчас они все вместе на одной волне, беседуют и поют.
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
То же небо - опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя.
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя.
Мне теперь не понять, кто же прав был из нас,
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас,
Когда он не вернулся из боя.
Мне не стало хватать его только сейчас,
Когда он не вернулся из боя…
Ребята допели до конца и замолчали.  Тронувшие до глубины души, слова и музыка заставили их задуматься. Они дети фронтовиков, как ни кто другой, воспринимали трагедию народа, частицей которой сами являлись…
- Мой батя, как только выпьет, войну начинает вспоминать – после долгой паузы сообщил светловолосый паренёк Никита. – А по ночам кричит…
Полина глянула на завораживающие языки пламени потрескивающего костерка.
- А мой ничего не рассказывает – сказала она. -  Всё в себе переживает. А на девятое мая уходит в дальний угол огорода и сидит там в одиночестве до вечера…
- А мой осколок под сердцем до сих пор носит. Врачи говорят удалять его нельзя. Вот и мается папка от боли – всплакнула Олечка, самая молоденькая из них.
- Да уж, досталось нашим отцам. Не приведи Господи – не выдержав, вздохнула Ритка, первая модница в округе.
Она, не смотря на вечер, сидела в затемнённых очках, за которыми совсем не было видно её глаз.
- Ты с Господом то поаккуратнее, Маргарита – предостерёг подругу высокий темноволосый Роман. – У нас в техникуме из-за крестика нательного девчонку из комсомола выгнали.
Он чиркнул спичкой и, прикурив папироску, выпустил дым изо рта.
Рита опустила голову и поправила под светлой блузой своё крошечное распятие.
- Ну и пусть – безразлично произнесла она. – А крестик всё равно не сниму. Он меня от несчастий бережёт.
Ребята посмотрели на девушку с безысходностью, а Полина вспомнила о том, что она тоже крещёная, и  в семье у неё каждый год отмечают пасху святую и почитают этот праздник более других.
- Мне что ли крестик надеть? - выдал развалившийся на траве кудрявый от природы Пашка.
Он взглянул на удивлённых товарищей и улыбнулся.
- Историю КПСС сдавать завтра, - пояснил парень - а я ни черта не учил. Да и как её выучишь то? Съезды, коллегии, пленумы! И зачем нам всё это?
- Для солидности! – хитро улыбнулась Тая – Пойдёшь, к примеру, к  Аллочке на свидание – изобразила она друга, держащего под руку свою невесту – и расскажешь, как Ленин меньшевиков с эсерами на свою сторону склонял. Очень ей знаешь ли будет интересно!
Друзья засмеялись, а веснушчатая Алла покраснела.
- Можно подумать, нам поговорить больше не о чем – буркнула она, посмотрев на обнявшего её Павла.
Все переключились на влюблённую парочку, которые дружили с самого детства.
Лёвка, один из братьев близнецов, взял в руки гитару и что-то мелодичное стал наигрывать.
- Полина, спой – вдруг попросил он. – Что ни будь буржуазное -  в  предвкушении закатил глаза юноша. – Душа просит…
Поля засмущалась.
- Не буду, Лёв – ответила она.
Но так просто девушке отделаться не получилось. Товарищи стали уговаривать Полю и та сдалась.
Струнные инструмент вновь издал нежные звуки и бархатный голос Полины заволновал молодые сердца.
- Я ехала домой… – запела она, словно салонная дама, развлекающая своих кавалеров.
А кавалеров у неё было действительно не счесть. И все они мечтали не только о подвигах и славе….


***
Митрий вошёл в цех как всегда раньше положенного, и, приблизившись к своему станку, стал тряпкой протирать холодный, блестящий металл.
В силу возраста или чего-то ещё мятежное сердце его успокоилось. Оставили и бесконечные страхи, сомнения. Именно здесь на заводе нашёл он своё призвание, всей душой прикипев к любимой работе.  Теперь Митя чувствовал свою значимость, необходимость людям. Сослуживцы к нему прислушивались и шли за советом.
Вот только руки токаря порой подводили предательски. От выпитого накануне, они тряслись, и лишь к обеду начинали слушаться. Но ему было не привыкать, ведь зелёный змей к сорока двум годам уже практически полностью подчинил себе его разум и волю.
- Здорово, дядя Мить! – услышал  Дмитрий у себя за спиной голос своего подопечного.
- Здорово, Василий – поприветствовал Митя ученика.
Васька, повторяя всё за наставником, тоже схватился за тряпку.
- Говорят, мы план не выполняем – сказал он, как будто между прочим. – Премии лишить нас хотят.
- Кто хочет? – поинтересовался Митя.
- Звонарёв – вздохнул Василий. – Ох, и кричал он вчера на собрании. Тебя-то там не было. А нашей бригаде всей на орехи досталось.
Дмитрий представил орущего начальника цеха. Басил тот везде и всегда, по поводу и без повода. Отчего и прозвали его рабочие на заводе Пустозвоном.
- Пускай кричит – сказал Митя спокойно. – Его дело такое варежку разевать. Однако,  если по правде сказать, это из-за него у нас план то не идёт. Не правильно он распределяет рабочую силу. На всю бригаду из «стариков» только я, да вон Генка, а остальное всё молодёжь. А у них в голове, скажу я тебе, не норма дневная – улыбнулся Митрий своему ученику.  – Всё знаю, сам пацаном был – вздохнул он украткой.
- Дядя Мить, ты парнем то тоже на заводе работал?
- Я, Василий, на фронте в те годы трубил. Окопы рыл, в разведку ходил, языков брал….
- Ух, ты! – удивился Васька – А по тебе и не скажешь…
- По мне теперь, Вася, много чего не скажешь. И непьющий был, и крепкий, и фрица на лопатки одной левой ложил.
- Вот это да! – стоял онемевший Василий – А научи меня также.
Дмитрий улыбнулся.
- Где ж я тебя научу то, здесь в цехе что ли? – спросил он юного собеседника  - Да и не к чему тебе это, Васька, сейчас. В мирной жизни детали делать намного важнее…
Василий разочарованно вздохнул, но увидев идущего в свой кабинет Пустозвона, мигом схватился за тряпку снова.
Постепенно цех начинал заполняться. Завод, будто гигантский слаженный механизм, ожил. Заработали, зарычали повсюду станки. Дмитрий включил свой, надел очки и, благословясь, принялся выполнять дневную норму…

***
Расследование убийства Губанова младшего продвигалось медленно. Постоянно подгоняемый начальством и разъярённым отцом убиенного, Степан сделался совсем невыносим.
К тому же, уволившемуся из органов по семейным обстоятельствам Кравцу, замены не нашлось. Опытного оперативника ему в помощь не дали, а прислали, только что закончившую институт, стажёрку сопливую. И теперь над ним весь районный отдел милиции потешался.
- Итак, что мы имеем? – сказал нахмурившийся Степан своей напарнице Лене – Убийство гражданина Губанова Михаила произошло ночью. Свидетелей преступления нет. Из улик, найденных на месте, только шерстяная нитка чёрного цвета. Убийца подкараулил жертву на приусадебном участке и полоснул ножом. Хозяйские собаки не лаяли, значит был кто-то свой.
Лена слушала начальника внимательно, лишь изредка одобрительно кивая головой.
- Из машины, припаркованной во дворе, - продолжил Степан -  исчезла крупная сумма денег, привезённая потерпевшим от отца. – Сын Олег студент заочник был дома, но по его словам, спал и ничего не слышал. Жена Анна в тот день гостила у матери в деревне. Кстати, ты её алиби проверила?
- Проверила, Степан Васильевич – ответила Лена. -  Соседи все подтверждают.  Она была там.
Оперативник задумался.
- Её пока исключать мы не будем. Она могла вернуться домой ночью или кого-то нанять.
- Степан Васильевич, а зачем ей мужа то убивать? – возразила стажёрка – Он ведь сын золотого отца.  Да и любила она говорят его крепко, всех любовниц супругу прощала.
- Так-то он так, а если накипело у неё? – предположил начальник.
Леночка пожала плечами.
- Не знаю – засомневалась она. – Только не верю я, чтобы Анна мужа то заказала…
- Да уж – вновь подумал Степан. – И зазнобе юной смерть Губанова тоже выгодна не была.
Он встал и прошёлся по кабинету.
- Значит, будем отрабатывать с тобой иные связи. Ты давай, проверь прошлое клиента, пообщайся с его школьными друзьями, однокурсниками. Может, насолил он кому. А я возьмусь за новые знакомства. Лады?
- Лады – улыбнулась девушка.
- А теперь в ресторан – наконец  повеселел Степан.
- В какой ресторан? – поперхнулась испуганно Лена.
- В самый настоящий – ответил он ей. – Ты ведь не ела сегодня ещё ничего.
- Не ела – ответила юное создание – но и туда не пойду. Мы с вами здесь сейчас пообедаем – подскочила на ноги она.
Помощница достала из-под стола хозяйственную сумку и извлекла из неё кастрюльку, тарелки и вилки.
- Вот – сказала Леночка. – Голубцы. Правда, холодные уже. У вас хлеб найдется?
Степан, не веря своим глазам, потянулся за хлебом.
- Дааа, если бы мой Кравец с такими кастрюльками на работу бегал – засмеялся он – поперёк дороги бы лёг, а его не отпустил. А ресторан всё же за мной – улыбнулся Стёпа.

***
Наташа высыпала в большое квадратное сито мелкий лук для посадки и стала его просеивать. Освободившиеся от грязи и шелухи луковички блестели на солнце и совершенно не пахли прелым.
Затем хозяйка подошла к аккуратной ровной широкой грядке, которую сделал для неё Митя и потрогала рукою землю. Она была мелкой рассыпчатой и без видимых затвердевших комочков.
- Можно сажать – произнесла Наталья.
Она поставила в межу ведёрко с луком и стала втыкать жёлтые головки в чернозём, так, что лишь хвостики оставались видны снаружи. Высадив несколько ровных рядов, Наташа остановилась и встала передохнуть.
Работала она сегодня на своём небольшом огороде одна. Митя ушёл на завод в ночную смену, Катя учила дома уроки,  а Полина строчила на машинке пододеяльник.
Старшая дочь всегда была отменной рукодельницей.  А закончив недавно курсы «Кройки и шитья», одевала теперь уже всю семью. В модных обновах щеголяла она сама и Катерина. Перепадало кое-что и родителям.
Дружила Полина с Таей, дочерью Нины. Они всегда были с ней не разлей вода. Обе закончили в прошлом году школу и поступили в техникум, вместе по выходным бегали в клуб на танцы. Любили слушать пластинки с песнями советских композиторов, и поэтому в доме у них теперь всегда звучала музыка. Вот и сейчас до Натальи доносилась нежная мелодия и незамысловатые слова.
А за окном то дождь, то снег
И спать пора и никак не уснуть.
Всё тот же двор, всё тот же смех,
И лишь тебя не хватает чуть-чуть.
- Молодость  - вздохнула Наташа  и, снова присела к грядке.
Но теперь её мысли были заняты другим. Она стала думать о подруге. 
«Бедовая она всё-таки! – покачала головою женщина – Скольких людей погубила, детей сиротами оставила и самой срок светит не малый».
- Десятка как минимум, – сказал сестре Стёпа – за столько-то трупов!
Наталья ещё раз вздохнула.
- Передачку ей отнести надо бы. Всё ж таки не чужая мне она.
Наталья снова привстала, но теперь не для того, чтобы отдохнуть.  Женщина увидела, как по улице в сторону речки сыплет народ.  Наташа не была любопытной, но после того как соседский мальчишка крикнула матери: «Пошли, посмотрим, кто утонул!», не выдержала и отправилась вслед за зеваками.
Речка в этих местах была глубокая и не особо широкая, с пологими зелёными берегами и небольшим песчаным пляжем, который местные жители убирали сами. Повсюду в заводях виднелись мостки, на которых зимой и летом полоскали бельё женщины.
 Приблизившись к скоплению народа, Наташа увидела, как из холодной воды мужики вытаскивают на берег двух выбившихся из сил людей, мужчину и женщину. Мужчиной оказался Кулёма. Он весь мокрый охал, стонал и стучал зубами.
- Нюрочка – обращался он жалостливо  к своей подруге по несчастью, которая лежала на песке и громко икала. -  Зачем ты козочку то с собою взяла? Из-за неё мы с тобой и потопли.
Только теперь Наталья заметила неподалёку прилизанное пятнистое животное, которое  мирно щипало травку. Видимо, коза плавать умела и её, спасать не пришлось.
Люди над увиденным посмеивались, а кто-то принёс бедолагам тёплые одеяла и горячий чай. Наташа посмотрела на всё это и отправилась домой.
- Живы, и слава Богу – сказала она.

***
- Это ты Кулёме лодку то дал? – строго спросила жена Шурика.
- Я, Ниночка - опустил глаза супруг.
- Ты знал, что он на ней зазнобу свою повезёт?!
- Ну что ты, родная, конечно же нет – соврал Шурка. – Он сказал, только рыбку поудит.
- Какую рыбку?! – не унималась Нина – Твой дружок удочку то отродясь в руках не держал! Ух, я тебе! – пригрозила она непутёвому пальцем.
Тот прижал уши и забегал по кухне, изредка агукая младенцу в коляске.
- А манка то где?
- В залавке! – крикнула ему супруга  из соседней комнаты, спешно собираясь к сыну Родиону, который недавно женился и проживал с семьёй неподалёку.
 Молодые оба работали, а дед с бабкой взялись помогать им нянчиться с малышом.
- Значит так – встала Нина перед мужем. – Сваришь Сашеньке кашу – потрепала женщина годовалого мальчика за пухлую щёчке. – Покормишь его и уложишь спать. Всё понял?
- Понял – сказал Шурик. – Проще простого.
Жена во дворе загрузила рассаду в двухколёсную тачку и быстро пошла по делам. А Шура остался сидеть с внуком.
На плиту он поставил молоко, которое вскоре сбежало, щедро насыпал в то, что осталось крупы, и каша у горя няньки поучилась густая, к тому же совершенно не сладкая. Сашенька, попробовав дедовское угощение, есть отказался.  Не изъявил и желания спать.
- Ну, тогда пойдём погуляем – сказал Шурик внуку.
Он перевернул кряхтящего карапуза кверху ногами, зажал коленями и натянул ползунки. А вот кофту и шапочку одел без усилий. Провозившись ещё какое-то время, Шурка наконец покинул свой дом.
Гордо вышагивая с коляской по улице, он изредка потряхивал её, так, что прохожие все улыбались.
- Ой, глядите, кто идёт! – удивилась старушка соседка.
            Шурик остановился поздороваться с ней, а затем отправился дальше. Свернув в проулок, он невольно затормозил у местного гастронома. Мужики оттуда выходили  все довольные. Шурка, глядя на них, поморщился, но вдруг, как будто бы вспомнив о чём-то, похлопал себя по карману. И тот, не разочаровав хозяина, тотчас звонко забренчал монетами.
- На беленькую хватит – подмигнул малышу обрадованный  Шурик. – Только ты смотри бабули ни гу гу – предупредил он Сашеньку на всякий случай.
И уже  через пять минут счастливый нянька держал путь к Кулёме. Тем более что и повод для встречи имелся.
Приятель его был дома, сидел на кровати и беспрестанно чихал.
- Ну как ты? – спросил бедолагу Шура.
- Да ничего - ответил ему сопливый дружок.- Только вот Нюрочку у меня забрали.
- Ты не переживай, мы скоро её тебе опять вернём – успокоил Шурик товарища.
Но возвращать неразлучникам никого не пришлось. На следующий день Нюрка, держа на привязи козу Майку, сама явилась к любимому.

***
Уже с утра припекало солнце. Лучи его освещали всё вокруг: парк неподалёку и близлежащие дома, пруд, только что освободившийся ото льда, и школьный двор, густо заросший акацией. Сквозь распахнутые настежь окна полосы света беспрепятственно проникала с классы, расслабляя и лаская тех, кто уже немедленно готов был уйти на каникулы.
- Итак, записываем. А – нижний предел, б – верхний предел – диктовала ученикам Ломочкина.
Она вальяжно двигалась по проходу, пресекая любые попытки ребят повернуться или заговорить.  Преподаватель объясняла ученикам новую заключительную тему курса алгебры «Определённый интеграл»  и важнее этого ничего для себя не видела.
Катя посмотрела на опостылившего математика. Сколько же боли и слёз принесла ей она. За малейшую провинность Катерину ругала, выгоняла из класса, ставила двойки и постоянно вызвала в школу родителей. Катя её ненавидела и боялась одновременно.
- Итак, слушаем определение – вновь сказала Ломочкина, но вдруг замолчала.
Педагог остановилась у последней парты и сверкнула глазами на покрасневшую Райку.
- Понамарёва, ты что, ресницы накрасила?! – возмущённо выкрикнула она.
Подруга Катина вся сжалась и приготовилась выслушать очередную порцию оскорблений.
- Быстро лицо умывать! – показала пальцем в сторону умывальника непреклонная дама.
- Я не могу – промямлила Райка. – Эта тушь не смывается.
- Ах, не смывается?! – удивилась Ломочкина – Тогда я тебе её смою!
И она схватила девушку за шиворот, притащила её к крану с водой и начала мыть, приговаривая.
- Не смывается у неё. Мозги у тебя смываются!
Райка сопротивлялась насилию над собой изо всех сил, рыдала навзрыд, да и только. Из цепких лап садиста математика ещё никто не вырывался.
- Зачем вы с нею так?! – вдруг выкрикнула Катя, поначалу онемевшая от безобразной сцены – Почему вы её унижаете!
Учитель, на время оставив своё занятие, переключилась на Катерину,  но не успев ей ничего ответить, вновь услышала.
- Прекратите так себя вести!- теперь уже бросила в лицо педагогу Таня Васина.
И ребят вдруг враз прорвало.
- Хватит над нами издеваться!
- Какое вы право имеете нас оскорблять?
- Сколько это может продолжаться?!
- Что вы за человек такой?
Теперь уже молчала  сама Ломочкина, а когда пришла в себя сквозь зубы прошипела:
- Бунт мне устроить надумали?! Я этого так не оставлю! – схватила она свою сумку  и быстро удалилась вон.
Девочки проводили всю мокрую Райку на место.
- Ну и что делать будем? – спросил кто-то из притихших учеников.
- Я у вас урок проведу – вдруг сказал Лёнька Ашихмин. – И завтра и послезавтра, пока замену этой садистке не найдут
- Хорошо – согласились ребята.
И уже через минуту отличник стоял у доски, объясняя формулу Ньютона-Лейбница, а остальные, внимательно слушая его, записывали самое важное в тетради.
Так продолжалось до тех пор, пока не появился в классе директор школы.  Не ожидая увидеть подобную картину, он был немало удивлён. И после того, как выслушал пожелание учеников о замене математика, произнёс:
- Уже конец года, товарищи. Вы выпускной класс. Кого я вам сейчас поставлю?
- Ну, вы уж постарайтесь – заявила Катерина. – Иначе мы и без преподавателя обойдёмся, с таким то педагогом – кивнула она озорно на застывшего у доски Лёньку.
- Хорошо, я подумаю – сказал директор и тихо покинул их общество.
Ребята все враз заголосили. Раздался звонок.
Лёнька взял указку и постучал ею по столу.
- Формулу к завтрашнему дню выучить! На следующем уроке будем решать задачи! – выдал он как истинный учитель и отправился собирать свои тетради тоже.
А Катерина облегчённо вздохнула.

***
Вечер выдался тёплый. Живописные горы, густо поросшие соснами, радовали глаз, а слух ласкал звон церковных колоколов, разносившийся по округе. Всюду цвела сирень, и аромат её заставлял людские сердца биться чаще.
Сегодня они все вместе сажали картошку на огороде. Митрий копал лунки, а Наталья с Катей и Полиной бросали в них проросшие клубни.
Семья у них была дружная, скандалы и склоки обходили её стороной. И всё это благодаря Наташе, которая по женски умело предотвращала любые попытки домочадцев поссориться.
Митя глянул на супругу свою, потом на дочерей и улыбнулся.
- Эх, девчонки! – сказал он, вздохнув  – Скорее бы вы  уж замуж вышли что ли, помощников мне привели  -  снова воткнул Дмитрий лопату в землю.
Девушки в платочках и платьицах переглянулись между собой и звонко засмеялись.
- Вон Наталёк за меня в восемнадцать годков выскочила – не унимался отец.
- Да иди ты – улыбнулась в ответ ему Наталья тоже. – Сосватал вот и пошла.
- Скажешь, не любила такого то орла? – нахохлился Митрий.
И Наташа не зная, что ей ответить, махнула на мужа рукой:
- Ох уж и орёл! – захохотала она с девчонками вместе – Я его когда в первый раз увидала – стала говорить мать дочерям – думаю: «И кому ж такое чудо достанется?»  Вот мне в наказание видать и досталось.
Во дворе громко залаяла собака.
- Может, пришёл кто, пойду погляжу - отправилась открывать ворота хозяйка.
Дмитрий в этот момент бросил лопату и посмотрел на дочерей.
- Цыц, мои хорошие – скомандовал он и поспешил за баню, где у него была припрятана поллитра.
Но не успел счастливчик откупорить бутылку, пока жены не было рядом, как вновь услышал её голос:
- Митя, беги скорее сюда!
- Хая ты моряйская – сквасился  отец семейства и поставил запотевшую радость на место.
Вскоре он вышел на улицу и увидел то, чего никак не ожидал увидеть.
Перед их домом на лужайке, в окружении шумной толпы с разбитыми в кровь кулаками и лицами катались по земле двое.
- Моя Полинка! – выкрикивал один.
- Конечно, как же. Моя она! – не уступал соперник.
- А замуж за меня пойдёт!
Люди все вокруг охали, пытаясь растащить разборщиков в разные стороны, но всё было напрасно.
- Хая ты моряйская – снова поморщился Митя.- А вот и женишки.
Он подошёл к дерущимся ближе.
- Замуж Полина пойдёт, если я ей позволю! – сказал отец как можно громче.
Разгорячённые молодцы враз обратили на него внимание и вскочили на ноги.
Один высокий чёрненький, другой пониже беленький, они оба стали вытирать кровь и пот со своих лиц.
- Здрасти – поздоровался тот, что повыше.
- Здрасти, здрасти – ответил ему Дмитрий и строго посмотрел на юнцов. – То, что вы тут дочь мою делите, я уж понял. Только, прежде всего, её бы спросить не мешало. Полина! – крикнул старшенькую отец.
Притихшая Поля стояла неподалёку вместе с Катюшей и наблюдала за происходящим. Она не ласково посмотрела на взмокших поклонников своих, но ближе не подошла, а, развернувшись, удалилась.
- Вот так-то, братцы – произнёс Митрий сочувственно. – Стало быть, никого она из вас не выбирает – отправился и он домой тоже…

***
Стрелка часов остановилась на цифре восемь, но на улице было ещё светло. В небольшой уютной комнатке они обе в хорошем расположении духа крутились у зеркала, собираясь на танцы. Уже приготовлены были короткие кримпленовые платьица, заштопаны кое-где дефицитные нейлоновые чулки. Осталось лишь навести внешний лоск.
- Ох, и дурёха ты, Полинка – говорила сестре Тая, расчёсывая свои короткие до плеч тёмно русые волосы. – Если б у меня столько поклонников было, знаешь, что бы я с ними делала?
- Ну, что? – спокойно переспросила Поля.
Она уже уложила в модную причёску светлые локоны и теперь карандашом обводила контур губ.
- График для них составила – выдала хохотушка. – Сегодня с одним гуляю, завтра с другим, послезавтра с третьим, а в субботу выходной!
– А почему в субботу? – поинтересовалась Полина.
Тая удивлённо посмотрела на родственницу.
- По субботам мы в клуб ходим, глупая. А для чего мне там старые самовары?!
            Поля рассмеялась, а потом вдруг сделалась серьёзной снова.
            - Я никому не хочу давать ложной надежды – сказала она, думая о поссорившихся из-за неё Романе и Никите. – Тем более ранить.
- Раны, как тебе известно, - произнесла Тая со знанием дела – закаляют мужчин. На то они и сильный пол, чтобы все невзгоды стойко переносить. А ты если будешь продолжать так себя вести, останешься старой девой – предостерегла неразумную сестра.
- Лучше быть одной, чем с кем попало – отрезала Полина.
Через час девушки при полном параде, стуча каблучками по мостовой, уже бежали в клуб. Но перед тем, решили заглянуть к подруге Маргарите, которая два дня не появлялась в техникуме.
Ритка жила практически в центре города, в двухэтажном многоквартирном доме.  Распахнув дверь, она расплылась в улыбке.
- Ой, девочки! – обрадовалась модница, пропуская гостей внутрь. – Как хорошо, что вы пришли!
- А мы думали ты болеешь – опешив, сказала Тая. – На танцы пойдёшь?
- Пойду – кивнула головой Маргарита. – Только не одна. Познакомьтесь – показала она рукой на двух юношей, сидевших за столом. – Это мой брат Валера, а это его друг Матвей. Они в отпуск приехали.
Только теперь Поля различила в полумраке два крупных мужских силуэта, которые тотчас встали на ноги.
Высокие, крепкие парни в тельняшках.
- Добрый вечер – сказал тот, что постарше и Полинино сердце отчего-то ёкнуло.
- Здравствуйте – ответила она.
Не задержавшись сегодня надолго в клубе, где гостей Маргариты буквально атаковали местные барышни, они все вместе решили прогуляться по городу – стайка звонкоголосых девчат и молодые офицеры в начищенных морских формах. Валерий травил байки, чем приводил в неописуемый восторг своих спутниц, а Матвей всё больше молчал, то и дело поглядывая на Полю, которая, не понимая что происходит, бесконечно опускала глаза.
Он заговорил с нею много позже, когда вся честная компания, добралась до лодочной станции.
- Вам не холодно? – спросил её молодой человек.
- Нет – ответила Полина, поёжившись.
- И всё же наденьте – не раздумывая, снял Матвей свой белый китель и накинул его на плечи девушке. – Вечера у вас прохладные – добавил он.
- А у вас? – поинтересовалась Поля, посмотрев на своего нового знакомого.
- У нас в это время тепло – улыбнулся военный. -  Я родом из Одессы.  Там и служу. А сюда в гости приехал, ваши места посмотреть.
- И как вам наши места? – спросила Полина.
- Очень нравятся. Горы великолепные и озёра…
- Вот только моря нет – теперь уже саркастически добавила Поля.
- Это да, – согласился с  нею Матвей.
Они стояли поодаль от остальных на берегу пруда, любуясь закатом и тёмной гладью водоёма. Лодки были перевёрнуты и составлены пирамидой на пустынном пляже, и лишь одна ещё плескалась у причала.
- Не хотите покататься? – вдруг предложил Полине собеседник.
- Нет – ответила девушка, поздно уже, да и домой мне пора.
- Жаль – огорчился молодой человек. – Тогда разрешите вас проводить?
Практически всю дорогу они молчали, не испытывая при этом особенного дискомфорта, и лишь в самом конце пути Матвей осторожно произнёс.
- Я хотел бы пригласить вас на свидание завтра.
Поля глянула на неожиданно осмелевшего спутника своего, и сердце девушки забилось часто, но, всё же скрыв волнение, она ответила.
- Отчего же. Пожалуйста.
- Тогда в семь вечера я за вами зайду – обрадовался серьёзный молодой мужчина как дитя. – До завтра, Поличка - поцеловал помощник капитана девушке руку.


***
Напарники договорились встретиться вечером, и он всё же упросил Лену пойти с ним в ресторан.
Некогда легендарная «Заря», благодаря новому своему директору совершенно преобразилась. Столики с тонкими ножками в стиле шестидесятых, стулья кожаные легковесные.
Всё здесь веяло эпохой перемен, даже оркестрик джазовый канул в лету. Теперь на красивой сцене играл модный молодёжный инструментальный ансамбль.
Стёпа заглянул в зал. Навстречу ему бежала Ларочка, жена Сергея Кравца. Последнее время она тут заведовала производством.
- Ну, наконец-то пришёл! - обрадовалась хохотушка, играя ямочками – А то не дозовёшься тебя.
- Познакомься – представил мужчина Ларисе свою спутницу. – Это мой новый помощница Лена. Теперь она вместо мужа то твоего преступников ловит.
- Хорошенькая какая! – всплеснула руками Ларочка – Да что же мы в фойе то стоим? Пойдёмте скорей.
Лариса повела гостей за дальний столик, где они могли спокойно побеседовать, а сама убежала.
Народ в заведение всё прибывал. На сцене развлекал публику конферансье, затем его сменили парни с гитарами. Они запели ритмичную песню, и часть публики кинулась в пляс.
В это время Степан сделал заказ и посмотрел на свою напарницу. Девушка здесь чувствовала себя явно неуютно, постоянно ёжилась и неловко поправляла кофточку.   «Ей бы по подиуму ходить с такой-то внешностью – подумал про себя Стёпа. – А она в отделе убийств сидит. Однако есть в ней что-то особенное, решительное, гордое  и в то же время трогательное, волнующее, женственное. Но странно, почему он вообще об этом думает?»
Степан откашлялся, чтобы прийти в себя и привлечь внимание Лены.
- Я проверил последние связи покойного – сказал он девушке. – Наш клиент был той ещё птицей. Скупал краденное золотишко у блатных, чем радовал их несказанно. Подворовывал стройматериал у папаши своего через начальника производства и делился с ним по совести. В общем, зацепок пока никаких.
- А у меня есть одна - вдруг выдала Степану напарница.
Стёпа удивлённо поднял брови и весь обратился в слух.
- Но начну я не с главного – продолжила Лена. – В школе клиент наш изнасиловал одноклассницу, но юного развратника тогда к ответу не привлекли, поскольку сердобольный папаша его ото всех откупился. В студенчестве Михаил Губанов продолжил портить жизнь невинным особам. И одна из его юных жертв была сестрой, кого бы вы думали?
- Кого? – поинтересовался Степан.
- Водителя Губанова старшего.
- Но у него алиби – возразил начальник. – Он с директором  в тот день в другом городе был и, по словам отца убитого, никуда не отлучался. Да и живёт он теперь, как сыр в масле катается.
- То-то и оно – вздохнула Леночка. – Тогда я и решила Олега проверить.
- Когда же ты всё успела то? – улыбнувшись, спросил подчинённую Стёпа.
- Успела – пожала плечами стажёрка. - Так вот. Оказалось, что последняя любовница убиенного Жанна, была страстью Олега сынка. Говорят, с ума он по ней сходил. Жениться собирался. Получается, отец у отпрыска своего невесту увёл?
Степан, не в силах что-либо сказать, сидел какое-то время молча. «Как же я сразу не разглядел этакую-то умницу?!» - взволнованно подумал он.
- Молодец, Леночка! – выдохнул, наконец, Стёпа – Олег и есть наш коварный убийца. И улику, и нож, и деньги мы наверняка у него в доме найдём.
В это время к ним подошёл официант и, разложив перед посетителями столовые приборы, поставил на стол салаты в креманках. Заиграла спокойная музыка.
Напарница глянула на ресторанное угощение, потом на Степана и о чём-то задумалась.
- Знаете, Степан Васильевич – произнесла она неожиданно. – Я решила уйти из милиции.
- Как так уйти? Почему? – был обескуражен горе начальник.
- Не хочу пополнить длинную очередь ваших поклонниц  - сказала девушка и грустно улыбнулась. – Пойдёмте, потанцуем…

***
Кулёма играл на ложках, Шурик на балалайке, был среди музыкантов и гармонист.
- Валенки, валенки! Эх, не подшиты стареньки!!! – звонко голосили женщины и, подбоченясь, притопывали по кругу.
А следом «Валенки» меняла «Барыня», «Калинка-малинка», «Катюша».  Ну, уж а гвоздём программы, были конечно же частушки.  Исполняли их по очереди, приплясывая,  да перекрикивая друг друга.
Праздновать в родне всегда умели. Делали это с размахом весело, широка, так, что вся округа завидовала. Приходили на пирушки родственники, кумовья, сватья, соседи. Повсюду бегали ребятишки, которых никто не прогонял. И съестного хватало каждому, а уж про бражку и говорить было нечего.
Сегодня отмечали великий день скорби и славы, День народной Победы. Плакали и поминали, радовались и целовались, ворошили до селе не затянувшиеся раны.
- Только бы не было войны – говорила горько Наташа. – Только бы не было войны.
Захмелевший Митя обнимал жену крепко и затягивал свою любимую застольную.
- По диким степям Забайкалья!!! – подхватывали все вместе хором.
Старики, взрослые, молодёжь и даже дети страдали и сливались с песней душой.
Но горше всех подпевал, конечно же, Стёпа. Он сидел на диване и спиртным заглушал сердечную боль, которую вновь испытал невольно
«Никчёмность и нелепость существования моего – думал про себя он. – Никчёмность и нелепость существования».
Степан налил и выпил ещё. И в помутневшем рассудке вновь возник прежний образ: хрупкой волнующейся девушки с короткими тёмными волосами. Она появилась словно дымка из неоткуда и вновь, растворившись, исчезла в никуда. Как же он мог её потерять?
Сидевший с ним рядом отец взял сына за руку.
Совсем он был уже старый. Пышные некогда усы его поредели, и глаза заволокло водою мутною.
- Вижу плохо тебе, мальчик мой– сказал заботливо Василий. – Сердцем ты крепко маешься…
- Да ничего, пап – ответил ему Стёпа.
- Ты ни кори себя ни в чём, сынок – продолжил отец. – Плыви по течению. Лодочка то она сама тебя к нужному бережку и доставит…
- Разбилась моя лодочка давно – усмехнулся Степан. – И щепок уже не осталось.
Тут с другой стороны к брату подсела Нина.
- Кушай, Стёпушка, кушай – снова принялась подкармливать родственника лиса.
Степан зацепил с тарелки картошку.
- Сейчас тётка Анфисы с дочерью придёт. Помнишь, я тебе о ней говорила? – прощебетала сестра. – Умница, красавица и институт недавно кончила.
Стёпа снова хмуро глянул на неугомонную Нину.
- Хватит с меня твоих умниц, красавиц! – вспылил он в сердцах, поднимаясь с дивана.
Покачиваясь, Степан побрёл к выходу.
Однако уйти далеко и не сумел. Дверь дома настежь открылась и на пороге появилась она. В бирюзовом костюмчике и лаковых туфлях, девушка растерянно посмотрела по сторонам.
Стёпа встал перед нею как вкопанный.
- А вот и наша Лена пришла – подскочила к гостье Нина. – Познакомься, Степан.
- А мы уже знакомы – протянул гостье руку наконец-то  улыбнувшийся Стёпа. – Здравствуй, Леночка.

***
Сегодня Катерина была заинтригована снова. Каждое утро неизвестный поклонник в дверной ручке её ворот оставлял букетики ранних цветов с записочкой «Для Кати».
Катерина бережно отдавала цветы маме, а та ставила их в стеклянную банку. И как только они увядали на их месте оказывались новые, ещё более красивые.
«Кто бы это мог быть?» - размышляла юная особа, следуя обычным маршрутом на тренировку. Вадим, с которым она дружила много лет, не был особенно романтичен. Значит не он, но кто?» - стала перебирать она в памяти всех своих товарищей и знакомых.
Однако вскоре, запутавшись в различных догадках, Катерина обо всём позабыла, тем более что сегодня ей предстояла сложная и ответственная тренировка.
Катя весь день отрабатывала прыжки в длину.
Песок после дождя был мокрый, неприятный, колкий.
Он буквально прилипал к её одежде, кедам и распущенным волосам. Но делать было нечего.
Катерина вновь и вновь поднималась на ноги, отряхивая руки и колени, и спешила на старт снова.
Сегодня за её мучениями наблюдала Райка.
- Как у тебя только терпения хватает? – говорила подруга ей – Вот так раз за разом бежать сломя голову, лететь и снова падать.
Девушка, молча улыбалась Раисе, и вновь готовилась к прыжку.
- Заступ! – крикнул ей тренер Михайлов – Казаковцева, сосредоточься!
Катя без сил повалилась на траву.
- Я больше не могу – сказала она. – Можно мне передохнуть немного?
 - Пять минут – ответил ей строгий «Михалыч».
Катерина перевела дух и увидела Вадима. Он как всегда пришёл за нею на тренировку и теперь терпеливо ждал сидя на лавочке у входа. Заметив, что девушка смотрит на него, помахал ей рукой. Катя без сил ему улыбнулась
Он был её другом уже давно. Сынок обеспеченных родителей, всегда лощён и одет с иголочки…
- Повезло тебе, Катька – завидовала подруге Раиса. – Такого экземпляра себе урвала.
-Какого такого? – спрашивала её Катерина.
- Красивого.
Катя вновь поднялась на ноги и, подталкиваемая лишь силой воли, вновь отправилась к старту.
Спустя час её отпустили. Уставшая, но довольная, она шла с Райкой к выходу. Там её уже поджидал Вадим. Он протянул Катерине цветы, такие же, как она видела сегодня утром.
- Так это ты? – удивилась растроганная девушка.
- Я - ответил ей её герой.- Попрощаться пришёл, в армию завтра ухожу.

***
За окном заголосили петухи. С дальних полей повеяло травами.
Дмитрий лежал на кровати, закинув руки за голову.  Как же он давно тут не был! Эти длинные лавки и стол, белая печка и широкие палати, иконки в углу под самым потолком и стены пропитанные деревенским ароматом. Здесь его пристань и кров. Здесь его детство и родина. Здесь вечный дух его предков.
Митя посмотрел на фотографию матери Матрёны. Она висела в картонной оправе на стене. Простая русская женщина с огромной, неизведанной душой. Как же ему теперь её не хватало.
- А девчонки то что? – спросила Митрия из кухни Серафима.
- Полина заканчивает техникум уже, Катюша тоже студентка.
- Это хорошо, пусть себе учатся. Они у тебя способные – суетилась сестра, накрывая гостям на стол. – А мой оболтус сантехником в городе трудится. Хорошо хоть жена его паразита в ежовых рукавицах держит, а то бы пропил уж всё.
Симка поставила на стол оладьи.
Она была теперь совсем не молода. Муж её в прошлом году помер. Злые языки поговаривали, что это Серафима его до инфаркта то довела.
- А что ж Шурка то не заходит? – вновь спросила брата хозяйка.
- Да пускай на крыльце после бани остынет.
Городские гости приехали в деревню ненадолго, родных повидать, да мёдом у Прокопа разжиться.
- Ты про Зинку то слыхал?! – поинтересовалась сестра.
- Нет, откуда – ответил ей Митя.
- Вытурили её из Москвы то. Любовника она там себе завела при живом то муже. Петра жалко. Говорят, переживал он крепко, а потом взял и повесился.
Митрий поморщился.
«А ведь он предупреждал парня – подумал про себя Митя. – С Зинкой  связаться, что яда хлебнуть».
А после, Серафима поведала брату о племяннице Тосе, которая убежала к своему Николаю по осени.  И о Фёдоре, так и не вернувшемся к  Маньке , и о председателе Зябликове, которого схоронили всей деревней пол года назад.
- Эх, эх, эх – горько произнёс Митрий. – Хороший он был всё-таки мужик.
В дом вошёл Шурка. Весь распаренный, чистый, весёлый.
- Щас Кулёму видал – сказал он с порога. -  Не сидит он у матери. По деревне Нюрку водит, всем демонстрирует. Истинный петух.
Дмитрий улыбнулся.
- Зря, что ли он с нами намылился? Поеду, говорит, родину погляжу, душой отдохну от города.
Митя поднялся с кровати и подошёл к столу.
- Давай, что ли выпьем, брательник, пока гости не нагрянули – предложил он.
Мужчины уселись напротив друг друга, налили себе самогон, пододвинули огурцы.
- Ну, что за приезд? – сказал Шурке Митрий.
И они прихватили по пол стакана холодненького пойла. А через минуту Мите не замоглось. Заболела голова, появилась одышка, заколотилось в одночасье сердце. Он встал из-за стола и, приблизившись к зеркалу,  испугался своего отражения. Оттуда на него смотрел весь покрытый красными пятнами человек.
- Не пошла мне она что ли? – спросил себя испуганный Митрий.
Шурик глянул на собутыльника тоже.
- Вот, вот – сказал он озабоченно. – У моего знакомца так было. Выпил, покраснел весь, за сердце схватился и помер.
Митя, конечно же, помирать не собирался, но на всякий случай с выпивкой на сегодня решил завязать. Кто его знает, чем оно может обернуться?!

***
Наташа вошла в дом, поставила сумки у порога, разулась и, подойдя к дивану, присела.
Сегодня днём она была в суде, где её подруге вынесли суровый приговор. Десять лет общего режима, как и предположил Степан.
Тамарка горько плакала, искренне каялась, просила прощение, но суд остался непреклонен. Крепко переживали её дети и родители. Безучастным остался лишь бывший муж Борис. С каменным лицом проводил он конвой, уводящий Томку.
- Чтоб ты издохла там, поскуда  - пожелал Борька супруге напоследок.
Наталья вздохнула украдкой и собралась было пойти в другую комнату переодеться, но не успела. В дверь громко постучали, пёс Шарик стал рваться с цепи,  и Наташа поспешила во двор. 
У ворот стояли незнакомые люди.
- Вы к кому? – спросила их хозяйка.
- К вам – ответили  мужчина, женщина и высокий парень в очках. – И к Полине. Руки её просить.
- А дочери дома нет – взволнованно сказала Наталья.
- Вот и хорошо – заявили нежданные гости. – Тогда, если можно, мы с вами поговорим.
Они сидели напротив Наташи по обе стороны от своего рослого сына, интеллигентные мужчина и женщина.
- Ну как по старинке это делают, мы не знаем – улыбнулась новоиспечённая сваха. – Только парня мы вам в зятья отдаём хорошего. Спокойный, умный, начитанный он у нас.
- И в институте на инженера учится – добавил не удержавшись отец.
Наталья тоже улыбнулась.
- Да и Полина у нас хороша.
Юноша при упоминании этого имени весь покраснел и опустил глаза.
- Вот и славно! – встрепенулась женщина. - Значит давайте их и поженим!
Наташа замялась.
- Я без согласии дочери ответ дать не могу – заявила она твёрдо.
- Это, конечно – ответила гостья. – Ну, уж больно сын переживает. Не могли бы вы с Полей то поговорить? Где она ещё такого жениха то себе сыщит?
- Мам, я пришла!  - услышала Наташа Полинин голос.
Та забежала в дом и удивлённо остановилась у порога.
Парень при виде её поднялся с места.
- Вот, Полиночка, замуж тебя сватать пришли. Ты как?
- Я подумаю – сказала смущённая дочь и, сжимая в руке письмецо из далёкого порта, быстро - быстро убежала в свою комнату.

***
Они расписались пол года назад. Праздновать пышную свадьбу не стали, отметив бракосочетание в кругу самых близких родственников.
Больше всех в душе ликовала, конечно же, Нина, ставя себе в заслугу женитьбу брата. Да и жили теперь молодые, пока Степану не предоставили новую жилплощадь, у неё.
Леночка временно не работала, помогая во всём сестре мужа по хозяйству, ну а Стёпа, чего от него никто не ожидал, стал чаще бывать дома, и счастлив был безмерно.
Сегодня он, как и всегда, должен был вернуться со службы пораньше.
Лена помыла веранду и крыльцо, и стала кормить во дворе многочисленных кроликов, любимцев Шуры.
Ушастых было так много, что клетки с ними, занимали всю заднюю стену сарая.
- Кушайте, мои хорошие – приговаривала Леночка, подкладывая животным сочную морковку.
А те, почуяв угощение, с аппетитом грызли его, активно двигая носами.
Нарадовавшись вдоволь на неразумных, Лена через некоторое время отправилась домой, готовить супругу ужин.
У плиты, уже вовсю хлопотала Нина. Сварив суп, она теперь стряпала  за большим столом  пельмени. Леночка сполоснула руки и присоединилась к золовке.
- Я спросить вас хотела – вдруг произнесла неуверенно она, взглянув на огромное блюдо с фаршем. – Где вы мясо покупаете?
Нина рассмеялась.
- Во-первых не вы, а ты – заявила золовка посмотрев на смущённую Лену. – А во-вторых, мясо я беру у работников мясокомбината, которые каждый вечер мне порог обивают. И вам со Стёпой, и Наташе, и отцу, и матери твоей, когда попросит, тоже беру.
Леночка удивлённо приподняла брови и продолжила слушать родственницу.
- Воруют его с комбината трудящиеся и начальство, много воруют. Когда картошку на участок окучивать пойдём, покажу тебе, как из-за забора  мясокомбината, мешки с мясом летят.
Лена вдруг тоже улыбнулась.
- Скупка краденного получается? – подытожила профессиональный юрист.
- Получается так – не стала возражать золовка. – А как по-другому  прожить? В нашем государстве иначе нельзя. Для народа в магазинах продукт этот, как деликатес стоит, а есть его невозможно.  Одни кости, да жилы. Вот и приходится выкручиваться…
- И не говорите – вздохнула Леночка тоже.
- Не говори… - вновь поправила сноху Нина.
- Да, да – согласилась девушка. – К коммунизму мы уж точно не придём.
- Ну, какой там коммунизм?! – снова засмеялась золовка – Никогда люди равными не станут. При царе князья, да графы были, а теперь партийное начальство. Шишь кому они свои привилегии уступят! Ой – вдруг опять схватилась хозяйка за скалку. – Что же мы с тобою бабы неразумные о политике то всё? Нам же мужиков кормить скоро. Ты мне лучше скажи, когда Степан домой явится?
- Обещался в семь – ответила Лена.
Но ни в семь, ни в девять, ни даже в двенадцать в тот день Стёпа так и не появился.


***
Ночь сегодня было холодная. Туман, опустившийся на землю с вечера, ещё не рассеялся и окутывал молочной пеленой всё вокруг.
Он с группой выехала на задержание около трёх, когда все уже спали. Банда Червя многие годы досаждавшая всему городу и окрестным селеньям, засела на заимке в маленьком домике. Укрывшись как крысы в норе, блатные там, чувствуя себя великолепно, отдыхали от трудов праведных.  Оттуда же выползали по темну на свет божий, чтобы обчистить очередной продмаг или ограбить, а то и убить загулявшихся допоздна граждан.
Их вычислил он, Степан, подёргав за нужные ниточки.
- Ты слева обходи, а я справа – сказал Стёпа своему новому напарнику Юрку, который заменил ему ушедшую когда-то Лену.
Сообразительный, бесстрашный паренёк, его правая рука, быстро побежал в нужном направлении. Следом, тихо к опасному логову, двинулись и другие оперативники.
Был уже пятый час ночи, но в доме во всю веселились, били посуду, орали и крыли друг друга матом.
- Приготовиться – шепнул Степан своим сослуживцам и с силой, ногой толкнул дверь.
Хлипкий замок с лёгкостью поддался.
- Руки в гору! – крикнул оперативник и влетел с товарищами внутрь.
Опешившие полураздетые граждане застыли на месте.
- Начальник, а чё мы сделали то? – удивлённо спросил приземистый малый с окурком во рту.
- Дом окружён – уже спокойно сказал Стёпа. – Оружие на стол.
Блатные стали нехотя доставать имеющийся у них арсенал, а оперативники его изымать.
- А теперь все на выход – так же невозмутимо выдал Степан. – Одеваться не надо…
- А может у меня ревматизм? – известил всех всё тот же балабол.
- Ревматизм у тебя будет лет эдак через десять, если вообще будет  – засмеялся Юрка. – Вставай, давай!
Блатной зло зыркнул на парня глазами.
- Это у тебя его никогда не будет! – выхватил он из-под стола обрез и наставил дуло прямо на Юрку. – А теперь вы все оружие на пол! – медленно начал подниматься бандит вставать  – Живо я сказал! Мне терять нечего!
- Мы ведь тебя сейчас положим, сволочь – услышал Стёпа у себя за спиной.
- Ты меня, а я пацана вашего! – оскалился малый.
И Степан раздумывать не стал. Он рванул к Юрке и, оттолкнув его в сторону, услышал выстрел.
Больше он уже ничего не слышал.

***
За окном замелькала деревянные строения старого города. Вот её школа, а вот и церквушка с позолоченными куполами, которые отражая закат, отливали оранжевым. Через мгновение автобус высадил Катю на нужной остановке, и она, поторапливаясь, пошла в сторону дома. Сегодня девушка вновь задержалась. Учёба в педагогическом училище, редколлегия, КВН, спорт отнимали у неё уйму времени, так, что на выполнение домашних заданий его к сожалению совершенно не оставалось.
- Придётся опять реферат ночью писать – с грустью подумала про себя Катерина и ускорила шаг.
Катя уже свернула на свою улицу, как вдруг увидела влюблённую парочку, которая двигалась ей навстречу. В девушке она узнала соседку Вадима Галю. Та в свою очередь, заметив знакомую, остановилась с ней поболтать.
- Тебе Вадим то пишет? – бесцеремонно спросила Галина.
С тех самых пор, как Вадик ушёл в армию, прошёл целый год. Катюша его верно ждала, еженедельно получая письма от юного солдатика, однако уже два месяца от суженного не было ни единой весточки.
- Нет, перестал – ответила Катя нехотя, не желая обсуждать с малознакомым человеком свою личную жизнь.
- А мне написал, – отчего-то поведала Галя - что известила его Райка, будто гулящей ты стала.
Катерину порезало током.
- Этого не может быть! – возмущённо сказала она.
- Не веришь? На, почитай… - достала собеседница из своей сумочки  тетрадный лист бумаги.
И Катя быстро пробежала глазами написанные рукой Вадима строчки
- Ну, как же она могла? – в конец разочарованно произнесла Катерина – Как же она могла?
А на следующий день была суббота. Реферат Катя, конечно же, так и не сдала, получив нагоняй от преподавателя, зато вечером, не раздумывая, вместе с Полиной и её подружками, впервые отправилась в клуб.
Там громко играла музыка, и нарядная молодёжь танцевала повсюду, но Катерина, не посещавшая раньше таких мест, ничуть не растерялась. Она ловко стала повторять движения за девчатами, и вскоре уже не хуже иных, выплясывала рок-н-ролл.
После очередного зажигательного танца раскрасневшиеся девушки отошли в сторонку передохнуть и встали у стены с плакатом «Мир, труд, май!»  Таких тут было много. Они призывали граждан хорошо трудиться, чтить заветы Ильича, следовать делу партии. Плакаты висели здесь и днём во время занятий всевозможных кружков, висели и вечером, когда юные комсомольцы, забыв о своём статусе лихо выделывали ногами заграничные па.
Тая посмотрела на свою младшую сестру и обняла её.
- Ну, вот, а ты всё дома сидишь! – сказала она – Смотри как здесь весело!
- Весело – грустно ответила Катя, подавляя в себе очередной приступ слёз.
Она вдруг отвернулась ото всех, и, будучи невысокого роста, встала на цыпочки.
- Вон тот парень меня сейчас пригласит! – громко заявила Катерина девчонкам, высмотрев в толпе самого красивого темноволосого молодого человека, который спокойно о чём-то беседовал со своим другом.
Девчата переглянулись между собой и отчего-то расхохотались.
- Да, Катюха самоуверенности тебе не занимать! – вздохнула Тая – Тут с ним каждая потанцевать была бы не прочь, да только он никого не приглашает.
- А меня пригласит - дерзко выдала Катя и сама испугалась своих слов.
Заиграла медленная мелодия. Парочки одна, за одной потянулись в центр зала. А юноша, которого приметила Катерина, так и не сдвинулся с места. Она отвернулась от него и стала рассматривать новый наряд Маргариты, присланный её братом из-за границы. Короткое платьице в сочных огурцах.
- Можно вас – вдруг услышала Катя у себя за спиной.
Катерина обернулась и обомлела. Перед нею стоял тот самый парень.
- Меня? – переспросила девушка, сделав удивлённое лицо.
- Вас, вас – стал настаивать молодой человек и повёл её за руку на танцпол.
А Катя, посмотрев на своих опешивших подружек, им улыбнулась.


***
Она открыла глаза. Белые стены, потолок, всё белое и резкий запах нашатыря. А потом рвущая на части, ни сравнимая ни с чем, пронизывающая до самого естества боль.
- Давай, милая, тужься! Тужься ещё – стояли над нею медсёстры.
И Катя закричала снова, медленно, но неотвратимо проваливаясь в себя.
И вновь всё было тихо. Мелькали какие-то картинки из прошлой жизни.
Вот она стоит в свадебном платье под руку со своим женихом, тем самым парнем, с которым познакомилась на танцах. Иван, так звали её будущего супруга,  приехал к ним в город из глухой сибирской деревни переселенцев, а потому многие слова говорил на чисто украинском, чем несказанно забавлял Катерину. К тому же оказался балагуром и шутником.  Девушке было с ним очень легко и покойно, и теперь, спустя два месяца, она выходит за него замуж.
- Горько!!! – закричали со всех сторон её радостные родственники.
Катерина утонула в крепких объятьях Ивана и очнулась.
Всё тело её неимоверно болело и ей не принадлежало.
- Тужься, детка! – услышала она снова.
И вновь куда-то провалилась.
Свадебный стол. Она сидит во главе его. Иван произносит речь, на лишь наполовину понятном языке.
- Что он сказал? – наклонился к дочери отец.
- Говорит, любит меня – ответила родителю Катя.
Дмитрий довольно улыбнулся и ласково посмотрел на новоиспечённого зятя.
Мужчины нашли взаимопонимание быстро. Иван помогал отцу во всём. Крыл вместе с ним крышу, строил сарай, копал колодец, в общем, никакой работы не боялся.
Катерина взглянула на место, где должна бы сидеть Полина, но её на свадьбе не было.  Любимая сестра, расстроив не только Катю, но и отца с матерью, уехала две недели назад в Одессу к своему капитану, который сделал ей предложение.
Катерина горько вздохнула и вновь открыла глаза.
- Мы тебе на животик  подавим, а ты уж нам помоги – говорила ей акушерка.
И роженица снова закричала.
Она встретила его случайно, когда неспешно, уже хорошо округлившаяся, возвращалась из магазина.
- Катя, здравствуй – остановил её внезапно возникший перед нею Вадим.
- Здравствуй – ответила ему Катерина, посмотрев спокойно на бывшего друга.
Тот выглядел очень плохо. Совершенно не так, как прежде.
- Ты замуж вышла? – спросил он её после неловкой паузы.
- Как видишь – ответила Катя.
- Прости меня – произнёс Вадим чуть дрогнувшим голосом. – Прости, что подруге твоей поверил…
- Ничего – сказала Катерина. – Значит не судьба…
Она обогнула бывшего ухажёра и продолжила свой путь.
- Я буду всегда любить тебя! Слышишь? Всегда! И ждать… - крикнул он ей вслед.
Но Катя даже не обернулась. Она шла домой к своему мужу.
Катерина вновь очнулась и увидела перед собою доктора в марлевой повязке.
- Детка, роды очень тяжёлые.  Мы можем тебя потерять. Давай мы щипчиками ребёночка то достанем? Ты девочка молодая, родишь ещё – стал  уговаривать роженницу врач.
- Нет не надо – испугалась Катя. – Я сама. Вы только подавите посильнее.
Доктор что-то сказал своим медсёстрам и они, обвязав простынями Катин живот, стали силой помогать родиться ребёнку. Катюша закричала от боли и наконец-то освободилась.
Только теперь стало по-настоящему тихо. И Катерина уснула.

***
Митрий выкатил из сарая во двор свой поблёскивающий мотоцикл и принялся любоваться новеньким приобретением. Железный конь с люлькой радовал его последнее время неимоверно.
Ещё на фронте мечтал он о таком, раскатывая с ветерком на трофейном немецком. Тот был аккуратный, лёгкий в управлении, его же «Урал» более грузный, неповоротливый, но тоже ничего.
Хозяин ловко уселся на чёрное, дерматиновое сиденье и повернул ключ зажигания. Мотоцикл затарахтел, зафыркал, пуская из выхлопной трубы клубы едкого дыма.
Дмитрий улыбнулся.
- Хорош! – сказал он довольно – Зверь машина…
Теперь Митя, непьющий уже долгое время, мог ездить на нём сам сколько угодно и покатать любимых домочадцев.
Да ещё и внучок у него родится скоро. Вот будет мальцу забава!
Дмитрий заглушил мотор и вновь ступил на землю.
- Надо бы тебя помыть – заговорил он с железным конём, как с человеком, и отправился к колодцу за водой.
Но не успел Митя ступить в огород, как входная дверь распахнулась настежь. У ворот стоял взволнованный Иван.
- Пап, – сказал он растерянно – мни зараз з роддому позвонили. Катерина плоха и дитя мёртвий народився.
Митя выронил из рук только что взятое пустое ведро.
- Поехали – сказал отец семейства не раздумывая. – Ты за руль давай.
Митрий ехал в люльке своего мотоцикла, не замечая ничего вокруг себя.  Не волновали его ни размытые после дождя дороги, ни рычание мотора, ни скорость, с которой гнал зять. Он думал сейчас только об одном. О Кате, и её не появившемся на свет малыше.
« Как же такое могло случиться с его Катериной? С девочкой о которой он всегда заботился и любил. Только бы она осталась жива – молил Митя Бога. – Только бы осталась жива!»
Мужчины бросили свой транспорт у обочины и через сосновый парк побежали к роддому.
Митрий передвигался медленно, тяжело дышал и время от времени останавливался, чтобы перевезти дух.
Ещё издали он увидел Наталью в белом халатике, которая выскочив из здания, спешила им навстречу.
- Живы! – крикнула она мужу и зятю издалека, а когда оказалась рядом запыхавшись произнесла:
- Катерина в порядке и внучка тоже…
Митя схватился за сердце.
- Внучка, какое счастье – сказал он чуть слышно и обняв Наташу, разрыдался у неё на плече.

***
Сейчас к ней в гости должна была прийти её большая, дружная семья. Со своими заботами и чаяниями, бедами и радостями, разочарованиями и надеждами.
Таких семей много на свете. Дедушки и бабушки, папы и мамы, дяди и тёти, братья и сёстры. Они окружают нас на протяжении всего существования, заботятся, переживают, любят и волнуются. Мы огорчаем их мелкими шалостями в детстве, неразборчивостью в молодости, амбициозностью в осознанной жизни. Но никто другой не принимает нас такими как мы есть на самом деле, созданными вселенной по чьему-то образу и подобию.
- А носик то дедовский – говорил, покачивая головой, не совсем ещё окрепший после ранения Степан.
Жена его Леночка, аккуратно поддерживая мужа за руку, ему возражала.
- Да где же дедовский-то – говорила она. – Копия Наталья Васильевна!
- Хорошо хоть волосики в отца – облегчённо вздохнула новоиспечённая бабушка. – А то были бы тоненькие Катины.
- А вот глаза то уж точно Катеринины – уверенно заявила Нина, посматривая на соглашающегося с ней Шурика.
Счастливые родители стояли рядом, но в разговор не вмешивались.
- Дайте-ка хоть мне-то на внучку поглядеть – наконец протиснулся к люльке Митя. – Здравствуй, моя хорошая – улыбнулся он маленькому чуду.
«Здравствуй – подумала про себя малютка с дедовским носиком, Катериниными глазами, отцовскими волосиками, копия Натальи Васильевны. – Здравствуй, моя любимая семья».