подребрами. 1

1.

Наверное, стоит сперва  извиниться за свою речь, потому как она дико некультурная и грубая, и сказать о том, что я почувствовала в момент, когда узнала о существовании своего родного папочки, который, к слову, ни разу не навестил меня, хоть и знал обо мне. А мои чувства можно было описать всего одним словом: ненависть.
За две недели, что я провела в своей постели, обнимая подушку или глядя в потолок, я ни разу не вышла из дома. И гостей не принимала тоже, к слову, ни разу. Мой телефон разрывался от входящих звонков и эсэмэсок первую неделю, а потом, наверное, все подумали, что я сдохла и перестали предпринимать попытки. Ни одно сообщение, кстати, я так и не прочитала. Звонок на входной двери тоже разрывался некоторое время, и меня жутко бесили все эти стуки в дверь, но я не открывала. В какой-то момент я просто не выдержала и стала кричать ругательства посетителю, после которых они замолкали и, вероятнее всего, уходили. Под дверь мне пихали множество записок и писем, и в скором времени у меня в коридоре собралась немалая куча макулатуры.
Не помню, чтобы я нормально питалась. Кажется, первые дня три я и вовсе не ела, а затем стала прогуливаться до холодильника и перехватывать каких-то овощей. Мой холодильник, вообще, всегда был забит здоровой едой, потому что мама на этом помешана. Была.
За эти две недели я сбросила столько, сколько пыталась несколько месяцев, но сейчас это меня не особо заботило.
Я никогда не забуду это паршивое чувство, когда ты просто хочешь лежать в кровати вечность и смотришь в потолок. Тебе плевать на абсолютно всё: на окружающих, на твоё будущее, если оно у тебя, разумеется, вообще, есть, на планы, которые ты строил так долго, на желания, на мечты, да даже на самого себя тебе уже плевать. И в какой-то момент ты начинаешь подумывать о том, как было бы прекрасно просто умереть, исчезнуть.
Мне хотелось вырвать из себя все чувства, всё, что только можно было. Да господи, если бы требовалось — даже сердце отдать готова, лишь бы кто-то забрал мою боль. Мне не хотелось чувствовать. Да даже сейчас я смело могу заявить: мне не нужны чувства. Я не хочу ничего чувствовать. Ни боль, ни радость, ни страдания, ни счастье.
И вот, оградившись ото всего мира непробиваемой стеной равнодушия, я стала тем, кем являюсь сейчас. Удивительно, что это произошло в такие короткие сроки, да?
Когда мне надоело валяться в кровати, ничего не делая, я стала поглощать книги, что так давно лежали у меня на полке, но никак не выдавался случай их прочесть, а после — зависла на сериалах и онлайн-играх. В итоге, мой день стал напоминать мне режим в тюрьме, правда, всё-таки без особых  временных рамок. И я наконец-то стала понимать, какого живется котам — просыпаясь после полудня, я принимала душ, наливала несколько полтора литровых бутылок воды, ставила их рядом с ноутбуком и оставалась в интернете весь оставшийся день, а ложилась спать где-то на рассвете. Или вовсе не ложилась. Короче, каким-то образом существовала.
По истечению двух недель ко мне в дверь постучались и сказали, что хотят поговорить со мной на серьезную тему. Я не стала грубить тогда, потому как все эти вечные посещения меня прекратились и эта женщина (кажется, это была близкая подруга моей матери) стала первой, кто навестил меня за прошедшие пару дней. И я прислушалась. А затем были произнесены такие слова: «Здравствуй, Макс. Тебе, наверное, сейчас очень нелегко приходится. Я не стану тянуть длинные речи и просто надеюсь, что ты сейчас меня слышишь. В общем, я твой отец и приехал забрать тебя», — мужчиной, который стоял по ту сторону двери в мою квартиру.
Вы не представляете, какая у меня была реакция. Любой другой бы на моём месте, наверное, удивился, начал расспрашивать обо всём или  там, например, не поверил словам этого человека. А я, стоя возле дверного косяка, ведущего на кухню, внезапно рассмеялась. Да так, словно сошла с ленты кинофильмов про маньяков-убийц — они смеются именно так же, как и я в тот момент.
— Ой, проваливайте, — произнесла я, после того как перестала смеяться. — Нет у меня отца, и никогда не было.
— Был. Просто ты не знала, — ответил мне голос.
— О, а так вы, значит, знали?
Мне не ответили. Хотя молчание — это тоже ответ. И, кажется, именно в тот момент я его возненавидела, пускай мой разум ещё даже не воспринял то, что он приходится мне отцом, зато вот тот факт, что он знал о моём существовании, но ни разу не навестил или не дал никакой весточки, сразу до меня дошел. О, где же вы были, папенька, когда мы так в вас нуждались, а?
В общем-то, я, разумеется, не открыла дверь. Ни в тот раз, ни в любой другой, потому как он приходил ко мне несколько раз на день в течение двух или трёх дней. Каким-то образом он раздобыл адрес моей почты и писал мне на мыло огромное количество сообщений.
«Ты меня ненавидишь» — пришло мне как-то. После чего я просто не смогла не удержаться ответить. О да. Моё самодовольное, злобное эго было просто довольно от того, как я с ним общалась.
Прости, мам, твоя дочка превратилась в невесть кого.
В какой-то момент мне надоело, и я решила поиграть с названным отцом. Абсолютно уверенная в себе и своём сарказме, я открыла дверь и, на удивление, впала в ступор. Никогда не любила в себе свой нос и форму бровей, а ещё эти несколько раскосые карие глаза, потому что всё это всегда портило мои фотографии. Но вот, взглянув на мужчину, стоявшего передо мной, у которого были такие же брови домиком, как и у меня, такие же раскосые глаза, из-за чего один кажется больше другого, и такой же несколько длинноватый, вздернутый нос, я почему-то потеряла дар речи.
— Плохо выглядишь, — проговорил он и выдал подобие улыбки.
Я, молча, отошла от двери и пропустила его в квартиру.
Видно было, что он пытался подружиться со мной, но я так успешно отражала все его попытки и выказывала недовольство, что явно этим его смутила. А меня это совсем не волновало. В какой-то момент, он спросил меня, всегда ли я была такой, на что я ответила, мол, совсем недавно. Отец — да, я уже верила, что это был мой отец, потому как такие сходства, ну, совсем не могут быть случайны — спрашивал у меня насчет матери, как она жила, где работала, хватало ли нам на проживание. А ещё эти вечные его «Мне так жаль», что, честное слово, хотелось въехать ногой ему по лицу.
Забыла уточнить: мой отец, как вы могли бы подумать, не был там каким-то бизнесменом или богачом, как бывает во многих популярных фильмах (а очень жаль, к слову); он был обычным человеком в потрепанных временем джинсах и заправленной рубашкой. Но это я узнала только тогда, когда согласилась поехать с ним. Я прекрасно понимала, что более не могу находиться в этой квартире. Документы были оформлены на маму, мама платила за аренду, мама покупала продукты — да всё висело на маме, честно говоря. А теперь я просто-напросто осталась одна и без гроша. Хорошо хоть квартира была оплачена на месяц вперед, и хозяйка не надоедала своей оплатой или выселением.
— Ладно. Мне понадобится время, чтобы собрать свои вещи, — сказала я.
— Как будешь готова — напиши. Почту ты знаешь. — Папа стоял в коридоре, обувался и уже собирался уходить, как я внезапно его окликнула.
— Скажи хоть своё имя, а?
— А простого «папа» тебе не хватает? — парировал он.
— А «не пошли бы вы в баню, вы мне не отец»?
Он вздохнул.
— Константин — если тебе так удобнее.
— В самый раз.
Я заперла на замок дверь и сделала большой выход. Легче мне не стало, и ненависть к этому человеку не улетучилась, однако… Что-то определенно изменилось. По крайней мере, я не буду жить на улице — единственное, что утешало, потому как после воспоминаний о матери я вновь почувствовала себя разбитой.
Через несколько дней я, с чемоданами в руках, и отец покинули мою маленькую, хоть и уютную, квартирку и отправились в аэропорт, где нас ждал рейс в Лондон. Однако не он был нашим пунктом назначения, а какой-то неизвестный мне доселе городок в его пригороде.