хава нагила. проза

Я никогда не думал об этом. Не вспоминал с эмоциональным фоном, а просто иногда, говоря о молодости, упоминал, что очень давно был влюблен в еврейскую девушку здесь, в Вильнюсе. Только констатировал факт – и забывал надолго. Но вот сегодня ночью приснился сон, что я нашел какую-то старую шкатулку и нашел там письмо. Оно начиналось словами «Здравствуй, любимый…» … Я видел во сне старую фотографию и прозвучал год – 1996…Видел лицо, но не узнавал его. И утром, проснувшись, вдруг понял, что это параллели, ассоциации, связанные с событиями совсем другого  времени – 1976 года. Я учился в университете, был апрель, тепло, впереди большое будущее, и все было радужно и замечательно. Кто сейчас вспомнит – как мы тогда жили? А жили в СССР, и еще в школе впервые столкнулся с «еврейским вопросом».  В классе у нас было 2 еврея, Лариса (ее уже нет в этом мире) и Арнольд. Мы дружили, близко, без оглядок на национальности, но в памяти осталось событие, как Лариса, также как и русские, и польские дети, принесла какое-то угощение на еврейскую пасху. Это вызвало отторжение администрации школы, критику, осуждение. Потом эпизод, как девушка со школы, которая была в Артеке, знаменитом пионерском лагере советских времен, рассказывая о поездке, получила вопрос – «ты еврейка?». Сам вопрос прозвучал с подтекстом, и это было неприятно. Несправедливость, в любом виде, вызывала у меня чувство отторжения, неприятия, хотелось понять, что это и откуда – такое отношение к евреям. Теперь я знаю – это шовинизм и нацизм, сидящий где-то на подсознательном уровне. С литовцами мы не очень дружили, у меня разные знакомые и приятели, с которыми на бытовом уровне нет проблем. Но в целом мы чувствовали, что Литва нас, русских, и евреев, и поляков не любит. Итак получилось, что в 70-х у меня появились друзья из еврейского круга. Молодые – они быстро сближаются. А еще в то время я увлекся Ремарком и книга «Тени в раю»  оказалась для меня открытием.
Помните фразу из книги – «У каждого из нас в жизни есть свой хороший еврей»? Это гениальная фраза, раскрывающая суть шовинизма. Такое и отношение было в СССР, особенно когда евреи стали уезжать из страны. Многие при этом считали их предателями страны. А в стране говорилось о дружбе народов. Сейчас это покажется диким, многие уезжают, мир более открыт, но уезжали евреи. К ним нередко было другое отношение, суть которого -  евреи. Слово «еврей» даже произносилось  осторожнее и с некой опаской, как будто несло в себе что-то не очень приличное, постыдное.  Было множество честных и смелых людей, которые так или иначе помогали отьезжавшим евреям, писали разные липовые характеристики, выдавали надуманные справки, огораживая от произвола партийных прихлебателей и сочувствующих. А таких чинуш хватало, готовых помешать евреям, ищущим себя в этом мире, стремящимся обрести свободу от шовинизма и дискриминации или просто уехать из страны, власть которой стала маразматической и бездушной, в поисках свежего воздуха.
Может поэтому  я и пошел в ту сторону, чтобы быть с теми, которых считают не совсем  такими как все. Компания наша была интернациональная, мы вместе проводили время, ездили на природу, но стержнем компании была еврейская девушка  Алла со своим парнем Борисом.
Литва… В Литве перед 2-ой мировой войной проживало около 40 процентов евреев. Порой литовцы гордятся этим фактом, называя Вильнюс 2-ым Ерусалимом. Но в межвоенное время Литва была заражена национализмом, а национализм – это прямой путь в шовинизм и нацизм.  В печати того времени обычная фраза, употребляемая именно в таком сочетании – «большевики и евреи». Причем в литовском языке еврей – звучит как ЖИДАС, что очень созвучно с неприятными оскорбительным в наше время названием «жид». Если помните, то в русском времен Пушкина слово «еврей» не существовало, был «жид». И как и в настоящее  время литовское общество пронизано ненавистью к России, а значит и русским. И в любой конфликтной ситуации концлагерь уже появится для русских.
Итак – Литва пришла во 2-ю мировую войну созревшая, поэтому после 22 июня 1941 года, когда отступила Красная Армия, в каждом, понимаете – В КАЖДОМ ГОРОДКЕ ЛИТВЫ создавались добровольные отряды »патриотов», «бойцов», фронтов» , которые арестовывали еще до прихода немцев своих соседей, знакомых и других евреев и вывозили в лес  расстреливать. И они это делали с радостью и азартом. Понимаете? С радостью и азартом. В Литве к осени 1941 года было уничтожено около 60-70  процентов евреев. Потом было гетто в Каунасе, Вильнюсе, из Вильнюсского гетто было вывезено и расстреляно в Панеряйском лесу около 100000 евреев. Причем не только литовских, но и из Европы. Трусливые французы, например, отсылали своих евреев уничтожать в Освенцим и другие лагеря. Всего в Литве было расстреляно около 200000 евреев. Задумайтесь над этой цифрой! Во 2-ой мировой войне погибло официально 418000 американцев на фронтах. Так 200000 – это половина от числа погибших на фронте американцев. Половина. И если Вильнюс и можно было назвать когда-то в прошлом  Вторым Ерусалимом, то Литву смело можно назвать страной Холокоста Номер 1. И убиты эти евреи в основном литовскими полицейскими. В наше время «новые литовские историки» это называют так – отдельные литовцы присоединились к гитлеровцам в уничтожении евреев. Вопрос – кто и к кому присоединился. Только почему-то эти литовские полицейские присоединились к убийству евреев и в Беларуси и еще неизвестно где. Такая вот история Холокоста Номер Один. Да, а при этом следует вспомнить, как США и Австралия отказали в  визе и вьезде в страну сотням тысяч евреев, обрекая их на гибель в Германии. Уже из нацистской Германии выпустили лечащего врача Гитлера- еврея, который, как ни странно, с умилением вспоминал Гитлера. Мол – культурный, воспитанный, маму любил. Вот такие парадоксы.
Недавно литовская писательница Ванагайте написала книгу «Наши», в которой описывается, как в этих городках «патриоты» вывозили в лес и расстреливали беззащитных людей – женщин, стариков, детей, мужчин. Она ездила по местам массовых расстрелов с одним евреем из Израиля, чья совесть до сих пор не может успокоиться, вспоминая о жертвах. Старый еврей на каждом месте расстрела плакал и молился. Эти места расстрела в большинстве мест не ухожены, литовская власть, элита и остальные раболепные граждане пытаются стереть эту часть  истории из своей памяти, мол – этого «почти» не было или виноват кто-то другой. Очищение не произошло. Осознание чудовищности не произошло. Также не произошло понимание – почему и как литовцы стали самыми активными убийцами евреев в Восточной Европе. На нее в интернете накинулись тысячи литовцев, по сути оправдывая Холокост и утверждая, что евреи служили в НКВД и ссылали литовцев в Сибирь в 1940-1941 г. Понимаете – Холокост – это справедливо по их мнению. Я спрашивал – а сколько среди этих 200000 евреев бывших работников НКВД, но ответа не было, как понимаете. Ванагайте поливали грязью, оскорбляли. Итог – литовское общество подготовлено к новому Холокосту.
Итак, в 1976 г. в апреле готовлюсь к семинару или к экзаменам, сижу в Республиканской библиотеке. Рядом сидит красавица. Внешне представьте певицу Шер с ее выразительным лицом и глазами в 17  лет. Я познакомился с ней и потом попал в ее компанию. Вот удивительно – не могу вспомнить ее имя. Живет в Нью-Йорке. Итак – в новой компании она знакомит с подружкой Эммой. Очаровательная еврейская девушка, копия Пенелопа Круз.  И там я узнаю, что в июне она с семьей уезжает в Израиль. Я не знаю, что нас толкнуло к друг другу, какие внутренние душевные колебания столкнулись, но любовь захлестнула нас.  Мы были вместе все время до отьезда. Час времени друг без друга был мучителен. Сейчас трудно вспомнить, как мы проводили время, но для молодых это не проблема. Успели посетить концерт UB-40. Теплыми вечерами бродили по Старому городу, прощаясь жарко и трагично и я еле успевал на последний автобус, потому что жил далеко от центра. Мы гуляли по городу, ходили по ее делам в университет, где она училась на геологии. Запомнилось, как, качаясь на качелях во дворике старого костела в Старом городе я впервые предложил Эмме не уезжать и пожениться. Что она ответила – не имеет значения, мы чувствовали, что это невозможно. Она в 17-ть не решала, а я в 23 – не мог изменить ситуацию. Эмма была веселой и азартной девушкой. Помню, как она рассказывала о том, как убегала от слежки КГБ, а за ними, а значит и мной, за всеми «отьезжающими», КГБ следил. Рассказывает – «стою в троллейбусе, вижу, кто следит. Изображаю, что хочу выйти, стою возле двери. Приготовилась к выходу. «Хвост» тоже наготове. А я выпрыгиваю из троллейбуса, но в последний момент запрыгиваю обратно, а «хвост» остается на остановке».
В КГБ работали отличные ребята, воспитанные, конкретные, некоторых я знал потом по работе. А в то время, года через 2, меня пригласили для беседы по поводу принятия на работу в КГБ. У меня был партбилет и кандидатура я была подходящая. Но не приняли, я понимаю, из-за связей с еврейской диаспорой. Удачно, я скажу, не приняли.
Меня, русского парня в ее еврейской семье принимали спокойно, никакой угрозы я не представлял, да и отец Эммы очень ее любил и не препятствовал нашим встречам. Мы влипали, втискивались друг в друга, проникая своими молодыми телами без похабщины, без даже эротики в чувствах.
Когда мы уже были подогреты своими чувствами я решился и привез Эмму домой, зная, что родителей не будет дома. Помню – шампанское, помню – Эмма пошла в душ, потом мы лежали на ковре на диване, нам не надо было никаких постелей и белья, поцелуи, обьятия на этом ковре вели нас, вели, но вдруг, когда я уже проник в нее на каких 2-3 см, Эмма вдруг закричала – «отпусти, отпусти!» и я, дурак, отпустил. Никогда я не мог себе простить этой ошибки, никогда. Никогда. Девушка смело решила подарить мне, любимому и любящему парню свою девственность, подарить себя, зная, что мы скоро расстанемся и никогда не увидимся, а парень сплоховал. Ведь это не она крикнула «отпусти, отпусти!», а ее внутренние тормоза, социальные и психологические барьеры, а она хотела близости, хотела навсегда для себя запомнить тело и помнить телом, запомнить и помнить всю жизнь.
Я потом осознал, что парень, влюбленный, в сексе самый неудачный партнер. Он боится обидеть, оскорбить девушку  неверным движением, хотя сам еще чаще всего не знает грани между разрешимым и запретным. А девушка хочет и близости, и смелости в движениях, решительности. Проще всего это противоборство можно было бы назвать – чем больше вы развратите любимую девушку, тем более она вас будет любить и будет благодарна. Да, знание и опыт чаще всего приходят с опозданием.
Обратно мы ехали в такси, она сидела в одном углу сидения «Волги», я сидел на другом. Между нами было напряжение, она вышла из машины возле дома сестры, где ночевала, сказала зло «не провожай» и мы расстались.
Назавтра я пришел к ней домой. Вы знаете, как выглядели квартиры отьезжающих в Израиль? Мебель продана, в квартире ненужный хлам, мусор, какие-то табуретки, пустые и лишние коробки, какие-то предметы, заменяющие столы. Вечером опять проводы, вино, дурачество и шутки, омраченные будущим расставанием, со спрятанной тоской прощания, со страхом перед неизвестным, с волнением и тревогой.  Мы вышли с Эммой на лестничную клетку и прижались друг к другу, рыдая. Слезы лились без остановки, сердце рвалось от безысходности и тоски, забыв вчерашнее. Потом она оттолкнула меня, сказала последнее «прощай» и убежала в квартиру. Все, мы попрощались.
Убитый я пришел к Алле в квартиру, она жила с родителями в центре. Уехали они уже в 1980-82 году. Дома был ее отец, мы его звали по имени- Гриша, превосходный человек, ходил с палочкой и плохо видел, кандидат юридических наук. Степень доктора он не получил, потому что еврей в Литве. Я спросил – могу ли побыть в комнате Аллы и Бориса, он спокойно согласился, это было нормально, понимаете, нормально побыть в квартире друзей без друзей, потому что вы – друзья. В комнате открыл бар и 2-мя рюмками водки довершил личную трагедию. Гриша остался и умер в Вильнюсе. Здесь же похоронена мама Аллы – Верочка, светлая память о которой сохранилась у меня на всю жизнь.
И вот я представил себе письмо, которое мне приснилось и которое писала Эмма или мы друг другу:  «Любимый, я уезжаю. Навсегда. Я прощаюсь с тобой навсегда и мы никогда не увидимся друг с другом. Мое сердце разрывается перед предстоящей вечной разлукой. Слезы покрывают мое лицо и их невозможно остановить. Я тоскую, моя печаль не знает границ. Мы ничего не можем изменить в этой жизни, обстоятельства неподвластны нашим чувствам и эмоциям. Мы расстаемся. Я никогда, слышишь – никогда не забуду тебя и в сердце незыблемо будет хранится память о тебе. Не забывай меня, помни меня в трудное время и в радости. Пусть в твоем сердце тоже пусть сохранится частичка меня и живет, пока жив ты. Прощай. Я тебя люблю».
Она уехала. Живет в Израиле. Лет через 12-14 ее подруга Рая, которая еще оставалась в Вильнюсе, во время случайной встречи и затем чаепития у нее дома показала мне фотографию Эммы из Израиля. Скорее всего сделала она это умышленно, ведомая скрытой злобой и завистью. На фото, которое я видел, была пожалуй незнакомая мне женщина. Толстая и бесформенная фигура. Лицо без того огня и живости, которое я тогда еще помнил. Резко отодвинув, больше не стал смотреть и что-либо спрашивать об Эмме. Она скорее всего живет в каком-нибудь кибуце. С семьей, детьми. Обыкновенная израильская женщина. Ничего общего с той Эммой.
У меня нет ее фотографий. Нет ничего, что может напомнить. В 2015 г. я гостил в Израиле. Попал на День независимости и был просто поражен, как израильская молодежь празднует День независимости, с какой радостью и энтузиазмом. Фейерверки, масса молодежи с шариками и флажками Израиля. Флаги – везде, страной – гордятся. Приятель, у которого мы жили 2 недели, в разговоре обьяснил, что молодежь – это не евреи. Евреи – иудеи, которые жили в Европе. А это – израильтяне, молодые, восточной внешности, не знающая русского и скорее всего не понимающая менталитет  евреев из СССР молодежь. Евреи СССР, умирающее поколение людей  чутких, отзывчивых, способных на помощь и взаимопонимание, глубоких и ранимых, очень чувствующих тех, кто с евреями заодно и не разделяет на нормальные и «евреи», чувствующих, кто потенциальный чужак и кто свой, видящих - кто способен на подлость и предательство. Евреи СССР, культурная и интеллектуальная можно сказать элита, оставившая значительный вклад в истории страны, постепенно исчезающие с горизонта современного шоубизнеса, со страниц культурных изданий. Конечно – интернет многое вытеснил, но как жаль.
Литва, кичливо говорящая о толерантности, решившая «еврейский вопрос» так, что после войны и евреев-то не осталось в стране. Только потом новое вливание свежей крови чуть изменило ситуацию, но наверное сейчас в Литве насчитывается около 7000 евреев.
Печально.
И наверное мелькнет перед глазами текст может написанного, может ненаписанного письма, которое также запечатлелось в сердце своими словами:
«Любимый, я уезжаю. Навсегда. Я прощаюсь с тобой навсегда и мы никогда не увидимся друг с другом. Мое сердце разрывается перед предстоящей вечной разлукой. Слезы покрывают мое лицо и их невозможно остановить. Я тоскую, моя печаль не знает границ. Мы ничего не можем изменить в этой жизни, обстоятельства неподвластны нашим чувствам и эмоциям. Мы расстаемся. Я никогда, слышишь – никогда не забуду тебя и в сердце незыблемо будет хранится память о тебе. Не забывай меня, помни меня в трудное время и в радости. Пусть в твоем сердце тоже пусть сохранится частичка меня и живет, пока жив ты. Прощай. Я тебя люблю».