Блоха

Иллюстрация Валерия Олейника


Глава 1

        Пакгауз купца Поленова в деревне Стриглово под Клином ограбили в ночь с понедельника на вторник. Вывезли товара на огромную сумму без малого почти на шестьдесят  тысяч рубликов ассигнациями.

        Умыкнули рулоны дорогого текстиля, ящики с драгоценным саксонским фарфором и богемским стеклом, кружевное женское белье, бочки с медом и оливковым маслом, все  французское вино, сданное на временное хранение прусским негоциантом Альфредом Блохом, и еще множество другого добра, внесенного в опись похищенного следователем местного уголовного сыска по факту совершенного преступления.  Грабители не побрезговали даже относительно дешевой бижутерией и столовыми приборами из мельхиора.

        Следователь клинского уголовного сыска Селятин, прибывший со своими сотрудниками на место преступления, опросил складских рабочих, находившихся в пакгаузе непосредственно в момент налета, и владельца склада купца третей гильдии Поленова, подъехавшего в Стриглово уже после начала работы следственной группы.

        Купец – могучий, крупных объемов мужчина еще не оправился от неожиданного удара, нанесенного ему злоумышленниками, растерянно озирался по сторонам и чуть не плакал, глядя на кавардак, учиненный разбойниками в хранилищах. Он плохо понимал, что говорит ему следователь и находился в состоянии близком к обмороку.

        Тщетно попытавшись добиться от Поленова каких-то вразумительных ответов на свои вопросы, Селятин посоветовал купцу ехать домой и выпить, как следует, а на следующий день явится к нему в следственную часть для  разговора.  Управлять коляской, в которой он приехал, купец явно не мог, поэтому сыскари остановили первого попавшегося лихача на  главном тракте и отправили беднягу в Клин.

        К середине дня картина преступления после внимательного обследования территории и опроса служащих склада, стала известна Селятину во всех подробностях. Способ, каким было совершено ограбление, мог бы восхитить следователя, если бы не две возможные жертвы.

        Побитого складского приказчика и искалеченного сторожа увезли в больницу. Первый, скорее всего, оклемается, а вот второй, видимо, совсем безнадежен. А так, как выяснил следователь, дельце было обстряпано чисто, эффектно и даже красиво, как в театре.

        Преступники действовали продуманно, нахально и артистично.

        Старший приказчик Федулов, ждал большую партию товара, прибывающего с ночным грузовым составом из Санкт-Петербурга.  На складе вместе с ним находились четверо работников и сторож Рогожкин.

        За несколько минут до прибытия подвод с товаром, к пакгаузу подъехала коляска с толстым господином самой представительной наружности, с окладистой бородой и в сером кафтане. Седок резво спрыгнул на землю, набросил вожжи на крюк коновязи  и весело загремел в ворота каблуками сапог: - Хватит дрыхнуть, ребята! Открывайте вороты, принимайте товар!

        Сонному сторожу, выглянувшему в смотровую дверцу калитки, толстяк, смеясь, прокричал, указывая куда-то в ближний перелесок, где уже громыхали груженые подводы, съезжавшие с главного тракта на прямую дорогу к поленовскому складу: - Проснись, чувырло! Товар из Петербурга прибыл! Зови Кондрата Пахомыча!.. И пошевеливайся, тетеря, время дорого! Да ребят зови в помощь, пусть пособляются  разгрузить! Не то до утра провозимся!  У нас вторая, бОльшая часть груза на подходе!

        Потом толстяк побежал навстречу подводам и замахал  руками: - Бочки отдельно ставь коло ворот, апосля закатим!.. Бумаги давай! Человека от поставщика, сопровождавшего груз, аккуратно придержал за локоток, когда тот спрыгнул с коляски и, не удержав равновесия, едва не уронил портфель с документами.

       - Держись, дорогой, не падай, чай не выпимши!.. Иди к Пахомычу, заждались уже!..

         И, подтолкнув его в сторону склада, пробежался вдоль возов, поторапливая приехавших: - Давай, давай!.. Шевелись, ребята!.. Четверть выставлю, коли резво управитесь, обещаю!

        Складской приказчик принял папку с накладными на товар, поданные приезжими через смотровую дверцу, наскоро просмотрел их и велел отворить ворота.

        Через несколько минут в складском дворе уже царило деловое оживление, напоминавшее рабочую суету муравейника в разгар рабочего дня. Только опытный глаз мог заметить в этом столпотворении строгий, отработанный годами порядок. В свете дюжины керосиновых ламп к терминалам подъезжали тяжелые возы, с них ловко сбрасывались тюки и ящики, пустые возы тут же уезжали за ворота, освобождая место для следующих телег.

        Складские и приехавшие с обозом грузчики работали споро. Не прошло и часа, как весь товар был принят, рассортирован и ловко уложен в хранилища.

        - Ну как, дядя? Порядок? - спросил Федулова бородатый толстяк, вытирая огромным носовым платком вспотевшую лысину, когда последняя телега покинула двор. 

        - Да, вроде все… - ответил приказчик, сверяя количество принятого товара в сопроводительной описи с записями в своем блокноте, и улыбнулся: - Спасибо, дорогой! Храни тя Господь!

        - Погодь прощаться-то, щас вторую партию подгонют. Там работы будет поболе, дюжина возов, так быстро не управимся!

        Толстяк нахлобучил картуз на голову и, увидев, что сторож и один из работников, закрывают ворота, свистнул в два пальца: - Эй-эй, робяты! Охолонись! Оставь вороты-то! Скоро ещё груз будет!

        Мужики остановились и нерешительно посмотрели на приказчика. Тот повернулся к толстяку: - Минуточку, милейший… Какой-такой груз?

        - Какой-какой?!. - передразнил толстяк Федулова: - Я ж предупреждал! Наряды хранцузские, тряпки бабьи да шляпки, обувка тож…

        - А-а-а!.. Ну, да!.. А мне почему не сказали?

        - Откель мне знать, чего это тебя благодетель наш Пантелей Савич в неведеньи держут!..  Толстяк полез в жилетный карман и щелкнул крышкой серебряных часов:  - Без четверти два… Запаздывают, однако! Прикрой покедова воротца-то от греха…

        Ждать пришлось довольно долго. Через три четверти часа к складу подкатили восемь возов. На первых трех громоздились большие ящики, прикрытые брезентом. На следующих были только по несколько больших мешков и сидели крепкие мужики в кожаных фартуках.

         Толстяк напустился на возниц с руганью: - Глаза бы мои на вас не глядели!.. Где болтались-то, обормоты, креста на вас нет!.. 

        - Побойся бога, Данила Терентич, дак поспешали же… -  начали было оправдываться возницы, но тот только досадливо махнул рукой: - Где еще четыре воза? А сопровождающий где с бумагами? ДокУменты где?..

        - Дык колесо слетело в дороге, в полверсте отседова… Там и Сергей Фомич с бумагами… Не извольте беспокоиться, Данила Терентич, следом поспешают… Там делов-то, раз плюнуть, да два растереть…

        - Выгоню, всех выгоню, к чертовой бабушке, дармоеды! Только винище жрать горазды да прибавку к жалованью канючить!

        Федулов с интересом наблюдал через окошечко в калитке, как распекает оплошавших работников их начальство, и улыбался, радуясь нечаянному развлечению. А когда толстяк дал первому вознице изрядного леща, от которого с бедолаги  слетел картуз, засмеялся и приказал открыть ворота.

        Потом вышел за ограду: - Слышь, уважаемый! Заводи возы под разгрузку, полно лютовать-то, не то зашибешь кого-нить ненароком!..

          - С ними по-другому нельзя, Кондратий Пахомыч! Сволочь народ!.. Прости Господи! - перекрестился толстяк и заорал на своих людей дурным голосом: -Заводи во двор, болваны, вам же сказывают!

        То, что произошло дальше, показалось служащим пакгауза дурным сном. Едва складские грузчики подошли к заехавшим во двор телегам, как молодцы, сопровождавшие возы, набросились на них, словно волки на овец. С первых трех возов из-под брезента на землю тоже попрыгали лихие люди. Никто не успел оказать никакого сопротивления.

        Складских работников сильно поколотили, помяли, сбили с ног, распластали на земле и связали. Рослому здоровяку-сторожу Рогожкину, схватившемуся было за свою одностволку, тут же пробили голову кистенем. Он даже не вскрикнул, выронил ружье и рухнул, как подкошенный.

        А Федулова почти и не били. Просто двое налетчиков подхватили его под руки, так быстро, что он даже не успел выхватить револьвер, а тот, кто якобы прозывался Данилой Терентьичем, подбежал к приказчику и один только раз, но со всего маху так саданул его стальным кастетом под ребра, что от жуткой боли Кондрат Пахомыч сразу лишился духа.

        Приказчику скрутили руки за спиной, сорвали с пояса связку ключей от хранилищ и бросили к остальным работникам склада, лежащим у дальней стены под присмотром одного из разбойников.

        Похоже, что злоумышленники отлично ориентировались в расположении помещений, где хранился товар. Сработали налетчики очень быстро. Не прошло и часа, как тяжелые тюки и ящики с добром, аккуратно уложенные на возы, исчезли в неизвестном направлении.

        А бородатый толстяк в сером кафтане и молодчик с револьвером, охранявший работников склада, убрались со двора только под утро, когда уже начало светать. Они проверили, надежны ли узлы на веревках связанных служащих, сели в коляску и укатили восвояси, посоветовав на прощанье держать язык за зубами, если, конечно, кому-то дорога жизнь.

        Разграбленный пакгауз и его связанных работников обнаружил складской счетовод, местный житель, пришедший по заведенному порядку на службу без четверти восемь.

        Ночные грузчики отделались относительно легко – одному из них сломали руку, другому вышибли два зуба на нижней челюсти,  а у остальных оказались только синяки и ссадины.

        А вот приказчику и сторожу повезло меньше. Кондратий Пахомыч ещё успел рассказать подробности ограбления счетоводу,  но с каждым часом чувствовал себя все хуже. Оказалось, что у него повреждена печень.

        Федулов умер на второй день от внутреннего кровотечения в клинской больнице, куда его и сторожа пришлось переправить. Сторож Рогожкин десять дней был без сознания и находился между жизнью и смертью. Никто и не чаял, что он выживет, однако, сторож каким-то чудом выкарабкался. Но было бы лучше, если бы он тоже умер. Здоровяк Рогожкин потерял разум и навсегда остался дураком.

Глава 2

           В коляске извозчика Пантелей Савич пришел в себя, посмотрел на часы и подумал, что еще успеет съездить в Тверь к своему компаньону Рубинчику обсудить дела. А вернуться в Клин можно утренним поездом и явиться в следственную часть к следователю Селятину. 

        Однако, как ни торопил Поленов краснорожего лихача, хвастливо уверявшего вовремя доставить его на клинский вокзал прямо к отправлению дневного поезда на Санкт-Петербург с остановкой в Твери, на поезд купец все же опоздал. 

        Он увидел удаляющийся хвост состава, уходящего  в сторону северной столицы со второго пути, и обругал извозчика последними словами. Тот разводил руками и поначалу смущенно оправдывался, но потом, когда Поленов, вконец осерчав, закономерно удержал при расчете гривенник из оговоренной полтины, тоже развязал язык и стал злобно собачиться самым непотребным образом. Пришлось погладить нахала изрядной оплеухой для вразумления.

        Дело, естественно, дошло до самых кулаков, потом за краснорожего болвана опрометчиво вступились еще два его приятеля-извозчика, стоявшие на привокзальной площади в ожидании подхода московского пассажирского поезда.

         Помахались изрядно, азартно, аккуратно и с большим наслаждением, как дерутся только солидные, но постоянно скучающие люди в провинции.

        Несмотря на численное преимущество противника, Поленов основательно помял извозчиков, изрядно повалял их в пыли и заставил поспешно ретироваться с поля битвы с расквашенными носами. Однако последний из них, прежде, чем позорно быстро укатиться с площади, ухитрился мстительно вытянуть купца вдоль спины кнутом, чем надолго омрачил его и без того поганое настроение.

        Дежурный станционный жандарм, прибежавший на шум звукового оформления драки, застал на месте события только одного сердитого Поленова.  Купец облизывал разбитую губу, сплевывал кровь и  досадливо щурился, ощупывал лицо под глазом, куда в общей свалке случайно залетел костистый кулак одного из наказанных им лихачей.

        Жандарм учтиво попросил пачпорт и поинтересовался, что здесь происходит.

        - Уже! - мрачно бурнул Пантелей Савич, ощерив рот и пробуя языком прочность верхнего резца. 
   
        - Не понял! - нахмурил брови жандарм и продолжил уже строгим официальным тоном: - Отвечать по существу… э-э-э…, господин Поленов! Извольте объясняться понятней, без загадок с представителем власти!

        Купец бросил на жандарма угрюмый взгляд, поднял валяющийся в пыли картуз и хлопнул им о свое колено: - Уже произошло, господин ундер! Ограбили меня лиходеи… заполночь склад в Стриглове раскурочили и весь товар не менее, чем на шестьдесят тысяч рубликов ассигнациями… того-с!..  Подчистую обобрали!..

        - Позвольте, как же так? Ограбили вас в шести верстах отселева, а бесчинства и безобразия вы здесь устраиваете? - лицо жандарма посуровело.

        - Дак, извозчик, скотина!.. - Пантелей Савич махнул рукой в неопределенном направлении: - Мне в Тверь нужно срочно… Подрядился, мерзавец, к дневному на Санкт-Петербург доставить, да оплошал! Я с него гривенник и вычел из  оговоренной полтины!.. Он, как собака, взъярился, лаяться начал… ну, и… поспорили! Дружки-извозчики за него вступились… Пришлось и с ими… душевно поговорить!

        Жандарм окинул собеседника оценивающим взглядом. Лет под пятьдесят, обликом пригож, хотя и следы побоища, как говорится, налицо…, трезвый, одет прилично, сапоги хромовые в гармошку, на безымянном пальце левой руки золотоё кольцо… Видать вдовец…

        - Да-а, Пантелей Савич! Не повезло… А народец здесь изрядно тухлый, ваша правда!» Жандарм повертел в руках паспорт, еще раз сличил прописанные в нем особые приметы с внешностью собеседника, сложил лист и, тряхнув бумагой,  вручил Поленову. Отдал честь: - Не смею задерживать, уважаемый! Следующий поезд будет тоже до Санкт-Петербурга с остановкой в Твери. Отправится с первого пути в четверть десятого!

        Поленов присвистнул: - Ничего себе! Эх-ма! Больше шести часов маяться! Можно где-нить червячка заморить, господин ундер и выпить водки?

        - Можно наскоро перекусить и выпить в буфете или в ресторации основательно заправиться. Там открыто до полуночи и готовят отменно!

        - Понял! Благодарю покорно! - купец откланялся.

Глава 3
       
         В это время привокзальный ресторан почти пустовал. Только в дальнем углу зала сидела странная парочка: средних лет бесцветный мужчина с помятым лицом и размалеванная, вульгарно одетая девица. Они пили водку и были уже изрядно пьяны. 

        Поленов брезгливо глянул на них, швырнул картуз на вешалку при входе, зло зыркнул мутными глазами на сидельца за стойкой буфета и прошел в зал. - Человек! - зычно рявкнул он и, грохнув стулом, взгромоздился за покрытый белоснежной скатертью стол.

        - Чего изволите? - рыжий официант в синей шелковой косоворотке мгновенно возник возле стола словно чертик, выскочивший из табакерки, и угодливо склонился перед ним, аккуратно придерживая крахмально хрустящее полотенце на сгибе локтя.

        Резвая услужливость трактирного молодца невольно понравилась Поленову. Купец глянул на полового сквозь прищуренные глаза. Шевелюра аккуратно разделена пополам ровным пробором и маслом смазана, блестит, словно самовар начищенный, усики небольшие, кверху закручены, лихо стрелками торчат, глаз хитрый с полоумной придурью. Хорош, сукин кот!

        Он сдержал клокотавшую в его горле брань, крякнул в бороду, оправил ладонью усы и почти миролюбиво  справился: - Как тебя там, бишь, кличут, черт окаянный?

       - Пашкой, ваше степенство!

      - Чегой-то раньше я тебя здесь не видел, рыжий…

      - Не мудрено-с! Я здесь вторую неделю обитаю. Ранее в Твери жил.

      - А-а! Тоды понятно! А меня здесь кажная собака знает. Поленов я, третьей гильдии купец!

      - Наслышаны, ваше степенство…

       За пятнадцать лет службы в питейных заведениях официант Павел много чего повидал и научился читать человека, как открытую книгу. А тут и вчитываться не надо – все на лицо. О куролесиях купца Поленова в Клину ходили легенды среди трактирных служек и просто обывателей.

        Вот незадача! Пришлось самому встретиться. Сразу видно, что человек серьезный, но сильно не в духе, не иначе, как недавно в основательной переделке побывал.  На сюртуке половины пуговиц не хватает, подмышкой порвано, верхняя губа разбита, на обеих руках костяшки пальцев содраны. Тверезый, но от буйства еще не отошел, ликом все еще гневен, даже взглядом свиреп и грозен. На поезд, видать, опоздал, а сюда пришел откушать-выпить, ожидаючи следующего. 

        В таком настроении человек способен серьезно отметиться в заведении, сорвать злость, поскандалить на славу, побить посуду, поломать мебель да всласть  почесать кулаки. Не приведи господь допустить мордобития и сокрушения обстановки! Потом хлопот не оберешься! Таких, как этот могучего сложения ражий купец, лучше постараться умаслить, пока не расходился напрочь, сатанея от своей природной мощи.

        Нужно его уболтать, уговорить брюхо набить, а и славно выпить - снять ярый настрой на членовредительство и бузу… Бог даст – отпустит человека, а там, глядишь, и повеселеет, заулыбается. Тут ему в самый раз    соловья песенного, певца трактирного Миняя с гитаркой под впечатлительное ухо поставить, а то и граммофон завести с душещипательными романсами. Да жаль, что будний день сегодня, Миняй не раньше шести часов ввечеру приползает, коли проспится к этому времени, а цыгане только вечером в субботу и в воскресение поют. Днем по желанию хмельных посетителей можно и граммофон завести.

        Пьяный к музыке особую тягу имеет. Сомлеет, слезу нетрезвую пустит,  тут его можно в поезд сажать и отправлять домой. В прошлый раз одного такого умаслил, так тот от избытка чувств полтину отсыпал на чай…

        - Водки неси, Пашка, штоф!.. Да захрумкать чо-нить…

        - Не извольте беспокоиться, сделаем в лучшем виде!.. Только разрешите уточнить сначала - вы до положения риз намерены употребить, так сказать, чтоб свет белый померк… или же  для просветления мудрости, что б два угодья в вас, уважаемый, объявились?

        - Это какие таки два угодья, мошенник?

        - Как какие! Пьян, да умен – два угодья в нем! Напиваться в стельку – дело нехитрое, только нужное ли? А как вас величать изволите?

        - Тебе-то какая разница, морда конопатая?

        - Ну не скажите, ваше степенство! Соображаю, что человек вы солидный, основательный, по осанке видно. Дородностью и статью бог вас не обидел. При золотых часах наблюдаю, кольцо опять же… Не пьянь какая подзаборная, чтоб в канаве валяться. Для нашего заведения большая честь, когда такие люди к нам заходют. Вы здесь гость дорогой! От того и знать надобно, как ваше степенство прозывается-величается!

         - Ну, прямо соловьем разливаешься, Пашка!.. Пантелеем Савичем нарекли родители, забодай  тебя коза!.. Ты долго мне будешь уши выкручивать своими разговорами, аки теребень* кабацкая?! Штоф неси, морда стоеросовая!

        - Не извольте гневаться, Пантелеймон Савич! Сей момент доставлю! Только разумею, что шибко не в духе вы. Досада гложет, неприятности какие организм треплют, поэтому и вздрогнуть намереваетесь со всего удалого маху!

        - Ну, так!..  Предположим!.. А ты что – против?  Али что предлагаешь, бестия рыжая?

        - Как можно, ваше степенство! Только горе, печаль там или сердечное томление, може другие  каки коварны чувства, что человеку душу мают, надо соответствующими напитками заливать, заедками заедать! Иначе не тот настрой получается!

        К примеру, застукал муж благоверную в лабазе с приказчиком за амурным щебетом с обнимашками, то можно и водочки дербалызнуть, после того, канешна, когда суд да расправу сотворишь, но лучше коньячишку Шустовского.

        Водочка она только первую лютость с души снимает, а потом распаляет жестоко, накуролесить вдохновляет, сначала хари, как водится, мордобоем покосоротить, а там, не ровен час, и до смертоубивства недалеко!

        Тут лучше коньячку, да блиночком с икоркой осетровой занюхать. Коньяк он к мудрости располагает! В таких делах бушевать нельзя!

  - Ишь ты!.. Вдовый я, шестой год пошел, как прибрал Господь, супружницу мою Аглаю Демидовну… Царство ей небесное! – купец осенил себя крестным знамением. Официант торопливо перекрестился вслед за ним: - Земля пухом!

        - Про любовь и всякие прочие нежные чувства надо с вином раздумывать и закусывать фруктами…

        - Ишь ты!.. - купец ухмыльнулся: - А водку когда пить? Во злобе токмо? Против воли Пантелея Савича стало отпускать. Рыжий Пашка ему понравился.

        - А водочку для аппетита пропустить перед обедом шкалик или два. На помин души тоже можно. Но тут меру знать дОлжно. Главное – не перебрать родимую! Официант уставился своими желто-зелеными глазами, казалось, прямо в ожесточенную душу Поленова.

       - А для других поводов токмо коньяк, Пантелеймон Савич! Непременно и однообразно коньяк! Благородных и порядочных людей напиток! Нам сей нектар поставщик самого Великаго князя аккурат сегодня поутру почти полтыщи бутылок подогнал.

Официант кивнул на парочку в дальнем углу: - Вона, приказчик евоный Федот Мирославыч застрял здесь с утра с Фроськой… Ента гулящая мадама из Ямуги. Больших женских достоинств краля. Хотите познакомлю?

        - Дак Фроську-то, поди, весь Клин знает. Об ней я слыхал, но до сей поры не видел… Тоща уж больно!

        - Кому как, Пантелей Савич, благородных кровей посетители именно такой ужатый вид предпочитают…

        - Нет, Паша, не про меня девка!

        - Как знаете, ваше степенство…

        - А кто ж такой поставил винцо-то в заведение?

        - Да немчин один, негоциант. Блох прозывается Альфред Генрихович.       

        - Блох, говоришь?.. Альфред Генрихович? Дык, это ж мой знакомец, дела у меня с им.

        - Вот и опробуете его товар, а потом и похвастаетесь!

        - Уговорил! Какой посоветуешь?

         - Выбор у немца изрядный! Лучше «Шустовский» же, можно и французский «Арманьяк» там… «Камю», али «Наполеон»… тоже не худо! Под коньяк гневу да мстительной злобе в душе места нет, а вот сообразительность торжествует! После трех рюмок враз придумки придут, и светлость мысли появится …

        Купец хмыкнул, припомнил свое прошлогоднее неудачное сватовство к девице Красинниковой и снова осерчал.

        - Неси чо-нить, прохвост, живо! Мочи уже нет! Душа горит злодейством битая…» Поленов задохнулся от чувств, покрутил пальцем в потолок и рявкнул : - И вероломством подлым паленая!.. Из глаз его выкатились две крупные слезы, оставив борозды на щеках. 

        - Не извольте печалиться, ваше степенство, мигом нарисую!
 
        Не успел купец оглянуться, как на столе уже стоял пузатый графинчик, блюдце с нарезанным дольками и посыпанным сахарной пудрой лимоном, крохотная вилочка к нему и серебреный стаканчик  малой вместимости.

        Поленов взял в огромную мясистую ладонь крохотную коньячную стопку, скривился и надел её на большой палец левой руки: - Ты чего мне, ядрена корень, наперстки заместо нормальной посуды подсовываешь? Я, чай, не муха, чтоб крошки нюхать и капли со стола  слизывать!

        - Так стаканОм-то, Пантелей Савич, токмо подлый народец, шиш в голове, блоха в кармане, благородно-то винцо лопает, а в напитке нужно природное волшебство ущучить, всю прелесть, так сказать, самый скус распробовать. Вино на радость нам дано, а не на посрамление естества, ваше степенство!

        Официант бережно снял с купеческого пальца стопку, в мгновение ока, показав удивительную ловкость, наполнил её до краев и подал купцу двузубую вилочку с долькой лимона.

        - Под коньяк посуда тока серебряная идет! С основательным смыслом принято так, потому как в руке коньячина стопочка от жара телесного нагревается, уже когда её любезную к устам подносят.

        В сей момент надобно глаза закрыть и вдохнуть глыбко аромат волшебный, его совершенством наслаждаясь, и только потом аккуратненько втянуть божественный сок, язычком по нёбу раскатывая…

        И, если сразу не доведётся умереть от райского блаженства, то извольте подзадержать коньяк во рту, смакуя и наслаждаясь, и только потом, когда уже бороться с телесной мукой организм не в состоянии, надо не заглотнуть, а размазать амброзию языком во рте… И только потом проглотить волшебный аромат…

        Эх, ма! Тогда, словно златокудрые ангелочки, взявшись за руки и озорно смеясь, прокатятся на своих теплых и мягких попках по горлышку…

          Купец крякнул, облизнул разбитую губу, потом разгладил усы, осторожно взял крохотную стопочку толстыми пальцами, медленно поднес к лицу, закрыл глаза и, с чувством вдохнув коньячный аромат, добросовестно исполнил все, что советовал соблазнитель Пашка.

        В горле сразу стало тепло, а на языке остался удивительно приятный след от выпитого. Пантелея Савича отпустило, и он улыбнулся.

        - Теперича… лимончику, ваше степенство… коньячок… он не водочка родимая, каку селедкой в брюхо заталкивают. Тут материя тонкая, благородная!

-А ну-ка, повтори, фокус, Паша, мне с такой меркой не совладать, больше пролью!..

         После третьей стопки у купца заблестели глаза и проснулся аппетит.
         - А ну, неси основательное чо-нить для брюха, злыдень! - потребовал он.

        - Пятый час час уже, самое время главной трапезы, ваше степенство. Изволите сыру для роздыха? Есть «Рокфор», «Лимбургский», «Тильзитер» и других удобоваримых сортов…  Копченой колбаской, брауншвейгских немцев изделия, рекомендую побаловаться, есть каша гурьевская, аглицкий чай колониальный, кофий арабских земель, к нему блины со всяческой икрой – паюсной, осетровой…

        - Мне бы посущественнее чего, Паша…

        - Дык, рекомендую полный обед, ваше степенство. Поначалу – салатик, как водится, для услады… Из кабачков с морковью и помидорами… Потом уха на первое… стерляжья, рекомендую… а к ней пирожки с вязигой… На второе осетрина с ананасами под винным соусом, запеченный картофель на гарнир, на перемену карп в сметане томленый. Есть щи суточные с расстегаями, потом рябчики с овощами. Язык проглотите! …

        - Тащи все, злыдень! - Пантелей Савич Махнул рукой и покосился на графинчик: - Гони обед на стол, живо! Есть хочу!

        - Сей момент, ваше степенство! - и официант умчался, словно его сквозняком выдуло.
   
Глава 4

       - Не желаете ли музЫки, ваше степенство? В заведении граммофон есть с набором песенным на любой скус… Извольте приказать только, живо наладим!.. - осторожно предложил официант, когда от съеденного и выпитого у купца раскраснелось лицо и заблестели глаза.

        - Валяй! Веселое  чо-нить пусти, да громкое!..

        - Шаляпин есть, Федор Иванович… Большой нутряной силы и важности голос…

        - А спевает он чаво? - подозрительно скривился купец.

        - Да про блоху!.. Смешно и могуче!..

        - Про блоху, говоришь?.. Хм-м! А… давай!

        Пашка мгновенно наладил аппарат, осторожно поставил графитовую пластинку, опустил иглу на крутящийся черный диск и развернул раструб граммофона в сторону Поленова.

        «Жил-был король когда-то.
         При нем блоха жила.
         Милей родного брата
         Она ему была!..»

Поплыл по залу густой и сочный бас великого певца.

        «Кто-кто?.. Блоха?
         Ха-ха-ха-ха! Блоха?..»
         Ха-ха-ха-ха!..»
      
        - Ишь ты! - Пантелей Савич ухмыльнулся, аккуратно всосал очередную порцию коньяка, промокнул губы салфеткой и засмеялся: - Знатно выводит, бестия!

        - Знамо дело! Шаляпин же, ваше степенство! Это вам не италианецкой земли какой черт - сладкогласый да нудный, аки комар над дремотным ухом!

        Потом официант перевернул пластинку.

        «Жили двенадцать разбойников,
         Жил Кудеяр-атаман…
         Много разбойники пролили
         Крови честных христиан…»

        Купец поник головой, внимательно слушал, изредка сморкаясь в огромный батистовый платок и моргая повлажневшими глазами.

        - Хорошо поет, душевно!.. Язви его!

        Шустрый официант принес ещё целую стопку пластинок и устроил Поленову настоящий концерт из оперных арий, народных песен и задушевных романсов.

        Слушая музыку, Пантелей Савич растрогался и пустил прочувственную слезу, Однако, не забывал о желудке, за несколько часов неторопливой трапезы справился с множеством блюд, которые подносил расторопный Пашка и осилил два графинчика коньяка.

        Как и предполагал многомудрый официант Павел, купец расслабился, раскраснелся и разомлел. На его лице появилась добродушная улыбка.

        - Мужчина! - размалеванная девица стояла, покачиваясь, у его стола, и улыбалась бессмысленной улыбкой  пьяной бабы, вперив в купца неподвижные оловянные глаза.

        - Поднесите шкалик одинокой женщине!.. Отблагодарю от всей души с нашим удовольствием!

        - Пошла прочь, тля! - огрызнулся Поленов: - Да побыстрее, пока ноги не выдернул!

        - Фу, какой грубиян!.. - гулящая девка оперлась о край его стола и вдруг стала орать визгливо с кликушескими подвываниями: - А не по-о-шел бы ты са-а-ам, мерзкая твоя рожа!.. Дальше из её рта посыпалась такая гнусная матерщина, что у Поленова отнялся язык и едва не вылезли глаза из орбит.

         Он вскочил, схватил девку сзади за шею, чуть пониже затылка, и запустил её вдоль зала. Гулящая с воплями полетела со всех ног, опрокидывая стулья возле столов, на которые натыкалась в процессе движения. В конце концов, она наскочила на стол, опрокинула его и вместе с ним рухнула на пол.

        Её кавалер бросился ей на помощь.  Голосящую девку он поднял на ноги и аккуратно, стараясь сам не упасть, посадил на стул.

        Потом слегка шаткой походкой подошел к столу, за которым сидел Поленов, принял соответствующий ситуации грозный вид, и попытался членораздельно высказаться: - Извольте и-извиниться перед д-дамой, мило…стли… стивый государь!.. Иначе!.. Тут он покачнулся и схватился за спинку стула, пытаясь удержаться на ногах.

        - Извольте вс…тать с-сударь, к вам при…личный человек обращается! Я… вам намерен дать по…сче… щечину! Купец молча встал, повернул его к себе спиной и отвесил защитнику размалеванной красотки такого пинка, что кавалер сразу понесся головой вперед, энергично загребая воздух руками, но через несколько шагов рухнул на пол, словно срубленное деревце.

        Ещё находясь на полу он вытащил из внутреннего кармана небольшой дорожный револьвер, но был так пьян, что тщетно пытался поставить  в положения для стрельбы складывающийся спусковой крючок.

        Поленов, не мудрствуя лукаво, одной рукой ухватился за шиворот его сюртука, поднял на ноги и изрядно тряхнул, а потом другой рукой выкрутил из его рук оружие.

        Но тут вышла незадача. Приказчик взвизгнул и совсем по-бабьи вцепился ему лицо острыми ногтями.

        - Ах ты, ешь твою в корень, поганец! - осерчал купец. Азартно крякнув, он с размаху приложился тяжелым, как придорожный валун, кулаком прямо в физиономию незадачливому стрелку. 

        Эффект оказался таким же, как когда-то в юности, когда гимназист пятого класса Поленов одолел в единоборстве на берегу реки Сестры предводителя местной шпаны Ваську Голубя. Фроськин кавалер мгновенно отключился и повис на руке у Пантелея Савича, словно выжатая половая тряпка.

        - Социялист поганый… - предположил купец, бросил бесчувственное тело на пол и спрятал отобранный револьвер в карман сюртука.

         - Господину ента штука без надобности… - пояснил он: - Не дай бог, стрелит кого по пьяному делу, неловким случаем…

        - Да что ж энто деется, ваше степенство! Рази так можно!.. - официант Пашка тряс лежащего без движения приказчика, пытаясь привести его в чувство. Потом махнул полотенцем на голосящую девицу: - Да затухни ты, Фроська, хватит горло драть! Без тебя тошно!

        Девка неожиданно послушалась и прекратила орать.

        - Эк вы нескладно управились, Пантелей Савич! Одной разрухи от вашей ярости в окрестностях не менее, чем на пять рублев!.. Физиогномии господину и его даме подпортили тож!.. Полицию звать надобно!..

Глава 5

       Жандармский ротмистр повертел в руках паспорт Поленова, вздохнул и посмотрел задержанному прямо в глаза.

        - Наш Клин – город совсем маленький. Из конца в конец за полчаса можно пересечь. Тут все друг друга знают. У вас, Пантелей Савич, добрых знакомых - половина жителей. Уважают вас граждане, при встрече даже шапки снимают и кланяются. Но вы, господин Поленов, так и норовите в местной газетке прописаться, в разделе «Хроника происшествий». Что ни месяц, о ваших подвигах репортер Свирский реляции пишет…

        - Виноват, ваше благородие…

        - То-то же!..  Наслышан о вчерашнем ограблении вашего пакгауза в Стриглово… Понятно, что этот прискорбный случай повлиял на ваше состояние самым губительным образом, но…

        Но, господин Поленов! В Клину, как вам, полагаю, известно, предусмотрена остановка литерного императорского поезда. Император и его свита выходят на перрон, освежаются в буфете, могут даже пообедать в ресторации.

        Правда, последний раз царский состав останавливался здесь более года тому. Однако, такая возможность существует. Император может приехать неожиданно, так как отдельного уведомления о прибытии такого состава не предусмотрено. Поэтому за безопасность царской особы и его свиты на клинском вокзале обеспечивает третье жандармское отделения, а не полиция.
 
        -Я понимаю…

        - Теперь представьте, император и свита выходят на перрон. Высокие гости  идут в ресторан, а там купец третьей гильдии Поленов Пантелей Савич, учиняет скандал, драку и безобразие!
   
        - Так ведь…

        - Молчите уж! Надо бы вас научить уму-разуму, да продержать в холодной дня три-четыре для вразумления… Но… бог с вами!.. Ротмистр позвонил в колокольчик и сказал вестовому: - Телефонируйте в уголовный сыск коллежскому секретарю Селятину, Пусть забирает своего Поленова, пока я добрый!

        - Слушаюсь, Павел Максимович!

         - Разорен! Вконец разорен! - сокрушался  купец в следственной части у Селятина, теребя в руках насквозь промокший от слез носовой платок.

        - А пуще денег мне беднягу Федулова Кондрата Пахомыча жаль. Он ведь у батюшки моего покойного ещё служил, меня малого на закорках носил, а потом делу научал. Золотой человек был… Сторож… тож… Рогожкин Федька… Федот Прокопыч… Не жилец, видать!.. А у него мать-старуха, жона и детишек четверо. Малому еще года нет!.. Эх, ма!.. Найди мне злодеев, мил человек, Христом богом прошу!

        - Ищем, ищем, Пантелей Савич, прилагаем все силы…

        - Ты скажи своим легашам, пусть землю роют! Ежели найдут они разбойников, я по пятихатке* выдам на рыло, да приватную гулянку устрою в московском веселом доме… Мое слово – кремень! - купец всхлипнул и потряс увесистым кулаком перед носом следователя.  Селятин поморщился: - Я же сказал вам, Пантелей Савич, что делаем все возможное … и невозможное… Ищем!

        - Ужо постарайтся, Нил Карпыч, дорогой! Найди мне лиходеев, в долгу не останусь!.. - из глаз Поленова снова полились слезы.

        - Да будет вам! - следователь бережно похлопал по лежащей на столе мясистой руке Поленова, в которой тот нервно комкал носовой платок: - Найдем, обязательно найдем! Это я вам обещаю, Пантелей Савич!

        Следователю Селятину можно было верить. За шесть лет, что он работал в клинском уголовном сыске, редкий из злоумышленников смог уйти от Селятина и его людей. Немало самых опасных профессиональных преступников, общим счетом не мене двух дюжин - налетчиков, насильников, убийц закатал он в каторгу. А уж, сколько посадил в тюрьму всякого другого поганого отребья, уголовного сброда – не счесть!  Въедливый и дотошный он, если брал след, то шел по нему, как охотничья собака с уникальным нюхом. Сбить его со следа было невозможно.

        - Мне бы только зацепиться за ниточку, уважаемый Пантелей Савич! - говорил он купцу: - Только за кончик! Весь клубок размотаю и распутаю, не сомневайтесь! Дело это, как мне кажется, не такое уж и сложное…

        Селятин не зря был уверен в успехе расследования. Он уже выстраивал тщательно собранные факты. Покойный Федулов и складские грузчики подробно описали внешность толстяка в сером кафтане. По всему выходило, что налет на склад купца Поленова совершила банда Афанасия Кузяева по кличке «Пузырь».  Вот только выяснить бы, кто навел грабителей на склад. Это мог быть только кто-то из своих, хорошо знавший Поленова и прекрасно осведомленный о его делах.

         Ограбление было совершено именно тогда, когда из Петербурга пришла наиболее ценная часть товара. Злодеи знали точное время прибытия обоза, знали даже имена служащих пакгауза и приказчика, сопровождавшего груз.

        Вопрос следователя, кто мог быть в курсе, поставил купца в тупик.

        - Да никто, Нил Карпыч! Из чужих - никто! Товар мне отправил Рубинчик Лев Моисеевич. Третьего дню письмом предупредил. Там и отписал, когда товар примать…

        - В каких вы  с ним отношениях, Пантелей Савич?..  Вражды меж вами не было? Не ругались? Не ссорились?..

        - Да бог с вами, Нил Карпыч! Мы с детства с ним знакомы, работаем… Приятельствуем даже. Он, хоша и еврей… но крещеный, православный… Батюшка мой покойный Савва Митрофаныч, царствие ему небесное, ему крестным отцом доводился…

        Познакомились мы с им, когда я в третьем классе в гимназии на второй год остался… За одной партой с Левой сидели… сдружились…  Гимназии я, правда, так и не кончил. Меня к делу стали пристраивать, когда я в пятом классе ещё раз на второй год остался.

        А с Левой… знакомство долгое!  Папаня евонный знатным сапожником был. Чуть ли не все в округе в его обуви ходили. Мой родитель ему благоволил за мастерство и старание.

        Моисей Ароныч и жена его Эсфирь Ефимовна девять детишек имели, Лева последним был… Сапожник всю семью в строгости держал, избытков у Рубинчиков никогда не водилось, жили скромно, только что не бедствовали.

        Младшенького Левушку старый Моисей постарался выучить. Чего это ему стоило – одному богу известно! Зато сейчас Лев Моисеевич  известная в купецких кругах личность, в Твери проживает… Купец второй гильдии, как-никак!..  А я вот только третьей…

        - Это письмо видел ещё кто-нибудь? Может, говорили кому о товаре?

        Ни одной живой душе не показывал письма и не говорил даже!

        - Значит, вы утверждаете, что о времени прибытия товара и его ассортименте никто чужой знать не мог?

        - Истинно так, Нил Карпыч! Письмо у меня в железном ящике лежало с момента получения. Я и Федулову Кондрату Пахомычу токмо ввечеру сказывал отправляться на склад и готовиться к приему груза с ночного поезда из Петербурга…

        - А письмо кто принес?

        - Да письмоносец же местный Лядункин… Ты ж яво знаешь! Он у нас, почитай, лет двадцать почту разносит. Еще молодым, лохматым да скороногим Лядунку помню. Это щас он лысый, козлобородый и на лисапете раскатывает… А тогда…

        - А письмо когда получено?

        - Да третьего дни в утро же! Я его вычитал и Федулову указал товар ждать…

        В котором часу принесли?

        Без четверти десять примерно. В такое время Лядункин обнаковенно утреннюю почту и разносит… Мой дом от почты близко, в полуверсте через речку, аккурат перед усадьбой покойного композитора Чайковского Петра Ильича…

        - Письмо при вас? Показать можете?

        - Да ради бога, Нил Карпыч! Вот канверт… Пожалте! - Поленов вытащил из внутреннего кармана конверт из толстой коричневого цвета бумаги.

        Следователь аккуратно взял его в руки и внимательно осмотрел.

        Тэ-э-кс!.. Две почтовые марки на одну и полторы копейки… Надписи сделаны стальным пером, черными чернилами, классической писарской скорописью, но с виньетками… Очень красивый почерк. Почтовые штампы, печатки... С левой стороны вверху круглый штемпель тверской почты, чуть повыше печатка «Утро». Справа четкий треугольник местного почтового отделения…

        Надо бы, пожалуй, наведаться к нашему почтмейстеру, справиться о путях прохождения писем… Может ли кто-то прямо на почте в Твери или уже здесь в Клину вскрыть почту и прочесть письмо?.. Вряд ли!.. хотя… надо бы выяснить…

        Теперь сам текст… Надо же! Не пером начертано, напечатано на «Ундервуде»… Хм-м!.. Дорогой инструмент! У нас только в жандармском отделении есть такая же машинка, даже буквы похожи… Так… Подпись Рубинчика тоже чернилами и пером…  Красивый росчерк. Понятно, что  отправитель и надписывал адрес на конверте…

        Чисто деловое письмо. Экономный суховатый язык. Краткое перечисление груза и его стоимость.  Дата и время прибытия. Фамилия сопровождающего.  Хм-м!.. Просить передать привет приказчику Федулову Кондратию Пахомовичу… с пожеланием доброго здравия и процветания… Хм-м!.. Лирика… не в стиле общего делового тона послания.

        Селятин поскреб в затылке и вскинул глаза на купца: - Можно я придержу пока письмо у себя,   Пантелей Савич? Надобно кое-что выяснить…

        - Как скажешь, Нил Карпыч! Раз нужно…

        - До почтамта подбросите? - следователь сорвал с вешалки фуражку.

        - Да с нашим удовольствием, Нил Карпыч! Коляска у крыльца!

       

Глава 6

         Пока ехали к почтамту, купец вкратце рассказал о своих приключениях в ресторации. Не забыл упомянуть о том, как слушал Шаляпина.
 
        - Понравился, говорите? - Селятин посмотрел купца и улыбнулся: - Про блоху знатно выводит? Хорошая тема для песни. Можно сказать задушевная!..
         
        - Да, вот еще что… Негоциянт-то Блох Альберт Генрихович, вчерась большую партию вина поставил в ресторацию на клинском вокзале. Шустрый, как веник! Партнеров грабят, а он знай себе торгует…

        Следователь высморкалася в платок и ничего не сказал.

        Почтмейстер оказался довольно молодым холеным мужчиной приятной внешности с  безукоризненными манерами и красивым голосом. - А я вас знаю! - обаятельно улыбнулся чиновник, когда Селятин показал ему жетон уголовного сыска: - Э-э-э… Нил Карпович, если не ошибаюсь?.. Я Суров Андрей Порфирьевич. Мы с вами встречались на  званом ужине у городского головы в прошлом месяце по случаю его тезоименинства. Вы ещё здравицу произносили имениннику…

       - Ах, да!» - вспомнил следователь: - Вы сидели на противоположном конце стола с жандармским штабс-капитаном Зыкиным.

        - Да-да! Это мой приятель - большой повеса и дамский угодник! Я здесь всего лишь около двух месяцев, изволите ли знать. Недавно переведен из Торжка. Господин Зыкин, можно сказать, стал моим наперсником и наставником в гусарских доблестях… Ха-ха!

         Селятин улыбнулся, молодой почтмейстер ему понравился. Отметил и со вкусом подобранный интерьер кабинета. Не сказать, что уж очень богатая обстановка , но достаточно дорого… для почтамта… На столе тяжелый чернильный прибор из горного хрусталя, деревянный стакан с тонкими сосновыми лучинками, коробка сигар, шведские спички, массивная хрустальная пепельница и несколько папок с бумагами.  На дальнем краю стола на круглой фаянсовой подставке со спиртовкой - изящный фарфоровый кофейник. В помещении пахло кожей новых кресел, душистым сигарным табаком, французским одеколоном и ароматным кофе.

        - Не угодно ли? - Суров открыл коробку с сигарами и предложил Селятину. Нил Карпыч не устоял: - Ого! Гавана!.. Он провел гаваной под носом, с наслаждением выдыхая её аромат: - Премного благодарен! Давно не курил таких дорогих сигар!

        Почтмейстер подал ему остро отточенные сигарные ножнички,  и Селятин ловко отмахнул ими кончик сигары.

        - Настоящего ценителя видно сразу! - восхищенно сказал Суров: - Сейчас, когда  курят всякую дрянь: самосад, махорку, нежинские корешки, даже вонючие папиросы из Германии,  любители сигар становятся редкостью… Я, пожалуй, тоже закурю…

        Руки у почтмейстера были  белые, красивые с длинными тонкими пальцами, на которых поблескивали тщательно подпиленные и отшлифованные ногти. На среднем пальце левой руки рубиновым цветом горел массивный перстень с большим камнем.

Суров взял из ящичка сигару и аккуратно обрезал её. Следователь залюбовался, с каким изяществом он действует, но невольно усмехнулся, когда увидел, что почтмейстер зажигает спички о боковой край стола и морщится от резкого запаха горящей серы. 

        - Сибарит… Настоящий денди… Но… не без изъяна… - подумал Селятин.

        Между тем Суров вынул из деревянного стаканчика на столе тонкую лучинку, поджег ее спичкой и предложил следователю. Когда Селятин закурил, почтмейстер сначала неторопливо обжег кончик своей сигары и только потом сунул в рот. Он со вкусом затянулся и выпустил из уголка тонких губ голубоватую струйку пахучего дыма.

        - Так чем могу служить, Нил Карпович? - спросил он.

        - Видите ли, уважаемый Андрей Порфирьевич… Мне нужно уточнить маршрут прохождения почты… э-э-э… скажем из Твери в Клин. В частности, что вы можете сказать об этом письме?.. -  следователь вынул из папки конверт и подал почтмейстеру.

        Тот аккуратно нацепил пенсне, взял из рук следователя конверт, повертел в руках, внимательно осмотрел штемпели, несколько раз пыхнул гаваной и, наконец, четко и сухо выдал заключение: - Отправлено из Твери утром 12 мая.. Из Твери Московский поезд с утренней почтой отправляется в шесть часов двадцать одна минута.

        - Почем вы уверены, Андрей Порфирьевич?» - спросил Селятин.

        Суров снисходительно посмотрел на него: - Почту в Твери вынимают дважды в сутки: утром с  девяти до десяти часов и вечером с двадцати до двадцати одного часа.

         Для отправки утренним поездом на конверты ставят штамп «Утро», на вечерние соответственно «Вечер». Гасят марку основной печатью.

        Потом письма сортируют, формируют по адресам доставки и опечатывают в мешках сургучной печатью. Потом доставляют к московскому или петербургскому поезду и сдают в почтовый вагон.

        Мешки на остановках  забирают почтовые приемщики, а те уже везут их на местные почтовые отделения.

          В Клин сданная вечером почта приходит следующим утром в восемь ноль пять. Через четверть часа её доставляют на почтамт и сортируют.

        С девяти до десяти часов почту выдают участковым почтальонам, а те уже разносят письма по адресам. Можно опустить письмо в Твери, допустим, в девять часов вечера, а в Клину адресат получит его  не позднее полудня, в зависимости от расторопности почтальона.

        Письма, опущенные в почтовый ящик в Твери утром до десяти, дойдут до клинского адресата уже к вечеру, не позже семи-восьми часов.

        - А скажите, Андрей Порфирьевич, можно ли почту где-нибудь аккуратно вскрыть, прочесть, потом снова запечатать так, как было, и отправить дальше? - спросил Селятин, пряча конверт  в папку и убирая её в портфель.

        Почтмейстер с изумлением уставился на него: - Помилуйте, Нил Карпович! Это совершенно невозможно-с!

        - Вы уверены?

        - Безусловно! Для того, чтобы вскрыть конверт нужны специальные приспособления и время, и чтобы запечатать в том виде, что его отправили, еще нужна определенная сноровка, знаете ли! Впрочем, просто вскрыть и прочесть не составляет труда, но в первоначальное состояние вернуть конверт не удастся!

       - Хорошо, а, все-таки, где можно вскрыть и прочесть письмо?

        - Х-м… Так… на сортировке, конечно. Можно письмо незаметно вынуть из адресной ячейки, унести куда-нибудь… и прочесть. Но, ещё раз говорю, это совершенно невозможно, здесь в Клину, во всяком случае!.. Да и в Твери тоже! Все под присмотром, Нил Карпович, служба отработана до мелочей.

         Часто я сам проверяю сортировку корреспонденции и утром, и вечером… Благо, казенное жилье, квартира моя нынешняя, прямо при почте находится. Здесь же, на этом месте старинная ямская станция располагалась в старые времена, как раз на пути следования от Санкт-Петербурга в Москву…

        - А как можно вскрыть письмо, не повреждая конверта, так чтобы следов не осталось?

        - Да пара пустяков, любезнейший Нил Карпович! Я неоднократно наблюдал, как третье жандармское отделение иногда перлюстрацию проводит писем некоторых неблагонадежных адресантов. Они делают просто: прогревают место склейки конверта над паром.

        У них оригинальные приспособления для этой цели имеются: обыкновенный чайник и насадка на его носик в виде воронки. В воронке трубочка сужается до мизерной величины. Когда чайник закипает, склеенную часть письма аккуратно обдают струйкой пара из насадки. Клей размягчается, и тут письмо бережно вскрывают. Тот, кто делает это, должен быть человеком весьма аккуратным и опытным, иначе следы вскрытия будут налицо.

        - А если клей не размягчится?

        Да, такое случается… Редко, но бывает! Это когда используют не специальный почтовый клей, а всякие подручные средства. Жидкое стекло, например, химический препарат для склеивания. Схватывает все насмерть.

        Тогда жандармы просто рвут конверт, подбирают аналогичный ему и надписывают точно так же, как сделана надпись на старом письме. У них есть люди, которые умеют подделывать любой почерк. Потом перекладывают почтовое отправление в новый конверт, аккуратно заклеивают и пускают дальше.

        - Можно ли заметить, что письмо вскрывалось?

        Суров развел руками: - Если действовал профессионал, то вряд ли.
       
Глава 7

        На другой день Селятина вызвал клинский полицмейстер Мелиховский. Начальник полиции города Клина был невысок ростом, но плотного сложения с бульдожьим лицом старого полицейского служаки. На его физиономии самой заметной его частью были пышные усы со старомодными подусниками. Но под его низким лбом и нависающими бровями смотрели умные,  внимательные и все замечающие глаза.

        - Располагайтесь, голубчик… - полицмейстер вышел из-за стола и широким жестом предложил следователю сесть в кресло у окна, что означало особое расположение начальника. Селятин ходил у Мелиховского в любимчиках. Сам начальник полиции расположился в другом кресле напротив. 

        - Что там с делом об ограблении временного складского хранилища купца Поленова в Стриглове? О нем уже весь Клин говорит. Какие-то соображение у вас есть по этому поводу?

        - Естественно, Павел Прокопьевич. На склад совершила налет банда разбойника Кузяева, известного под кличкой Пузырь. Последний раз он отметился в Торжке три месяца назад. Там он ограбил станционный пакгауз с товарами. Были и жертвы тоже. Тогда, если вы помните, зарезали полицейского, дежурившего на станции, так же погибли двое служащих пакгауза и путевой обходчик, случайно оказавшийся на месте преступления. Ущерб от разбоя составил больше  сорока пяти тысяч рублей.

        - Да, я помню. Был большой шум… Провинциальные газеты до сих пор трубят о уголовном терроре и беззубости полиции. Дело находится под наблюдением самого Великого князя. Продолжайте, голубчик….

        - Так вот… На складе Поленова в Стриглове главарь шайки под видом приказчика, появился чуть раньше, чем пришел сам обоз и сказал, что следом за ним идет груз. И действительно, через несколько минут прибыли и подводы с товаром. Складские работники и приказчик Федулов приняли его за одного из сопровождающих. А подъехавшие за ним следом обозники в свою очередь приняли его за складского служащего. Очень  грамотно и артистично сработал,  мерзавец!

        - Да, этого таланта у негодяя Пузыря, то бишь Кузяева, не отнять! Хитрый, подлец! Продолжайте!

        - Он сказал, что должна прийти еще вторая часть товара из двенадцати подвод, о которой Федулову не успел сообщить купец Поленов. Ему поверили. Примерно через час прибыли восемь телег с ящиками и работниками. В ящиках тоже прятались бандиты. 

        Кузяев устроил целый спектакль перед пакгаузом. Обругал возниц за опоздание, даже ударил одного. Спросил, где остальные четыре телеги. Те ответили, что у одной отлетело колесо, чинят. Приказчик с бумагами на товар якобы остался там и скоро будет. Федулов снова поверил и приказал открыть ворота.

        Таким образом разбойники попали во двор склада. Потом бандиты избили и связали всех работников, а сторожа Рогожкина, пытавшегося оказать сопротивление, прибили кистенем. Ущерб составил свыше шестидесяти тысяч рублей.

        Приказчик Федулов умер в больнице от кровотечения в поврежденной кастетом печени на следующий день. А сторож Рогожкин жив … пока, но … прогнозы относительно состояния его здоровья весьма неутешительные…

        - Кузяев всегда был отпетым душегубом, за что его самого в уголовной среде не слишком-то жалуют… Какие у вас, Нил Карпович, будут соображения по расследованию этого преступления? Есть какие-нибудь зацепки?

        - Работаем, Павел Прокопьевич. Постараемся найти того, кто передал Кузяеву сведения о дате и времени прибытия товара на склад. Тогда получим выход на самого Пузыря и его шайку.

        - Уже раскопали что-нибудь?

        - Пока нет, но есть версия, что банда совершила налет по наводке. Всю информацию злоумышленники могли взять только из письма, отправленного накануне из Твери компаньоном Поленова Рубинчиком Львом Моисеевичем, купцом второй гильдии.

        Бандиты знали не только дату и время, но и какой товар прибывает на склад, его ассортимент, стоимость и количество, а также фамилии приказчиков на складе и сопровождающих груз. Все это было очень подробно описано в письме Рубинчиком.

        Подозреваю, что злоумышленники получили информацию именно из письма. Разбойники хорошо подготовились и пригнали необходимое число подвод для вывоза наиболее ценной части груза.

        - Странно!.. Не слишком ли предусмотрительно для малограмотных бандитов ведут себя злодеи, Нил Карпович? Как вы думаете?  Ваши соображения?

        - Мне тоже так показалось. Полагаю, руководит деятельностью банды Пузыря не сам Кузяев, а какой-то другой предводитель, далекий от прямой уголовщины.

        - Очень может быть… А где могли перехватить письмо?

        - Теоретически только на почте, в Твери или Клину, или же это мог сделать почтальон, доставляющий письма по адресам. Полагаю, что в Твери вряд ли. Это сделал кто-то из клинских, отлично разбирающийся в местной кухне.

        Злоумышленник должен хорошо  знать - кто и что собой представляет, чем живет, чем занимается. Почтальон не мог вскрыть конверт в дороге, слишком мало времени прошло после получения им почты и доставкой адресату. Да и репутация у господина Лядункина совершенно безупречная.

        - А в пути, допустим, в почтовом вагоне?

        - Никак невозможно-с! Мешок с письмами опечатывается еще в Твери перед погрузкой в поезд. Печать снимается только на почтовой станции в Клину. Письма сортируются и тут же почтальоны развозят их по адресам.

        - Не на самой ли почте в процессе сортировки?
        - Не исключено, хотя почтмейстер Суров уверяет, что этого не может быть.

        Хм-м!.. Что намереваетесь предпринять, Нил Карпович?

        Тщательно проверим цепочку доставки писем от почты в Твери до самого адресата и постараемся установить, где произошла перлюстрация.

        - Что ж! Действуйте, голубчик! Обо всех новостях сразу же докладывайте мне…

        Селятин откланялся и вышел. Полицмейстер посмотрел ему вслед и улыбнулся: - Умница!.. И я таким был в его годы… Легавый, самый настоящий! Эх, молодость!..

Глава 8

        Поленов довез Селятина до следственной части и по дороге сообщил следователю, что собирается сегодня вечером ехать в Тверь обсудить с компаньоном текущие дела.

        Нил Карпович пожал плечами и сказал: - Ну что ж! Поезжайте, Пантелей Савич, если есть такая необходимость, но желательно, чтобы завтра к  полудню или, в крайнем случае, к вечеру, вы были бы уже дома. Не удивляйтесь, но завтра с утренней почтой к вам на домашний адрес от хорошо знакомого вам человека должно прийти письмо. Не вскрывая его, сразу несите ко мне.

        - От знакомого? Письмо? Но… как ты узнал, Нил Карпыч про завтрашнее письмо-то? - купец в изумлении сдвинул картуз на затылок.

        - Ни о чем не спрашивайте, любезный Пантелей Савич, просто исполните, как я прошу… Я вам потом все объясню. Ещё раз напоминаю - ни в коем случае не вскрывайте, а сразу же сообщите мне. Мы его распечатаем вместе с вами.

        Поленов совсем снял картуз и почесал затылок, такие фокусы были выше его понимания: - Как прикажешь, Нил Карпыч! Рад услужить!
       
        Московский поезд, на котором ехал купец Поленов, прибыл на Тверской вокзал в половине девяти часов вечера. Пантелей Савич вышел из вагона и не обратил никакого внимания на невзрачного господина, приехавшего одним с ним поездом и опустившего конверт в почтовый ящик на выходе с перрона.  Купец  быстро сторговался с лихачом на  площади перед тверским вокзалом и помчался к Рубинчику.

        Высокий и добротный дом его приятеля и компаньона стоял на живописном берегу Волги. Лев Моисеевич не поленился выйти ему навстречу и встретил компаньона прямо на крыльце особняка, разряженный, как индийский петух – в ярко-красном шелковом турецком халате, расшитом золотой вышивкой, остроносых шлепанцах и красной феске на голове.

        Старый друг весь лучился радушием, даже обнял, как близкого родственника. Приказал накрыть стол в гостиной и подать медовухи. За трапезой, когда стали обсуждать дела, заспорили.

        - У меня шестьдесят пять долей из ста, Пантелей, у тебя соответственно тридцать пять. Риск торговых операций мы с тобой страхуем из общего капитала фирмы. Тут все понятно. Торговые сделки мы с тобой планируем совместно и убытки, если таковые случаются, тоже разделяем пропорционально долям. 

         Но вот весь пакгауз в Стриглове целиком принадлежит только тебе. За временное хранение товара в нем тебе отчисляется известная сумма из наших общих денег. Поэтому с юридической точки зрения ответственность за сохранность груза, таким образом, целиком лежит на тебе. Если склад ограбили, то в этом виноват именно ты, не обеспечивший надежное хранение товара, а никоим образом не я. Стало быть, убытки ты должен покрыть из своего кармана…!

        Поленов побагровел и стукнул кулаком по столу: Ах ты, еврейская морда! Ловко ты, Лева, в мой карман запустить грабли стараешься! Нет уж, черт пархатый, хрен тебе в рыло, заместо мыла!

        Рубинчик поморщился и стал наливаться краской: - Ах, так! Ты, опять обзываться!.. Да!.. Я не забыл, что я - еврей, крещеный еврей!.. А батюшка твой, если ты еще помнишь, мне крестным отцом был. Мы с тобой много лет общие дела ведем, и до сих пор у тебя ко мне никаких претензий не возникало!.. А вот у меня к тебе!… Тут Поленов убрал кулак со стола и опустил голову.

        - Ты всегда мог рассчитывать на мою дружескую помощь… Кто тебя, дурака, постоянно из всех переделок, что ты по пьяному делу вершишь, вытаскивает? Ну-ка, вспомни, друг и брат православный, кто тебя от тюрьмы спас, когда ты в трактире на пристани в Нижнем, подрался с миллионщиком местным - Демьяном Быковым?  Едва ведь его не угробил? И опять же во хмелю!

        Купец молчал и глядел в пол.

        - А вот уже здесь, в Твери в приватном доме, кто отличился? А?.. - продолжал возмущаться негодующий компаньон: - Не помнишь?.. Младшего сынка самого городского головы Мануйло-Сиринского в окно выкинул со второго этажа,  да еще и в нагом виде! Это как называется? Скандал тогда едва удалось замять!.. Как всегда, впрочем… с помощью моих денег и связей!

        Мне твои молодецкие выкрутасы влетели в изрядную копеечку! Услуги адвокатов, как ты знаешь - весьма недешевы!.. А подкуп чиновников, полиции и свидетелей? Из чьих средств денежки на взятки шли?

        - С капиталу нашей компании…

        - Вот именно!.. Из недополученной прибыли, а в ней, если ты помнишь, моих законных шестьдесят пять процентов! То есть, моими деньгами оплачивались твои… возмутительные художества!

        Лев Моисеевич вскочил из-за стола, заложил руки за пояс халата и стал нервно прохаживаться по гостиной: - Таким образом, я добровольно отказывался от части своих собственных денег. А знаешь почему?.. Потому что помогал тебе не как компаньон, а как старый друг!

        - Не вижу разницы, Лева…

        - Ах, он, видите ли, не видит разницы!.. А я вот вижу!

        - А в чем она, Левушка?

        - В том, милый друг, что сейчас наша компания потеряла примерно шестьдесят тысяч целковых только потому, что ты, Пантелей Савич, не удосужился обеспечить надежную сохранность товара, которую обязан был предоставить, как единоличный владелец места его временного хранения. А это уже нарушение партнерских отношений. Совсем другой коленкор! Не так ли?

        - Ну… так!..

        Рубинчик смягчился. Еще раз, но уже молча, прошелся по гостиной и снова сел за стол.

        - Так что, у нас с тобой, Лева, и дружба уже порозь? 

         Лев Моисеевич громко хлопнул ладонью по столешнице: - Пантелей, ты, вроде бы, в приличном обществе много лет вращаешься, а до сих пор только собачишься грамотно, но изъясняешься, будто природный босяк, даже хуже, чем, сапожник! Слушать тебя – уши вянут! Грамотно говорить так и не научился, недоучка паршивый. Нужно говорить: - Дружба врозь, а не порозь! Слушать стыдно!

        - А ты меня не стыди! Вспомни, кто тебя, сукина кота, в гимназии пирогами подкармливал. Вот ты-то и был сыном еврея-сапожника, тощим, как глиста, вечно голодным, плаксивым замухрышкой, отщепенцем и нищебродом. Вспомни-ка!

        Единственный еврей, хоша и крещеный, на всю гимназию. Гимназисты тебя презирали, как выкреста, и мне доставалось за дружбу с тобой! Забыл, как старшеклассники над тобой издевались, а я тебя защищал, благо силушкой бог не обидел! Что-то ты тогда, Лева, не считал, чьи пирожки ты жрешь, а так же, сколько синяков получили мы с тобой на пару! И кому больше досталось!

        Помнишь, как после уроков, нас с тобой подловили в парке Васька Голубев, Мишка Кривошеев и братья Нефедовы, Кирилл и Пафнутий?

        Ну, допустим, помню…

        - Если бы не я, тебе бы живо уши оборвали и фингалов наставили на твою харю жидовскую! Я тогда до дому еле живой добрался, весь в крови, а ты, тля позорная, сбежал! И сейчас тоже хочешь этот финт повторить, не при делах остаться?

        - Ну-у, когда это было, Пантелей! Я же тогда совсем слабенький был, меня бы прибили, как клопа!

        - Да когда бы ни было! Я за тебя, подлеца, всегда заступался: и в гимназии, и потом, когда ты у папеньки мово в лавке начинал торговую науку приобретать. Взяли тебя по моей просьбе и к делу приставили!

        Так что выходит по всему, что ты, Левушка, многим моему папеньке, да и мне тоже обязан! А теперь, когда ты разбогател, остепенился и обильное пузо наел,  укусить гнусно хочешь руку, которая тебя прикормила и на путь истинный направила?

        - Спасибо за помощь в начале моей деятельности, но всего в этой жизни я достиг сам! Сам! Понимаешь? Мы с тобой давно выросли и должны сами за себя отвечать, а ты личными отношениями пытаешься подменить финансовые обязательства.

         Нет, так не пойдет, милейший! Сделал промашку – изволь ответить, как приличный купец! Покрой убытки компаньону! Моих денег вложено в тот злополучный товар всего около срока тысяч…»

        - Для меня в сей момент отдать эти деньги равносильно банкротству, Лева! Ты останешься при своих, но лишишься кампаниона, а ведь мы с тобой без малого почти двадцать лет при совместных делах, сукин ты кот, не считая того, что приятельствуем с малолетства. Ужели ты, Лева, старого друга пустишь по миру? А совесть мучить не будет? Сейчас я, такой же задохлик, токмо по деньгам! Но, в отличие от тебя тогдашнего, не смылся со страху!

        - Ну вот что, Пантелеюшка! Хватит ныть! Давай дождемся расследования. Кто там его ведет?

        - Следователь клинского сыска Селятин Нил Карпыч…

        - Пусть твой Селятин сначала найдет грабителей, а потом и обсудим наши с тобой взаиморасчеты. Идет?

        - Черт с тобой! Где почивать мне прикажешь?

        - Во флигеле спать будешь, что с окнами на Волгу

        - Как скажешь… Прикажи разбудить меня не позже пяти часов…

        - Зачем в такую рань несусветную?..

        - Хочу на утренний в шесть с двунадесятью минутами поезд в Клин успеть…
       
        - Хорошо! Я распоряжусь…


Глава 8

        - Глафира!.. Глаша!.. - нетерпеливо позвал Поленов, едва ступив за порог своего дома. Заглянул в глубину коридора, так и не дождавшись ответа, замысловато выругался и  стал стягивать сапоги. - Глашка!.. Черт тебя унюхай, где ты, прорва бездонная?..  Выдь сюды, ведьмино племя! - гаркнул он, приплясывая на одной ноге.

        - Иду, иду, батюшка!.. - донеслось из гостиной.

        Ключница Глафира – сдобная сорокалетняя баба, после смерти супруги Пантелея Савича вела у него хозяйство, следила за прислугой и обихаживала самого купца. 

        - Здеся я!.. В горнице Аглаи Демидовны… полы домываю!

        Поленов швырнул снятый сапог на пол: - Почта была?

        Босая ключница вышла в коридор с подоткнутыми за пояс юбками, старательно вытирая фартуком большие красные руки: - С приездом, батюшка! Как доехали?

        - Письма приносили, я тебя спрашиваю? - загремел Поленов, принимаясь за второй сапог.

        - А как жа, батюшка! Утречком скороходом приволок письмоносец...

        - Так тащи враз, бестолковая!

        - Не извольте гневаться, батюшка, сей момент предоставлю!..

        Глафира оправила юбки и, звонко шлепая по свежевымытому полу мокрыми ногами, понеслась в гостиную, откуда вернулась уже с маленьким подносом, на котором лежал коричневый конверт.

        - Ага!… - Поленов схватил конверт и в изумлении вытаращил глаза. Письмо оказалось от его компаньона Рубинчика Льва Моисеевича. - Тащи другой сюртук, дура! Чего вылупилась! Мне в следственную часть надобно! Срочно!


         Следователь долго и тщательно осматривал письмо со всех сторон. Особенно внимательно через лупу разглядывал места, где конверт был склеен.

        - Так… Внешне все, вроде бы, выглядит вполне… В полном порядке, я хочу сказать…

        - Как ты приказывал, Нил Карпыч, не открывал я письма-то!
 
        Селятин положил конверт и лупу на стол и задумчиво посмотрел на купца отрешенным взглядом. В этот момент он был где-то далеко, размышлял о чем-то своем и вряд ли слышал и даже видел Поленова.

        - Голобородов! - наконец, словно очнувшись, позвал он. Избыточно дородный и румяный, как наливное яблочко, городовой Голобородов явился незамедлительно на его зов и с некоторым усилием протиснулся в узкую дверь.

        - Звали, ваше благородие?

        - Да, Василий Ферапонтович, звал… Вот что, голубчик… Посмотри в кладовке у нашей поломойки Матрены какую-нибудь бадью или шайку, что она использует для мытья кабинетов, набери туда воды из колодца во дворе и неси живо сюда…

        Городовой смущенно кашлянул в кулак и разгладил ладонью пышные усы: - Бадейку с водой принести вам в кабинет, Нил Карпыч? Я правильно понял?

        - Точно так, братец! Не сочти за труд!

        Голобородов еще раз кашлянул, недоуменно посмотрел на Поленова, пожал плечами и неловко вскинул руку к фуражке: - Слушаюсь, Нил Карпыч!
       
        - Смотрите сюда, господа! - Селятин склонился над шайкой с колодезной водой, которую принес городовой. В одной руке он держал конверт, а в другой большие конторские ножницы и слегка пощелкивал ими.

        - Пантелей Савич и ты Василий!.. Смотрите внимательно! Сейчас поверхность воды совершенно чистая, на ней нет  никакого мусора и даже мельчайших пылинок… Правильно ли я говорю?

       - Точно так, ваше благородие!

       - Чистая вода, Нил Карпыч, твоя правда! 
 
       - Так вот, господа, мы с вами проведем несложный опыт – проверим, нет ли чего-нибудь постороннего в этом вот конверте, который был опущен вчера вечером в почтовый ящик на вокзале в Твери и пришел сегодня в Клин с утренней почтой…

       - А что там может быть, ваше благородие?

       - Ну, что-либо такое, что вряд ли может появиться в конверте, без чьего-то умысла… Сейчас я аккуратно разрежу конверт и выну письмо. Если там есть ещё что-то, кроме бумажного листа, то это нечто должно упасть на поверхность воды. На ней будет видно все, даже самые маленькие предметы. На другой поверхности было бы не так заметно. Готовы?.. Будьте внимательны… Начнем!

       Селятин аккуратно срезал тоненькую полоску бумаги с края конверта, отложил ножницы, вынул письмо, потряс его над шайкой, потом слегка постучал по конверту пальцами.

       - Ага! Вы видите это, господа? - следователь показал на крохотную темную точку, содрогающуюся на водной поверхности.

       - Чего это, Нил Карпыч? Вроде как живое что-то… шевелится…
       Городовой склонился ниже над дубовой шайкой, некоторое время внимательно рассматривал её и вдруг изумленно воскликнул: - Дак то ж… Блоха, ваше благородие!.. Ей богу блоха, разрази меня гром!..

       Селятин аккуратно подцепил насекомое двумя пальцами, поднес поближе к глазам, потом сунул под нос Поленову: - Нуте-с! Гляньте-ка, Пантелей Савич…

        Купец вскинул на следователя округлившиеся глаза: - Точно так! Блоха-с! Она самая! Как она там оказалась?

       - Это не просто блоха, а самый кончик ниточки из целого мотка пряжи, за который можно зацепиться! Вскоре мы распутаем весь клубок, господа!

       Следователь улыбнулся, вложил блоху между ногтями больших пальцев и нажал. Раздался легкий щелчок.

Глава 9

        - Простите, что вы сказали, Максим Викентьевич? - внезапно перебил Селятин доклад своего помощника о результатах его поездки в Торжок и даже слегка подался вперед.

        - Я сказал, что в станционном пакгаузе, наряду с другим добром, хранился товар негоцианта Альфреда Блоха на сумму что-то около шести тысяч рублей…

        - Что за товар?

        - В основном виноградное сухое вино в бочках, Нил Карпович,  бургундское, мерло, рислинг,  мальвазия. Потом ликеры: шартрез, бенедектин, коньяк «Шустовский» и французский: «Арманьяк», «Наполеон», «Камю». Ликер и коньяк в основном в бутылках. Была ещё небольшая партия кубинских сигар, что-то около двухсот коробок, порядка десяти тысяч штук.

        - Все было похищено при ограблении?

        - Точно так, Нил Карпович! Только у Блоха, в отличие от его партнеров, товар был застрахован банковской фирмой «Картье и Бломберг.

        - Та-а-ак! - протянул Селятин, откинулся на кресле и засмеялся: - Спасибо, дорогой, уважили!.. Хорошо поработали!

        - Продолжать? - помощник следователя Носов поправил пенсне на переносице.

        - Не надо! Оставьте у меня все материалы, голубчик, и идите отдыхать, я сам все просмотрю.

        - Да! Вот ещё что… Распорядитесь, пожалуйста, чтобы  филеры Аникеев и Груздев были у меня в кабинете к вечеру, часам к шести…

        Слушаюсь! - Носов положил на стол перед Селятиным папку с документами и откланялся.
       
        Сыщики явились точно к шести вечера. Это были лучшие филеры уголовного сыска. Один из них был Афанасий Груздев - маленький, похожий на  приказчика человечек, в помятой тройке и котелке, самого простоватого вида. У него было бесцветное лицо, из тех малозаметных сереньких физиономий, которые совсем не держаться в памяти.

        Другой - крепкий, напоминающий солидного мастерового в расцвете лет, с грубыми чертами лица Фаддей Аникеев в поддевке,  тяжелых сапогах и сдвинутом на лоб картузе. Они стояли перед Селятиным, выслушивая последние наставления следователя.

        - Так вот, господа филеры, не спускать глаз с начальника почты Сурова, ни днем, ни ночью! Держите наготове экипаж или пролетку, он запросто может укатить куда-нибудь ближе к ночи. Прошу вас проследить все его передвижения в ближайшие дни. Постарайтесь, чтобы он не заметил слежку.

       - Будьте покойны, Нил Карпыч, не впервой!» - Груздев смотрел на Селятина выцветшими голубыми глазами и улыбался.

        - Отнеситесь к этому делу серьезно, ребята! Суров не так прост, как можно подумать. Возьмите с собой револьверы на всякий случай.

        - Они у нас всегда при себе! – Аникеев похлопал себя по поясу.

        - Ну, с богом, господа!

        На следующее утро оба сыщика стояли в кабинете у Селятина. Сыщик докладывал.

        - Без четверти семь почтмейстер вышел из здания почты. Перешел через улицу и возле гимназии сел в экипаж. Мы с Фаддеем на пролетке последовали за ним. Ехали долго. Чтобы не быть обнаруженными, сохраняли расстояние.  Вели мы господина Сурова аж до деревни Клинково.

        - Далековато, однако! Верст с двадцать будет. Продолжайте!

        - Там мы оставили пролетку на опушке леса, а сами бегом следом, проследить, куда он направится.  Экипаж его остановился как раз возле первой избы за церковью. Это бывшего клинковского старосты  Силантия Воронцова изба.

        - Того самого, кого за скупку краденного в прошлом году вы же и задерживали?

        - Точно так Нил Карпыч.  Тогда он отвертеться сумел. Присяжные его невиновным признали.

        - Да, помню это дело…  Продолжай!

        - Через четверть часа со двора мальчишка верхом ускакал и через сорок минут вернулся. Следом за ним человек приехал в коляске. Уже темнеть стало, внмательно рассмотреть его не удалось, но заметили, что он толстый, с большой бородой и в сюртуке. На голове картуз.

        - Понятно, дальше!

        - Через два часа в десять сорок пять вышел Суров. Я побежал к пролетке, а Афоня решил проследить толстяка с бородой. 

        - Что удалось узнать?, - спросил Селяин Груздева.

        - Через четверть часа вышел и второй. В темноте прицепился я аккуратно к его коляске, так, что он даже и не заметил меня, поехали. Добрались до Золино, что в двух верстах от деревни. Толстяк, кажется, квартирует там в помещичьей усадьбе.  Во всяком случае, коляску поставил во двор, а лошадь на конюшню свел. Потом направился во флигелек по левую руку от усадебных ворот.

        Сам владелец усадьбы господин Нежинский уже четыре года как в Париже и на родину носа не кажет, а там живет его престарелая матушка, говорят - великой старческой немощи бабушка, уже ничего не соображает, из ума выжила и с постели совсем не встает. Нашей поломойки племянница там горничной служит. Матрена сама как-то рассказывала.

        Селятин кивнул: Знаю, она со мной тоже делилась. Кто сейчас там управляющий, не помните?

        - Как не помнить, Нил Карпыч! Блох Отто Генрихович…

        Селятин кивнул головой и усмехнулся: - Ну да!... Что дальше-то было?
   
        - А дальше совсем смешно вышло. Добрался я до места, где Фаддей с пролеткой меня ждал, поехали обратно, а на дороге уже возле Щапово неожиданно встретились с господином Суровым. У его экипажа отвалилось напрочь колесо, ось полетела.  Его кучер остановил нас и попросил добросить барина до Клина. Пришлось помочь. Я представился ветеринаром из Белавино, якобы ездил принимать отел у коровы в Воронино. Кажись, поверил господин Суров.
 
        -  А мне пришлось высаживать Афанасия у околицы в Белавино, везти Сурова до почтамта, а потом возвращаться за этим ветеринаром! – добавил Аникеев.

        - Ну, что же! Хорошо поработали, господа! Отдыхайте сегодня, не выспались, небось?

        - Спасибо, Нил Карпыч! Дай бог вам здоровья!

Глава 10

        Селятин выставил скрытное круглосуточное наблюдение за усадьбой в Золино. Четыре филера парами, сменяя друг друга,  держали под контролем въездные ворота и все происходившее в усадьбе.

        На третий день следователь уже докладывал полицмейстеру Мелиховскому: - Есть основание предполагать, что усадьба господина Нежинского служит пристанищем шайки Кузяева. Наш сотрудник под видом нищего проник на территорию  поместья и опознал матерого уголовнка Пузыря, то есть Афанасия Кузяева, находящегося на сегодняшний день в розыске за многочисленные грабежи и убийства. Опознан по фотографической карточке, которую я показал перед вояжем филеру.

        - Вы, что же, предполагали, будто Кузяев находится в Золино?

        - Не только предполагал, был совершенно уверен в этом, Павел Прокофьевич!

        - Интересно! Продолжайте…

        - На территории усадьбы замечено порядка двадцати пяти человек, в то время, как численность к челяди и обслуги поместья не превышает девяти. Усадьба охраняется двумя вооруженными молодцами совершенно лихого вида.  Наш агент разговаривал с ними. Говорит, что каторжники чистой воды - характерная для уголовников речь, тюремный жаргон.

        - Что предлагаете, Нил Карпович?

        - Предлагаю разгромить разом это волчье логово. Наш уголовный сыск не имеет достаточных сил для этого. Прошу привлечь к акции взвод полицейской стражи и городовых, свободных от несения службы. У Кузяева в шайке народ отпетый, предполагаю, что все бандиты вооружены.

        - Принимаю. Кузяевские художества, если не положить им конец, могут окончательно запугать население и торговых людей. Налеты пузыревской шайки отличаются крайней дерзостью, отменной наглостью и кровопролитием. Кто, по-вашему, сможет руководить операцией?

        - Почту за честь, если вы, Павел Прокофьевич, позволите мне возглавить ликвидацию банды!

         - Ну, что ж, возьму грех на себя! Хоть это и не в вашей компетенции… Вольному воля, дерзайте, Нил Карпович… Не могу отказать! Я распоряжусь по поводу стражников и городовых.

        - Спасибо за доверие, Павел Прокопьевич! Разрешите доложить о плане проведения акции?

        - Извольте, голубчик, я весь внимание.

        Селятин вынул из портфеля и разложил на столе сложенный вчетверо лист бумаги: - Филерам уголовного сыска удалось привлечь к сотрудничеству Аграфену Миронову, которая служит горничной в поместье Нижинского. По удачному стечению обстоятельств девушка эта приходится  племянницей Матрене Синициной, что моет полы в помещении нашей следственной части.

        Миронова - девушка разумная и порядочная. С ее помощью составлена диспозиция усадьбы. Здесь на схеме нанесены все усадебные постройки, в помещениях которых размещаются на ночь злодеи.  Предполагаю взять всю шайку сразу., прямо в постелях…    Разумею, что действовать нужно так…
         
        План полицмейстеру понравился.

        - Довольно просто, но вполне надежно. Если не случится каких-либо неожиданностей, должен сработать. Как сами-то думаете?

        - Совершенно уверен в успехе!

        - Ну, с богом, Нил Карпович! Смотрите, осторожнее там, не подставляйтесь, голубчик! А то я вас знаю! Все на рожон норовите…, - сказал Мелиховский, когда следователь уже взялся за ручку двери.

         - Как получится, Павел Прокофьевич… Селятин улыбнулся, пожал плечами и вышел из кабинета.

        Полицмейстер перекрестил его вслед и завистливо крякнул в густые усы.

Глава 11

       Для ликвидации разбойного гнезда Мелиховский постарался собрать серьезные силы. Под начало командующего акцией следователя Селятина поступили двенадцать конных городовых, четыре филера, и целый взвод московских стражников под началом опытного унтер-офицера Михайлова.

        В поход выступили уже после полуночи,  с таким расчетом, чтобы быть на месте к рассвету.  Похоже, что продвижение отряда к Золино удалось сохранить в тайне. Это оказалось большой удачей. Нил Карпович подозревал, что в каждой деревне на пути следования полиции у Кузяева,  вполне возможно, были соглядатаи.

        Перед Клинково, Селятин спешил свое войско, проделавшее весь путь на нанятых крестьянских телегах, отряд обошел деревню и подобрался к подножию холма, на котором стояла помещичья усадьба. Здесь их уже ждал сыщик Аникеев.

        Филер доложил, что пока все спокойно, признаков движение внутри усадьбы не замечено. За это время никто за её пределы не выходил.

        Конных городовых Селятин разделил на четыре подвижных группы по три человека и рассредоточил на дорожках вокруг усадьбы, перекрыв все возможные пути бегства разбойников. Отделение стражников из восьми стрелков скрытно подобрались к самой усадьбе с северной стороны и устроили засаду недалеко от калитки, ведущей в старый парк, заросший вековыми деревьями.

        Ещё пять стражников под началом унтер-офицера Михайлова, старого знакомого Селятина, ловко перемахнули через ограду усадьбы со стороны конюшни и затаились среди хозяйственных построек, взяв под прицел внутренний двор.

        Филеры и шесть стрелков проникли на территорию через калитку для прислуги с восточной стороны, которую оставила открытой горничная Аграфена Миронова.

        Стражники взяли в кольцо главный господский дом, а филеры подкрались к въездным воротам, без особых хлопот и лишнего шума повязали  двух пьяных бандитов, безмятежно дрыхнувших на лавках в сторожке, открыли калитку и впустили Селятина и остальных стражников.

         Ночной мрак только начал сменяться утренними сумерками. Небо на востоке за лесом просветлело и стало окрашиваться розовым цветом. В парке и фруктовом саду перед усадьбой защелкали соловьиные трели.

        - Люди все на местах и в полной готовности, Нил Карпыч! - доложил Груздев. - Тут, весьма кстати, возле ворот штабель с ошкуренным лесом… А бревно в умелых руках, смею заметить, к любым дверным замкам вроде универсального ключа подходит.   Позвольте использовать?

        - Что с вас взять умельцы, коли другие ключи отсутствуют…

        - Мы мигом, ваше благородие!

        - Так-с!.. Ну и отлично!.. Время без трех минут четыре утра… Судя по всему злодеи ни о чем не подозревают… Селятин щелкнул крышкой карманных часов, убрал их в жилетный карман и достал свисток: - Приготовиться! Рассредоточиться по условленной диспозиции! Действуем, как договорились, по общему сигналу, господа! Держать оружие наготове… Всем соблюдать особую осторожность! В случае оказания активного сопротивления и угрозе вашей жизни разрешаю без промедления отрывать огонь!
       
        - Погодьте, Нил Карпыч! - остановил его филер, едва следователь поднес свисток к губам: - Нешто из этой полицейской свистульки надлежащий по мощности звук получится? Позвольте мне ужо собственным языком с помощью ловких пальцев соловья для разбойников справить!  Вам понравится, а злодеям тем паче! Не сумлевайтесь!

        - Разрешите Афанасию сыграй побудку Пузырю со товарищи, Нил Карпыч! - поддержали Груздева остальные агенты.

        - Ну, что ж!.. Уговорили! Свисти, Афанасий, только не слишком заливисто, а то денег не будет!

        - Слушаюсь!

        Груздев ухмыльнулся, переложил револьвер в левую руку, сложил большой и указательный палец на правой руке в кольцо и небрежно сунул в рот.

        От пронзительного свиста у Селятина, казалось, зашевелились волосы под фуражкой. В разных концах усадьбы послышались ответные трели полицейских свистков.

        В тот же миг все пришло в движение. Двери усадебных построек стражники быстро вынесли с помощью таранов из бревен, взятых из штабеля у ворот, и ворвались внутрь строений.

        Из двенадцати разбойников, застигнутых врасплох в хозяйственных помещениях усадьбы, десять не оказали никакого сопротивления.

        Один головорез был застрелен Фаддеем Аникеевым, когда попытался пырнуть филера ножом, столкнувшись с ним в коридоре у черного хода в господском доме.

        Другой бандит сумел выпрыгнуть из окна второго этажа и почти успел перемахнуть через ограду усадьбы, но на самом верху забора получил граненый штык в ягодицу от стражника и с воплем свалился с другой стороны.

        Превозмогая боль от раны, он ухитрился доковылять до лесной опушки, но на тропинке в березняке его взяли конные городовые. 

        Схваченных бандитов и несколько мужчин из дворовой челяди, которых в суматохе приняли за членов шайки, связали и согнали к въездным воротам. Атамана Афанасия Кузяева и управляющего имением Отто Генриховича Блоха, среди задержанных не оказалось…

        - Глянь-ка, ваша бродь, чегой-то там на чердаке?.. Никак орудие? - один из стражников показал на распахнувшееся оконце чердака господского дома, из которого выглянуло что-то весьма напоминавшее пушку.  Кто-то пытался навести её на собравшихся во дворе.

        - Бегом со двора! -  страшным голосом закричал Селятин. Стражники и бандиты бросились врассыпную под защиту стен усадьбы. Как раз вовремя. Пушка глянула с чердака тяжелым блоком крупнокалиберных ружейных стволов и загремела выстрелами.  Пули часто защелкали по двору, вздымая фонтанчики земли и пыли. С одного из убегающих стрелков слетела сбитая пулей бескозырка.
 
        - Ах, ты, ешь твою в корень!.. Это чего ж такое? - унтер-офицер Михайлов выцеливал своим громадным револьвером изрыгающее пули изделие на чердаке.

        Селятин за шиворот утянул Михайлова за угол дома.
 - Не высовывайся, Никодим Митрофанович! Это митральеза, скорострельная пулеметная машинка французская, - пояснил он: - Выпускает до ста тяжелых пуль в минуту. Так что береги голову, дорогой!
   
        - Да я его сейчас!.. Нил Карпыч! Пустите!.. Я его!..

         - Тихо!.. Да спрячь ты свой «Смит-Вессон»! Умерь пыл! Супротив митральезы только самоубийца может воевать! Лучше командуй своим, чтоб стреляли по чердаку залпом по команде. А я с филерами с заднего двора по черновой лестнице на чердак… Ну же!.. Давай!
 
        Михайлов на удивление быстро пришел в себя. Под его руководством одни стражники собрали и согнали в кучу разбежавшихся, было, по территории усадьбы разбойников,  другие быстро заняли позиции для стрельбы.
 
        - Прицел постоянный! Заряжай! Целься!.. Пли!

        После третьего залпа митральеза замолчала.
 
        Филеры выломали дверь на чердак. Возле французской картечницы лежали двое убитых. Один из них с простреленной головой был опознан, как атаман шайки грабителей и убийц Кузяев по прозвищу Пузырь, второй, застреленный прямо в сердце, оказался управляющий имением Отто Генриховичем Блохом, старшим братом прусского негоцианта Альфреда Генриховича Блоха…


Глава 12

        - Ну-с, Нил Карпович!.. - у Мелиховского, вероятно, было очень хорошее настроение: - С шайкой Кузяева-Пузыря, смею думать, наконец, покончено! Жаль только, что не удалось его взять живым. Лучше было бы закатать его, подлеца, на вечную каторгу куда-нибудь на Сахалин!.. Ну, да бог с ним! Операция проведена просто блестяще! Потерь с нашей стороны нет, хотя враг использовал французское артиллерийское орудие… Как, кстати, оно называется?

        - Митральеза системы Реффи – орудие для залпового огня. Стреляет огромными пулями полудюймового калибра. Пруссаки захватили таких картечниц во множестве после поражения Франции в войне с Пруссией в  1871 году. Грозное оружие, но его мало просто иметь, нужно ещё и уметь с ним обращаться. Это же не ружье, которое можно поворачивать, куда хочешь.

        - Смотрю, Нил Карпович, вы отлично разбираетесь в оружии. Откуда это у вас?

        - Отец мой и старший брат - военные инженеры. У брата дома в Туле собрана большая коллекция макетов всевозможных систем артиллерийских орудий. Он дока по этой части. Признаться, я и сам большой любитель оружия.

         - Как я понимаю, управляющий  имением хотел превратить усадьбу в настоящую крепость.
   
        - Возможно, но, скорее всего, орудие намеревались кому-то продать и просто хранили на чердаке для какого-то покупателя.

        - А пруссак-то Отто Блох каков! Он и был настоящим организатором разбоя?

        - Вряд ли,  Павел Прокопьевич, он, так сказать, вероятно, был просто содержателем шайки, а его брат был наводчиком. Альфред Блох пристраивал свой товар на временное хранение, уже предварительно застраховав его и договорившись с покупателями. А после ограбления сразу же реализовывал его по заключенным ранее договорам. Таким образом получал двойную прибыль. Негоциант выяснял систему охраны и планировку складов.

        - Но ведь был кто-то, кто передавал информацию о хранящихся там товарах? Иначе, чем объяснить, что ограбления происходили именно тогда, когда завозили новые партии дорогих вещей и провизии.

        - Вот тут-то начинается самое интересное, Павел Прокофьевич! Информацию разбойники могли получить только из переписки. И это мог сделать только человек, допущенный к почте.

        - Кто же это, если не секрет?

        - Это господин Суров, наш новый почтмейстер. Я обратил внимание, что обаятельнейший Андрей Порфирьевич был переведен к нам из Торжка, где, как вы знаете, тоже был ограблен пакгауз с новым, недавно привезенным товаром и убиты люди. И опять там отметился негоциант Альфред Блох. 

        Купец Поленов рассказал мне, что на следующий день после ограбления  его склада в Стриглове в привокзальный ресторан прусский негоциант привез вино такого же ассортимента, какое было сдано на хранение в его склад. Такие совпадения вряд ли случаются часто. Помог случай.

        Поленов, как всегда... Вы же его знаете!.. Отметился в ресторации скандалом, побил приказчика негоцианта Блоха, утром привезшего товар, и его... Хм-м! Так сказать, даму. Мы взяли приказчика как участника драки в привокзальном ресторане. Его фамилия Куликов. Сей господин тоже был отмечен в протоколе, составленном об ограблении склада в Торжке.

        Я обратился с вашей помощью в третье жандармское отделение, где мне помогли написать подложное письмо от имени купца Рубинчика. В письме говорилось, что его автор - Лев Моисеевич Рубинчик подозревает их совместного с Поленовым партнера негоцианта Альберта Генриховича Блоха в мошенничестве. Таким образом Суров поспешил сообщить о письме его брату, управляющему усадьбы "Золино". Так мы и раскрыли логово, где обитала шайка Пузыря-Кузяева.
      
        - Интересно! Что намерены предпринять?

        - Попросить санкции на арест Альберта Генриковича Блоха и Сурова Андрея Порфирьевича. У почтмейстера считаю необходимым провести обыск на квартире и в служебном кабинете.

        - Ну, что же! Правда, насчет Сурова… Вы знаете, дорогой мой, кто стоит за ним? Чей он родственник?

        - Естественно! Я много чего узнал про него. Он незаконный сын всесильного графа Мансурова, хитрого царедворца и любимца прежнего императора. По обыкновению как незаконнорожденный отпрыск знатного рода, получил вторую половину фамилии отца – Суров.

        Мать его дворовая девушка, жертва любовных приключений любвеобильного графа, умерла при родах, а ребенка сплавили в дальнюю деревню, где он рос почти до семи лет и воспитывался в обычной крестьянской семье.

        Впрочем, нет, не совсем обычной. Брат главы этого семейства был каторжником и проживал у брата в доме после того, как вернулся с каторги, где провел пятнадцать лет. Видимо, он и привил мальчику криминальную романтику.

        - Это уже потом стареющий граф Мансуров  спохватился, вспомнил о своем сыне и отослал мальчика за границу, обеспечил его содержание и постарался дать хорошее образование.

        Привольная жизнь Юного Сурова закончилась, когда граф  неожиданно скончался. Вдова графа, графиня Мансурова сделала все, что бы побочный сын ее мужа не попал в число других наследников и не получил ни копейки из его немалого состояния.

         Так что Андрею Порфирьевичу с семнадцати лет пришлось самому заботиться о своем пропитании. Говорят, одно время он даже голодал и подвизался в уголовной среде парижского дна.

        А потом его разыскал и привез в Россию уже дядя, родной брат его матери. Он показал своего племянника взрослому старшему сыну графа, которому в то время было уже пятьдесят лет. В том взыграли родственные чувства, и он пристроил младшего брата по почтовому ведомству, но денег не дал.

        А молодой Суров, вернувшись на родину, решил разбогатеть с помощью одного каторжника, по прозвищу Пузырь, с которым жил в одном деревенском доме в семействе Кузяевых.

        Мелиховский хлопнул по подлокотнику кресла на котором сидел: - Вы хорошо поработали, Нил Карпович, делайте дальше все, что сочтете нужным.


Глава 13

        Казалось, что Суров ничуть не удивился, когда к нему нагрянули с обыском. Он только пожал плечами и спокойно сказал: - Ищите, господин Селятин…

       Как и ожидал следователь, обыск на квартире Сурова не дал никаких результатов, а в вот в рабочем столе в его кабинете нашли какую-то непонятную медную воронку очень небольшого  размера. 
       
         Когда помощник следователя Носов спросил, что это такое, почтмейстер только улыбнулся и развел ругами: - Понятие не имею, господа!

        - Ну-ка, ну-ка… Дайте-ка сюда, Абросим Давыдович! - Селятин повертел медяшку в руках и аккуратно надел на носик кофейника, стоящего на столе Сурова.

        - А это приспособление для вскрытия писем, господин Носов! - сказал он: - Очень удобно! ПринОсите письма, надеваете эту штуку на кипящий кофейник, подогретый на спиртовке, и обдаете паром конверты, а потом читаете письма… Так, Андрей Порьфирьевич?

        Суров перестал улыбаться и досадливо поморщился.

        Уже в следственной части, куда почтмейстера доставили под конвоем, он расслабился и, оставшись наедине со следователем, сказал: - Нил Карпович, дорогой, давайте поговорим по душам, без протокола, но начистоту. Я вам все расскажу, только ничего подписывать не буду. У вас на меня все равно ничего нет. Ну, нашли какую-то медную ерунду у меня в рабочем столе, а в кабинете бутылки с коньяком и гаванские сигары из партии, что были в пакгаузе в Торжке… Это же не доказательства! Мои адвокаты разобьют их в пух и прах! Это совсем смешно! Еще раз повторюсь - у вас нет доказательств!

        - Есть! Есть свидетели ваших встреч с Кузяевым в доме Силантия Воронцова в Клинково и даже содержание разговора.

        - Кто-то  подслушал?

        - Вот именно!

        - Не верю!

        - Как знаете…

        - Ну, хорошо!  Прошу прощения, Нил Карпович, но меня мучает один вопрос, как вы догадались, что это я вскрываю письма?

        - Очень просто. Я подготовил письмо, адресат которого мог вас интересовать, а в нем написал, что посылаю живую блоху в письме.
 
        - Ну и в чем же изюминка? Блоха же была в письме?

        - Была, в том-то и суть! Но дело в том, что когда письмо ушло к адресату, никакой блохи там не было! А когда пришло, то блоха там была! Мы проследили весь путь, по которому прошла корреспонденция. Вычислить, что только вы могли вскрыть письмо, не составило никакого труда. Мне было вас даже немного жалко, так как вам, господин Суров, пришлось ловить блох своими надушенными пальчиками на шкуре какого-то грязного дворового пса, содрогаясь от брезгливости, а потом аккуратно засовывать одну из них в конверт. Попались вы, на очень простом фокусе. Признаться, я даже немного разочаровался…

        - Ах, черт! Надо же было так опростоволоситься!

       Селятин улыбнулся: - Сколько веревочке ни виться – конец все-таки будет!