Рождение шедевра

Более всего не люблю списывать конспекты. Особенно по общественным дисциплинам. А ещё написанные неразборчиво, бестолково и без знаков препинания.

Может быть, кто-то и разбирается в диамате и  политэкономии и, так сказать, с полуслова понимает все сокращения. Но я -  совсем не то, я человек средних способностей, хотя, конечно, добросовестный.

В этом году,  я решил делать конспекты сам. Но после первой лекции по научному коммунизму отложил это намерение, решив, что работа в лес не убежит, и мне в лес не убежать. А после второй уже надо было готовить пять конспектов, что, сами понимаете, нереально. Ну, как и полагается, накануне семинара собрал я материал. Первоисточники, две тетради конспектов девочек-отличниц, философский словарь и том хрестоматии по научному коммунизму.

Первым делом, конечно, полез в первоисточники. А там…. Ведь гении писали! Или всё переписывать надо, или, не знаю что… Короче, не получается конспект. Тогда я взял работы наших отличниц и сразу в две их тетради сунулся. А там – всё разное! Только название,  вроде, одно и то же, а написано что-то другое.

Стал гадать, у кого может быть правильнее. Одна из авторов явно больше была мне по душе, чем другая, но кто знает, может это на достоверность работы и не влияет. Зачем, спрашивается, сразу два конспекта взял, пожадничал! А теперь вот мучайся.

Стал прикидывать на пальцах, чью же тетрадку использовать, да сами понимаете, такой метод особого доверия не заслуживает. Наконец, я решил просто переписать у той, у которой меньше написано. Правда, это высчитать было тоже не просто, так как почерки были совершенно разные – у одной – крупный и размашистый, у другой – убористый и мелкий.  Однако, рассчитать было легче, чем сверять соответствие конспектов и первоисточников. Прикинув, сколько слов у каждой в строчке и сколько строчек на странице, я произвёл простейшие арифметические действия и выбрал конспект с крупным почерком. Вздохнув, я начал работать.

Как уже было сказано, несмотря ни на что, я человек добросовестный. Поэтому, написав первую фразу, понял, что просто так, целиком переписать весь конспект мне совесть не позволит. Но и переделывать фразы на свой лад я тоже не решался – могло получиться что-то противоположное смыслу. Поразмыслив и так и эдак, я пришёл к компромиссному решению.

Время оставалось мало, и я решил положиться на волю случая. Положив перед собой обе тетрадки, я стал списывать по фразе из каждой. Вторую фразу я списал из второй тетрадки, третью - из первой и так далее. Следовательно, в первом конспекте пропускались чётные фразы, во втором – нечётные. Время от времени я этот порядок менял, беря  из второго конспекта две фразы подряд. Это делалось для того, чтобы закончить оба конспекта одновременно, так как второй был длиннее.

Может, конечно, стоило переписать оба конспекта полностью, так же чередуя фразы. Тогда один дополнил бы другой. Но я боялся не успеть, потому что пришлось изрядно повозиться с расшифровкой сокращений – у каждой они были свои собственные. Но вскоре я понял, что к чему – недаром же проучился четыре года.

Постепенно я входил во вкус. В мой вариант конспекта стали вкрапливаться сначала фразы из словаря, затем из хрестоматии. Наконец я взялся и за первоисточники. Открывая страницу наугад, я брал первую попавшуюся фразу, подходившую, как мне казалось, более-менее по смыслу, а подходили почти все, так как смысл оставался для меня тёмен. Это занятие захватило меня, как игра, и я уже составлял мозаику больше ради забавы, чем для дела.

Надо сказать, что это был первый конспект, который я писал своей рукой. Правда, на первом курсе я попробовал, нет, не то, чтобы составить конспект, а списать. Но это мне стоило неимоверных усилий, и я бросил, не написав и половины. В то время выход нашёлся сам собой – Ленка, учившаяся курсом выше, обеспечила меня своими конспектами. Мне оставалось только переписать фамилию на обложке, заклеив бумажкой то, что там было написано до меня.

Мы с Ленкой раньше учились вместе в Кировском училище, и, естественно, попав в Москву, подружились. Мне эта дружба шла очень на пользу. Я был обеспечен записями всех лекций и конспектами. К тому же, часто бывая у неё в гостях, я имел возможность хорошо питаться, тем самым сохраняя часть денег, присылаемых мне родителями. Да, она была хорошим товарищем. Она даже забыла о том, что наше пребывание в институте – последний шанс устроиться в Москве, и несколько раз недвусмысленно предлагала мне пойти с ней в ЗАГС.

Но я-то этого не забыл. И, считаю, что тем самым помог и ей. Теперь она – москвичка, и я, поближе к окончанию, тоже женюсь на Тане, или, в крайнем случае, на Наташе и останусь в Москве. Так что её обида на меня – плод чисто женской логики. И то, что она, обидевшись, после окончания конспекты дала не мне, а какому-то приятелю мужа – несправедливо! Надо быть в ответе за свои поступки! Ведь это верх жестокости заставлять человека на пятом курсе, как какого-то первокурсника, заново осваивать технику написания, или, хотя бы, переписывания конспектов!

Однако, на деле выходило, даже, как-то забавно. Чтобы конспект был более полным, я взял кипу старых газет и стал вставлять в свою работу фразы и оттуда. Потом я полез за этим в Большую Советскую энциклопедию, а затем, разохотившись, нашёл где-то на дальней полке и «Капитал» Маркса, равно как и собрание сочинений Энгельса, радуясь, что живу на квартире у таких культурных людей.

Скоро я стал уставать, но писать не бросил, обозлившись, почему-то на Научный Коммунизм. Я с ожесточением строчил, думая о том, что пусть педагогиня разбирается сама, что к чему. Я торопился, стараясь написать как можно больше, злорадствуя, представив себе, как они в ужасе возьмёт полностью исписанную большую общую тетрадь, и сколько потратит времени, чтобы хоть что-то понять. А ни к чему не придерёшься – всё правильно, всё списано у авторитетов.

Я полез на полки, поискал ещё и вытащил словарь Даля, словарь иностранных сокращений, морской справочник и какую-то детективную книжку советского писателя, случайно затесавшуюся среди словарей. Всё это я тоже использовал, и, даже, из книжки  взял целый абзац, поставив его в кавычки и сделав сноску – пусть думают, что это лирической отступление.

Так незаметно прошёл день и почти вся ночь. Не знаю, что на меня нашло, но я писал и писал. Все книги лежали в раскрытом виде вокруг, я ещё что-то добавил, кажется, из статьи Демичева, напечатанной в  журнале «Коммунист», а так же кое-что из других журналов вместе с материалами съездов.

Под утро я опомнился. Тетрадь неожиданно кончилась, а с головой творилось что-то неладное. В ней не было ровно ничего, кроме какого-то разряжённого пространства, ну, ни одной мысли.  Нет, одна была, а именно, что же я буду делать, если меня спросят. Ведь я ничего не скажу, кроме одной хорошо запомнившейся фразы из детектива. Наконец, я поставил точку там, где кончился последний листок, тут же, не сходя с места, повалился на разложенные на кровати книги, и заснул.

Сон мой был тяжёл. Среди какого-то гула проходили всевозможные кошмары. Из-под колоссального конспекта я никак не мог выбраться и он меня душил, затем все книги забегали вокруг меня в неимоверном темпе, и я никак не мог остановить ту, что мне была нужна. Среди прочих я запомнил ухмыляющееся лицо Аллочки, одной из тех отличниц, что дала мне конспект, выкрикивающее фразу, которую Аллочка сказала мне накануне: «А я напишу конкурсный реферат». Ещё я копался в каких-то записях, очень торопился, так как времени оставалось в обрез, и, к моему ужасу, никак не мог разобрать почерк. Буквы менялись на глазах, и это было невыносимо!

Весь этот сон пролетел в одно мгновение, и, так как я боялся проспать, то проснулся сразу с каким-то нытьём в груди и песком в глазах. В голове гудело: «Бум, бум, реферат, реферат!». Я тряхнул головой и стал просыпаться по-настоящему.

Было ещё рано. Но лечь спать снова мне мешала какая-то, ещё не оформившееся,  мысль. От сна осталось слово «реферат». Ах, да, «конкурсный реферат». Ну и что, чушь какая-то! Немного успокоившись, я хотел снова лечь.

И тут меня осенило. Сон как рукой сняло. Вскочив, я от возбуждения некоторое время не знал, с чего начать. Идея была гениальной. Она давала мне возможность не только не отвечать на семинаре, но и, может, вообще на нём не присутствовать. О дальнейшем я пока не думал.

Немного взяв себя в руки, я приступил. Я работал самозабвенно и с ещё с большим увлечением, чем писал накануне идиотический конспект.

Для начала я заклеил на обложке слово «конспекты» и, вместо него, красиво вывел: «Конкурсный реферат по научному коммунизму студента пятого курса Семечкина Романа. Тема» - Тут я перечислил все названия тех работ, которые надо было законспектировать. Подумав, я добавил: «в современном аспекте».

Дальше оставалось немного. Я заклеил первый заголовок и на этом месте поставил слово «вступление». Страницы через две написал на свободном месте: «Глава первая» и название первой законспектированной работы. Далее к названию каждого конспекта я просто ставил номер главы. Страницы за две до конца я заклеил какую-то фразу, написав вместо неё: «Краткие выводы, заключение».

Теперь надо было выписать цитаты. Но поскольку из цитат состояло всё произведение, найти, откуда они были взяты, оказалось невозможно. И всё же, порывшись в книгах наугад, я кое-что встретил. Взяв эти фразы в кавычки, я внизу указал первоисточники, их год издания, названия издательств, где они были изданы и страницы.

Оставался последний штрих. Я вырвал из новой тетради чистый двойной лист и, не торопясь, как можно красивее написал список использованной литера туры, то есть, указал под номерами всё то, откуда я сдувал, конечно, за исключением конспектов. Подумав, я прибавил ещё кое-что из тех произведений, что нам рекомендовалось изучить по этому предмету в течение года. Этот листок я прикрепил к основной тетрадке скрепкой. Получилось очень внушительно. Для пущей важности я разыскал старую картонную папку и вложил тетрадку туда. И, наконец, для полной убедительности, вывел на папке размашистую подпись.

Однако надо было торопиться. Наскоро сжевав какую-то корку, лежащую в кухне на столе, я выскочил из дома. Вопреки обыкновению, я пришёл за десять минут до начала семинара. Полный чувства своей правоты, я дождался педагога в коридоре, держа папку под мышкой. Ребята, проходившие в класс, с интересом на меня смотрели, но  сделал непроницаемое лицо. Правда, один раз пришлось снять маску и спросить у Аллочки, которой  отдал конспекты, как зовут педагога.

Наконец я увидел преподавательницу в конце коридора и двинулся навстречу. Годы пребывания в этом учебном заведении научили меня обращению со старшими, и я сразу приступил к делу.

«Анна Николаевна» – обратился я к ней с достоинством – «у мен к Вам колоссальна просьба!». Глаза педагога стали невидящими, но  я знал, что делал. «Меня сейчас педагог по специальности срочно просил зайти, речь идёт о выступлении в клубе» - тут я сделал грустную мину – «но мне это так некстати,  я как раз по сегодняшней теме конкурсный реферат написал и мне так хотелось бы выступить»-  я протянул папку.

Анна Николаевна посмотрела на меня округлёнными глазами – «Как… реферат?» - совершенно сбитая с толку спросила она. - «Всё лето писал» - продолжал я с воодушевлением – «изучил весь материал, подобрал литературу - так меня тема заинтересовала. А идея родилась давно, ещё в прошлом году. Вы уж посмотрите, пожалуйста, черновик, сделайте свои замечания. А я подработаю и на конкурс подать хочу».

Я сам поразился своему нахальству, Анна же Николаевна как-то затравленно улыбнулась и взяла мою работу. Заметив мой выжидающий взгляд, она сказала: - «Это очень хорошо, что Вы так серьёзно относитесь к предмету. Пожалуйста, идите, не беспокойтесь, доклад успеете сделать потом. А на конкурс, действительно, хорошо бы подать».

С этими словами она вошла в класс, а я опрометью кинулся вон, довольный, что на сей раз дело обошлось благополучно. В то же время на душе скребли кошки. Я боялся справедливого гнева педагога после того, как она прочтёт эту белиберду. И всё же я старался себя успокоить  во первых, тем, что вряд ли у неё найдётся время реферат прочитать, во-вторых,  что смысл прочитанного сам чёрт не разберёт, а, в-третьих, какой с меня спрос, может,  я просто глуп от природы.

Долгое время после этого я перед каждым семинаром справлялся, как мой реферат, и Анна Николаевна, виновато улыбаясь, говорила, что ещё не успела его посмотреть. Это спасало меня от ответов, а потом я, для профилактики выступил  по своей инициативе с каким-то сообщением, которое прочитал с тетрадки, стоя перед партой.

Каково же было моё изумление, когда однажды Анна Николаевна, встретив меня в коридоре, сказала: «Я Вашу работу посмотрела, думаю, что её вполне можно перепечатать и подать,  я там некоторые замечания на полях написала, а так всё хорошо».

Что остаётся добавить? Вначале я удивлялся, затем перестал. Это после отзыва рецензента о том, что работа содержательна, актуальна, хороша по форме и  идейно выдержана. Ну, а когда она заняла первое место на конкурсе студенческих работ, обойдя реферат Аллочки и других отличников, я действительно поверил, что создал нечто ценное.


Осень 1978