Гремучий шахматист

    Всю свою гремучую жизнь Паша обожал шахматы. Глубинный интерес к познанию древней игры ничем толком  не объяснялось. Как у всех увлекающихся натур, из того самого далекого места, куда пока еще не ступала нога ученого человека, едва заметной, под самым  мощным микроскопом, точкой маяковало подобие света, которое на уровне хитрого гамбитного взгляда и превращалось в интерес к древнеиндийскому гению человеческой мысли.

    Проблема заключалось в том, что шахматы Паше никогда не давались. Помимо света, изрядно маякующего из недр, похвастать было абсолютно нечем. Унылый шахматист в совершенстве овладел навыками передвижения фигур, прекрасно знал правила, знал по именам многих чемпионов мира, был наслышан о различных теориях дебютов, защит и пр.
 Однако, когда дело таки доходило до умения показать на практике свои умения и воплотить в жизнь пусть хилую, но мысль обладателя несуществующего пятого разряда, все рушилось молниеносно, со скоростью и мощью девяти ферзей. Пешки подло переставали идти вперед, кони, по теории мощные в центре доски, вдруг искали себе другое место и забивались в угол доски, как будто забывали об умении ходить буквой «Г», а вспоминали о другом «Г», мощные слоны боязливо прятались за пешками, как австралийские страусы, зарывающие голову в песок, пробивные ладьи вместо мясистых ударов о защитные редуты соперника проводили систематические мышиные укусы, ферзь нагло становился пьяным и неблагонадежным, - в Советские времена его точно бы исключили из партии, а король  все время трусливо поднимал одну ногу вверх, чтобы побыстрее потерять равновесие и упасть. Как только Паша играл с игроком более менее умеющим играть в шахматы, все было именно так и никак иначе.

    От такой несправедливой, с его точки зрения жизни, он постоянно падал духом.   Масла в костер из черно-белых клеток огорчений и пессимизма добавлял тот факт, что шахматы были популярны в семье несостоявшегося мэтра с самого детства. Дед по линии отца был довольно крепким любителем с хорошей памятью, папа играл чуть хуже, но также умел быстро воплотить ту или иную идею в жизнь. Гены давили на Пашу с силой взрослого самца гориллы, ему казалось, что он просто обязан громить соперников, ковать победы шахматным мечом. Но в жизни, все было ровным счетом наоборот. Это сильно напрягало горе-гроссмейстера, он постоянно задавал себе и организации, находящейся на облаках вопросы, начинающиеся примерно так: «Почему…, Как так…., За что….., И это……. И пр.

Партии с неплохими любителями игры давались очень сложно, со временем Паша нашел тактику психологического запугивания, которую постоянно применял на практике – другого не оставалось. Примерно в трех случаях из ста тактика давала результат, и вполне было возможно надеяться на ничью. В остальных случаях соперники смотрели на шахматиста, как смотрел профессор Титанушкин на на поэта Бездомного после рассказов об Аннушке и подсолнечном масле. Это был проницательный и понимающий взгляд, без насмешек и оскорблений. Наиболее широкой формой были фразы типа «Ой, Я тебя сейчас навьючу», «Смотри, сейчас тебе будет душно», «Тебе предстоит бежать далеко, дальше острова святой Елены», объединяющие в себе глобальные идеи, по своему масштабу схожие с завоеваниями Александра Македонского. Были и не такие мощные посылы, например: «Ой, переманю твоего ферзя», «У тебя не слон, а Обама», «дай пешкам ипотеку», указывающие на конкретные с точки зрения Паши слабости позиции оппонента. Правда один раз в системе произошел сбой и после обильного психологического давления на игрока, последний отвесил Паше дружественный подзатыльник.

    Это произошло еще в школе, когда Паша пытался ходить в секцию шахмат. У него не получалось ровным счетом ничего. А по причине полного отсутствия необходимого для таких случаев китайского терпения, лучезарное хождение по мучительным шахматным университетам окончилось всего за месяц. Первым камнем послужил тот самый подзатыльник от одного мальчика Коли, у которого уже тогда, в седьмом классе была щетина (а то был высокий класс), занимающегося в секции бокса; и по причине невозможности ответить спортсмену, Паша проглотил это досадную пилюлю так болезненно, как будто камень был хотя бы в почках. Последним камнем, который мощно, с силой урагана, оборвал все надежды на успешное обучение, словно такой камень, стремительно опускался на темное дно реки, и был привязан к ноге утопленника, послужило публичное унижение.

 Секционный тренер, хороший камээсник, но плохой психолог, одним пятничным вечером публично выразил Паше свое полное непонимание его особо скверными результатами, а тут еще похвалил другого мальчика по фамилии Радчук, попросив того подняться ногами на парту, а остальных поаплодировать получению второго разряда. Когда Паша хлопал, то чувствовал полнейшую духоту, голод и одиночество на острове святой Елены, куда ему, как издевательство, прислали друга в виде пьяного Обамы.

    Все невзгоды и огорчения, связанные с неутешительными фактическими результатами партий не имели ничего особенного с мыслями Паши. В мыслях Паша был гроссмейстером планетарного масштаба. Часто, мерзкими осенними вечерами представлял себе глубинные диалоги с мэтрами шахмат. Все это было в его богатой фантазии, но нигде больше.

- Не подадите ли Вы мне сливового варенья? – обращался он к жене первого чемпиона мира Вильгельма Стейница. – Благодарю, я рекомендую Вашему мужу постоянно, а особенно во время турниров время  турниров, употребялть русское народное средство «Иван-чай». Этот прекрасный напиток тонизирует все функции человеческого организма, имеет массу положительных свойств.

- Павел, мы совсем заговорились, – смело встревал в беседу хмурый Вильгельм. – Как Вы считаете, мне принципиальна Ваша позиция по поводу перевода ферзя черных на h4 в шотландской партии?

- Уверен, эта смелая идея может войти в историю. Но нужно считать варианты…..
    Чемпион мира с полминуты проницательно смотрел на Пашу, потом с криками «Где моя доска?», не обращая внимания ни на супругу, ни на платок, подаренный любовницей и небрежно забытый на столе, ни даже на тот факт, что австрийский чемпион случайно остался в одном носке, побежал долго и упорно считать варианты. Пока внезапно испарившийся носок окутал дебютной тайной жилище австрийского чемпиона, Паша внимательно изучал жену Вильгельма. Оказалось, что у нее хронические веснушки и ужасный второй, нет даже третий подбородок. Жуть какая-то.      Впоследствии перевод ферзя на h4 войдет в историю, второй подбородок станет  уверенно третьим, а носок найдется у любовницы.

    С Михаилом Моисеевичем Ботвинником Паша занимался не шахматами. Они паяли. По воскресеньям с 12 до 14. Ботвинник стеснялся говорить с чудо-гроссмейстером о шахматах, чтобы его не застали врасплох. А вот паял Ботвинник лучше Паши, в некотором смысле учил его. В этой деятельности он серьезно отыгрывался в психологическом плане, Паша знал теперь, как классифицировать канифоль и какая выходная мощность у паяльника.

    С Гарри Каспаровым Паша жил в одном номере накануне его матча с Карповым и был его негласным тренером. Они любили поиграть в слепую перед сном блиц в пять минут. Пять сыгранных из шести Паша, конечно, выиграл, шестую же Каспаров еле-еле свел вничью. Перед серией решающих партий Гарри внезапно решил пойти погулять «по девкам», но неоспоримый, как кактус, авторитет Паши, возымел действие и Каспаров остался в гостинице….

- Так ты ходить будешь?
    Стрела с наконечником в виде трезвой мысли, пущенная Бог знает откуда, только через секунд десять настигла нашего чемпиона, который, играя партию с соседом по двору Тимофеевым, не заметил, что погрузился в мир своих фантазий и грез, начисто забыв о реальном мире.
- Эту незатейливую комбинацию я показывал Стейницу, тогда, в прошлом веке. – Окончательно вернувшись в мир людей, сказал Паша
- А кто такой Стейниц? – сказал Тимофеев
- Да ты не знаешь таких азов. Как же ты можешь играть в шахматы?
- Даже не знаю, кстати, тебе мат.
Паша вздохнул и словно индюк, которого хозяин нечаянно лягнул кнутом с засохшими следами коровьего навоза, побрел домой.