На реке Быстринке - Главы 6 и 7

 
                Глава 1 - http://www.proza.ru/2016/08/22/276


                ГЛАВА 6
 
  Настя  прошла в горницу и  с таинственным видом  поманила к себе мужа.
  Он вошёл.
- Вань, я   тебе   чего сказать-то  хочу…
Она подняла на мужа свои зеленовато-серые чуть раскосые глаза и тут же смущённо потупилась.
- Говори.
- Меня утром  опять стошнило, как вчерась.
 Иван испугался.
- Опять? Ты снова ельцов наелась? Сей же минут выкину их борову! Отравилась,  поди?
 Настя помотала головой.
- Нет, это не от них. Я сразу же к бабушке Параскеве побежала, всё ей обсказала, а она говорит, что я… это…
 Настя опять стушевалась,  покраснела до корней волос и стала теребить переброшенную на грудь косу.
-Что? Что тебе сказала бабушка? Она сказала, почему тебя тошнит и рвёт? Да говори же!
- Ну, меня рвёт, потому что я … того…  понесла.
- Кого понесла? 
 Перепуганный   Иван никак не мог сообразить, кого и куда понесла его жена и почему её от этого тошнит и рвёт.
- Бабушка не сказала, кого. Она говорит, что этого никто   знать не может и даже говорить об том никому нельзя. А ещё  она  сказала, что когда понесут, то завсегда рыбу солёную едят…  Вань, ты ельцов не выбрасывай, я их опять хочу...   Бабушка мне огурцов обещалась…
 От смущения Настя запуталась ещё больше и ещё больше напугала Ивана. Он посмотрел на жену тревожно и жалостливо. «Перегрелась на солнце, наверное, вот и мелет чего ни попадя».
  - Настюша, ты бы прилегла, отдохнула.
 Она шмыгнула носом и со слезой в голосе прошептала:
 - Я думала, что ты будешь радоваться, а ты…
 Глаза её наполнились слезами.
 Иван растерялся. Он обнял жену, погладил по голове.
- Не плачь, моя хорошая. Я радуюсь, я очень-очень  радуюсь!
Потом  осторожно спросил:
- А радоваться-то я чему должон?
 Но Настя не расслышала его вопроса,  потому что в это время прыгала вокруг мужа, хлопала в ладоши и кричала во весь голос:
 - Я так и знала, что ты обрадуешься! Я ещё на греби хотела тебе сказать об том!   Бабушка Параскева мне велела никому не говорить, только тебе. И ты молчи! Не дай бог, кто сглазит, что я… того…  понесла…
  Опять двадцать пять! Иван уже хотел бежать за бабушкой Параскевой, но  Настя бросилась ему на шею и шёпотом спросила:
  - Вань, а ты кого хочешь, дочку или сына?
 - Настенька, родненькая моя! Чего же ты молчала об том, что понесла?


     Бабка Параскева поставила на обеденный стол большую чашку солёных огурцов и тихо  вышла из избы. «Дети ещё совсем, какие же они ещё дети, - думала она по дороге домой. – Да и то сказать, Ванятке-то  всего двадцать третий годок идёт, а Настюше и того менее. Храни их Господь!»

               
   ГЛАВА 7

  Они сидели на поваленном дереве у самой воды Быстринки.
- Васятка, а ты почему не хочешь вступать в комсомол? – спросила Тоня.
- Потому что я несознательный, - по привычке отшутился Василий и взмолился: - Тоня! Ну, давай об чём-нибудь другом поговорим! Ей-богу, надоела эта песня. Скучно же одно по одному. Каждый раз, когда мы с тобой встречаемся, ты меня об этом спрашиваешь. Неровён час,   поругаемся.
- Ты и впрямь несознательный, - вздохнула девушка.
- Ага, - радостно воскликнул парень и обнял её. – А я об чём?
 Он очень надеялся, что уж теперь-то тема вступления Громова Василия Ильича в ряды передовой молодёжи должна закрыться раз и навсегда -  Тоня и сама, наконец,  поняла, что Василию там не место. Но не тут-то было!
  Тоня отвела в сторону его руки и строго спросила:
- Ты, Василий,  хоть осознаёшь, в какое время живёшь и чем комсомолец отличается от других своих ровесников, которые не комсомольцы?

 Время, как время, подумал он и, тяжело вздохнув, приготовился слушать очередную лекцию о том, как его, отсталого и несознательного, чуть ли не силком приходится тянуть в светлое будущее.   Прослушал. Но так и не понял, чем он, несознательный, хуже сознательного Саньки Першина, который даже картошку матери копать не помогает, а только расклеивает никому не нужные плакаты, горланит про какой-то мировой пожар, который они с Тонькой раздуют на горе всем буржуям и поёт «Наш паровоз, вперёд лети, в коммуне остановка!»?

 Интересно, что представляет собой эта самая коммуна, где должен остановиться Санькин паровоз? Не то ли самое, что было у них несколько лет назад, когда объединились бедняки с несколькими середняками?  Громовых тогда тоже агитировали, да те никак не могли решить, вступать или нет. А пока Громовы колебались, коммунары   всё до последней косы пропили, сожрали почти весь скот, а по вечерам вдохновенно и очень громко про тот же самый   паровоз горланили. Только, видать, они свою коммуну неправильно построили, если ихний паровоз не только не остановился в той коммуне, а ещё и скоростей прибавил, когда мимо  мчался.

 - Вот скажи мне, сознательная Антонина, а ты сама-то как представляешь это самое светлое   будущее? Чем сегодняшний день хуже того, что будет завтра?
- В будущем, Вася, всё будет по-другому. Мы будем жить единым обществом, сообща трудиться и поровну делить плоды своего труда.

  Василий от негодования аж подскочил на дереве и едва не свалился в воду.
- Это что,  я должон буду работать в паре Санькой Першиным? Да ни в жизть! Он же  первейший лодырь у нас в селе! Получается, я буду за двоих пахать, а половину урожаю этому бездельнику ссыпать?
   Вот создали в сельсовете комитет бедноты, отобрали у нас, у Громовых, половину пахотной земли, столько же покосной и отдали её беднякам. И что? Бурьяном заросла наша земля! Когда я еду мимо того, что отобрали, так чуть не плачу. Не оттого я чуть не  плачу, что земля теперь не наша, а оттого, что нет у ей теперь хозяина.
Разве для того мой прадед Николай со своими пятерыми сынами   пни корчевали, целик распахивали, чтобы какие-то саньки першины  эту землю опять тайге отдали? Легко ли  теперь деду Тарасу, деду Северьяну и их трём братовьям видеть, как теперь над их землёй какие-то «феврали» изгаляются?
 Вот мой отец у тебя газеты берёт, там сейчас много про колхозы пишут…

- Ты тоже читаешь   газеты? – удивилась Тоня.
 Василий улыбнулся и развёл руками.
- И книги тоже. Как видишь, не такой уж я и тёмный. 
 
  - А  если так, то разве ты не читал о «Земельном кодексе РСФСР», который приняли ещё в октябре двадцать второго года? – удивилась Тоня.
 
- Да читал, читал, - махнул рукой Василий.
 - Тогда ты должен знать, что с этого момента началась национализация земли. Кодекс раз и навсегда отменил   право частной собственности на землю, недра, воды и леса в пределах РСФСР.   Теперь земля стала государственная. И нечего скулить, что вам землю урезали.  Радуйтесь, что не всю забрали.

  - Лихо вы народ провели! – восхитился Василий. - В октябре семнадцатого завлекли крестьян лозунгом «Земля – крестьянам!», а теперь на попятную? Да что там, на попятную! Вы ить дальше идёте, вы ить хотите  всех в одну кучу согнать и заставить совестливых тружеников работать не только на себя, но ещё и на лодырей, вроде Саньки аль твово дядьки Игната! Да в гробу я видал то светлое будущее, какое вы для меня строите! 

- Вася, задача комсомола и партии как раз и состоит в том, чтобы проводить среди несознательных масс разъяснительную работу,воспитать нового человека, сознательного, - терпеливо объясняла Тоня этому упрямому парню прописные истины. -  Этот человек будет понимать суть общественного труда, он не будет отлынивать от работы. Да он просто не сможет без неё! Мы действуем силой убеждения.

  - Ой, не могу! – захохотал Василий и  задрыгал ногами. – Это лодырь-то  не сможет без работы? Это Санька не будет отлынивать от труда, если я среди него проведу разъяснительную работу? Да ему даже возле своего дома забор поправить лень!
  Потом он перестал смеяться и грустно посмотрел на девушку.
 - Вроде и умная ты, и семилетку закончила, и курсы, а такую чушь несёшь, что слушать тошно. Мой дед Тарас говорит, что желание трудиться уже в чреве матери  человеку должно быть заложено и примером родителей закрепляется. А коль нет этого, значит, из пустого чрева тот человек вышел и таким же пустым  жизнь проживёт.


 - Вася, ты пойми, что одной из наших задач  как раз и является задача наполнить  даже такого пустого человека, как Санька, новым содержанием.
 - Ага, ты его уже наполнила, нашпиговала разными призывами да лозунгами, - фыркнул Василий. - Да  вы, передовые и сознательные, с голоду сдохнете в вашем светлом будущем, если мы, тёмные и отсталые, вас кормить не будем. Вот в газетах сейчас много про колхозы пишут, об объединении хозяйств.  Ну, так  объясни мне, зачем   моему отцу объединяться с   дядькой Игнатом? У нас крепкое хозяйство, а у него ничего, кроме кучи детей? Ах да, я забыл! Он же теперь при должности! Он председатель комитета бедноты! 
  Тоня   вспылила:
- Собственники вы, Громовы! Ишь, объединяться они не желают! Да мы, может, вас вообще в колхоз не примем, даже если проситься будете!
 Синие глаза Василия потемнели, сузились. 
 - Громовы никогда   никому не навязывались! Поняла? И вообще, шагай в своё светлое будущее с Санькой Першиным, а я пошёл домой,  в моё настоящее! – выпалил он и поднялся с бревна.   
 - Васятка, не обижайся! Это я сдуру такое ляпнула. Прости, пожалуйста…
    Тоня смотрела на него так покаянно, так жалобно, что парень даже стал корить себя за резкость.

 Он простил, проводил  её домой и,  уже засыпая на жестком топчане в сеннике, утешился мыслью: «Поженимся – вся блажь   с неё   мигом слетит. Вот тогда я посмотрю,  захочет ли она   обрабатывать ленивцев, делить с ними своё, заработанное потом и кровавыми мозолями».


                Продолжение следует...            http://www.proza.ru/2016/08/28/40