Четыре крыла стрекозы Часть 1, Эпизод 1

Часть 1. Эпизод 1 – Ты и есть.

Тяжелая дверь отворилась со скрипом, и с улицы, теплым киселем, налился майский вечер. «Уф» - выдохнула я, выходя из холодного здания, словно выбираясь из подземелья. Подняв глаза на окна лаборатории, и еще раз убедившись, что все закрыла и выключила, я усмехнулась про себя, вспомнив вдруг версию о том, что в этом старинном здании в дореволюционные времена процветал дом терпимости, а высокие и узкие окна коридора по всему второму этажу, выходившие во внутренний двор, служили витринами. Один из ночных охранников утверждал, что слышал женский смех, и однажды даже видел ее – с копной рыжих волос, в короткой белой кружевной рубашке, бежавшую по коридору и прыгнувшую в окно… «Зачем прыгать в окно со второго этажа? Чтобы ноги переломать? – размышляла я. «Ну не все же взвешивают препарат на электронных весах, исходя из собственного веса, перед тем, как отравиться» - услышала я знакомый голос где-то внутри.

Начинается… Мы не в настроении. Мы устали… Вдох-выдох… Я привыкла управляться с этой шумной толпой внутри. Вот так. Разглядывая золотисто-розовые облака, как сейчас, или считая темно-серебряные осенние дождинки. Если замирать, в духе буддистских обезьян, реально или мысленно прикрывая глаза – «Мидзару», вдох-выдох, уши -  «Кикадзару», вдох-выдох, рот – «Ивадзару», глубокий вдох, и такой же выдох – сложив руки на животе – «Сидзару». Трудов то…

Угомонились… Еще раз вдохнув и выдохнув цветочный джем майского вечера, я вернулась в тихий дворик, что был всего в нескольких кварталах от центра города, но его шум совсем не слышан отсюда из-за сквера, благоухавшего сейчас цветущей яблоней. Медленно отмеряя его самую извилистую дорожку короткими шагами, я поняла, что сегодня меня обязательно достанут. Вдруг захотелось, сползя спиной по стволу, забыться в рыданиях в голос, прямо вот тут, и чтобы меня засыпало розовыми, белыми и вишневыми цветами.

- Угу, а еще эффектно на белых цветах кровь запекшаяся будет смотреться, и ты бледная, с револьвером в прозрачно-голубой тонкой кисти - хихикнула одна из барышень.
- Ну почему револьвер? Вальтер ПП не плохо бы смотрелся, думаю - ответили ей и затихли, ойкнув.
Я прислушалась, но внутри вдруг стало тихо и тепло. Я не спеша пошла дальше, мурлыча под нос благодарности всему вокруг. Спустившись по узенькой, петляющей улочке, на торопящуюся площадь, я нырнула под землю.

В метро интереснее, чем в любом зоопарке. Люди, перемещающиеся из пункта «А» в пункт «Б», заняты своими мыслями, и за ними очень легко наблюдать, изучать в естественной среде, не привлекая внимания. Я бессовестно разглядываю всех вокруг, останавливаясь на лицах, руках, плечах и спинах, избегая прямого попадания в глаза. Некоторые мысли читаются сразу, некоторые едва слышны и чуть угадываются через маячки эмоций, а некоторые… остаются скрытыми от моих скромных возможностей. Я люблю вглядываться, сравнивать, угадывать то, что анализировать не рекомендуют даже специалисты – человеческие эмоции. Материю эфирную, но от того, не менее взрывоопасную. Я их не синтезирую, нет, я за естественное происхождение. Они вдохновляют меня дышать, а без них, я все чаще и чаще слышу о… запекшейся крови на белых цветах, например. И от того, я порой так отчаянно ищу их, хотя… часто ищу там, где их нет вовсе. Иногда, найдя, хочется кричать от восторга – «Вот же, вот она радость чистая, искрящаяся, а вот – любовь! А вы говорите – сказки все, не бывает… Что же мне то так грустно? Или снова – красота, это повод для грусти?»

Мартиша ждала меня у порога, как всегда. Интересно, какой она меня видит? Сколько я у нее не допытывалась, она молчит глубокомысленно. Вот и сейчас, промурчав свое приветствие, она грациозно скрылась в кухне, многозначительно намекая, что корм в мисочке заканчивается. Я сняла туфли, пиджак, расстегнула юбку, повернулась к шкафу, и… ойкнув, выронила вешалку. На подоконнике, облокотившись об откос сидела молодая женщина. Я скорее растерялась, чем испугалась, а она смотрела на меня с любопытством и сияла. Найдя рукой за собой спинку кровати, я села.

- Здра…сьте… - прохрипела я - Вы кто?
- А кого я тебе напоминаю? – я услышала знакомый голос. Она спрыгнула с окна, и вышла на середину комнаты. Я невольно залюбовалась ею. Движения ее полны, поистине, кошачьей пластикой, голос мягкий, но глубокий, выдающий натуру свободолюбивую и независимую, а на самом дне темно-зеленых глаз рой золотых искорок… Мне вдруг показалось, что я смотрю на свое отражение, только многократно улучшенное.
- Ирис… Ты - Ирис… - одними губами произнесла я.
- Не совсем верно – улыбнулась она, поведя плечом вперед так, чтобы я заметила наконец, сложенные, большие, почти до пола крылья, как у стрекозы – Я Ирис, но я – это ты.
- Я съехала… – вконец растерялась я – ошиблась Доктор М...
- Нет, не съехала – улыбнулась Ирис - Ты теперь видишь… я, вернее мы, должны тебе все рассказать. Рассказать все с самого начала. Пойдем, ты все поймешь.

С этими словами, Ирис протянула мне руку. Прикоснувшись к ее пальцам, я почувствовала… что-то похожее на открывание замка с длинным кодом – щелчок… что-то важное вдруг встало на место… Ошарашенная чувствами, я не заметила, как серый сухой холодный туман окутал нас, и через мгновение, мы оказались в темной комнате. Ирис приложила палец к губам и показала вперед одними глазами.

За окнами, явно был день, но тяжелые темные занавеси скрывали солнечный свет и комната освещалась одной свечой, что стояла на столике возле большой кровати, на которой лежал мужчина, накрытый одеялом так, что было видно только серое изможденное лицо и высохшие руки. У кровати, на коленях стояла молодая женщина. Она прижимала к губам его руку и плакала, повторяя «Я люблю тебя… Не оставляй меня... Светушка…» Позади нее, в нескольких шагах стояла высокая тонкая, как хлыст, женщина.

- Его время закончилось. Все, что мог сделать, он уже сделал. Ты не должна его держать, Олеся. Отпусти его с легким сердцем. – произнесла она тихо.
- Я не могу – завыла вдруг та, что не хотела отпускать умирающего – помоги ему.
- Ему моя помощь не нужна…
- Мне нужна!
- Любовь может задержать его. Ненадолго.
- Я люблю его! Всем сердцем люблю! Всей душой! Всей собой! Всю мою любовь забери, жизнь мою забери и отдай ему, лишь бы он жил!
- Твоя жизнь только твоя, а любви твоей не хватит… - задумчиво ответила Ведьма, обходя вокруг кровати – он встанет, если отдать ему любовь семи твоих дочерей.
- Отдай! – закричала Олеся обезумев.
- Подумай, Олеся! Семь. Твоих. Дочерей…
- У меня их только две, а если его не станет, то не будет семи дочерей! Отдай! Все отдай, лишь бы он жил!
- Возьми его за руки…
Олеся поднялась, взяла в руки ладони мужа и все вокруг замерло.

Меня вдруг как будто бросило в ледяную воду, и холод сжал легкие так, что не вдохнуть и не пошевелиться. Ища помощи, я смогла только перевести глаза на Ирис, но она лежала на полу, а крылья ее почернели. Вдохнув, через боль и ужас, я сделала шаг, и сползла на пол, рядом с Ирис, коснувшись ее плеча. Она очнулась. Тут я заметила, что Святослав гладит Олесю по волосам - «Милый мой, любимый… свет мой… Светушка…» - плачет она, целуя его пальцы – «Сердце мое… Жизнь моя».

Ирис поднимаясь, оступилась, я успела подхватить ее, но Ведьма обернулась, глаза ее вспыхнули, и я провалилась в пустоту. Пришла в себя я уже на полу в своей комнате, Ирис сидела рядом и вопросительно, с виноватым ожиданием смотрела на меня.

- Что это было? – вдохнув слова, спросила я.
- Ты сама знаешь… Подумай. Кто такие Святослав и Олеся?
- Святослав и Олеся… Святослав и Олеся … не знаю. Постой! Ты хочешь сказать… Ведь так… так звали моих пра-пра… дедушку и бабушку, но только ведь он не от болезни умер, его убили в революцию, а бабушка с дочерями спаслась только потому, что успела спрятаться, бросила поместье и сбежала. Вскоре младшая ее дочка, Агнешка, которой тогда и года не исполнилось, умерла. А старшую, Ирэнку, ей пришлось оставить в детском доме... Не знаю, сколько времени прошло, пока Олеся не вернулась за ней, но она потом так и не простила матери этого... Олеся больше замуж не вышла, и вообще никого к себе не подпустила. До самой своей смерти она все вспоминала своего Светушку... - тут слезы ни с того ни с сего сдавили мое горло, но я сдержалась.
- Так что ты хочешь сказать?
- Дело в том… - тихо ответила Ирис - Ты и есть седьмая дочь…

(продолжение следует)