Выбор короля

На скалах под дождем танцуют нагие черноволосые женщины. Шумит прибой, зеленое море с разбегу целует гранит. Из трещин в камне сочится вода, прорастает трава. Ливень крепчает, молнии с треском рвут черное небесное полотно, волны вздымаются над берегом, словно дикие звери.
Танец продолжается. Мокрые тела бледными змеями извиваются в пляске, мокрые волосы стегают спины, плечи, груди. За ритуалом следят. В сухом гроте трещит костер, возле огня сидит бородатый наблюдатель. Завернутый в старую штормовку моряк курит дрянную махорку и смотрит за выступлением морских дев.
- Слушай, дружище, я застрял здесь надолго, может, навсегда. И все не могу понять, что это за хрень? Откуда они, кто они, почему перед каждой бурей они танцуют? Может, я просто свихнулся?
Радиоприёмник молчит. Моряк докуривает остатки табака, с сожалением выпускает из легких на волю последнюю порцию драгоценного дыма.
Кое-как свернувшись калачиком на голых камнях, он пытается заснуть под раскаты грома и нескончаемый шепот проливного дождя. Неспокойный сон. Снова снится крушение, треск палубы, крики, горько-соленые объятья океана, ледяное прикосновение смерти, кусок обшивки, незнакомый берег, холод, чьи-то голоса, шипение подползающей змеи.  Змея!!!
Моряк в ужасе проснулся. Приемник ожил, беспорядочно выплевывая обрывки фраз и помехи. Просто кошмар, ничего больше.
Моряк со стоном поднялся на ноги. Все тело затекло, желудок урчал от голода.
- Долго я здесь не протяну, приятель.
Приемник словно услышал обращенные к нему слова и замолк. Погас красный светодиод над динамиком, стрелка, отмечающая радиочастоту, перестала  дрожать. «Притворился мертвым, гаденыш. А мне, боюсь, скоро не придется и притворяться».
Рука привычно потянулась за кисетом с махоркой, но нащупала лишь несколько мокрых крошек табака  в дырявом кармане. Все подошло к концу, почти все.
Моряк выглянул из грота. Буря улеглась, море со всех сторон облизывало остров, как ребенок конфету. Безлюдный каменный пятачок, маленькая отсрочка для маленького человечка, по нелепой случайности не утонувшего вместе со всеми.
- Приятель, я должен был лежать на дне, как и все они, понимаешь?
Он вспомнил о боцмане. Вот они сидят за столом, играют в карты, пьют дешевый чай, больше похожий на труху. Чаинки горчат на языке, застревают в зубах. Боцман смеется, его красная морда лоснится от радости, глаза блестят.
- Вот так вот, хоп, прискакали! Денежки на бочку! Ну, ничего, еще разок, в следующий обязательно меня вздрючишь, ха-ха-ха!
Смех мертвеца родился в ушах и птицей улетел за свинцовое море. Моряк зашел за гладкий обломок базальта, и чуть не рухнул в море. Вот и все, конец острова, голая поверхность каменной монеты. Интересно, лучше утонуть или умереть от голода?
- А что о тех танцующих бабах скажешь? Может, это просто глюки?
- Нет, это же наяды, сухопутный глупыш.
От неожиданности моряк аж подпрыгнул.
- Кто ты?
- Посмотри под ноги и увидишь.
Под ногами на кованом сундуке лежал фиолетовый осьминожек.
- Я говорю с осьминогом! Ха-ха-ха!
Моряк сел на землю, захлебываясь то ли смехом, то ли плачем.
Осьминог посмотрел на него умными глазами.
- И почему ты думаешь, что говорить – это бог весть какая наука? Попробуй лучше сделать так!
Осьминог ловко выудил из сундука нож, отрезал себе щупальца и сполз в воду. Моряк захохотал. Вокруг шумели волны.
Конечно,никакого осьминога не было – просто сундук, возле сундука изящный нож с костяной рукоятью,на конце которой тусклый рыбий глаз – жемчужина размером с куриное яйцо. Неслыханная ценность на суше, тут не стоит ни гроша. Моряк заворожено посмотрел на тонкое лезвие. В металле отражалась борода и синий глаз. Быстрая смерть, не чета голоду и холоду.
Нож ложился в руку удобно, как рукоять штурвала. Моряк описал в воздухе серебристую окружность.
Смерть, пожалуй, может подождать. Под плоским камнем обнаружились моллюски в черных раковинах. Створки легко отворялись с помощью ножа, склизкая безвкусная мякоть помогла утолить голод, а ком водорослей оказался морской капустой. Не самое роскошное меню, но жить можно. Нож будто вдохнул в моряка силу, а после трапезы появился и оптимизм. Мало ли способов спастись с безлюдного острова, правда? Вон, починить приемник и попытаться… Внезапное озарение посетило моряка, он вскочил на ноги и бросился к пещере.
«Цены на нефть понизились… Сегодня-штиль… А с вами как всегда, искренне ваш Нептун…»
Приемник снова исторгал шипение, плевался обрывками слов, пытался что-то рассказать. Моряк упал на колени, принялся крутить переключатель. Приемник тут же умолк.
- Работай, ну же, работай!
Моряк с досадой треснул приемник кулаком. Тот лишь с упрёком мигнул светодиодом, все так же сохраняя молчание.
Моряк уселся на обломок доски, подпер голову руками. Воспоминания о крушении лезли в голову непрошеными тараканами.
Жуткий шторм, отвесный ливень, корабль прыгает с волны на волну, как игрушка. Всю свою ненависть к стихии моряк сосредоточил в руках, вцепившихся в штурвал. Напрасная попытка бросить вызов природе! Вновь прогремел гром, и мир утонул в скрежете столкновения. Скалы распороли корпус корабля, как нож консервную банку.
Смерть взяла всех, кроме меня. Их едят рыбы, а не меня. Я жив, а они нет.
Нож высек искры о камни, оставив едва заметную борозду. Удар, еще и еще! На удивление крепкий нож никак не хотел ломаться. Моряк внезапно замер, притронулся к следам на камне. Так странно представлять, что кто-то найдет просоленные кости в штормовке на этом куске булыжника посреди моря.
От скуки моряк принялся рисовать. Кое-как накарябал отдаленное подобие себя – бородатый человечек на острове. Затем нарисовал шторм – зигзаги моря, тучи, молния. А затем попробовал нарисовать их – танец женщин на каменистом берегу.
За работой он не заметил, как пришла ночь. Росписи украсили стены пещеры. Моряк спрятал затупленный нож в карман, осмотрел рисунки, широко улыбнулся.
Пещера дрогнула, линии налились багрянцем, каракули оплели каменную утробу алой сетью. Затем все прошло. Моряк выронил нож. Звон металла. Бьют в рынду, кругом бушующее море, и только красный далекий огонёк мигает вдали.
Спал моряк плохо, ворочался на камнях и с трудом заснул лишь под утро. 
  - Как красиво!
«Опять приемник включился»
- Ты сам нарисовал?
Моряк поднялся на ноги. Перед ним стояла черноволосая девушка в льняном сарафане и бесхитростно смотрела ему в лицо глазами  зелеными,  как сорная трава.
Значит, не показалось, значит,все-таки кто-то живой, рядом с ним на острове. Моряк рассмеялся что есть силы, ликующе подняв в воздух обе руки.
- Эй, ты меня не  слушаешь! Ты сам нарисовал?
- Да, да, сам, сам нарисовал, ножом.
- Вот этим?
Девушка держала в руке нож. Моряк напрягся.
- Дай нож, пожалуйста.
- Неа!
Девушка перебросила нож из руки в руку и довольно хихикнула. Её глаза зачарованно смотрели на лезвие.
- А можно я попробую?
- Что?
- Нарисовать что-то!
И, не дожидаясь разрешения, девушка принялась выцарапывать на стене сценки крайне похабного содержания.
- А ну прекрати! – моряк попробовал выхватить нож, но девочка ускользнула,словно вода сквозь пальцы.
- Чего ты такой скучный? Уже и порисовать нельзя!
- Кто ты такая?
- Так тебе все сразу и расскажи! Сначала ты отвечай – кто таков, а?
- Я первый спросил.
- Ты гость здесь, а не я! А ну отвечай!
Девушка повелительно взмахнула ножом и подбоченилась, грозно насупив бровки. Это выглядело так забавно, что моряк рассмеялся.
- Что смешного?
Включился приемник. Из динамиков вместо привычных помех полилась трескучая музыка. Кто-то неспешно напевал под пианино и саксофон слова о любви.
- Ладно-ладно, сдаюсь, владычица морская. Ты ведь одна из них? Из тех, кто танцуют во время бури?
- Сначала ты.
Мужчина раздраженно вздохнул.
- Ладно, я моряк, звать Павел.Корабль разбился, меня выбросило на берег. Тридцать лет,холост, борода, работал на китобойном судне. Довольна?
- Прямо на китобойном? Убивали китов? Расскажи, жуть как интересно.
 Павел начал рассказывать. О белых гигантах, стонущих под окровавленными крюками, о долгих погонях через волны и ветер, о китовом мыле и китовом усе, о том, как капитан втайне читал заупокойную по каждому киту, а потом плакал в каюте, как девчонка. Она все слушала, жадно, затаив дыхание. Казалось, она сможет пересказать каждое слово.
Стемнело. Живот требовательно заурчал, взывая к хозяину. Павел хотел было отправиться к утесу в поисках моллюсков, но девочка остановила его.
- Держи.
Кусок ржаного хлеба овеял пещеру внутренним сиянием. Большей драгоценности Павел в жизни не держал в руках. Мякиш, твердая корочка. В мгновение ока кусочек хлеба исчез в пасти голодного моряка.
- Спасибо!
Но благодарить было некого. Девушка исчезла, следами её присутствия остался лишь вкус хлеба во рту и пропажа ножа – видимо, она забрала его с собой.
Далеко она не уйдет – с подводной лодки не сбежишь. Если поискать её на острове…
Но Павлу вдруг стало так лень, что он упал навзничь и заснул. Ему снился огромный мертвый кит с остекленевшими человеческими глазами.
Море приветливо шумело, и почему-то этим утром оно не казалось врагом. Напротив, шелест волн сулил спасение, жизнь, и далекий мирный берег. Может быть, виной всему был кусочек хлеба, или же…
- Привет.
Она сидела на камне у входа в пещеру и заплетала волосы в косу. При виде её спины в сердце потеплело.
- Привет.
Павел поднялся, кое-как расчесал бороду пятерней, попробовал включить приемник. Бесполезно, коробка молчала. Она вполоборота наблюдала за ним, хитро улыбаясь.
- Чего такая довольная?
- А ты посмотри, какая хорошая погода! Идём купаться?
- Холодина же.
- Сперва воду попробуй!
- Не собираюсь даже.
- А ты сколько не мылся, скажи? Борода не чешется?
И с дерзким смехом девчонка убежала из пещеры. Павел неловко пощупал бороду, затем почесал грудь под тельняшкой. «Выкупаться не помешает, но море-то ледяное».
Солнце отражалось в гребнях волн и слепило глаза. Павел спустился к воде, осторожно ступая по крутому склону. Хрупкая порода отслаивалась пластами и крошилась под ногами.
- Ну, ты залезаешь или нет?!
Девица вовсю плескалась в голубой воде и призывно махала рукой. Её белая фигурка напоминала шахматную костяшку, выброшенную за борт. Павел отвернулся. Льняной сарафан белым пятном лежал на гальке. Она там: голая, мокрая, тонкая, с черными блестящими волосами, наглой белозубой улыбкой, прищуренными глазами, в которых полыхает ядовитый огонь. Внутри мужчины  поднялся девятый вал.
- Хоть бороду свою прополощешь! Давай-давай! Такой большой – а такой трусливый! Или ты думаешь, я тебя тут съем?
Звонкий смех вдруг разрушил пламя вожделения. Черноволосые женщины, которые танцуют перед каждым штормом, их голые тела, фотокадрами застывающие под вспышками молний. Зловещий ритуал. «Или ты думаешь, я тебя тут съем?» У Павла вдруг волосы встали дыбом. Он развернулся к морю. Девушка то ныряла под воду, то всплывала в другом месте, как веселая рыбка. Под водой она передвигалась слишком быстро для человека. Павел вспомнил морского чёрта – маленькие рыбки не подозревают, что за манящим огоньком скрывается зубастая пасть.
«Да кто ты такая?!» хотел было заорать Павел во всю глотку, чтобы выплеснуть свой страх, швырнуть его в лицо этой невозможной девушке. Откуда она взялась на острове? И не она одна? Куда бесследно пропадает больше десятка женщин, и откуда они приходят? 
Но, спустя мгновение, Павел осознал, что ответов он всё равно не получит. «Они играют со мной в игру, так будем им подыгрывать. Пусть все будет идти по плану».
Павел снял штормовку, приспустил штаны, снял тельник, осторожно пощупал воду пальцами ноги. Теплая! Забывшись, хотел окунуться полностью, но вместо этого присел на корточки и начал осторожно омываться, не спуская глаз со своей спутницы.
- Ну, ты чего? Заходи давай!
- Нет, спасибо! Я глубины боюсь!
- Что-о-о? А чего тогда во флот пошел? Моряк, который, воды боится, что за ерунда! Давай залезай!
- Честное слово, с детства боюсь. Меня, говорят, мама в воду упустила на прогулке, я не помню, но, видишь, травма осталась. Так что я лучше тут помоюсь, на мелкоте.
Девица секунду наблюдала за ним внимательными глазами, чуть приподняв нос над водой. Потом фыркнула, перевернулась на спину и медленно поплыла в сторону берега.
- Ну как знаешь!
Плыла она обычно, по-человечески, не спеша загребая воду точеными руками. Засмотревшись на её аккуратные острые грудки, Павел почти уверился, что она просто девушка. «Простая девушка на гребаном куске камня двадцать на двадцать метров посреди моря. Откуда бы ей тут взяться, умник?»
- Ты такооой странный… Но мне это нравится! Подай сарафан, пожалуйста.
Павел передал ей платье, стараясь не засматриваться на обнаженную красавицу. Её же такое положение вещей совершенно не смущало. Она напоминала Павлу одно тропическое племя – там женщины тоже не скрывали свою наготу, а над капитаном, который предложил им прикрыться, откровенно потешались. Слишком уж набожным человеком был капитан – только вера в милостивого создателя не спасла его во время шторма.
- Ты чувствуешь себя виноватым за их смерть? Скучаешь по ним?
Павел наткнулся на пронзительный взгляд зеленых глаз, словно на остро заточенный кортик. Какой проницательный ум таила эта темная зелень!   
- Откуда ты знаешь? Кто ты такая, скажи?
Губы искривились в грустной улыбке.
- Если бы я могла тебе рассказать!
Сколько искренней боли было в этом возгласе, что у Павла защемило сердце. Моряк порывисто шагнул вперед, схватил её за руку чуть повыше локтя. На её лице отобразился страх.
- Чт-то…
- Откуда ты пришла, скажи! Скажи мне!
- Отпусти меня, я не могу, правда, не могу, отпусти, мне больно…
Павел разжал руку. На бледной коже остались следы пальцев.
- Мне надо идти… - девушка испуганно отвела глаза, прижала руку к груди, развернулась и побежала. В мгновение она скрылась за утёсом.
Павел бросился следом, но ничего не нашел. За утесом была лишь полынья в камне – темная вода колыхалась на дне, и Павел не рискнул лезть в воду, чтобы проверить, куда можно доплыть, и можно ли вообще этой кроличьей норой куда-то доплыть. 
Павел вернулся в грот, весь взбудораженный. Погода испортилась, шквал, заблудившийся в расщелинах острова, завел свою заунывную песню.
Внезапно приемник заговорил разными голосами:
- Ты осторожный малый. Я не был так осторожен и поплатился.
- Кто здесь?
- Кто-то здесь, а кто-то там. Глупый бородач, хи-хи.
- Ты не первый, кто попал сюда.
- Да посмотри, кому ты объясняешь.
-Хватит говорить всем вместе!
Приемник начал искрить. Наконец, гул голосов затих, и из них выделился один. Судя по голосу, он принадлежал очень старому и больному человеку. Он едва выговаривал слова, а речь то и дело перемежалась приступами кашля. Этот мокрый кашель был знаком Павлу – туберкулез.
- Мы все заперты здесь, давно. Тебе, нужно…
- Я не понимаю.
Голос едва пробивался сквозь помехи.
-… отсюда. Есть путь. Девушка – вот ключ. Но будь осторожен, потому… она же и гибель.
Приемник не работал, как бы Павел не старался. Тем временем буря набирала обороты. Волны огромными горами обрушивались на жалкий клочок суши, с ревом захлестывая неприступную скалу, желая потопить её навеки. Но островок не сдавался.
«Наш корабль тоже не сдавался. И не сдался бы, если бы не проклятая жадность капитана.»
- Нужно сбросить бочки за борт!
Бочки с китовым жиром, богатая добыча, слишком жалко отдавать морю с трудом отвоеванное у него добро.
Капитан перекрестился, сцепил зубы.
- Отставить! Выдержим, бочки не бросать!
Не выдержали. Павел до сих пор не понимал, как он выжил в пучине, почему выбрался на сушу, почему именно он.
«Тебя выбрал бог».
Бог не помог капитану, хотя он и молился перед едой три раза в день, а еще созывал экипаж на утренний и вечерний отче наш. Почему же богу было угодно выбрать меня, а не капитана?
«Дурачок, не тот бог. Другой, настоящий бог. Бог, который спит и видит тысячи снов»
Как черный король.
«Да, как он. Король. Спи и ты, крепко спи».
И Павел заснул. А под штормом танцевали голые девы, извиваясь в водяных брызгах. Но рев волн уже не мог разбудить Павла. Он уподобился странному богу и черному королю. Он спал.
  Утро разбудило его истошными криками чаек. Внезапно пол накренился, словно палуба, мужчина покатился и врезался в стену. Что это? Землетрясение? Павел живо представил, как его крошечный островок проваливается под морскую поверхность, словно проглоченный гигантским чудовищем. Он в панике вскочил на ноги, но толчки прекратились так же внезапно, как и начались. Павел наступил босой ногой на какую-то острую хреновину, чуть не упал, от души выругался и не поверил своим глазам. На камнях лежал секстант!
- Ого.
Ну да, секстант, кто бы мог подумать. Павел взвесил знакомый предмет в руке, он улыбнулся ему, словно старому знакомому. Если бы у меня была карта, можно было бы определить, где именно он находится. Хотя… Определить широту и долготу можно и сейчас, правда? Хотя Павел не отличался хорошей картографической памятью, но воды, в которых разбился корабль, он приблизительно помнил. А значит, действительно можно определить, где он находится сейчас. Благо, часы остались при нём, и завод еще не кончился.
Терпеливо дождавшись полдня, он приступил к измерению. И тут же понял, что ошибся. Либо неисправен секстант, либо он хреново помнил расположение корабля, но показатели говорили о том, что он находится где-то в северном полушарии!
Павел вспомнил странные толчки по утру. Не может быть такого, что остров движется?
Павла мучил голод. Он сходил за моллюсками, попытался развести костёр из остатков топлива, но ничего не вышло. Дул ледяной ветер, пробирающий до костей, Павел вспомнил берег, и ему до боли захотелось домой, чувство – которое испытываешь во время сильного шторма, когда седые волны нависают над тобой, суля неминуемую гибель, и лишь расторопность капитана, надежность судна да львиная доля удачи удерживает тебя от падения в бездну. А сейчас его удерживает от падения в бездну лишь тонкая жировая прослойка на мышцах, которая тает на глазах.
Лиза не приходила. Может, она скрывается в глубинах острова? Может, это и не остров вовсе, а какое-то транспортное средство? Может, она просто плод воображения. И никакой девушки не было, а он, на самом деле лежит в пещере, в бреду, и смотрит свой последний сон, столь живой, что его не отличишь от реальности.
Павел слышал, что прекрасные видения перед смертью вызваны мозгом, который, заглушая агонию, выбрасывает наркотические вещества, которые облегчают организму кончину. Мало ли, что можно увидеть под воздействием этих наркотиков.
Девушка не приходила, и дни потянулись мучительно медленно – однообразные пейзажи, серые воды и серый камень, белоснежное выгоревшее небо над головой, муки голода, которые не могли утолить ни моллюски, ни рыба. Павел забавы ради продолжал проводить измерения, и его догадка подтвердилась – остров действительно дрейфовал в море, словно каменный кашалот. Приемник не разговаривал, не включался, и Павел окончательно смирился с участью голодной смерти. О чем он действительно жалел – об отсутствии ножа. Сталь казалась ему милосердной по сравнению с медленным равнодушным угасанием.
Единственным убежищем была ночь, но даже сны превратились в мучение. Каждый раз, смыкая веки и забываясь, Павел оказывался в лабиринтах затонувшего города, где его окружали пучеглазые чудовища с шипастыми плавниками, которые равнодушно наблюдали, как он захлёбывается водой. Кошмары не прекращались, и Павел боялся засыпать.
«Я схожу с ума. А, может, это произошло давно? С тех пор, как я болтаю с выключенным приемником?»  Павел не знал ответа.
Надвигался очередной шторм. Ужасно хотелось пить, во рту будто раскинулась пустыня. Грозно зашумели волны, гонимые ветром. Павел подошел к выходу из пещеры, и его осенило! Женщины, и она среди них! Это его единственный шанс на спасение!
Он вышел из пещеры, море тут же окропило его солеными каплями, словно капитан, благословляющий судно на долгое плаванье. Есть! Они танцевали, все там же!
Павел пошел, осторожно ступая по скользким камням, стараясь держаться подальше от берега, чтобы особо жадная волна не смыла его в пучину. Внезапно отступила слабость, организм подобрался, словно хищный зверь, в последнем рывке пытающийся одолеть противника. «Или доберусь, или умру» - почему-то думалось Павлу, и он решил, во что бы то ни стало ворваться в этот танец, разрушить его, и выяснить, что же все-таки творится здесь, на этом чертовом плавучем острове.
Вот Павел подобрался вплотную к действу, но как попасть на эту площадку? Между ним и танцовщицами пролегла бездна бушующего моря – всего пара метров, но как преодолеть эту, в его состоянии чудовищную пропасть?
«Я прыгну». И, несмотря на безумие самой этой мысли, несмотря на то, что и в лучшие годы он бы вряд ли преодолел прыжком такое расстояние, несмотря на скользкие от морской воды камни и ветер, он начал брать разгон. Было ли ему все равно? Нет, он истово верил в то, что допрыгнет, странный шепоток в голове убеждал его в этом, он был готов поставить всё на этот прыжок.
- Остановись!
Павел почувствовал, как к нему сзади кто-то прильнул всем телом. Уже почти забытый голос едва пробивался сквозь грохот бури.
- Вернемся к тебе в грот, прошу!
- Нет, я, я должен попасть туда…
Громыхнуло, на секунду Павел ослеп, а затем ослабевшее тело потеряло контроль, и он упал без сознания.
Обморок походил на глубокую черную пучину, без света, без звука. Лишь ледяная вода кругом. Не слышно треска палубы, рева волн, лишь тишина, давление воды на уши. Вдруг в темной пучине промелькнуло нечто. Гигантское бесформенное тело стремительно надвигалось на Павла. Он закричал, но в легкие хлынула вода.
Павел дрогнул и проснулся. Он лежал на неровном полу пещеры обнаженный, закутанный в плотное шерстяное одеяло. Приемник мурлыкал про себя джазовую мелодию. У выхода сидела девушка и что-то мастерила из обломков кораллов.
- Что случилось?
- Ты жив!
Девушка подлетела к нему и крепко обняла. От запаха её обнаженного тела у Павла закружилась голова. Он мимоходом заметил, что рисунки на стенах пещеры исчезли.
- Ты упал, чуть не свалился в воду, я думала, ты умер, ты такой худой, посмотри… - девичьи пальцы ощупывали ключицы и ребра, каждое прикосновение вызывало во всем теле судорогу. – Я больше от тебя не уйду, я буду тебя откармливать, слишком дорогой ценой ты здесь, нельзя, чтобы ты погиб.
- Хочу воды…
Девушка поднесла воду в своих руках, Павел жадно припал губами к ладоням, мягким, как плюш. Никогда ему еще не было так хорошо. Голова потяжелела, в теле разлилось блаженное тепло. Последнее, что он видел – хрупкое лицо безымянной девушки и её ласковый шепот.
Павел снова был на корабле. Ему было нехорошо, в глазах двоилось. Странное состояние напало на него, как только китобойное судно зашло в черные воды моря. Жуткие кошмары, в которых он тонул в черной пучине, мучили его каждую ночь, шепотки в ушах, легкая тошнота (у него, просоленного моряка, пережившего не один десяток штормов!) не давали покоя, мучили, давили. 
Что-то ужасное проникало в его голову, что-то похожее на тонкие незримые щупальца, оплетающие изнутри душу, отравляя рассудок сладостно-тёмным ядом. «Сделай же, ну, сделай» - настойчиво уговаривал его слащавый голос извне, голос шипящий и коверкающий слова, голос, говорящий на неизвестном языке, который почему-то был понятен Павлу.
Павел вспоминал, где он слышал этот язык. Почему-то первым вспомнилось далекие детские воспоминания. В десять лет он страдал лунатизмом, родители часто находили его по утрам на берегу моря с широко распахнутыми - но всё же незрячими - глазами. Проснувшись, он пересказывал свои сны. Кто-то звал его из моря, странные рыболюди выходили на песок и болтали с ним по ночам на шипящем наречии глубин.
И сейчас голос появился вновь, и стремился поселиться у него под черепом. Слабые места, лазейки в обороне – так вода находит малейшую брешь в обшивке корабля, чтобы проникнуть внутрь, надавить, и взорвать изнутри, чтобы утопить, уничтожить корабль, принести всех его пассажиров в жертву темной морской пучине.
Надвигался шторм. 
Павел спустился в трюм.
- Ну что, Паша, приплыли? – боцман смурно улыбнулся и затянулся сигаретой.
Павел прошел мимо, ничего не ответив. Его вели голоса. Ему срочно нужно в трюм, только для начала захватить инструменты…
Павел проснулся в пещере с жутким воплем. Море успокаивающе шумело, кричали чайки… Значит, берег близко.
- Ну-ну, ну-ну, тебе приснился кошмар.
Девушка гладила его бороду маленькой мокрой рукой и ласково смотрела глазами зелеными, будто водоросли. Павел с трудом разлепил ссохшиеся губы, его голос дрожал.
- Это я… я их убил, всех.
Павел смотрел в своё прошлое, и ужасался. Он видел своё отражение в зеркале, видел, как вместо бороды у него прорастают щупальца, как трюм во время шторма заполняется водой, как его терзают кошмары о спящем на дне чудовище.
- Да, это ты. Твоя жертва утонувшему богу.
- Богу?
- Да, наш бог выбрал тебя и меня. Мы родим ему наследника.
Шепот в голове перешёл в торжествующий рёв. Павел понял всё. Так просто. Он – избранник бога, вот почему он не утонул.
Глаза моряка открылись, и пелена реальности отступила, как туман, гонимый штормовым порывом. Он вошёл в круг черноволосых танцовщиц. Женщин? Едва ли. С чешуйчатых лиц сползла тонкая кожа, из-под волос пробились шипастые гребни, на шеях алыми ранами заиграли жабры, вместо пальцев возникли перепончатые жабьи лапы. Его невеста оскалила мелкие клыки, взяла за руку и подвела к ониксовому монументу. В черной зеркальной поверхности отражалось чудовище с бородой из щупалец, огромными белыми глазами без радужки и зрачков и клешнями вместо рук. Как легко было вскрывать обшивку корабля этими клешнями!
- Ты прекрасен!
Его избранница говорила на шипящем языке, но он всё понимал. Теперь он понял всё.