Маленькая повесть для тех, кто умеет любить

рассказ Любовь
Тимофею посвящаю

«Как странно всё устроено: не успеешь родиться — все вокруг в один голос восклицают:
— О-о-о! Как ты выросла! Какая ты уже большая!
А тебе всего-навсего три года.
— О-о-о! Ты уже в школу ходишь? И в какой класс? В первый?! Да, ты уже взрослая!
И так всю жизнь. Оглядывайся, не оглядывайся, сама чувствуешь: вот только что было «сейчас», а стало «минуту назад». И это страшно. Нет, это ужасно! Ужасно потому, что жизнь заканчивается, так и не начавшись. Каждый вечер надеешься, что перевернул страницу в прошлое, а завтра тебя ждёт именно она — та самая, немного припозднившаяся и пока не начавшаяся жизнь! И спокойно засыпаешь с ощущением удовлетворения от хорошо сделанной работы, день прошёл — и слава Богу. И знаешь, что как только расцветёт, всё будет по-другому! Потом наступает новый день, потом новый вечер. И снова ждёшь, и снова надеешься, вот всё и закончилось, а вот завтра… И засыпаешь с блаженной улыбкой на устах.
Бензин бы залить… В Болгарии заливать опасно. Говорят, бензин у них дорогой и очень разбавленный. Надо заправиться, пока не переехала границу. Может до гостиницы и дотяну, но на обратную дорогу точно не хватит. Так-так-так… надо обязательно смотреть: где открытая бензоколонка? Вдруг потом на отдыхе мне захочется съездить на экскурсию, посмотреть водопады, на пример? Или ещё куда-нибудь?
Одна я, конечно, не поеду. Это невозможно.
Правильно говорила мне София — нигде не чувствуешь так остро своего одиночества, как за рулём пустой машины. И не спасёт никакая задорная музыка, если только ты её не включаешь в виде таблетки от головной боли — чтоб сознательно поднять себе настроение и не начинаешь кокетливо улыбаться, остановившимся рядом с тобой на светофоре, угрюмым мужикам. Они кто как. Кто делает вид, что не заметил и отворачивается. Кто улыбается в ответ, но как только светофор моргнёт зелёным оком, с визгом срываются с места, оставив за собой сизый дымок из выхлопной трубы.
Сколько может это продолжаться? Как часто говорят в фильмах — всех хороших мужиков давно расхватали. Да, кто их расхватывал?! Если они так хороши, то почему у меня не осталось ни одной замужней подруги? И я вот, как всегда, еду в отпуск совсем одна. Все развелись. И я развелась. Кто со скандалом, кто без. Хорошо тем, кто в законном браке нажил детей. Им есть кого любить. Так куда они все подевались, эти мужики, которые «хорошие»? Значит, они не с моими подругами. Может, они женаты на других женщинах, которых я не знаю? Да, скорее всего так… И проживут они счастливо и умрут в один день…
Он тоже женат на женщине, которую я не знаю… Собственно, при чём здесь замужество? Любовь и замужество часто не связаны ни одной, даже тоненькой, как паутинка, нитью! Иногда даже вообще наоборот. Тем не менее — спроси у кого хочешь под старость лет, если бы у них была возможность переписать жизнь набело, начинать сначала, что бы они выбирали — брак, или любовь? Теперь все выберут любовь! Я не хочу больше замуж. Я уже выбирала любовь…
Не хочу замуж просто так, только чтоб не носить ярлык «разведёнка». Я выбрала любовь. Это значит — просто быть рядом с моим единственным, с моим ненаглядным… Я знаю — он любит свою семью, жену, детей, друзей, родственников, соседей… Он мне ничего не обещал и ничего не говорил. Так мне ничего и не нужно! Я ведь когда поняла, что больше без него не могу, сама сделала первый шаг. Конечно, конечно, на чужом несчастье счастья не построишь… Но, почему «чужое несчастье»?! Разве мне что-то от него нужно?! Разве я его хочу увести его из семьи?! Я люблю его там, где он есть. Я люблю его всегда и везде.
Я люблю паркинг, на котором он ставит машину; люблю магазин, в котором он покупает сигареты; люблю дождь, потому, что он тоже на него смотрит. Если на балконе встать на цыпочки и немного вытянуться, то я увижу часть города, где он живёт, улицы, по которым он ходит, скверик, в котором выгуливает свою колли. Я люблю эти белокаменные постройки, от которых льётся свет… Свет его жизни, свет его души… Господи, за что такое наказание?! Господи, да разве у кого-нибудь убудет, если я с ним увижусь раз в месяц?! Разве это грех?! Любовь не может быть грехом! Господь говорил не об этом. Господь говорил об измене любви!
Как я жила всё это время без него? Сама не знаю… Если что-то произойдёт — моя жизнь потеряет звуки, краски, потеряет всё. И всё-таки я умом понимаю, что это — нехорошо! Я борюсь с собой. Сколько раз я с ним ссорилась, обижалась, говорила всякие слова, обвиняла в чём-то. Только он об этом даже не догадывается! Сколько раз я с ним расставалась?! Расставалась, плакала, мирилась, всё прощала, потом снова обижалась.
И всё это без него. Он занят. Он очень серьёзный. Мои проблемы на его фоне блёкнут, становятся никчемными и смешными. И я блекну. Он-мужчина Он всегда знает что делать, как себя вести, о чём говорить. Он никогда не ошибается. Он такой взрослый и умный, я глупая и маленькая. Он всегда занят. У него ответственная работа. У него всё под контролем. Всегда и все.
Иногда, если остаётся немного места, то я… Я на последнем плане. Консервная банка, привязанная к кошачьему хвосту. Но, я есть! Я всё-таки капельку присутствую в его мире. Пускай где-то там, в закоулках, но с ним — самым прекрасным и родным человеком на свете.
В нашем паршивом городишке его знают все. Мы никогда не сможем пройти по улице вместе даже полшага. Мы никогда не сможем послушать вместе музыку, попить горячий шоколад… И чтоб за окном падали, падали снежинки, чтоб мы сидели в маленькой кафешке и грели о горячую кружку озябшие ладони… Чтоб говорили, говорили и не могли наговориться… Чтоб я смотрела на его тонкие, нервные пальцы Микеланджело и от воспоминаний, как они совсем недавно прикасались к моему виску, щёки бы залило горячим румянцем.
Что-то я подумала о зиме… Наверное, надо выключить в машине кондиционер. Ещё не хватало приехать на курорт с ангиной. И бензин можно сэкономить. Так, где же мне поворачивать налево? Нет, пока нет… Это не здесь…
Когда я перестану ждать? Почему нельзя просто жить? Это так ужасно… Я всё знаю, все понимаю, он не может со мной видеться так часть, как мне бы хотелось. Только… только неужели это так трудно, только позвонить и сказать:
— Привет, малыш! Я тебя случайно увидел на улице. Я тебя видел, а ты меня — нет! Ты постриглась? Какая ты стала красивая!
Или:
— Не скучай, малыш, но я сегодня не могу, я снова занят. А, ты меня жди, я обязательно к тебе приду! Мне без тебя грустно…
И я бы ждала! Вот тогда бы ждала, сколько он скажет, сколько пожелает! А пока ему совсем невдомёк, что моя душа рвётся в клочья…
Почему он всегда молчит? Боится показаться слабым? Боится утешить, боится сказать что-то лишнее? Да в чём слабость-то? Однако, видимо, настоящему мужчине не подобает говорить о своих чувствах. Он любит быть «сдержанным». Окружающие тоже могут разочароваться. Могут осудить, сказать, что ему это «на подобает»… А, ведь это так важно — общественное мнение… Вот и молчит… всегда и везде… со страстью и нежностью обнимая только свою колли.
Снова очередной отпуск. Снова глупая, дурацкая надежда, что что-то изменится. Вдруг он решится, возьмёт и приедет ко мне на один целый день? Даже не на целый, на часик, но приедет? Или позвонит и скажет, что очень хотел бы, но пока, к сожалению, не получается. И я бы так обрадовалась и опять ждала, каждое утро, просыпаясь от ощущения счастья, надеясь, что это произойдёт именно сегодня. И мы с ним пойдём в то самое, маленькое кафе за углом, где официанты в галстуках-бабочка.
Он не приедет… и не позвонит… Я снова буду одна…
А, вдруг всё не так плохо и мне встретится кто-то, так похожий на него, с такими же белыми нервными пальцами, но ничей. Совсем ничей. И окажется, что он искал меня всю жизнь. Он просто подойдёт и скажет:
— Привет! Вот и я!
Я всегда выбираю любовь, поэтому всегда одна…
Не проехать бы поворот к гостинице, а то уже темнеет. Так можно заблудиться… И бегай потом по всей Болгарии, ищи дорогу в темноте!.»
Она столкнулась с ним в лифте. Он выходил, она входила, чтоб подняться в свой номер с видом на горы.
«Надо же! — Удивилась она, — Какое интересное сочетание: светлые, почти льняные волосы и совершенно чёрные глаза!» Густые тёмные ресницы. Взгляд серьёзный, пытливый. Казалось даже, что глаза вовсе не его, этого похожего на финна бледнолицего блондина. Их словно выкрали с картины «Незнакомка», и заменили северные, блёклые просто органы зрения на роскошные, тёмные как омут, очи. «Скорее всего он — русский. Такие не сочетаемые сочетания бывают только у людей из больших стран, где проживают много разных национальностей: русоволосые, скуластые и с миндалевидным разрезом глаз, голубоглазые брюнеты, темнокожие шатены. Если он и не русский, то всё равно из России! — Немного поколебавшись, решила она, — Хорошенький какой! Да! Очень хорошенький!»
Позже, в тот же день она ещё раз встретила его. Это было уже на бассейне.
«Мужчина! — Усмехнулась она про себя, — Настоящий мужчина! Таких я точно не видела!»
Он явно бросался в глаза. На него смотрели все, удивлённо оборачиваясь, проходя мимо. Мужчины бросали недоуменные взгляды, женщины восторженно улыбались. Он притягивал взгляды как магнит. Однако, они его совершенно не смущали. Ему многие улыбались, он с большим достоинством принимая знаки внимания, в ответ тоже улыбался многим Но выбрал из всех, почему-то именно её. Он, молча, сел рядом на бортик бассейна, спустив совсем незагорелые ноги в воду.
Он играл! И играл довольно умело! Сперва хитро стрельнул в неё любопытным взглядом. Видя, что она не сердится, уже совершенно откровенно заигрывая, зацепил ступнёй воду и окатил её целым фонтаном хрустальный брызг. Тут же весело рассмеялся, как бы приглашая поиграть. Она в долгу не осталась, и через несколько секунд сухими оставались разве что льняные волосы. И тоже засмеялась.
Почему он решил, что она знает русский? Может почувствовал?
— Меня зовут Тимофей. Тебе можно просто Тима, — представился он хрипловатым голосом, — ты с кем отдыхаешь? Одна? Я не заметил никого рядом с тобой!
— Одна. А, ты?
— А, я с Кристиной и Антоном. Вон они на лежаках сливы едят, видишь? Во-о-он, под третьим зонтиком!
— Вижу!
— Ты вечером что делаешь? — Тимофей пытливо заглянул ей в глаза. Парень был явно напористым и хорошо знал себе цену. Он не стеснялся, не жеманился и даже не кокетничал. Он говорил кратко и сурово, что выдавало в нём жителя Дальнего Севера.
— Ничего! Я абсолютно свободна! — Она и не собиралась врать. Тимофей ей явно нравился.
В нём нравилось всё: и почти болезненная бледность никогда не видевшей солнца кожи, и восточные глаза, и низкий голос. Но, особенно ей нравилась его манера говорить крайне лаконично и при этом очень чётко выражать свои мысли.
— Тогда пошли с нами гулять! У нас весёлая компания! Не бойся, не соскучишься!
— Да я и не боюсь! С тобой, видно, и одним не соскучишься!
— Это точно! Мне все так говорят! Значит — договорились? Я зайду за тобой часов в семь, хорошо? Кстати, ты в каком номере живёшь? Я тебя видел на нашем этаже, но номер не заметил.
— В триста двенадцатом. Заходи, я буду ждать.
Он зашёл, не опоздав ни на минуту. Очень серьёзный и собранный. Как будто шёл вовсе не в парк, а по меньшей мере ему предстояло заключить деловой контракт.
Когда они спустились вниз, Кристина и Антон уже сидели на лавочке возле гостиницы. Скорее всего, Тимофей их предупредил, что придёт не один, поэтому её появление не вызвало в них ни тени удивления. Они поздоровались, обменялись именами, сказали пару-тройку ничего не значащих фраз и все вместе направились к входу в парк.
Огромный, шикарный старый парк! Он как живой принимал к себе гостей, но при этом жил совершенно отдельной, своей жизнью. За каждым ухоженным кустом угадывалась забота и ласка садовника, за каждой площадкой — работа невидимого рабочего. Быть может, в свои лучшие времена этот парк исполнял обязанности Ботанического сада. Здесь огромные совершенно южные кипарисы плотно соседствовали с тонкими, такими русскими белоствольным берёзками. Сибирские кедры заслоняли свет похожему на конопляные кусты бамбуку. Чуть дальше, в глубине — готический грот с подземными источниками.
Если свернуть с дороги, то шаги мгновенно заглушит вечнозелёный плюш вперемешку с какой-то травой, похожей на дикую землянику. «Неужели это всё только сон?! — Думала она, со страстным наслаждением вдыхая в себя аромат «ночной красавицы» и белых цветов «петуньи», — Действительно, самые нежные, самые сладкие воспоминания у людей связаны именно с запахами! Так пахнет только в Кисловодске — казалось бы давно забытом городе-мечте, городе-сказке! В городе, где прошло всё детство и вся юность, где ей говорили: «Ты уже в первый класс ходишь?! О-о-о! Какая ты большая!».
Ещё там пахло липовым цветом, и у входа в парк лежал такой огромный валун с двумя блестящими металлическими ящерицами. Неужели всё это было и всё закончилось?! Но, значит, не совсем закончилось, если она снова может ощутить себя такой же маленькой и счастливой, как тогда!» Какой замечательный летний вечер! Несомненно, несомненно так уже было и не раз, но очень, слишком давно, чтоб помнить! Она никогда бы не поверила, что это через столько лет к ней вернётся. Южный вечер, похожий на обёртку с конфеты «Курортная», с чёрными кипарисами на фоне гаснущего неба и с серебряным серпом луны.
— Так да, или нет? — Она вдруг заметила, что все остановились и Тимофей что-то спрашивает у неё.
— Не… Не знаю…, — С трудом приходя в себя от чудесного наваждения, — промямлила она.
— Послушайте, — сказал он, — у меня нет никакой другой идеи — куда бы нам пойти! У вас есть — скажите! Парк огромный, можно просто погулять. Выбирайте: можно направится к пруду и покататься на лодочках, можно пройти к гроту. Там бьёт родник. Так вы хотите на родник?
— И потом я поднесу ведро к твоим губам? И ты будешь пить, закрыв глаза. Это будет, как самый прекрасный пир. Потому, что вода это не простая. Она родится из долгого пути под звёздами, из скрипа ворота, из усилий моих рук. Она будет как подарок сердцу. Когда я была маленькой, так светились для меня рождественские подарки: сиянием свеч на ёлке, пением органа в час полночной мессы, ласковыми улыбками…
— Да! Будет именно так! Но, откуда ты знаешь?!
— Что «знаю»?! — Она не верила своим ушам! Она знала о чём говорит. Но откуда это мог знать он?! Как странно всё это звучало из его уст в самом сердце прохладной Болгарии, а вовсе не в бескрайней аравийской пустыне…
— На родник, так на родник! — Сказала, ничему не удивляясь, Кристина. Казалось, всё происходящее не производит на неё совершенно никакого впечатления. Словно всё это она уже видела и проживала не раз.
— Хорошо, что ты не против! — И снова эти чёрные, как омут глаза удивили и восхитили её.
— Можно даже побежать кто первый!
— Ага! Щас! — Хитро захихикал Антон, — Кому нравится пусть бегает, лично я отдыхать приехал! Вы умные, вот вдвоём и бегите! Правда, Кристина?
— Ой! Да пусть бегут! Кто же их держит!
И они побежали. Сопя, спотыкаясь в темноте о брусчатку парковой аллеи, часто останавливаясь, подбирая по дороге какие-то мелкие красивые камушки, присаживаясь на корточки и рассматривая жуков, по глупости своей забравшихся на фонарный столб и теперь снова оказавшихся на земле. Они любовались на экзотические деревья, и снова делали вид, что бегут наперегонки.
— Слушай! — Тимофей вдруг резко остановился. Он мельком оглянулся назад, не видно ли Антона и Кристины, и пока они не появились из-за поворота, тут же почти шёпотом продолжил:
— Хочешь, я тебе докажу, что это волшебный лес? Вот смотри, — он вдруг нагнулся и что-то то ли подобрал, то ли сорвал с газона, — ты крепко зажмурь глаза, досчитай до десяти, загадай желание и резко открой глаза. Во-первых — увидишь, что произойдёт что-то необычное и всё с завтрашнего дня будет по-другому; во-вторых — но, это позже, узнаешь, что твоё желание обязательно исполнится! Я тебе говорю: этот лес волшебный! Исполняются все желания без разбору. Именно сейчас. Будешь загадывать?
— Конечно буду!
Они стояли друг напротив друга. Она — плотно зажмурив глаза. Он — с сосредоточенным лицом и весь в ожидании.
Батюшки! Разве ей нечего было загадывать?! Она сбивалась, не зная с чего начать.
— Ты чего так долго?! — Тимофей терял терпение, — Всё! Твоё время истекло! Досчитала? Если нет — твоя вина! Открывай глаза! И это тебе! Это тоже волшебное, чтоб желание обязательно исполнилось!
Он протягивал ей дубовую веточку с жёлудем.
— Смотри, — сказал он, — это дуб — крепкое и сильное дерево. Значит, если ты сохранишь его кусочек, то тоже станешь сильной и крепкой, и всё в твоей жизни будет хорошо. Ты запомнила?
Он строго смотрел на неё своими чёрными, глубокими глазами, без тени улыбки.
Она прижала веточку к груди. Мысли путались. Она благодарила судьбу за всё, что она в этой жизни видела и за всё, что её ещё предстоит увидеть. Хорошо, что было темно и, подошедшие Антон с Кристиной не заметили, что она еле сдерживает слёзы.
На обратном пути Тимофей не проронил ни слова. Казалось, он выполнил задуманное и теперь очень устал.
Они распрощались. Она поднялась в свой номер. Скорее всего — ей никто не звонил. Может даже и не думал звонить…
Назавтра пошёл дождь. И было тоскливо и грустно. Маленькая дубовая веточка лежала на тумбочке перед зеркалом, и теперь казалось, что их две. Но, Тимофей обещал, что всё изменится! Уже началось новое «завтра», а пока ничего не заметно…
От резкого телефонного звонка её подбросило на кровати. Неужели?! Неужели сейчас в трубке раздастся его голос?! Неужели он на том конце провода хочет сказать ей что-то очень нежное?! Или спросить как у неё дела? Пошутить, что соскучился…
— Ты любишь дождь? — Голос Тимофея заставил тихо улыбнуться, а на глаза почему-то снова навернули слёзы. Но, голос был на столько спокоен и ласков, на столько проникновенен, что казалось, нет на всём свете беды, которую бы он не мог бы для неё развести руками. Нет горя, которому бы он не смог помочь. — Хочешь погуляем? Можно надеть дождевик и боты и пойти в лес. Тебе нравится, как пахнет в лесу во время дождя? Знаешь, я один раз видел на мокрой паутине настоящего паука-птицееда. Может он ещё там. Хочешь, сходим вместе и я тебе его покажу?
— Я не могу… — Её голос срывался, — не потому, что дождь, просто… Просто не могу… И… и у меня очень болит голова… — Она боялась, что сейчас, в эту минуту он всё поймёт, всё узнает и у неё больше не получится спрятаться от этих чёрных, пытливых глаз.
— Правда? Ну, так я зайду к тебе? Тебе же одной плохо? Хочешь, я принесу с собой книжки и кроссворды? Можно вместе порешать. Книжки хорошие, интересные. Я думаю — тебе понравятся! Так мне придти? Я не надолго, не волнуйся.
— Хорошо, Тима. Приходи.
Она в такие пасмурные дни ложилась на кровать, накрывалась одеялом и обхватывала голову локтями. Так было меньше слышно внешний мир. Если закрыть глаза, то меньше видно. Когда тоска до судорог давила хрящи на горле, она могла так лежать сутками, борясь со спазмами и насильно заставляя себя проглотить хоть глоток воды. «Когда одиночество комом подступит под горло…»
Стук в дверь раздался почти мгновенно. Казалось, Тимофей давно стоял около её двери, и звонил с какого-то сказочного телефона. И вообще, всё, что делал он было сказочным. Он говорил, как в сказке, всё, к чему прикасались его руки, оживало, наполнялось энергией и начинало изнутри светиться нежно-голубым, мерцающим светом — светом горящего сердца.
— Сюрприз! — Вот и сейчас он стоял в дверях, упираясь в косяк обеими руками, — Угадывай!
Она высунула ему язык:
— Да, откуда столько счастья? Конечно же, не угадаю, и ты будешь смеяться!
Голова вдруг стала болеть гораздо меньше. Медленно уходила пульсирующая боль из висков, всё вокруг перестало расплываться, в комнате стало светлее и почему-то запахло ландышами.
— О! Счастье есть! Ты не права! — Тимофей как настоящий фокусник что-то собирался выдернуть из рукава. Ох, жаль Сонька его не видит! Она бы тогда точно поверила, что счастье есть! — Раз, два, три! Смотри! — Тимофей шутливо насупил брови, — Ты вчера говорила, что тебе мешает чёлка? А я купил для тебя заколку для волос! Можно я тебе сам её приколю?
— Приколи, конечно!
Он долго возился, сопел, брал прядку то потолще, то потоньше, то вообще отходил от кровати и смотрел на неё со стороны. Казалось, ему доставляет неописуемое удовольствие просто играть с её волосами. Брать их в руки, перебирать, поглаживать.
— Где же книжки? Ты же книжки обещал? — От головной боли не осталось и следа. На самом деле очень захотелось забыть обо всём, сесть вот так с ним рядом, порешать кроссворды или порисовать акварелью.
— Пока принёс только одну. Свою любимую. Мы всё равно сегодня больше не успеем посмотреть. Ладно?
— Конечно, пока одной хватит! Может попьём с тобой чаю? У меня и печенье есть!
— Чаю? Давай! На вот тебе книжку. Ты читай вслух, а я печенье попробую.
Он протянул ей довольно потрёпанную брошюру.
«Что это? — Подумала она, стараясь заглянуть под обёртку, чтоб увидеть название — неужели придётся читать вслух какую-нибудь очередную галиматью „королевы иронического детектива“ Дарьи, Марьи или как её там?! Ага! Не был бы её папа при Советской власти председателем членов Союза Писателей СССР, посмотрела бы я где бы её короновали! С таким папой любой может причислить себя к венценосным особам!»
— Что это?! — Она перестала верить своим органам чувств, и вообще в реальность происходящего, — Это твоя любимая книга?!
— Да! А, что? Что тебя удивило? — Тимофей с невозмутимым видом жевал печенье, пока она в полнейшем ступоре перелистывала желтоватые страницы, не сомневаясь, что это такой розыгрыш.
— Э-э-э… Как бы тебе сказать… Вообще-то «2200 задач по высшей математике» как-то не самое лучшее чтиво … Это, наверное, задачник для поступающих в высшие учебные заведения? Их, наверное, решать надо?…
— Ну, так давай решать!
Дождь кончился и теперь с бассейна снова доносились весёлые голоса и счастливый визг.
— Чай закипел! — Тимофей дернул шнур от кофеварки, — Где твой пакетик? Тебе сколько ложек сахара положить?
— Я не хочу сахар! А вы, что, молодой человек, решили за мной поухаживать? — Она сделала комедийный жест, как если бы убирала шикарные волосы с плеч и поправила заколку на чёлке.
— Конечно! Ты болеешь, я пришёл тебя навестить! Ухаживаю, конечно!
— Ты пришёл навестить потому, что соскучился? Или так сказать — по долгу службы? Так сказать — дружба обязывает?
— Очень соскучился! Я думал — тебя сегодня не увижу!
— Так ты по мне скучал?!
— Да! Потому, что ты красивая!
Господи! Благодарю тебя, Господи, что послал мне эту встречу! Сидящий передо мной, он не боится подпустить к себе слишком близко, не стесняется своих чувств, он не боится показаться смешным. Не боится «растратить себя по мелочам». Для него не бывает мелочей. Для него всё серьёзно. Он не боится чужих глаз — насмешливых, завистливых, осуждающих. Он не боится быть самим собой и видит только сердцем. Он вообще ничего не боится, этот бледный северянин с чёрными глазами! Он может просто, без оглядок, как сделать вдох, сказать: «Ты красивая!». Он умеет жить сейчас, этой минутой, этим мгновеньем и наслаждаться им. Ему неведома хитрость, ложь. Он не знает, что такое лицемерие. Он хочет быть твоим волшебником, исполняющим все твои желания. Он дыханием греет твою душу, как если бы её можно было взять в ладони.
Руки дрожали. Она отпила чаю, поставила стакан на гостиничный столик перед зеркалом. И стаканов тоже стало два.
Две тусклые жёлтые лампы осветили её лицо. Оно было неподвижным и казалось похожим на удивительно бледную маску. Однако, в зрачках словно что-то уже изменилось, словно глубоко-глубоко, но зажёгся в них шаловливый огонёк, и теперь он прыгает и мечется, ища выхода. Она вдруг с упоением вспомнила — он обещал, что с завтрашнего дня всё будет по-другому!
За окном стихла непогода, и в гостиничном номере было удивительно уютно вот так сидеть с чашкой горячего чая в руках и со «2200 задачами по высшей математике». Ей стало удивительно хорошо, так, как может быть не было пока никогда в жизни! Ей захотелось погладить его льняные волосы, прижаться к ним губами, вдохнуть этот запах лесной запах душицы и дубовых листьев. Она, подчиняясь движению сердца, протянула руки и, прикрыв глаза, ласково привлекла Тимофея к себе.
Только на мгновение она смогла удержать его!
Он, дёрнувшись всем телом, внезапно довольно резко оттолкнул её.
— А, вот этого делать не надо! — Сказал он хриплым голосом, отстраняясь от неё обеими руками. И глаза его стали ещё темнее и серьёзней, — Кристина и Антон говорят, что я уже большой! И это действительно так! Не надо целоваться! Я взрослый! — Повторил он, — Мне уже четыре года!
Конец