Правдоруб

Еще при прежней, народной власти Дмитрий Иванович был принципиальным и беспокойным душой, а, выйдя на пенсию, бывший учитель в полной мере проявил свой неуемный и мятежный нрав, въедливый и критический взгляд на действительность. Особенно тогда, когда, как эпидемия, пришло безвременье 90-х годов. Когда распадались колхозы, за долги распродавалось-расхищалось разными прохиндеям совместно нажитое имущество, раздавали пустые ваучеры и обещания лучшей жизни, распределяли земельные паи осиротевшим колхозникам.
Вопросы к местной власти сыпались у него, бывшего коммуниста, как из рупора народного контроля. И все в письменном виде, - в газету, депутатам разного уровня, в надзорные органы.
- Когда сделают дорогу хотя бы по деревне?
- Почему поля колхозные не пашутся, зарастают деревьями?
- Почему трактора из гаража, что получше и с причиндалами, "прихватизировали" бригадир да механик, а рядовым колхозникам-трактористам ничего не досталось?
- Куда съехал бывший председатель колхоза со своими домочадцами? Говорят, на колхозные гроши в областную столицу подался?
- Почему возле школы прохудились дощатые тротуары и некому ремонтировать? 
- Почему школьный завхоз летом пропивает остатки краски, на чем сэкономил?
Отвечать на них в то время было уже некому. Местные власти находились в полной прострации и беспомощности.
Своим рвением и беспокойной суетливостью Дмитрий Иванович напоминал ерша на зимней рыбалке, попавшего из лунки на лед. Трепыхался недолго. Беспокойное сердце не выдержало вида сломанного уклада прежней, советской жизни, бывшей привычной для него. Необратимого и стремительного вымирания своего родного села.
Хоронили глубокой и дождливой осенью. До бортовой машины-трехоски гроб земляки выносили на руках, по обочинам дороги. В резиновых сапогах. Машина не смогла доехать до дома Дмитрия Ивановича несколько десятков метров, буксовала; колеса вязли в густой и глинистой массе.
Односельчане, все из бывших учеников и школьных коллег донесли гроб на руках до машины. Бережно поставили в кузов на красивый домотканый половик. Подали туда же крест, творило, немногочисленные венки, им же самим сделанные лавки. Подсадили родню.
Процессия медленно проехалась по родному селу мимо школы и мимо с детства знакомых, ныне осиротевших речки и лесов.
Бережно отпустили в могилу на сельском кладбище. Горестно помянули...
За ним, чуть позднее, тихо ушли и многие земляки, - из тех, кто не выехал, а остался.
В селе постепенно закрыли школу, медпункт, магазинчик, заколотили окна покосившихся домов. Оставшиеся селяне разъехались по разным городам и весям.   
До двадцать первого века четырехсотлетняя деревня не дожила. За два года до прихода нового тысячелетия по разбитой дороге, под осень, выехала со своим скарбом на открытой всем ветрам тракторной телеге и последняя семья, Сереги-конюха. Бывшего, колхозного. За телегой шла Карюха, молчаливая и добрая корова. Расстаться с ней Серега, а особенно его жена Анна не смогли - взяли с собой в новую жизнь, в райцентр, к дочери с зятем. Какой-то она там, эта новая жизнь, будет?
На земле почти исчезло, затянулось кустарником и поросло молодыми деревьями широкое, и уютное место, где столетиями жили беспокойные люди со своими вопросами и помыслами, которые отвоевывали это пространство для полей и огородов, для домов и школы, почты и магазина у окружающих лесов. Растившее своих детей для продолжения рода и для продолжения Родины. Где для них в нужных и красивейших местах росли леса с дичью и дарами, текла речка с рыбой, всходили Солнце и Луна.
На заросшей травой естественной площади, на перекрестке улочек, возле покосившегося здания почты остался стоять простой и прочный обелиск погибшим в Великой Отечественной войне. На четырех сторонах его еще хорошо читаются имена погибших односельчан. Чуть меньше полуроты воинов выставила деревня. Случись сейчас война, не выставит и одного. 
Остались висеть лишь безответные вопросы, которые и задать-то некому.
А может ли жить народ без энергичных и беспокойных людей, - "чудиков", как называл их Шукшин? А нужны ли они нашей Родине сейчас? А проживет ли Родина без таких вот, ныне исчезающих деревень?