толерантность

  Толерантность


Толерантность… толерантность… толерантность… Слово перекатывалось во рту, как горсть разноцветного драже, вызывая странные ощущения: вроде и звучит нормально и значение слова неплохое, а вот что – то не так!
  Человек сидел на ступеньках крыльца,  прижавшись спиной к теплому дереву и вытянув одну ногу, а точнее культю. Его тело отдыхало, но  мозг продолжал  работать. Он привык всегда и во всём докапываться до самой сути. Сейчас ему было необходимо понять, почему слово «толерантность» не укладывается в его сознании, более того, раздражает. Пытаясь разобраться в себе, мужчина вспомнил, как однажды, очень давно, в «прошлой жизни», его, молодого грамотного инженера, друг затащил на лекцию какого-то медицинского светила. Всё, что он из нее запомнил, так это то, что путём многочисленных экспериментов учёные высчитали, что душа человека весит двадцать один грамм. Потом он долго цеплял своего друга вопросом: «Почему душа улетает? Ведь двадцать один грамм, это всё-таки вес, как же она летает? А закон притяжения, он что, на душу не действует?» Зато с тех пор друг на лекции ходил со своею женой, поскольку оба  были врачами. Эти воспоминания вызвали на лице мужчины горькую улыбку:  «Где-то сейчас их души?..»
А вот его душа, его двадцать  один грамм, не давала ему покоя. Она просто не желала принимать это красивое иностранное слово вообще, и особенно по отношению к его семье. Не желала, и всё тут! А ты сиди и решай эту проблему, почему ум говорит одно, а душа другое. Сиди и мири их, решай, кто прав,- ночь впереди длинная…

Глава 1

Для конца сентября ночь была на удивление тёплой. Человек сидел на деревянных ступенях крыльца, нежно прижимая к груди спящего ребёнка. Тепло детского тельца и мирное посапывание словно бальзамом омывали душу, внося в неё успокоение и веру в будущее. Всё здесь, в Вологодской области, было не так, как в его родных горах на Кавказе. Там днём жарко, а ночью холодно, и дома из камня, и ступени каменные. Здесь же и днём не слишком жарко, и ночью не слишком холодно, и всё кругом из дерева. Приятно после трудового дня посидеть на нагретых солнцем ступенях. В такие минуты ему казалось, что  в него вливается какая-то тёплая и живая сила. На душе становилось спокойнее, мысли выстраивались в порядок, и как-то легче решались проблемы, а их у него хватало. Мужчина когда-то читал, что у каждого человека есть своё дерево: у кого береза, у кого ясень, у кого яблоня – словом, у каждого своё. Он не знал - какое его, но иногда ему казалось, что крыльцо это сделано именно из его дерева. С первого дня, когда он со своей семьёй, уставший, издерганный, вошёл в дом, осмотрелся, вышел на крыльцо и опустился на ступеньку, прислонился спиной к перилам, - именно с этого момента он  вдруг почувствовал, как затихает в душе боль и  его тело наполняется какой-то спокойной уверенностью.
С тех пор прошло три месяца. И каждый вечер,  придя с работы, управившись  с домашними делами, разобравшись с детворой, наперебой делившейся с ним своими новостями, наконец- то пожелав им спокойной ночи, он выходил на крыльцо, садился на ступеньку и отдыхал. Часто, как сейчас, он брал с собой малышку и укачивал, пока жена заканчивала домашние дела.  Потом они сидели вдвоём, разговаривая о детях или (очень- очень редко) вспоминая о чём-то из «прошлой жизни». Эти воспоминания были ещё слишком свежи и болезненны.
Мужчину звали Зелимзан. Чеченец по национальности, инвалид, сорока лет от роду, он  вынужден был бежать со своей родины, спасая семью. Друзья, с которыми он служил в армии, помогли ему, не смотря на смутное время, и с жильём, и с работой.  Да, армейская дружба много значит, и Зелимзан до глубины души был благодарен своим друзьям, «двум Володям», как звали их  на заставе. Дом, в который вселился Зелимзан с семьёй, принадлежал дальним родственникам  одного из друзей и пустовал уже два года. На счастье Зелимзана, в доме оставалась мебель, хоть не новая, но крепкая и добротная, и кровати, и кухонная утварь. Словом, повезло Зелимзану с друзьями. Но все остальные проблемы он по возможности, старался решать сам. Гордость и семья - это всё, что осталось у него после  побега  с родины.
Вот и этой ночью сидел он на своём любимом месте и мысленно перебирал разговор со школьным психологом, молодой девушкой, сыпавшей умными фразами и иностранными словами. А причина встречи была та же, что и  в чеченской школе. Там его сын, Башир, вставал на защиту своих русских брата и сестры, а здесь, в русской школе, Саше и Маше пришлось встать на защиту Башира. Хорошо ещё малышка Наджат не создаёт никаких проблем.
На прошлой неделе к ним пришла пожилая учительница и рассказала о конфликте в классе. Кто-то из детей оскорбил не только Башира, но и его родителей. Естественно, Саша и Маша вместе с Баширом ринулись в бой. Конфликт не прошёл бесследно, и вся троица оказалась в изоляции. В последующие дни стычки возникали всё чаще и чаще. Многих детей поддерживали родители по незнанию или по умыслу.
Ольга, жена Зелимзана, слушала учительницу, и на её глаза наворачивались слёзы. Как-то незаметно, или соскучившись по женскому обществу, или просто видя искреннее сочувствие и желание помочь её детям, она рассказала кое -  что из того, что им пришлось пережить в Грозном: ужас бомбёжек, боль от потери близких, голод и страх за детей. Всё это глубоко тронуло душу пожилой учительницы. Она сидела, о чём-то задумавшись, потом решительно поднялась и сказала:
- Всё это вы должны рассказать детям. И не только им, но и их родителям. Вы не должны жить в изоляции.  Думаю, через недельку, мы соберёмся всем классом и поговорим.
-  Я не смогу…
- Я понимаю, но, может, ваш муж сможет? Это нужно сделать ради ваших детей.
И вот сегодня вместе с учительницей пришла к ним домой школьный психолог. Они решили собрать всех вместе, детей и родителей: психолог прочтёт небольшую лекцию о толерантности и в качестве примера попросит Зелимзана рассказать о своей семье. Девушка несколько раз в разговоре употребиланезнакомое слово, и Зелимзан  попросил её разъяснить его значение.
- Толерантность - это терпимость к иному образу жизни, привычкам, верованиям и т.д., – заученно ответила девушка.
Зелимзану не совсем было ясно, как связать это слово со своей семьёй, но с предложением учительницы он был полностью согласен. Ведь за три месяца, что они прожили здесь, у них не появилось друзей. Им просто не хватало на это времени – они старались выжить. Друзья–сослуживцы устроили  Зелимзана на работу в автомастерскую,  зарабатывал он не плохо, но… четверо детей и жена. Денег не хватало, и приходилось жить в строжайшей экономии, ведь впереди зима: детей необходимо одеть, обуть.
«Вот тебе и толерантность, – думал Зелимзан, – и что ко мне привязалось это слово?».
Он повторил его ещё и ещё раз, словно пробуя на вкус. Слово вызывало ощущение чего – то знакомого: не сейчас, а  раньше, в дни молодости или даже детства, -  но чего? А что он может рассказать о своей семье и как связать всё  с этой чёртовой толерантностью? Девушку – то подвести не хочется, ведь она так старается. Наверное, это её первое собрание.  Рассказать о том, как ездил в седьмом классе в пионерский лагерь «Орленок» и как  дружили там дети разных национальностей? Или  рассказать о том, как служил на пограничной заставе, где его лучшими друзьями были  два Володи, один русский, второй узбек, но оба призывались в армию из далёкого  Заполярья. Однажды Зелимзан спросил Володю- узбека, как он попал на Север. Тот объяснил: « Жили на Кавказе, в 1956 году приехали вербовщики с Севера и стали приглашать специалистов  для строительства нового города.  Отец решил поехать, а с ним еще шесть человек: двое русских, осетин, армянин и два кабардинца. Через три года двое вернулись на Кавказ, а остальные прижились в своём новом городе и дружат до сих пор».
Это что, толерантность? Или когда он лишился ноги и на заводе ему дали путёвку в Ялту? В  номере их было четверо: грузин  Вахтанг, ненец Василий, украинец  Николай, (или, как он представился, «Мыкола»).  За двадцать дней отдыха они стали хорошими друзьями. А как бережно мужчины относились к нему, Зелимзану,  видя, с каким трудом, он привыкает к протезу! Как  странно было ему первое время смотреть на оленевода Васю, невысокого, с лицом круглым и плоским и удивительно узкими, словно щёлочки, глазами.  Его рассказы об оленях и волках, которых он хоть и ругал, но относился к ним с каким-то почтением, были очень интересны. А как рассказывал он о северном сиянии!..
Они вообще очень о многом говорили.  Мыкола рассказывал о своём комбайне  и бескрайних полях, Вахтанг расписывал свои горы, словно песню им пел. Но Зелимзана горами не удивишь. Он рассказывал о своём родном заводе «Красный молот», о том, что они выпускают нефтепромысловое оборудование и отправляют его в тридцать стран мира. Рассказывал, как  создается у них уникальный цементировочный агрегат,  способный разрушать скальные породы, - аналогов ему нет в мире. А ещё Зелимзан рассказывал о людях. Многие из них работают на заводе с окончания войны. Его повествование тоже было как песня, песня гордости его родине, его друзьям.
- Это что – толерантность?
«В наше время, – думал Зелимзан, – это называлось дружбой народов». И, поражённый этой простой и понятной мыслью, он даже заёрзал по ступеньке. Вот оно, то, что так тревожило его душу!
« Мы дружили, не смотря на различия в вере, в привычках и обычаях. А теперь нас призывают к терпимости. А жаль! Дружить,  всё-таки куда лучше, чем терпеть. И понятно всё было. «Дружба народов» - не то что «толерантность». Вот уж привязалось-то!» -  Зелимзан даже сплюнул от волнения и досады.
Только сейчас он заметил, что Ольга давно унесла Наджат и накинула ему на плечи куртку. Однако не присела с ним, как обычно, на крылечке, не стала ему мешать, понимая, что нелегко решиться на такой шаг – рассказать чужим людям о себе и своей семье. Наконец-то он докопался до истины: смысл слова «толерантность» не соответствует его пониманию жизни. И на душе стало легче. Помирил он всё-таки ум и душу. С этой минуты мысли прекратили скакать с пятого на десятое, а потекли ровно и плавно, унося его в прошлое…


Глава 2   

Вот его провожают отец с матерью на учёбу в Грозный. Отец, как всегда, не многословен:
- Сынок,  имя твоё означает «настоящий», вот и будь настоящим мужчиной всегда и во всём.
Мать, незаметно вытирая слёзы, всё пыталась больше уложить в сумку домашней снеди. 
Потом были годы учёбы в ПТУ, практика на самом знаменитом заводе в Грозном «Красный молот» и огромное желание попасть туда на работу. Ему, как лучшему учащемуся, был предоставлен выбор места работы и он, конечно же, выбрал этот завод. Через год его призвали на военную службу, но, уходя,  он точно знал, что вернётся на завод, в свои теперь уже родные  мехмастерские, где его уважали и ценили.
Служил он на пограничной заставе в Киргизии. Служба давалась легко, поскольку горы для Зелимзана, были родным домом, да и ребята подобрались хорошие. Особенно он сдружился с двумя Володями. Оба они были сержантами, но, обучая новобранцев, в том числе и Зелимзана, не  стыдились учиться у него всему, что требуется для выживания в горах. Эта дружба сохранилась на долгие годы, и вот сейчас, в трудную для него минуту, друзья не задумываясь протянули руку помощи. Их не  смутило даже то, что он чеченец и в Чечне  идёт война. Они ему верили  сейчас так же, как когда-то  доверяли свои жизни, когда  он водил их по опасным горным тропам. За годы службы умер отец Зелимзана, и поддержка друзей помогла ему пережить горе. Мать  переехала жить к его старшей сестре, а он  сразу после службы вернулся на свой завод и с головой ушёл в работу.
Осенью поступил в институт на заочное отделение, много внимания уделял спорту и общественной жизни. Окончив институт, Зелимзан начал всерьёз задумываться о   семье, но тут случилось несчастье. Однажды пожилая работница цеха замешкалась и едва не угодила под колёса погрузчика. В последнюю секунду Зелимзан  успел выдернуть её оттуда, а вот сам отпрыгнуть уже не успел. В результате стопа правой ноги была полностью раздроблена. Молодой хирург, почти ровесник Зелимзана, сделал всё, что было в его силах, но стопу всё-таки пришлось отрезать. Так в двадцать восемь лет Зелимзан стал инвалидом. Это было страшное время для него. Но, говорят, нет худа  без добра. Вот этим самым «добром» для Зелимзана стала молоденькая операционная медсестра. Скромная чеченская девушка с красивым русским именем Ольга. Во время дежурства она по несколько раз заходила к нему в палату, приносила домашнюю снедь и книги. Первой книгой, которую она принесла, была «Повесть о настоящем человеке». Зелимзан фыркнул и отложил её в сторону:
- Я читал  ещё в школе.
- А вы прочтите снова, -  настаивала Ольга.
Несколько дней книга лежала на его тумбочке, он не хотел к ней - прикасаться. На душе скребли кошки, в голове дятлом бились три слова:  «Как жить дальше?» Но однажды ночью, когда боль в отрезанной ноге и мрачные мысли не давали сомкнуть глаз, он включил ночник и открыл книгу. Сначала просто полистал её, выхватывая куски текста из разных мест, потом вернулся к началу и… забыл обо всём на свете. На его счастье дежурила  в ту ночь Ольга. Она увидела свет в палате, заглянула в дверь и тихо её прикрыла. А Зелимзан читал, читал, забывая о своей боли, проживая заново жизнь Алексея Мересьева, примеряя её на себя и чувствуя,  как зарождается искорка надежды, веры в себя и свои силы. Утром он вернул книгу Ольге, лишь коротко поблагодарив её. Спустя время именно Ольга нашла превосходного мастера, изготовившего Зелимзану протез. Именно Ольга добилась для него небольшой комнаты на первом этаже в общежитии. Именно она помогала ему учиться ходить, а когда кто-то посоветовал приобрести инвалидное кресло – каталку, она осадила советчика резко и зло:
- Никаких каталок! Он будет ходить сам.
И он научился ходить сам, сначала с палочкой, а потом уже и без неё.  Вскоре ему дали путёвку в Ялту, и только там он вдруг понял, как дорога ему стала  Ольга.
Зелимзан прекрасно проводил время со своими новыми друзьями, но в душе считал дни до встречи с ней. С самого начала, когда Ольга стала уделять ему внимания больше, чем остальным, он всеми силами сопротивлялся этому, не желая ни её дружбы, ни её помощи. Он рассуждал, как ему казалось, очень  здраво: «Инвалид, старше её лет на десять, не меньше, без жилья».  О  том, что он уже дважды отказался от квартиры, не вспоминал. Просто не было в ней надобности, привык в общежитии, с друзьями. Да и всегда кто-то нуждался в квартире больше, чем он.
Да и  Ольга же ещё совсем девчонка, и, надо признаться, очень красивая девчонка. У неё были чёрные брови в разлёт, пушистые и очень длинные ресницы, а глаза… огромные, цвета тёмного мёда. Всё это у Зелимзана ассоциировалось с какой-то экзотической бабочкой. Он и сейчас, спустя годы, не мог понять, почему она выбрала его. А тогда, в санатории, он рассказал друзьям о чудесной девушке и о своих сомнениях. Первым высказал своё мнение самый горячий из всех, Вахтанг:
  - Счастье само в руки идёт, неужели упустишь? И её, и себя несчастным сделаешь!
И все согласились с Вахтангом.
Поэтому и считал  дни Зелимзан, выбирал подарки для любимой и мечтал о встрече.

Глава 3

 А счастье его в это время вело настоящие военные действия со своим отцом. Ей было бы намного легче, знай она о чувствах Зелимзана, но он никогда ей ничего не говорил. Её помощь он принимал вначале с трудом, потом как должное. Никогда не забывал  поблагодарить за заботу, но держался всегда несколько отстранённо. Лишь в одном Ольга была уверенна: она любила Зелимзана. Ещё до его отъезда дома у Ольги начались небольшие стычки с отцом, но сейчас разразился настоящий скандал. На стороне Ольги были жена отца Амина, женщина, заменившая Ольге мать, её друзья -  Света с мужем Николаем, врачи, с которыми Ольга работала и мать Светы – Ольга Алексеевна, которая так же, как и Амина, заменила ей умершую мать. На стороне отца были вековые традиции народа, когда мужа для дочери выбирают родители.
  Скандал набирал обороты,  и, как выразилась Света:  «Пришла пора пускать в ход тяжёлую артиллерию». Они отправились к Ольге Алексеевне. Девушки знали, что отец Ольги всегда прислушивается к её словам и дочь  назвал в её честь. Все остальные подробности были им неизвестны.
Ольга была единственным ребёнком. Аслан  воспитывал её в строгости, но она знала, что в душе он её очень любит, хотя внешне это почти не проявлялось. Вторая жена отца была женщиной тихой, доброй и стала для Ольги не только матерью, но и настоящим другом. Жизнь в большом современном городе волей или неволей заставляла людей подчиняться новым веяниям. Лучшей подругой Ольги была русская девочка Света. Они учились в одной школе, и, хотя Света была старше Ольги на два или три года, это не мешало им. Мать Светы – Ольга Алексеевна - врач по профессии. С самого рождения именно она держала здоровье Ольги  под неусыпным контролем. Каждый год Света с мамой приходили к Ольге на день рождения. Отец принимал их радушно, но сдержанно - такой уж он был человек. Зато его жена не просто  уважала Ольгу Алексеевну, а чисто по - человечески любила  и  её, и малышку Свету.  Они быстро стали хорошими подругами.  В ночные дежурства матери Света всегда оставалась у Амины, а та иногда, когда не могла в чём-то убедить мужа, обращалась к Ольге Алексеевне.  Ольга хорошо помнила, как отец не разрешил отдать её в детский сад и лишь за год до школы Ольга Алексеевна смогла заставить его изменить решение. Она пришла к ним домой; как положено,  попили чай, поговорили о жизни, о детях, а потом Ольга Алексеевна выпроводила этих самых детей в другую комнату, объяснив им, что у взрослых будет серьёзный разговор. Уже через месяц Ольга ходила в детский сад. Это очень помогло ей легко влиться в школьную семью. Несмотря на ангельский вид, характер у Ольги был волевой. Если она ставила перед собой цель, она её достигала. А цель у подруг была. Эту цель не словами, а всей своей жизнью поставила перед девчонками Ольга Алексеевна. Она была, как говорят, врачом от Бога. Её не просто уважали пациенты, а любили за доброту,  человечность,профессионализм.
Очень долго девчонки не знали, что и когда связало их семьи такими крепкими узами. Однажды, когда Ольга с мамой  были в гостях у своих подруг, как – то неожиданно возник этот вопрос. Впервые Ольга  Алексеевна рассказала, как однажды вызвали её, дежурного врача, к молодой роженице. Роды были очень трудными, и ей пришлось всю ночь провести у постели Поллы, так звали молодую женщину – родную мать Ольги.  Своя, трёхлетняя Светка, спала в кабинете. Под утро на свет появилась чудесная девочка, а вот Поллу спасти не удалось. Перед смертью она попросила  Аслана  назвать их дочь  Оленькой, в честь  доктора, которая помогла ей  родиться.  Девочка родилась очень хорошенькой, но слабенькой, и теперь все силы Ольги  Алексеевны были направлены на то, чтобы ребёнок выжил.
Глядя грустными глазами на Ольгу, она сказала:
- Мы сделали всё, что было в наших силах, но мы не боги. Вот с тех пор мы и дружим.
Некоторое время все сидели молча. Каждый примерял её рассказ к себе: Света решила, что они  почти сёстры, ведь это её мама помогла  Ольге появиться на свет.  Амина думала о женщине,  подарившей ей счастье иметь дочь.  Ольга думала о том, что в её жизни были и есть три… нет, четыре (нельзя же забывать Светку) прекрасных женщины. И ещё, как ей казалось, она поняла, почему в самых сложных жизненных ситуациях убедить отца может только Ольга Алексеевна. А вот сама Ольга Алексеевна  сидела, прикрыв глаза, и думала: не сказала ли она  чего лишнего в порыве откровенности? Того, о чём она умолчала, знать никто не должен. Это их тайна - её и Аслана, отца Ольги. После этого разговора  дружба  женщин стала ещё крепче.
В один год заканчивали девчонки школу: Света одиннадцатый класс, а Ольга восьмой. Света готовилась поступать в медицинский институт, а Ольга, не желая расставаться с подругой, решила поступить в медучилище, при институте. Но оказалось, что все её планы могут рухнуть в одночасье. Отец был против:
- Не пристало  скромной чеченской девушке смотреть на голые зады.
Как всегда, на помощь пришла Ольга Алексеевна. Ещё только войдя в квартиру, по угрюмому виду Аслана она поняла, что разговор предстоит трудный. Поэтому и начала его издалека.
- Аслан, я знаю, что ты очень любишь свою дочь  и желаешь ей счастья. Ты же видишь, как меняется наша жизнь, без образования ты уже никто.
- Девушке это не обязательно. Её дело выйти замуж и рожать детей!
- Не буду спорить с тобой, Аслан. Но посмотри на наших врачей, они все уважаемые люди. – И она назвала несколько фамилий  ведущих специалистов.
- Ты сама себе противоречишь,  Ольга, они все мужчины.
- Конечно! Но я хотела обратить твоё внимание на другое.  Разве хоть   один из них женат на безграмотной женщине? Нет. Им просто не интересно с такими женщинами. Разве ты не хочешь для дочери грамотного, уважаемого человека? Ведь, работая в больнице, она и общаться будет с врачами, глядишь, и замуж выйдет за врача. Возможно, в твоей семье появится новая династия, дети ведь часто идут по стопам родителей.
Аслан задумчиво молчал
- Аслан! Пока я работаю, я присмотрю за Ольгой. Если захочет, устрою её в женскую  консультацию. Там уж мужчин не бывает. И тебе спокойнее будет.
 Этот последний аргумент Ольга Алексеевна приберегла на самый крайний случай. «Только бы не заметил Аслан  несоответствия обещаний: найти мужа врача и женской поликлиники, где совсем не бывает мужчин»,  - думала она. Как всегда, ей удалось убедить Аслана, и вскоре Ольга стала студенткой медучилища.
Училась она прекрасно и окончила  учёбу с красным дипломом. А вот работать решила в хирургическом отделении, и уже никто не мог помешать ей в этом. Постепенно отец стерпелся с её выбором, тем более что ему не раз звонил заведующий отделением и очень хвалил дочь.  Вся  жизнь Ольги была строго распланирована, но любовь вошла в неё совершенно внепланово. Именно сейчас, когда она проработала в отделении три года, когда даже отец уже стал поговаривать о дальнейшей учёбе, Ольга влюбилась. Не скоро узнал об этом отец, но уж когда узнал… ох и не сладко пришлось не только Ольге, но и её матери. И всё бы можно перетерпеть, будь Ольга уверенна в ответном чувстве, но как раз уверенности – то и не  было. А скандал между тем разрастался, и Ольга очень боялась, как бы отец не отправился с разборками к  её избраннику.  К счастью Зелимзану дали путёвку и он уехал. К этому времени Света уже была замужем за Николаем,  хирургом той же больницы где работали подруги,  а Ольга Алексеевна вышла на пенсию. И все они, в том числе и мать Ольги, были на её  стороне, все они знали Зелимзана - кто лично, кто по рассказам Ольги. А вот Аслан ничего не знал. Может, расскажи Ольга о Зелимзане отцу раньше - просто как о пациенте, просто как о хорошем человеке, попавшем в беду, -  отец бы и воспринял всё по - другому.  Но она этого не сделала. Узнал обо всём отец от посторонних людей, вот  и захлестнула его обида. Всё зашло в тупик. Подходило время возвращения Зелимзана, а значит и время расставить все точки. На просьбу девушек о помощи Ольга Алексеевна мудро посоветовала:
- Разберись, моя девочка,  сначала с этим парнем, дождись, когда он скажет, что любит тебя. Вот тогда – то и будем говорить с твоим отцом. Но сначала с ним поговоришь ты сама.
Ольга была оптимисткой, верила в лучшее и с отцом решила поговорить немедленно. Но  Аслан не захотел её слушать: слишком велика была его обида.


Глава 4

 
Зелимзан встретил Ольгу после смены с огромным букетом роз, со счастливой улыбкой и с первых же слов признался в любви,  в том, что очень соскучился, что был дураком, не понимая сам себя. Всё это сразу - радость встречи, признание в любви, критика самого себя - вылилось на Ольгу как ушат  холодной воды, но она была счастлива. Теперь, зная, что  любима, Ольга вместе с Зелимзаном прямиком отправилась к Ольге Алексеевне за помощью.
- Только вы можете повлиять на отца. Зелимзан хочет сам пойти и поговорить с ним, но, боюсь, теперь отец не захочет с ним разговаривать. Он очень сердит, – говорила Ольга, а сама так и светилась от счастья.
- Да, девочка, немного всё нескладно получилось, но я приду к вам завтра. Только вы с матерью уйдите куда-нибудь. Мне надо с ним поговорить с глазу на глаз.
Это был, пожалуй, самый тяжёлый разговор за все годы их дружбы. Прежде всего, Аслан не хотел с ней разговаривать. Он сразу же заявил, что жены и дочери нет дома и, когда они вернутся, он не знает. Но Ольга Алексеевна всё-таки вошла в квартиру, не- смотря на столь холодный приём. Идя сюда, она очень надеялась, что ей не придётся строить разговор, практически шантажируя Аслана, но сразу поняла,  что выбора нет. Счастье Ольги для неё было так же дорого, как и счастье Светы.
- Я не хочу тебя долго задерживать, Аслан, лишь хочу спросить, что ты хочешь для своей дочери? Она встретила хорошего человека, он работает инженером на заводе, он чеченец, они любят друг друга и могут быть очень счастливы, если ты им не помешаешь. Думаешь, ты найдёшь ей лучшего мужа? Или думаешь, она будет счастлива с нелюбимым?
- Ты, как всегда, очень складно говоришь, Ольга. Помнишь, говорила, что дочь выйдет за доктора? Твоя-то Света вышла за доктора, а моя нет.
- А чем инженер хуже доктора? Ты хотя бы  знаешь, как уважают его на заводе?
- Откуда мне  знать? Это с тобой они всем делятся, мне чужие люди рассказывают. И о том, что он инвалид, и о том, что не так молод.
- А ты не веди себя так! – вспылила Ольга Алексеевна. – Будь мудрее, если дочь любишь и счастья ей желаешь!
- Что ты сказала, женщина?.. Ты сомневаешься в моей любви к дочери? Всё! Я тебя выслушал, теперь уходи!
- Я уйду, но напоследок запомни: если бы я сомневалась в твоей любви, я бы не пришла к тебе. Но если ты сделаешь  Ольгу несчастной из-за своего упрямства, я расскажу ей правду о  Полле, и ты потеряешь  дочь! Подумай об этом и не вынуждай меня идти на крайние меры.
Ольга Алексеевна тяжело поднялась со стула и вышла, закрыв за собой дверь. Её никто не провожал.

Глава 5

Какими же длинными  иногда бывают ночи, особенно если всплывёт вдруг то, что давно спрятал в тайниках  души… Оказывается, время вовсе не лечит. Просто год за годом,  слой за слоем   укрывает оно воспоминания, не давая им  захватить   память врасплох. Даже если что-то прошлое и всколыхнётся, ты можешь снова упрятать его глубоко внутрь себя. Можешь, но не всегда.
 Последние слова Ольги Алексеевны, словно ключ, открыли дверь в прошлое и выпустили наружу то, что никогда старался не вспоминать Аслан.  Вспоминать не вспоминал, но и не забывал никогда. Он сидел на кухне, тяжело сгорбившись, и даже не заметил, что вернулись жена  с дочерью и молча разошлись по своим комнатам. За окном золотыми огнями светился город, в котором он прожил большую часть своей жизни, но  Аслан ничего не замечал.
Память унесла его в те далёкие годы, когда он, молодой и красивый, уезжал из родного дома в город. Работать пошёл на стройку:  там сразу давали общежитие. Получил специальность, работал добросовестно - за это его ценили. Жизнь в городе отличалась от его прежней жизни как земля от неба:  много красивых девушек, по вечерам устраивались танцы, работали различные кружки. Аслану нравилось это бурление молодой жизни, нравилась работа, он посещал вечернюю школу, но не встречался ни с одной девушкой. Отец написал, что нашёл ему невесту , когда  приедет в отпуск, сыграют свадьбу. Даже мысли не возникало у Аслана возразить отцу. Так было принято у его народа, значит, так и будет.
Невеста оказалась необыкновенно красивой – кареглазой, чернобровой, с такими длинными и пушистыми ресницами, что, когда она их поднимала или опускала, казалось, будто это бабочка взмахивает крыльями. Может, именно поэтому и назвали её Полла, что в переводе означает бабочка. Аслан был доволен выбором отца. Да и родители невесты очень гордились, что выдали дочь за городского парня.
Полла была тихой и скромной девушкой. За тот год, что они прожили вместе, она почти не научилась разговаривать по-русски, так как практически никуда не выходила без мужа. Друзей у неё не было.
Аслан  никогда не задумывался: а была ли счастлива Полла? Это сейчас, когда Ольга Алексеевна поставила перед ним вопрос: «А что ты хочешь для своей дочери?» - он подумал о Полле. Была ли она счастлива?  Скорее всего, нет. Они просто выполнили волю родителей. В большом городе, где не было никого из близких людей, они вынуждены были держаться друг за друга. И если Аслан ходил на работу, имел друзей, то жена, по сути, была очень одинока. К тому времени, когда Полла должна была рожать, им дали квартиру. Казалось бы, всё складывается прекрасно, но… именно с той полры и появилась та самая тайна, раскрыть которую пригрозила сегодня Ольга Алексеевна.
Тогда, незадолго до родов, Ольга Алексеевна, будучи молодым врачом, с большим трудом объяснила Полле, что её необходимо положить в больницу: роды будут сложными.
Дома Полла плакала, рассказывая об этом мужу. Она не хотела ложиться больницу, она не знала русского языка,  ей было трудно общаться с людьми. О том, что в больнице, как ей объяснила врач, работает много чеченских женщин, она не упомянула.
 Аслан был полностью согласен с женой. В глубинке женщины до сих пор в большинстве случаев рожали дома. Ольга Алексеевна приходила к ним домой, жила она очень близко, и всё пыталась объяснить, что оставлять дома Поллу опасно, но Аслан был неумолим.
Когда ночью у Поллы начались схватки, он просто сходил за Ольгой Алексеевной и привел её к себе. Она лишь успела передать спящую дочь соседской бабушке. На вопрос, вызвал ли он « скорую помощь»,  Аслан ответил утвердительно. Врач сразу же поняла, что  и мать, и будущий ребёнок в большой опасности.  Она с надеждой прислушивалась, не завоет ли сирена, и всё с большей тревогой поглядывала на часы. «Скорой» не было. Тогда она попросила Аслана сбегать на угол к телефону – автомату и позвонить ещё раз.  К её ужасу, он отказался. Более того, он демонстративно запер дверь на ключ и положил его в карман.
- Ты врач, вот и принимай роды.
Как ни пыталась Ольга Алексеевна объяснить этому молодому упрямцу, что здесь она ничем не может помочь, всё было бесполезно. К утру Полла начала терять сознание, да и сама Ольга Алексеевна была на грани срыва. Она вошла на кухню, где сидел Аслан, с вазой в руках и закричала во весь голос:
- Если ты,  тварь, не вызовешь «скорую», я вышвырну эту вазу в окно, а в ней записка, что твоя жена умирает, а меня ты держишь в заложниках! Пусть тебя упекут в тюрьму за убийство  жены и ребёнка.
Аслан ринулся в комнату. Ему вдруг показалось, что Полла уже умерла, и он в ужасе замер у кровати.
- Беги звонить! Она еще жива!
И тогда Аслан помчался вызывать машину.
Полла умерла к вечеру. Перед смертью она попросила показать ей дочь и пустить к ней мужа. Он не знал, что Полла слышала угрозы Ольги Алексеевны и умоляла   сохранить всё в тайне.
- Ведь никто не знает, когда Аслан привел вас к нам. Я и сама не хотела в больницу, – тихо, смешивая русские и чеченские слова, говорила она.
И врач, нарушая все законы, поклялась  умирающей  не только скрыть этот случай, но и  позаботиться о её дочери.
А с мужа Полла взяла слово назвать девочку Ольгой и сделать её счастливой.  Поллу схоронили, а  девочка оставалась  в больнице.    Ольга Алексеевна объяснила Аслану, что ребёнку нужен постоянный врачебный контроль. Девочка слабенькая, но он может приходить к ней по вечерам.
Через две недели Аслан украл девочку из больницы. Ольге Алексеевне хотелось убить этого упрямца, но закон был на его стороне, и она прекрасно это понимала. И всё же она не выдержала и вечером пошла к нему домой. Убеждала, объясняла, что никуда ребёнок не денется, пусть хотя бы два-три месяца проведет в больнице. За это время он  решит, как быть с девочкой. Бесполезно! Он даже не дал ребёнка ей в руки, прижимая малышку к груди и повторяя одну и ту же фразу:
- Это моя дочь, и я сам её буду растить.
Он оформил отпуск на работе и решил, что со всем справится. Для того чтобы загубить ребёнка, Аслану хватило четырёх дней.
Поздно ночью он позвонил в дверь Ольги Алексеевны. Всё повторилось сначала: свою спящую дочурку врач отдала соседской бабушке, а с маленькой Ольгой помчалась на такси в больницу. С Асланом она не то чтобы говорить, смотреть на него не могла. Ей хотелось вцепиться руками в его лицо, ей хотелось, в который уже раз, убить его.  Подъезжая к больнице, она обернулась и сквозь зубы процедила:
- Если ребёнка не удастся спасти, я тебя посажу. На этот раз я молчать не буду.
Утром, спустившись в холл больницы, Ольга Алексеевна  вновь увидела Аслана. Он ничего не   говорил, лишь смотрел на неё с немым вопросом.
- Не знаю. Пока ничего не знаю! – проговорила она.
Целую неделю  жизнь девочки висела на волоске. Целую неделю Аслан провёл в холле больницы. А когда наконец-то угроза миновала, Ольга Алексеевна увидела первую седину в волосах Аслана.
Девочка провела в больнице почти полгода. Теперь это был чудесный, весёлый ребёнок, очень похожий на Поллу. Ольга Алексеевна так привязалась к ней, что с ужасом ждала расставания, а оно  было не за горами. К этому времени они с Асланом стали друзьями. Он привёз себе вторую жену и первым делом познакомил их. Ольге Алексеевне женщина понравилась. Она была немного старше Аслана, спокойная и какая-то надёжная.  «Из неё получится хорошая мать», -  решила Ольга Алексеевна, и не ошиблась. Маленькая Олечка попала в надёжные, добрые руки. Вскоре женщины стали  хорошими подругами.
В детстве Амина  перенесла тяжёлую травму, долго не могла ходить. Её больше года лечила старая женщина -  знахарка, живущая высоко в горах, а когда вернула, предупредила:
- Ходить будет, но детей рожать не сможет.
Об это знали все, и девушка не надеялась хоть когда–нибудь выйти замуж. Предложение Аслана было для неё даром небес. Да ещё дочь! Амина полюбила девочку, ещё не увидев.
Однажды Ольга Алексеевна спросила Аслана:
- А не пожалеешь потом?
- Нет! Я Полле обещал сделать дочь счастливой, да и Амина, как видишь, тоже счастлива.
«Ну что же,  пусть будет так – подумала Ольга Алексеевна – каждый по- своему замаливает  грехи».
И вот сегодня, впервые за все эти годы, она напомнила о тех его ошибках и заставила глубоко задуматься. За окном уже занимался рассвет, а Аслан  всё сидел на кухне и думал, думал, думал…
 Когда на кухню вошла жена, чайник уже вскипел. Аслан сам заварил чай,  налил себе и Амине.
- Садись. Расскажи мне, что это за парень, в которого наша дочь влюбилась?
- А что рассказывать? Он уж неделю как к нам хочет прийти, да Ольга ему не разрешает. Боится, что ты плохо его встретишь.
- Вас послушать, так я уж совсем тиран, – с обидой произнес Аслан. – Скажи ей, пусть пригласит его сегодня к нам, да приготовь чего повкусней на ужин. Хотя нет. Я сам ей скажу, как встанет, да и  не готовь очень, а то подумает чего…
Амина улыбалась, отвернувшись к раковине,  слушая ворчание мужа. Вскоре она пошла будить дочь и, конечно же, не удержалась и шепнула ей на ушко приятную новость. Как на крыльях влетела Ольга на кухню:
- Папочка! Прости меня, пожалуйста, что скрывала от тебя! Просто не знаю в кого я такая упрямая?
- В меня доченька, в меня… – забыв про обиды, обнял Аслан свою красавицу дочь.
Амина стояла в дверях, вытирая слёзы, а Аслан, посмотрев на неё, грозно произнес:
- Уймись женщина! Ничего–то в тебе не держится: ни секреты, ни слезы.
И все   дружно рассмеялись.

Глава 6   

Свадьбу играли в заводской столовой. Народу было  много: чеченцы и русские, украинцы и осетины и ещё много - много различных национальностей. Поэтому и песни звучали на разных языках, а уж танцы, как сказали «два Володи», хоть снимай передачу «Танцы народов мира».
Друзья не просто приехали на свадьбу, они были у Зелимзана свидетелями. И хотя в ЗАГСе несколько удивились сразу  двум свидетелям,  возражать не стали.
Аслан сидел рядом с молодыми и прямо – таки светился от гордости. В какой – то момент он наклонился к дочери и тихо сказал:
- Я выполнил своё обещание и думаю, что твоя родная мать сейчас очень за тебя рада.
- Спасибо тебе, отец, за всё, – ответила Ольга и поцеловала его в щёку. В этот момент глаза Аслана встретились со всё понимающими глазами Ольги Алексеевны. Она улыбнулась ему ласково и немножко грустно, а он кивнул ей, прижав к сердцу руку.
Молодые работали, строили планы на будущее. В праздники собирались всей своей большой семьёй. Крепкая дружба связала Зелимзана с Николаем, мужем Светы.
Спустя несколько месяцев после свадьбы пришло время рожать Светлане. И никто не посмел запретить принимать  роды Ольге Алексеевне. Своими руками приняла она внучку, а через несколько минут, и внука - Машу и Сашу, двух чудесных карапузов с белыми как лён, волосами и  как небо голубыми глазами.
Последующие три месяца Ольга практически не уходила от Светы, тем более что жили они в одном подъезде. Да и Ольга Алексеевна давно поменяла свою квартиру поближе к дочери. Только Аслан с Аминой остались жить в своей старой квартире, но это не мешало им очень часто приходить нянчить внуков.
А спустя три месяца Ольга Алексеевна вновь надела свой белый халат  и  приняла ещё одного внука, теперь уже у Ольги. Ранним утром она спустилась в  холл больницы, и первым, что увидела, были ждущие глаза Аслана. Словно тисками сжало сердце. Она вновь видела перед собой молодого парня, глядящего на неё глазами, полными страха, она вновь видела умирающую Поллу… Её ноги словно приросли к полу. По лицу Аслана разливалась бледность:
- Ольга! Не молчи! Что там? - произнёс он вдруг осевшим голосом.
- Да всё хорошо, Аслан. Всё хорошо, внук у тебя родился!
- А чего же ты встала  и молчишь?
- Ноги вдруг отказали. Помоги мне сесть, Аслан.
 И пока он помогал ей дойти до дивана, она тихо сказала:
- Я вдруг Поллу вспомнила.
- Я тоже думал о ней. Знаешь,  Ольга, я думаю, она сейчас с нами.
Мальчика назвали Баширом. В переводе с арабского  языка это означало «несущий радость» и очень соответствовало действительности. Как будто рождение Башира до конца наполнило бокал счастья. Теперь было важно не расплескать ни одной капли из него.
Это было  очень счастливое время: дети дарили огромную радость,  а дружба, связывающая этих людей крепкими узами, делала их очень счастливыми.
Однажды Света и Ольга положили на большую кровать восьмимесячных Сашу и Машу, белокурых и голубоглазых, а между ними пятимесячного Башира, черноглазого и черноволосого. Внезапно Маша повернулась на бочок, обняла его ручонками и прижала к себе. На глазах обоих матерей появились слёзы. «Родные», - одновременно подумали обе. Дни сменяли месяцы, месяцы сменяли годы, и как-то совсем незаметно подошло время  идти детям в школу. Шёл 1990 год. В Грозном, да и во всей республике происходило что-то странное. Везде и всюду висели портреты Дудаева, появилось множество отрядов военных, но люди никак не могли понять, кого и что они контролируют. В душах  поселился  страх. Наряду со страхом, словно плесень, разрастались злоба и ненависть. Простым людям разных национальностей, прожившим рядом друг с другом  не один десяток лет, было трудно понять, кто сеет, взращивает и питает это зло.  Встреча Нового 1991 года прошла  тревожно. Только дети, получив свои подарки, веселились от души. За празднично накрытым столом шёл серьёзный разговор:
- Мне кажется, – начала первой Ольга Алексеевна, - надо что-то решать. Вы видите, что происходит в городе. Я каждый день хожу встречать детей из школы, потому что боюсь за них.
- Да, – тихо проговорил Зелимзан, – русским становится здесь опасно. Даже на заводе у нас всё время крутятся какие – то странные люди. Но что вы предлагаете, Ольга Алексеевна?
- Я думаю, пришло время мне уехать на родину, в Волгоградскую область. Правда, у меня там уже давно никого нет, но думаю, что смогу устроиться.  В случае чего девочки с детьми переедут ко мне. А вы, ребятки, будете смотреть по обстоятельствам.  Я чувствую, что добром всё это не закончится, это как нарыв: он зреет изнутри и рано или поздно прорвётся. Плохо будет всем - и русским, и чеченцам. Аслан, что ты скажешь?
- Ты права, Оля. У русских  есть пословица - «Рыба гниёт с головы» - то же происходит и у нас.  Либо ты с ними, либо ты их враг, и пощады тебе не будет. Неважно, кто ты, русский или чеченец. Да, в первую очередь надо увезти детей.
Квартиру Ольги Алексеевны решили продать, но оказалось, время уже упущено. Люди уезжали, бросая нажитое, а в опустевшие квартиры заселялись неизвестно откуда взявшиеся «родственники».
В марте месяце сложили наличные и с большим трудом переправили Ольгу Алексеевну в одну из соседних республик. Оттуда она уже смогла выехать в Россию. Расставание было тяжёлым. Эта мужественная женщина, всю жизнь надеявшаяся только на свои силы, вдруг как-то сразу постарела.
- Может детей забрать сейчас? – спрашивала она у Николая.
- Нет. Езжайте сначала вы. Постарайтесь купить домик, хоть небольшой, а летом мы все к вам переберемся. Мама, на вас вся надежда.
 Было видно, что этими словами он старается придать ей силы.
Вскоре после отъезда Ольги Алексеевны Башир пришёл домой сильно избитый. Оказалось,  он защищал Сашу и Машу. Разбираться в школу отправилась Ольга. Учительница лишь пожала в ответ плечами:
- Я ничего не знаю. Это ведь произошло после занятий. Поверьте, тут в школе – то с трудом порядок удаётся поддерживать, не могу же я провожать детей домой. И потом, его – то ведь никто не трогал, он сам полез в драку…
- Вот так, - рассказывала Ольга, – вроде бы человек и за порядок душой болеет, а с другой стороны, моя хата с краю.
После этого детей из школы стал забирать Аслан.
Лишь в июне месяце Ольге Алексеевне удалось приобрести жильё. О чём она поспешила сообщить телеграммой. Но выехать не удалось. Тяжело заболела Света. Ей пришлось перенести тяжёлую операцию и до самой осени пролежать в больнице. Всё лето дети провели с Асланом и Аминой. Уважение к старшим, выработанное вековыми традициями народа, помогло малышам относительно спокойно пережить это лето. В сентябре на семейном совете решили не рисковать и в школу детей не повели.
Аслан с Аминой съездили в родное село в надежде, что там более спокойная обстановка, но вернулись очень быстро, объяснив, что русским детям там ещё опаснее, чем здесь.
Первого ноября 1991 года была провозглашена независимая республика, и, хотя официально никто в мире этого не принял, в городе был устроен праздник. Странное это было торжество: на площади собрались боевики – чеченцы, украинцы,  выходцы из республик Северного Кавказа…  Кого там только еще не было… Они жарили шашлыки на кострах и даже на Вечном огне  у памятника Советскому солдату, изуродованного выстрелом из гранатомета. Простые же люди прятались  по своим домам, не смея выйти на улицу. Обстановка в городе постепенно накалялась всё больше. Всё реже выплачивали зарплату и пенсию, всё хуже было с продуктами. Но люди работали и в душе надеялись на лучшее.
Света нашла для детей учительницу,  которая, потеряв работу, с радостью согласилась заниматься с детьми дома. В больнице почти не осталось русских врачей и медсестёр и, если бы не болезнь,  Света с Николаем приложили бы все усилия, чтобы уехать. Однако момент был упущен.  Теперь им приходилось работать с большими нагрузками. Радовало лишь то, что благодарные пациенты и их родственники часто рассчитывались с врачами продуктами, особенно селяне. Это была огромная поддержка  для всей их семьи, а заодно и для  учительницы их детей.
На заводе у Зелимзана тоже всё постепенно приходило в упадок. Неизвестно куда исчезали деньги, предназначавшиеся для выплаты заработной платы. Они просто не доходили до завода, а использовались правительством по своему усмотрению. Многие заводы уже закрылись, но «Красный молот» держался из последних сил  в основном благодаря дружному трудовому коллективу, всегда гордившемуся своим заводом.

Глава 7   

  Летом 1992 года в кабинете директора завода Саида Ахмета Ферзоули раздался телефонный звонок:
- Завтра ваш завод посетит сам Дудаев. Приготовьте достойную встречу, - не здороваясь и не представляясь, отчеканили в трубку.
Срочно  было созвано руководство завода. Было решено показать всё (что ещё можно было показать) самое лучшее, а затем в приватной беседе поднять вопрос о финансировании, сделав упор на контракты с зарубежными партнёрами, перед которыми не хотелось бы ударить в грязь лицом.
- Хотя какие уж тут контракты и партнёры… – грустно произнёс Ферзоули. – Мы в этой грязи по самые уши сидим.
И все дружно закивали головами, соглашаясь с директором. Но встречу всё – таки организовали, собрав во дворе завода весь огромный коллектив. Дудаева и его  свиту дружно поприветствовали, предложили пройтись по цехам.  Директор начал с гордостью рассказывать о достижениях завода, но Дудаев неожиданно прервал его вопросом:
- А оружие выпускать вы можете?
- Наш завод никогда не занимался выпуском оружия. Он профилирован на  выпуск нефтепромыслового оборудования.
- Так перепрофилируйте его и займитесь выпуском того, что нам сейчас более всего необходимо! Вы же только что своё конструкторское бюро расхваливали. Вот пусть и создадут наш автомат, чтобы мы не покупали их где-то за границей. И чтобы не хуже, а лучше был! Вот вам и первый правительственный заказ. И не затягивайте. Через месяц жду с результатами. 
Сказав это, Дудаев со свитой покинули завод. Их уход сопровождался гробовой тишиной.
Через месяц Саид Ахмет Ферзоули представил образец пистолета-пулемёта «Борз» («Волк»). Образец был явно неудачен, и вскоре его вернули на доработку. Но и все последующие образцы оказались не лучше, а возможно, и хуже первого. Время шло, а заказ оставался невыполненным. И невдомёк было заказчикам, что люди просто не желали изготовлять оружие. Костяк коллектива состоял из людей, пришедших на завод после войны,  они не хотели создавать орудие убийства.
Но, поскольку «правительственный заказ» не был выполнен,  финансирование завода было прекращено. Несмотря на охрану, оборудование завода постепенно разворовывалось и за гроши сдавалось в металлолом. Людям надо было как-то жить и кормить детей. Зелимзан остался без работы. В городе творился беспредел: грабили поезда, свободно торговали оружием и наркотиками. Даже днём было опасно выходить из дома, а ближе к ночи по улицам разгуливали лишь боевики.
В одно из ночных дежурств Николая в приёмный покой больницы ввалились четверо вооружённых  мужчин . Они внесли своего раненного товарища прямо в кабинет врача и, угрожая ему оружием, потребовали немедленно  прооперировать. Накачанные наркотиками бандиты даже не слушали, что им  пытается сказать врач. Притащив за волосы медсестру, чеченскую девушку, они толкнули её прямо на раненного, приказав:
-  Готовь к операции! - и расселись на стульях.
Николай вышел из-за стола, обнял рыдающую девушку, чем вызвал шквал ругани и оскорблений. Один из боевиков вскочил на ноги и приставил нож к горлу Николая. Жизнь отсчитывала последние секунды. В этот момент девушка громко закричала по чеченски, надеясь хоть этим привлечь их внимание:
- А кто оперировать будет? Это же врач! Только он может спасти раненного.
Бандит опустил нож и процедил сквозь зубы:
- Займись делом! Убить я тебя всегда успею.
Николай осмотрел пострадавшего; повернувшись к боевикам, выбрал одного из них, с более осмысленным взглядом, и произнёс:
- Нужен анестезиолог. Вызови по телефону, – обратился он к  девушке, - давай готовить больного к операции. Вези каталку.
Девушка вызывала анестезиолога под строгим наблюдением одного из бандитов, потом подкатила каталку.  Мужчины сами уложили своего  товарища, при этом один из них предупредил:
- Умрет, считайте, что и вы покойники, и кто там ещё с вами будет.  Слышала ты, русская подстилка! Тебе дома сидеть надо, а не голых мужиков тут разглядывать.
Как только каталку ввезли в операционную, а боевики расположились возле дверей, Николай тихо проговорил:
- Спасибо тебе, ты спасла мне жизнь.
- Надолго ли? – прошептала медсестра. – Ведь, если этот не выживет, нас убьют.
- Нас по- любому могут убить. Хорошо бы  до утра дотянуть.
Ранение было тяжёлым. Прибывший  насмерть перепуганный  анестезиолог с трудом справлялся со своими обязанностями. Николай понимал, что их жизни висят на волоске, но старался не думать об этом. Было большой  удачей, что дежурная  медсестра оказалась грамотным специалистом. Операция длилась почти три часа, ещё с час удалось потянуть время, обманывая  боевиков. Уже почти рассвело. Обычно  в это время в отделении начинался рабочий день: сестра приготавливала и разносила по палатам лекарства, ставила градусники. Ходячие больные потихоньку тянулись в умывальные комнаты. Но сегодня в коридорах стояла тишина. Напуганные  ночными криками боевиков, люди боялись выходить из палат. Вконец измотанные физическим и нервным напряжением Николай, вместе  со своими помощниками, перевезли раненного  в палату. Боясь оставлять девушку наедине с боевиками дежурить у постели больного, Николай оставил анестезиолога. Наступило  утро, и четверо бандитов наконец– то, ещё раз пригрозив расправой, покинули больницу. Николай буквально рухнул на диван и только тут заметил, как  дрожат его руки. Это была разрядка натянутым до предела нервам. Девушка плакала навзрыд, и лишь анестезиолог продолжал сидеть в палате, не зная, что непосредственная угроза его жизни миновала. Но никто не спешил ему об этом сообщать.
Первым делом Николай позвонил Свете и строго настрого запретил  приходить на работу, пообещав всё рассказать, по возвращении домой. Затем он дождался  заведующего отделением, рассказал ему о ночных событиях и предупредил, что если тот не организует охрану, то в следующий раз Николай вызовет ночью его самого. Он понимал, что никакая охрана не поможет в подобной ситуации, но ему нужна была  разрядка. В тот день уволилось почти четверть персонала больницы.
Зелимзан с Николаем тщетно искали возможность вывезти жён и детей из Грозного. Всё напрасно. Они упустили время. Основная масса людей жила в страхе за свои  жизни и жизни близких. Связь работала из рук вон плохо, но всё – таки изредка, Свете удавалось дозвониться до почтового отделения того села, в котором проживала её мать. Ольга Алексеевна каждое утро приходила к открытию почты и ждала в течении двух часов. Если Свете удавалось дозвониться, они договаривались о времени следующего звонка. Сотни раз в своих разговорах они пожалели, что сразу не отправили детей с бабушкой, и тысячу раз пожалела Ольга Алексеевна о том, что уехала от своих детей. Неизвестность и ожидание убивали её.
Просыпаться утром с тяжёлым сердцем для  Ольги уже стало привычным, и это утро ничем не отличалось от других. Они уже давно жили  все вместе в Светиной квартире: одна комната детская, а две другие для Зелимзана с Ольгой и Светы с Николаем. Аслан с Аминой перебрались в квартиру Ольги. Так было легче продержаться.
В то утро Ольга со Светой решали, как и чем накормить семью, когда раздался телефонный звонок:
- Света – послышался в трубке голос Николая, – я сейчас сменюсь и заеду за тобой. Наш шофёр  попросил, чтобы ты  осмотрела его жену дома. Везти в больницу опасается. Рассчитается продуктами, договорились?
- Хорошо, но тебе - то зачем ехать со мной?
- Одну не отпущу, время сейчас не  то.
Съезжу с Колей  к пациентке, – улыбнувшись Ольге, сказала Света, – вообще-то хорошо, что Коля со мной едет, мне как-то не очень этот шофёр нравится, угрюмый какой-то. Ты его помнишь?
  Ольга хорошо помнила  шофёра, который возил их главного врач.  Ей  он тоже не слишком нравился. Почему-то тревожно сжалось сердце.
- А может, не  стоит ехать? Или пусть Николай съездит сам,
- Что ты, Оля,  разве кто позволит осматривать её мужчине? Я думаю, мы не долго, к обеду вернёмся. Он живёт где – то на окраине, в частном секторе.
Они не вернулись ни к вечеру, ни на следующий день. Зелимзан с Ольгой отправились в больницу, чтобы разыскать этого шофёра, но вместо него нашли своих  близких… - в морге.
- Случайная автоматная очередь, – так объяснил им невесть откуда взявшийся следователь, – только шофёр жив остался.
Но Ольга этому не верила. Вот они, её родные, любимые лица. Она гладила их волосы, что – то поправляла в одежде, пыталась носовым платком вытереть уже засохшую кровь. В груди вместо сердца лежал тяжёлый камень и давил так, что не было сил вдохнуть. Слёз совсем не было, лишь огнём жгло глаза. В голове набатом билась мысль: «Как сказать детям? А Ольге Алексеевне?..»
Последующие дни прошли как в тумане. Все хлопоты легли на плечи Зелимзана,  не давая ему расслабиться. Ольга смутно помнила, что народу на похоронах было  мало, даже коллеги пришли не все. Люди боялись.
Зелимзан дал телеграмму Ольге Алексеевне, но ответа не было. Спустя неделю он дозвонился до  почтового отделения, куда обычно звонила Света. Служащая почты рассказала, что телеграмму  доставили,  и в тот же день Ольгу Алексеевну увезли в районную больницу с инфарктом.  Зелимзан попросил женщину узнать, как обстоят   дела сейчас, а он перезвонит при первой же возможности. Дозвониться снова он смог лишь через три недели. Всё та же служащая выразила ему соболезнования: Ольгу Алексеевну схоронили соседи неделю назад.
Долго-долго сидел Зелимзан возле телефона, не имея сил ни встать, ни посмотреть в глаза жены и детей. Лишь поздно вечером, когда  на кухне остались только Аслан и Амина, он  всё им рассказал. Амина не могла сдержать слёз, вспоминая свою дорогую подругу. Зелимзану же,  разделившему боль утраты с родными, стало чуть легче на душе.  Вскоре он ушёл в свою комнату. Тяжело поднявшись со стула, Амина вымыла чашки и тоже пошла к себе. На пороге она обернулась, хотела позвать  Аслана, но взглянув на его понурую голову, не решилась:
«Пусть побудет один, да и я поплачу без помех, может, хоть чуть легче станет. Бедные, бедные дети! За что им доля такая?»
Аслан понял, что остался на кухне один, но вставать не стал, так и  сидел, тяжело вздыхая и думая об Ольге Алексеевне
«Умерла! Умерла и унесла с собой в могилу их тайну, не нарушила своей клятвы, данной умирающей Полле. На всём белом свете только они вдвоём знали, что это он виноват в смерти своей жены. Это он  своим упрямством погубил молодую цветущую жизнь и едва  не убил свою дочь».
Где-то глубоко- глубоко в душе Аслана долгое время жил страх: он не верил, что женщина может хранить тайну. Ему казалось, что именно поэтому он, хоть и злился, и упрямился, всегда позволял ей убедить себя. Положа руку на сердце, всё, чего она от него добивалась, было на  пользу дочери.  Он это понимал,  но уж слишком глубоко сидело в нем упрямство, нежелание прислушиваться к советам женщины. Каждый раз он убеждал себя, что вынужден уступать ей из-за  страха, пока однажды не понял, что эта мысль стала просто привычкой, а их судьбы сплелись так  плотно, что  они уже давно стали родными.
И сейчас, сидя на кухне, он искренне оплакивал в душе своего старого, доброго и самого верного  друга. Аслан был очень признателен Зелимзану и Амине за то,  что они оставили его одного, дав ему возможность проститься, хоть и мысленно, с Ольгой Алексеевной.
После смерти Светы и Николая, старики перебрались жить к детям. Нельзя было ни на минуту  не оставлять ребятишек одних, а Амина ходила с огромным трудом, и подняться даже на один лестничный пролёт ей было почти не под силу. Сообща решили ничего не говорить ребятишкам,  а так же Ольге.  После похорон  Светы и Николая она слегла окончательно.
Амина ухаживала за ней, стирала и готовила еду, а Аслан всё время старался быть с детворой. Они как-то сразу повзрослели, притихли. Всё чаще Машу можно было видеть с бабушкой на кухне, а мальчики теперь никогда не отказывались убрать в доме или вымыть полы. И конечно же, все они по очереди сидели возле Ольги. Лишь месяц спустя, она начала понемногу приходить в себя.
Как–то ночью Зелимзан проснулся и сразу же понял, что Ольга не спит. Он ласково обнял  жену за плечи, прижал к себе, гладя рукой её прекрасные шелковистые пряди. Вчера он увидел у неё первые седые волосы, ( а ведь ей нет ещё и тридцати) но ничего не стал  говорить.
- О чем ты думаешь, родная моя?
  Ласка мужа, человека довольно сдержанного в проявлении эмоций, растрогала  Ольгу до глубины души. Она повернулась к нему, обняла за шею и прошептала:
- Я хочу знать, как они погибли. Я не верю, что это была случайная очередь. Ты нашёл этого шофёра, говорил с ним?
- Нет. Говорят, он взял отпуск, но я узнал его адрес.
- Кто сейчас ходит в отпуск? Он просто скрылся. Давай съездим к нему домой, поговорим.
- Нет! Света с Колей уже съездили! Ты что, совсем детей осиротить хочешь?
- Прости меня, Зелимзан, только покоя мне нет. Я ведь их во сне вижу. Они мне что-то говорят. А я не слышу… - и она тяжело вздохнула, ещё крепче прижавшись к мужу.
Как бы извиняясь за свою резкость, Зелимзан тихо произнёс:
- Мы узнаем. Мы что-нибудь придумаем, Оля. Главное, чтобы ты быстрее поправилась.
В последнее время Зелимзан привык советоваться с тестем. Ему очень не хватало Николая, и, возможно, именно поэтому они с тестем стали намного ближе друг другу, чем раньше. Возраст и жизненные невзгоды сделали Аслана мягче, терпимее и мудрее. Вот и сейчас, после разговора с женой, Зелимзан подсел к Аслану поближе. Амина налила  им  по чашке чая и хотела уйти, видя, что  у мужчин намечается серьезный  разговор, но зять попросил её остаться. Он рассказал, что мучает Ольгу, и сказал, что хочет, всё-таки съездить по этому адресу и повидаться с шофёром. Первой заговорила чаще всего молчавшая, Амина:
- Нельзя тебе ехать! Вам с Олечкой троих детей поднимать надо. Вам вообще уезжать отсюда надо. А в тот дом пойду я. Возьму что-нибудь из вещей и пойду, вроде  как на продукты меняю.
- Куда ты, женщина, со своими больными ногами пойдешь? Ты по дому-то еле ходишь. Пойду я! Вроде как дом присматриваю для себя.
Спорили долго и решили ехать вдвоём, но как бы отдельно, не зная друг друга. Назавтра и поехали. Выйдя из автобуса,  Аслан пошёл по улице, разглядывая дома. Не доходя до нужного адреса, подсел к двум старикам, греющимся на солнышке. Вздохнул тяжело и произнёс:
- Хочу дом купить. Время тяжёлое, приехал вот к детям, а у них и так тесно. Найти бы жильё поприличней, да всем и перебраться. Тут, на окраине, и поспокойнее  будет.
- Да уж куда спокойнее! Вечером за ворота выглянуть боимся.
По улице,  с трудом переставляя ноги, брела Амина, направляясь к нужному им дому.
- Эх, жизнь! Я  дом ищу, а вот женщина ехала со мной в автобусе, – он указал на Амину, – меняет что-то на продукты. Внуков, говорит, кормить нечем. В богатый дом, смотрю, идет.
- Ну, там ей вряд ли что дадут, -  сказал один из стариков, -  скорее отберут. Настоящее бандитское гнездо там.
Второй старик с тревогой глянул на говорящего. Его взгляд предупреждал:  «Не болтай лишнего».
- Эй,  женщина! – крикнул Аслан. - Не ходи туда! Дальше, дальше иди! – И пояснил свои слова: – Жалко, если обидят. Я с ней разговаривал, пока ехали, хорошая женщина.
  Амина  поняла предупреждение мужа и пошла дальше по улице. Через час они встретились на остановке. Аслан был чернее тучи, да и Амина, посидев и посудачив с женщинами на лавочке, кое - что узнала и была расстроена на меньше мужа. Объединив свои сведения, они получили почти полную картину произошедшего: в тот день бандиты вернулись под утро и привезли с собой раненых. Хозяин дома тоже был одним из них, и бандиты частенько выезжали на его служебной машине, или на машине «скорой помощи», принадлежащей больнице.  В то утро ему необходимо было привезти врача. Выбор пал на Николая, а  заодно он, видимо, решил избавиться и от Светы. Даже если бы они и согласились прооперировать бандитов, их вряд ли  оставили бы в живых. Они поняли это сразу и, не смотря на угрозы, отказались делать операции. Их расстреляли прямо во дворе, затем, предварительно дав очередь по машине, закинули туда трупы и отправили в больницу. Шофёр указал место, где их якобы обстреляли. Рассказал, что до дома он так и не доехал. Следователь, вызванный главврачом больницы, всё записал со слов шофёра и отпустил его. Никто даже не пытался узнать правду. Но для Ольги и её семьи это было важно. Они гордились своими родными. С того дня, как Аслан и Амина рассказали подробности гибели Света и Николай, здоровье Ольги пошло на поправку и вскоре она смогла заменить Амину на кухне, дав наконец отдых её больным ногам.

Глава 8
 
А через месяц началась война. Люди, знавшие о ней в основном только по книгам и фильмам и надеявшиеся, до последнего момента, на мирный исход, словно попали в мясорубку. Стреляли со всех сторон, и непонятно было, кто есть кто. Взрывы, пожары,   крики и стоны раненых, и, самое отвратительное, – мародёрство.  Словно стаи голодных шакалов кружились вокруг разрушенных домов. Их целью была не помощь людям, а нажива.
Ольга уложила в детские ранцы самое необходимое из одежды, собрала все документы и кое - что из вещей. Решили уходить при первом же появлении федеральных войск. Аслан и Амина оставались здесь. Не смотря на все уговоры Ольги, отец твёрдо решил остаться, да и Амина практически не могла ходить.
- Мы стары, нам не зачем уходить, а вы отвечаете за жизнь троих детей.
- Мы поедем к бабушке Оле? -  спросил Саша.
Ольга вопросительно посмотрела на мужа. Зелимзан присел перед детьми, обнял всех троих и, глядя в глаза жены, произнес:
-  Нет! Родные мои, бабушка Оля умерла. Мы поедем на север, к моим друзьям.
На глаза детей навернулись слёзы, а Ольге вдруг показалось, что она давно это знала или предчувствовала. Но оплакивать бабушку не было времени. В дверь громко забарабанили, и Зелимзан, строго приказал детям уйти в свою комнату и ни при каких обстоятельствах оттуда не выходить. А дверь уже трещала под ударами и через минуту слетела с петель. В комнату ввалились два боевика с автоматами в руках. В одном из них Ольга с ужасом узнала бывшего шофёра больницы. Направив автомат на Ольгу, он заорал:
- Где эти русские ублюдки? Думаешь, не знаю, что ты их приютила? Выводи, а то и твоего заодно прикончу.
И столько в его голосе было ненависти, что у Ольги по коже прошёл мороз.
- Не отдам! Они же дети! - прошептала она, раскинув руки и закрывая собой дверь в детскую комнату.
Из кухни попытался выйти Аслан, но второй боевик затолкнул его обратно и прикрыл дверь. У Зелимзана в руках не было ничего, но, глядя, как автомат в руках бандита поднимается до уровня груди его жены, он бросился вперёд. Его подвела нога, но она же и спасла ему жизнь. Падая на пол, Зелимзан услышал страшный грохот. Ему заложило уши, и на несколько минут он потерял сознание. Привела его в чувство Ольга. Стоя перед ним на коленях, она громко повторяла его имя, и её слезы капали прямо на его лицо. Всё плыло в каком-то белом тумане. То, что это пыль, он понял, когда,  попытавшись что-то произнести, сильно закашлялся. Из тумана выплыл Аслан  и тоже склонился над Зелимзаном:
- Жив?  - спросил он.
- Жив. А как дети?
- С ними Амина.
Зелимзан поднялся на ноги с помощью Ольги. В голове нестерпимо звенело, и казалось, что  откуда-то слышен детский плач. Оба бандита лежали на полу без признаков жизни. В стене, как раз там, где за минуту до взрыва стоял Зелимзан, зияла огромная дыра. Не подвернись нога Зелимзана и не упади он на пол, лежать бы ему сейчас рядом с боевиками. Пыль постепенно оседала. Ольга убежала к детям.
- Давай-ка вытащим этих на лестничную площадку, –  сказал Аслан
Они потащили первого и с ужасом увидели, что лестничный проём полностью разрушен. Скинув тело вниз, они вытащили второго и лишь тогда смогли спокойно осмотреться.
- Дом может рухнуть, надо уходить - проговорил Зелимзан, всё ещё борясь со звоном в ушах. – Пойдём через пролом, может там сохранилась лестница.
Собрались быстро, но в последнюю минуту выяснилось, что ноги Амины совсем отказали.
- Я останусь здесь, - тихо проговорила женщина.
- Ну, уж нет! – решительно  заявил Зелимзан. – Я знаю, что мы сделаем.  Где ключи от квартиры Ольги Алексеевны? Это ведь рядом совсем. Мы отведём тебя туда, и вы пока там поживёте. Да и мы пока там побудем.
- Нет! Вам надо уходить и как можно быстрей. Мы с женой не пропадём, - сказал  Аслан.
Первыми в пролом пошли мужчины. Пыль уже осела, и они оказались в чужой квартире. Странное чувство овладело Зелимзаном: казалось, ото всюду смотрят  чьи-то глаза, а он как вор пробирается по чужому дому. Они обогнули лежавший посреди комнаты огромный шкаф, покрытый толстым слоем белой пыли, и резко остановились, наткнувшись на взгляд живых глаз. Именно глаз. Тело было полностью погребено под шкафом. Зелимзан кинулся к человеку, но глаза приказали ему остановиться и указали на закрытую дверь. Мужчины подошли к двери,  Зелимзан открыл её. Пахнуло гарью. Уличной стены не было. В углу комнаты он увидел женщину, низко склонившуюся над детской кроваткой. Опасаясь, чтобы не рухнули перекрытия и остатки пола, Зелимзан стал пробираться к ней. «Вот откуда я слышал плач», - подумал он и вдруг замер на месте.
         Минуту он  неподвижно смотрел на молодую мать с ребёнком, прижатым к груди. Затем резко согнулся, и его вырвало - раз, потом ещё и ещё. Спазмы сотрясали тело, не давая  разогнуться. Аслан начал пробираться вдоль  стены к зятю. От увиденного кровь застыла в жилах. По всей вероятности, женщина хотела вынуть ребёнка из кроватки, и в этот момент взрывом ей снесло затылочную часть черепа. Она так и осталась стоять,  согнувшись над колыбелью и прижимая к себе младенца. Аслан схватил со столика детскую пелёнку и накрыл голову женщины.  Зелимзан, с трудом справившись с собой, поспешил  к нему. Они хотели забрать ребёнка, но руки  матери не отпускали его, сжав в последнем объятии. Пришлось с силой разжимать эти тонкие, изящные и слабые на вид руки. Аслан подхватил ребёнка и снова стал пробираться вдоль стены. Зелимзан же сгрёб с прикроватного столика какие-то баночки, бутылочки, соски и целую стопку ползунков и пелёнок. На пороге их встретил тот же напряжённый взгляд. Увидев в руках у мужчин младенца, глаза медленно закрылись, приподнятая голова с глухим стуком упала на пол. Зелимзан наклонился и понял, что перед ним пожилая женщина. Понял и то, что она мертва. Накрыв и эту женщину пелёнкой,  они пробрались в пролом в стене и попали в объятия родных.
Ольга совсем не удивилась, когда отец протянул ей ребёнка. Она тоже слышала плач.  Зато очень удивилась, когда муж открыл  узелок с детскими принадлежностями.  Малыша распеленали, снимая с него залитые кровью пелёнки, и увидели  чудесную  девочку трёх – четырёх месяцев. Пришлось снова задержаться. Мужчины  ещё раз вернулись  в ту квартиру, проверили выход на лестничную клетку, зашли на кухню, к счастью не пострадавшую от взрыва, и  собрали всё, что могли, для кормления малютки. Документов они не нашли. Ольга хотела сама сходить и поискать их, но Зелимзан  не позволил, шепнув на ухо, что там опасно и лежат мёртвые мать и бабушка девочки. Лишь к вечеру они смогли перебраться в квартиру Ольги Алексеевны.
Она была цела, лишь взрывами повыбивало оконные стёкла. Ещё не раз за эту ночь мужчины возвращались к себе домой. Они перенесли всё самое необходимое, завесили плотно окна и зажгли свечу. Не было ни света, ни газа, ни воды. К счастью, Аслан нашёл на чужой кухне не только питание для малышки, но и различные консервы и несколько хлебных лепёшек.  У детей разгорелись глаза. Наевшись, они вскоре уснули, уставшие за этот трудный день. Малышка оказалась на удивление спокойным ребёнком. Стоило Ольге накормить её и завернуть в сухие пелёнки, как она спокойно заснула под  боком  Амины. А вот взрослым было не до сна. Ольга плакала, прижавшись к матери:
- Ну как вы тут без нас будете? А как нам без вас?
- Не плачь, прошу тебя. Мы же здесь не одни, выживем. Я не думаю, что война долго продлится.  Всё  уладится, и вы  вернётесь, а мы с отцом ждать вас будем.
Все понимали, что это лишь слова, и делали вид, что верят в это.
- А девочка это подарок всем нам за потери наши. Любите её и назовите Наджат,  имя это арабское, а по-нашему – « невредимая», разве не так?
- Так, конечно так, - соглашался с женой Аслан.
Так малышка обрела своё новое имя. Отец пообещал Ольг по возможности, сходить и поискать документы на девочку. Они уходили ранним утром. Память милостиво сгладила подробности этого перехода: грохот взрывов, автоматные очереди, чьи-то крики и мат - всё смешалось в одно. Зато  хорошо сохранились в памяти ощущения: в первую очередь – страх за детей, за себя, за оставленных родителей. Предательская мысль:  «Надо было остаться, может, всё и обойдётся» - стучала в голове как дятел. Но они шли, точнее пробирались от дома к дому. Замирали, вслушиваясь в голоса. Кто здесь? Боевики? Федералы? Но чаще всего был слышен мат, - а ругались все по-русски.
Грязные и оборванные, в пыли и саже, они наконец – то вышли к временному  госпиталю федеральных войск. И вот тут-то их путешествие едва не закончилось, не успев, по существу, начаться. Первым к военным вышел Зелимзан. Он где-то потерял свой костыль и заметно хромал. Его приветствие  встретили тишиной и удивлёнными взглядами. А затем последовал взрыв:
  - Что, тварь, подлечиться пришёл?! Сколько ты сегодня наших положил?! Все кричали разом, а молоденький лейтенант, впервые познавший весь ужас войны, уже поднимал автомат. И в этот напряжённый момент, словно выпущенное ядро, на него налетела белокурая, голубоглазая девчушка.
- Гад! Гад! Не смей стрелять в нашего папу!
Её звонкий голос перекрыл весь шум, а ручонки мёртвой хваткой вцепились в автомат парня.
- Тихо! – раздался зычный голос – Что здесь происходит?
Этой минутной заминки хватило на то, чтобы Зелимзана  плотным кольцом окружили жена и дети. А он стоял прижав, к себе Машу, и тихо повторял:
- Доченька, доченька…
Подошедший майор оглядел эту живописно – чумазую группу и скомандовал
– За мной!
А потом они сидели в палатке майора и рассказывали ему, как выбирались из города и почему у них такая странная семья.
Хорошим человеком оказался майор. Несмотря на неразбериху, а может именно благодаря ей, он сумел  усадить их всех в машину с ранеными и отправить за пределы Чечни.  Прощаясь, Зелимзан  пожал майору руку и сказал:
  - Спасибо  за всё! Знаю, что  глупо, но всё-таки… вдруг будешь вот по этому адресу. -  Он вложил в руку майора листок с адресом: -  Найди там двух стариков, скажи им, что мы выбрались.
Майор посмотрел  на него, как на сумасшедшего, но потом вдруг рассмеялся и проговорил:
- А чем чёрт не шутит!
 На том и распрощались.

Глава 9   

Без особых приключений добрались до Моздока. Там их приютила пожилая женщина. Хотя дом у неё был не большой, но  разместились все. Зелимзан связался со своими друзьями – Володями, прикупил самое необходимое в дорогу, и через четыре дня выехали.
Казалось ужасы войны не оставили следа в душах детей. Они были, как всегда, подвижны, веселы и дружны. Но это только казалось. Ольга с Зелимзаном хорошо видели, как изменились их дети, как повзрослели. Поражало трепетное отношение к Наджат, желание всегда прийти на помощь взрослым. И ещё они никогда не говорили о войне,  о родителях и бабушке Оле.  У детей даже не было времени оплакать своих родных. Война сжала их сердечки в тугие пружины. И вот сейчас, проезжая Россию, такую мирную, зелёную, - эти пружины начали по чуть – чуть разжиматься. Уже на второй день пути, под равномерный перестук колёс, произошёл серьёзный разговор. Начала его Маша. Ольга давно заметила, что характером Маша пошла в Ольгу Алексеевну - такая же прямая и решительная.
- Тётя Оля, а Наджат вырастет, как она вас будет  называть?
- Я думаю мамой.
- Я тоже так думаю. И ещё я думаю, что тоже так буду вас называть, папа и мама. Вы ведь нас навсегда к себе забрали.
Это прозвучало как утверждение, но в глазах застыл вопрос. Саша сидел молча, опустив голову. Он не был таким решительным, как Маша, но всегда и во всём  поддерживал её. Поэтому его молчание, в этот раз насторожило Зелимзана, и он решил взять разговор в свои руки.
- Хорошо, ребята, давайте серьёзно поговорим. Ваши родители были для нас самыми родными людьми, а вы всегда были нашими общими детьми. Как вы думаете, если бы беда случилась с нами, они бы  бросили  Башира?
- Нет! - три голоса слились в один.
- Конечно нет, я в этом и не  сомневался. Мы всегда были одной семьёй. И никто из нас, никогда - слышите? - никогда не должен забывать своих  родных. Не важно, как вы будете называть нас, вы наши дети.
- Я уже решила, а ты, Саша?
Девочке было очень странно, что брат молчит. У Башира в ожидании ответа даже рот приоткрылся.  Он не сводил с друга ждущих глаз. Вмешалась Ольга:
- Ну что вы давите на Сашу, он сам решит. Отец же сказал, нам всё равно, как вы нас будете называть. Мы любим вас всех, думаю, и вы нас тоже.
Наконец Саша поднял  глаза, на что-то решившись, и произнёс:
- Я тоже буду называть вас папа и мама.
При этих словах Башир глубоко вздохнул, а Маша высокомерно произнесла  недавно узнанное  слово:
– Тугодум!
  Ей давно хотелось вставить его где – нибудь в разговоре, да случай не подворачивался. Зелимзан обнял Сашу за плечи:
- Спасибо сынок, за доверие. Только скажи, ты действительно этого сам хочешь?
И тут Саша поразил всех своими рассуждениями:
- Да, папа, я этого хочу. И ещё я сидел и думал: подрастёт Наджат и спросит:   «почему ты  зовёшь родителей дядя и тётя, ты мне что, не брат?» Что я ей отвечу? А так мы одна семья, и никаких вопросов. Правильно я говорю?
Теперь уже все смотрели на Сашу, открыв рты. Но мнение всех выразила, как всегда, Маша - коротко и емко:
- Вот это да!…

глава 10
   
Предрассветный ветерок прошелестел в пожухлой траве, заставив Зелимзана слегка вздрогнуть от утренней прохлады. Где – то рядом громко и хрипло прокричал первый петух, ему ответил второй, третий, и началась их утренняя перекличка. Наступал новый, очень нелёгкий для Зелимзана день.
На классное собрание неожиданно, пришло  очень много народа, поэтому его  пришлось срочно  перенести в актовый зал. Собрались ученики разных классов и  много родителей. Зелимзан начал волноваться. А когда в дверном проёме показались два Володи, он и вовсе растерялся. Ох уж эти провинциальные городишки! Все то здесь всё знают.
После небольшого  вступления, прочитанного психологом, классный руководитель пригласила  на сцену Зелимзана. Зная о протезе, она предложила ему стул и тихо шепнула:
- Хорошо, что вы без бумажки.
От этих простых слов Зелимзану стало как-то спокойнее. Он не знал, с чего начать разговор, и посмотрел на свою семью, сидевшую на первом ряду. Ольга, державшая на руках Наджат, смотрела на него, как всегда, с любовью и пониманием. Гордостью светились глаза его детей. С заднего ряда  подняли руки в молчаливой поддержке его друзья. На душе вдруг стало тепло. Зелимзан заговорил:
- Сейчас вам рассказали о том, что такое толерантность, и привели в пример нашу семью. Я хочу спросить у вас, нравится ли вам значение этого слова?
Люди, сидевшие в зале, лишь молча пожимали плечами.
- Вот и мне не  нравится. Не  в обиду Вам будь сказано, – повернулся он к психологу. - Я расскажу вам о нашей семье, как она создалась и что нас объединяет. А начну со своей юности.
Почти три часа продолжался рассказ Зелимзана. В зале стояла тишина. Он  видел, как текли слёзы по  щекам Ольги и Маши. Впрочем, плакали все женщины и девчонки. Да и у многих мужчин подозрительно блестели глаза. Временами Зелимзан замолкал, не в силах справиться с   нахлынувшими воспоминаниями; кто-то протягивал ему стакан с водой, и он, пересилив себя, продолжал  говорить.
Рассказ он закончил, как и начал, вопросом:
- Как вы думаете, подходит слово «толерантность»  к нашей семье?
Люди молчали,  ещё не придя в себя после рассказа Зелимзана. И вдруг поднялась со стула девчушка, лет девяти и громко заявила:
- Нет! У вас не толь… толь…
- Толерантность! - послышалось со всех сторон.
Девчушка, покраснев до корней волос, всё-таки закончила фразу сама, громко и чётко:
- У вас  любовь!
Зал взорвался смехом, снимая напряжение и озаряя лица людей улыбками. Все дружно задвигались, но уходить никто не спешил. Подходили к Зелимзану и Ольге,  благодарили, протягивали руки для пожатия. Мальчишки плотным кольцом обступили братьев и сестру, задавая десятки вопросов о войне и слушая ответы  с горящими глазами. Там, как заметил Зелимзан, царила Маша. Она рассказывала ужасы войны с таким вдохновением, что рты раскрылись у всех её слушателей, включая и обоих братьев.
К Зелимзану с Ольгой подошли два Володи, и  люди расступились, давая им дорогу и глядя на них с большим уважением. Неожиданно, кто-то задал вопрос:
- А вот  закончится война, вы вернётесь в Грозный?
Зелимзан задумался, прежде чем ответить:
- Трудно сказать. Мы, конечно, туда поедем, там ведь Олины родители остались, но останемся ли там, не знаю. Может, родителей сюда заберём. Время покажет.
Отвечая на этот вопрос, не знал Зелимзан, что волею случая, попал тот самый майор по оставленному адресу. Передал он старикам, что детям удалось  выбраться целыми и невредимыми, обрадовав до слез Аслана и Амину. Майор действительно был хорошим человеком. Через три  дня он, набрав еды и кое-каких  лекарств, снова отправился к старикам….
  На месте дома остались одни развалины. Долго стоял майор, глядя на груды кирпича:
- Я ведь и адреса у парня не взял. А может, оно и к лучшему, они ещё долго для него живыми будут.
Сняв с головы  берет, майор  подошёл к тому месту, где была квартира  стариков. Положив свой свёрток на камни, он глухо произнёс:
- Царство вам небесное, Аслан и Амина.
И совершенно не волновало майора то, что старики не  были христианами и вряд ли уместно здесь его последнее слово. Он искренне скорбел по этим людям, вспоминая их радость в ответ на его добрые вести, их желание напоить его чаем из своих скудных запасов.
- Да будь она проклята, эта война!!! - пробормотал майор со злостью и, натянув на голову свой берет, побежал к ожидавшей его машине.


          2011  год.