Часть IV

1. Четыре. Это снова четыре.
Я проснулся утром оттого, что Солнце нещадно жгло мою кожу. Воздух был тяжел, и темные отметины на моей коже предвещали осень. Отпусти.
Я пытался ходить, пытался делать и не замечать правды, вщемленной в одно слово, выщербленной  на плотной консистенции тела. Я стал трезв и обыденнен.
Но. Я встречал это это повсюду. Будто бы давая единственный выход своей чувственности. Пропеть.  Вытащить никак не получалось.
Совсем недавно на юге. Я шел и пот облеплял мои ступни, вынашивал слова. Ни одно слово так и не влезло в горло. Я вспоминал и. Ни одна конечность не дергалась. Голову кружило и прижимало к стене. Я принимал неизбежное. То, что сотворил сам неизбежностью звуков. Как бы я хотел..
Пустое. Все то пустое.
"Отвергаю".

2. "Куда ты несешься, дружок? В это стеклопакетное время ты лишний".
Самсара. Если разорвать джинсы на коленях, то будет ли виден стык моего прошлого и сегодня-вечернего восприятия?
Колени. Я стою, упираясь костями в нутро пола. Я трогаю тебя языком. Все сплетается. Держу руками. Почему все заканчивается таким истинным отторжением?

3. Если бы ты пришла на вокзал и сказала всего одно слово, я бы
Ах ты, берлинская стена
Я бы остался.
И ты разрушила бы меня прилюдно. Через месяц, через два года, через десять лет. Но ты сделала бы это, глядя в глаза. И я поверил бы своему счастью. Я бы снова признал себя свободным.

4. Ни слова, ни звука, ни движения в тишине. Гроб, завуалированный счастьем. Страх, прикрытый интересом. Болезненная ложь, все лишь бы избежать разрушения. Трус. Выход слева.

5. Смотри. Они берутся за карандаш и руки их трясутся, ноги поджимаются, а на губах то самое предвкушение неудачи. Им не нужна победа, они пришли за истощением.
..и вдруг я вижу море. Соленые тонны. Множество названных берегов. Я знаю, все вы здесь. Очки, теплая одежда, закрыты уши, затянуты пальцы. Я лишь смотрю, я лишь ощущаю. Полководцы отчаяний. Гибнете.

6. Соленое. Вдыхаю. Шербет. Разница. Я стал получать удовольствие от различий, никакой близнецовости и никаких доказательств. Пусть все станет цветом. Я не собирался лечить дальтоников. Я не обхожу их стороной, ищу звук. Но. Разве одно слово может быть трактовано двумя одинаково?
Ты не дождешься разрушения, мельница. 
"Так дай же мне воздух.."

7. Леса. Спасают от жары.
Я не хотел больше чувствовать, не хотел, не хотел, не мог. Выдерживать.
Плачет ребенок у матери на руках. Автобус. Все течет, плавится. Она кричит от невозможности. Он - от бессилия.
- Вы всегда могли бы выйти. Вон, на этой остановке. Пешком всего пару километров. Развеетесь.
- Нет, что Вы. Если уж я решила тянуть эту лямку, то пойду до самого конца.
Автобус затих. Давно никто в этих краях не осмеливался произносить такое.
В какую паутину меня занесло? И почему неизбежность делает все таким легким?

Я не знал полей несколько тысячелетий. Я не помнил дома.

8. - Присаживайся и держись крепче. Мы решили дать тебе повышение.
Я ощутил боль от предсказуемости. Взял билет, собрал рюкзак. Поцеловал теплых, зная, что ничто не повторяется. Вышел и
Вдох.

9. Не щади молчащего.
Тишина утреннего света благодарит тебя за податливость, обволакивает темной пряностью, рассыпает знание мелкими бусинами серебра.
Тишина - золото.
Не щади молчащего, скрытого за занавескою на пути меж плоскостью и тобой. 
Молчание вытягивает и искажает. Тишина же - падкое матовое прикосновение.
Не щади молчащего.
Покажи ему тишину.

10. На твоем оброненном копной волосе лежит слеза, держится из последних сил, сотрясается воздухом. Ты смеешься, прикасаясь к капле пальцами. "Вода -это я, вода - это ты. И все к тому вернется".
Сгущенный тканью звук взмаха костей еле заметен. Я привык к громыханию, но ты скрыла себя под кучей одежд. Ты прикрыла даже надежду на возможность.

11. Когда странник входит в твой дом,
Ты обнажаешь клыки. Я слышу злостный смех. Я слышу невозможность вытащить из себя все то, что тебя сформировало.
"Я больше не могу писать, слышишь? Я устал искать форму ощущению, наитию. Я вытащу все из тебя, я раскручу мысль так, что от тебя не останется и следа. Не разрушение, нет, полное погружение. Но и тогда не наступит тишины, ведь ты шевельнешься прыжком".
Колесо перевернулось, я отбыл за всех.

12. О человеке можно заботиться. Но как ты обуяешь любовью тень творящую? Тесто? Плоть заключенную? Обожание творящих рук, а не тонн прикасающихся. И наоборот. Захвати же все. И прими, наконец, не испытав к себе отторжения.

13. Разваливаюсь на полу и благодарю тело за то, что оно еще не отказалось меня таскать. Тоска выражаема, пусть и топазами свисающих кровавых лоскутов, но не воспринимаема. Отрицаемое. Прикрытая блаженством. Что из этого побег? Где тина тишины? Когда это придет в равновесие?

14. Колются твои ноги в меру распущенности и вседозволенности. Ты трешься об меня, соблазняя. На потолке сидит муха, обсуждает распластанных. Откуда это предпоследнее давление? Я скоро готов буду кончить. Никакого ускорения не надо. Каждый новый день приближает меня к последней жизни. Я вернусь в поле. Я вернусь в дом. Я не буду больше плакать вместе с вами. И вы уйдете, улыбаясь. Нашедшие, ушедшие, с крестом в дорогу.

15. "Все должно лежать в определенном по.."
Тут ты начинаешь смеяться. Так заливисто, что сотрясаются стены. "Марк, какая это все глупость!"
Прижимаю. Две биомассы. Человеческое тело.

16. Я бегу по обнаженному полю. Оргазм. Я знаю, что пришел и уйду один. Оргазм. Я пытаюсь разорвать плотную пленку. Нет ощущений в конечностях. Я кричал, я не был. В чем разница между порами живого и бетона? Касался. "Живой?". Спросила. Молчи. Кровью своей же умывался. Экстаз.

17. Ходи со мной за руку. Думай, отвернувшись. Грусти мне в лицо. Танцуй, вся в движении, ты. Прикасайся, не придавая значения. А с наступлением ночи чувствуй снова, воспроизводи. Как медленно приходит осень. Как медленно идешь ты ко сну, как медленно ко мне. И тяжко в коридоре не встречать больше строк ответных. Самость. И все это бытие. Смотри в меня и не. Не скрывайся больше. Ходи со мной за руку. Смотри и только чувствуй. Ритм. Плавность моего обережения. Укутываешься темно-зеленым? Я буду смотреть, сидя прижатым к полу. Эта плавность и этот смех. Без счастья, что ты подарила себе..кто же ты? Там, меж глаз, я зрею точку, прикосновение к которой несет удар тока и пронзительность восприятия. Слушай же. Я принял. Я принял все. Приходи. Приходи со мной за руку.

18. Под кофтой я носил струны, что замерзали с каждой ночью все сильней. Я прижимал их к пульсирующим венам, и только тогда они начинали свое шевеление, настроенное самим провидением. Но как только я открывал себя - отодвигал из от себя, они начинали ударять ахромичностью, они не верили больше в звук. Я перестал быть собой, лишь бы звучать в середине боя гонга, что издается под ребрами у. Высочайшее творение, за этим пафосом я спрятал веру в прозаичное долгосрочное. Пальцы перемещались, перемешались. Стремление бровей к бездне, к тому делящему, дразнящему. Чувствующему. Я так истосковался. Змеиный рык. В моем суставе жил скрип, и я не мог бояться тишины. После этого. После этого всего. Я был скрипучей тишиной, доверяющей только слову. Ибо остальное я видел. Глотал увлажненную кровью ткань. Выискивал, заглушал каждое найденное. Прощался. Знал, но не верил. Никогда не верил в. Изорвал, не оборачиваясь.

19. В каком из тысяч городов тебя встретить с букетом ромашек у окна? Отныне я силен. И букете нет ножа более. Отныне я даю. Подташнивает от вкуса крови. Настолько насыщенно, что. Но я дам все, что не обещал никогда. Теперь. На карусели. Вверх нутро. Увидел, наконец.

20. Свет резал глаз. Все завершалось. Покрасневшее неясное мутное. Вращалось. Совершить? Не стоит тяги. Утопить цветы во влаге неоправданных времен.
"Подумаешь, всего лишь время упадет". Говоришь и ближе под одеялом подбираешься. Вода.

21. Десять. Я думал, что изоляция окончится, как заканчивается уральское зимнее лето. Подобравшись плотнее к приближению, я ощутил толчок, отталкивающий меня к извне. Рука. Твоя рука вытянулась и не сгибалась более. Вымученные слова не несли грубости. Лишь удивление реагирующего под.

22. Я потерял память так же..Медленно, вязко, необратимо. Я не мог вспомнить ничего, ничего кроме сухих фактов и оттенка воспоминания, нанесенного песком на поверхность наждачки. Я не умел больше прикасаться. Я не умел больше двигаться и быть необратимым. "Пусть все будет тем, чем ты захочешь это видеть". Самое жестокое пожелание. Помимо.

23. Оскаливаясь, иду вовнутрь, наряженный, обнаженный, выщербленный, выбеленный, наивно невыраженный. Я не хочу прощать тебя. Смотри, в твои пальцы забился уголь, а хребет трещит по ребрам. Ты смеешься так сладко, что я закрываю истонченные водой глаза. Я обращаюсь в слух. Я поклоняюсь твоей мозаичности. Твои руки привязаны к железной балке. Ни движения. Ты смеешься, ты так счастлива быть более обреченной, чем,
С зимой придет усталость. И я увижу тебя вытащенной из всех этих подоплек, что плетью щекочут мне нутро, день за днем, ночь за ночью. Ты останешься здесь привязанной. Я наконец открою глаза, справившись с бесформенным ножом, что я вытащил из своей поясницы.

24. Зрачки расширяются, а это всего лишь математика и взаимодействие частиц. Взаимозаменяемость клеток. Я знал, что вы больше не услышите так, как слышали. Вы могли тогда еще верить. И я мог. Вдалбливать и себе тоже. В скулах больше нет оберегающего покрытия. Ты здесь все еще. Я обкладываю тебя стеблями всех тех роз. Их шипы иссохли. Их волокна горчат. Я жру их как амброзию.
Если посмотреть в окно, молодая дама увидит счастливую заигравшуюся пару. Никаких признаков жестокости на окнах мы не оставляем. Никаких признаков близости. Никаких признаков бывшей жизни.
Я так долго смотрел вовнутрь тебя, что двумерное распространилось на шесть измерений, захватив все это и скопом обратив в закрученные спирали, выброшенные с двенадцатого этажа. И я знаю, что переживу это все. А ты думала, почему так тяжело? Лифт сорвется и, долетев до самого дна, развеется предрассветной пылью. Я выползу из него, отряхнусь. Мой путь на север почти завершен. Последнее море. Как теперь поверить в юг, если все вокруг идеально белое, идеально ледяное?

25. Время теряет себя. В этих наипустотностях я упорно упускаю что-то из виду. Шипящее, приглушенное, завуалированное. Под веками серебрится ткань шелковых белков. Ты двигаешься плавно. Я и забыл, зачем ты пришла сюда, зачем привязала себя сама, зачем заставила смотреть. Я так устал. Своими скулами касаюсь твоих растворенных в коже щиколоток. Из меня так легко выпадает вся та жестокость..выпадает на пол. И внутри, расширяясь послеобеденным зрачком, распускается тысячелетний лотос.
Я закрываю за собой дверь, развязав твои запястья.