XIV Не надо торопиться с любовью
Иракли вернулся в Тбилиси поздно вечером. Моросило совсем не по летнему, но было тепло. Он поднял воротник пиджака и стал ловить такси.
Разговор с матерью приободрил и успокоил его. Оказывается, мать знала про отцовскую историю с Лией, внутренне даже сочувствовала мужу, хотя за этим сочувствием наверняка стояла ее уверенность в необратимости происшедшего...
После обеда Иракли рассказал ей обо всем.
- Отец твой так и не сумел вырвать из сердца ту любовь и смириться с потерей - сказала мать устало. - Как-то признался он в начале нашего знакомства, но потом ни разу, ни словом он не упомянул о ней. И я постаралась забыть… Но бог с ним, прошедшим... – наклонившись, она обняла сына, слегка обдав запахом валерьянки. - А как ты с этим будешь справляться, сынок... Удобно ли тебе ломать семью... Какая-никакая, а все же семья у тебя...
- Какая семья! - начал кипятиться Иракли. - Нет никакой семьи и никогда ее не было, понимаешь, мам! За эти пять лет она ни разу не сказала мне, что любит, не поддержала, не показала женской ласки и заботы. Сначала я с радостью тянул семейную лямку, - ты это знаешь, - угождал ей и старался, но со временем мне надоело играть в любовь в одни ворота. Меня просто использовали.
- Знаю я про это, - ответила мать после паузы. - Думаешь не замечала, как ты жил?! И вернулась я сюда потому, что не хотела больше видеть - как ты мучаешься.
- Она собирается уехать...
- И про это знаю, - покивала головой. – С матерью ее говорила... Ну, дай тебе бог счастья... Только не иди по следам прошедшей любви. – добавила тихо. – Не повторяй ошибок. Ничего планировать не надо. Может, там тебе повезет... Ох, неспокойно что-то мне, сынок...
- Да ладно тебе, мам... Я хочу поехать за ней. Приедем вместе. Она такая славная!
Мать молчала, раздумывая.
- Все они славные сначала... – сказала наконец. - А родные ее, согласятся ли?
- Родные?..
Иракли не смог признаться матери, что Сулу не свободна. Этот вопрос, не раз задаваемый самому себе, мучил его, но легкомысленность влюбленного беспечно отвечала, что раз Сулу любит его, сумеет убедить и ее мужа, поговорив с глазу на глаз, как подобает мужчинам.
- Согласятся, - выдавил он. – Должны согласиться...
Мать заметила неуверенность сына.
- Не надо бы торопиться с этой любовью, сынок, - вздохнула она. - Поступай разумно и без суеты. Ты не гостем приходишь в ее жизнь, а хозяином, ... Давно ты ее знаешь? хорошо ли?
- Хорошо, мама, целых четыре дня.
- Ну как, сынок! - взялась за сердце мать. - За четыре дня разве можно узнать человека!
- Вы как сговорились все! - хмыкнул Иракли. - можно! Все говорят про любовь с первого взгляда, но верить - никто не верит! Я уже все решил, - упрямо повторил. - И чем раньше уеду, тем лучше.
- А как она будет к нам привыкать? Уехать и оставить родину и близких, традиции и привычную среду… Для этого надо очень сильно любить, Ираклий.
- Привыкнет, ма! В ней же и грузинская кровь течет, - весело возразил Ираклий. – И потом, в городах везде одинаковый уклад, что у нас, что у них…
Взглянув на сына, мать поняла, что взывать к благоразумию бесполезно.
- Хорошо... - она чуть сдвинула брови, сдержав горестный вздох. - Держать тебя я не могу, ты уже взрослый... Одно хочу посоветовать: не совершай старых ошибок и не допускай простого мужского влечения к ней. И не суди о ней по внешности... Если действительно она предназначена тебе, если найдешь в ней родное создание, если сердце скажет, что она твоя, возьми за руку и никогда не расставайся, потому, что вся жизнь семейная - это духовная жизнь…
Мать откашлялась.
- Ты что, простужена?
- Ерунда, - махнула она рукой. - Не помрем. Вон, твоя бабушка: до девяноста трех дотянула. Об одном только сокрушалась, что звезд не видит. Помнишь? Но ты-то видишь? – улыбнулась лукаво, - с твоим-то сердцем...
- Да, действительно...
Иракли вспомнил, как бабушка по близорукости перестала видеть звезды и часто тревожилась по этому поводу. Только в глубокой старости, когда зрение повернулось в другую сторону, она вновь обрела способность видеть звезды. «Слава богу! - взволнованно восклицала, воздев руки к небу. - Опять появились на небе! К добру это, точно – к добру...»
Мать поневоле, а может, сознательно сказала самое главное: не терять способности - видеть свет!
Иракли благодарно обнял ее, удивляясь - как спокойно и мудро рассуждает старая учительница. Он ожидал слез, менторских окриков, хватания за сердце, но она ни одним движением брови, ни словом единым, ни жестом не впала в поучающее легкомыслие, понимая, что ей надлежало быть выше чувственной слабости любящей матери...
- Вот что... Ну ка, пусти меня... – мать тяжело поднялась. – Не бог весть что, но...
Она пошла к шкафчику и принесла маленькую, деревянную шкатулку. Открыв, долго перебирала нехитрые украшения, задерживая в руках каждое.
- Этот кулон отец твой подарил в день твоего рождения... А этот браслет я купила в Риге. Видишь, какой янтарь красивый...
Наконец, она нашла то, что искала.
- Вот... Это кольцо осталось от твоей бабушки...
Она взяла руку сына и вложила кольцо в ладонь.
Иракли взял кольцо и стал рассматривать на свет. Это был ажурный серебряный ободок, раздваивающийся кверху. В центре кольца крепился крупный изумруд, а вокруг него, как зелененькие цыплята вокруг наседки, светились мелкие изумрудины, вкрапленные в изящные, серебряные гнезда...
- Красиво! – восхищенно заметил Иракли. - Спасибо большое... Скажу, что от тебя.
Он звучно поцеловал мать.
- На счастье, сынок... - Мать прижалась, стараясь не выдать слез. - На счастье... И храни тебя господь...
…Было уже темно, когда Иракли добрался до дома. Вспугнув чью-то кошку, он стал шарить в кармане в поисках ключей. Наконец, открыл дверь, и уже на пороге понял, что квартира пуста. Пуста - не так, как бывает, когда хозяева временно ее покидают, а пуста, когда она брошена насовсем... Брошенного ведь за версту видно: по погасшему взору, по неухоженности, по крошкам на брюках, по взъерошенным волосам и нетвердой походке...
Он вошел в прихожую и включив свет, повесил куртку. Кругом царил беспорядок - с пустыми пластиковыми пакетами, обрывками бумаги и разбросанной обувью... Дверцы шкафчиков были раскрыты. Что-то хрустнуло под ногами. Оказалось - пустой футляр из-под помады...
Передумав варить себе кофе, Иракли тяжело сел в кресло перед телевизором, закурил и одним глазом стал смотреть новости. Он впервые, за многие месяцы, ощутил себя свободным, но одновременно стало тоскливо. Пустое пространство неубранной квартиры мрачно давило на нервы...
«Выпить, что ли?» - подумал, но знал по опыту, что только хуже себе сделает, и отбросил мысль.
Новости кончились. В каком-то шоу молодые певцы начали соревноваться друг с другом. Он сделал звук потише, подогнул ноги и, устроившись калачиком, предался любимому занятию: стал думать о Сулу. Вспоминая ее приезд, грустно улыбался, пока - впервые за много дней - его не сморил глубокий, спасительный сон.
***
В театре все шло по-старому. После фестиваля собирались ставить новую пьесу, но ее только только начали читать за столом.. Пробравшись в мастерскую, Иракли невнимательно просмотрел эскизы новых декораций, приписал на полях какие-то замечания и торопливо зашел в интернет в надежде - найти в сетях Сулу.
Ее там не было.
Раздосадованный, Иракли откинулся назад. Неизвестность угнетала его. Он старался сдержать данное ей слово и лишний раз не беспокоить, но иногда не мог сдержаться, чтобы не попытаться уловить хотя бы зеленую загогулину в сети, как сигнал того, что Сулу где-то там, за тысячи километров, сидит перед монитором, соединяясь с ним пусть эфемерной, но единой электронной нитью...
Иракли не совсем представлял - как воспримет Сулу его приезд. Он не допускал, что она могла забыть его, что слова любви, сказанные ими при встрече, поблекли, потеряв волшебную силу. Его беспокоило лишь одно: сможет ли он убедить Сулу переступить через страхи и комплексы, бросить все и поехать с ним. Это было сложно, почти неосуществимо, но не побороться за свое счастье, не увидеть ее снова он был не в состоянии. «Имею же я право хотя бы взглянуть на нее! – подумал отчаянно. - Брошусь в ноги, расцелую колени и постараюсь донести простую истину, что жизнь без нее немыслима! Боже помоги!..»
Сотовый прервал невеселые размышления. Это был Нико.
- Я здесь, Нико, в театре, - вздохнулось грустно. - Да-да, в мастерской... Хорошо, заходи...
Он выбросил окурки и открыл новую пачку сигарет.
Нико пришел скоро.
- Ну, как ты? Чем занят? - спросил скороговоркой. К удивлению Ираклия, он достал собственные сигареты.
- Да так... Как мясорубка: делаю одно и то же...
- Такой маразм ставим, - пустив дым, поморщился Нико. - Чем этот худсовет думает!
- Да?..
Ираклия меньше всего интересовал репертуар театра.
- Что-то ты невеселый, братец, - Нико внимательно взглянул на Ираклия. - случилось что?
- Да нет, ничего... Просто настроения нет…
- Слушай, Лола заболела, знаешь?
- Да ну! Что с ней?
- Воспаление легких, - вздохнул Нико. - Уколы ей делают. Все-таки, слабое у нее здоровье... - покачал головой.
Ираклия слегка удивила такая осведомленность помощника режиссера. Он не знал, что Нико и Лола уже больше месяца, как встречаются. Общее прошлое сблизило их, но была еще одна причина, ускорившая события: Лола случайно увидела Ираклия и Сулу вместе, в день ее отъезда. Видела, как они, держась за руки, смотрели друг на друга влюбленными глазами, как шептали и целовались. Побелевшая, она застыла за огромным фикусом и старалась прийти в себя. Будто что-то оборвалось в ней. Жену Ираклия она еще терпела, как досадную неизбежность, но эта женщина, приехавшая, черт его знает - откуда и сумевшая пленить его Бога, воспринималась, как несправедливость, как позорящий ее, ответ на многолетнее обожание. Он изменил ей, в одночасье растоптав ее ожидания на взаимность.
Зарыдав, она тут же позвонила Нико. Примчавшись, он стал успокаивать ее, но деликатно не спрашивал ни о чем.
«Сегодня я избавляюсь от старых сказок, Нико... - сказала она, успокоившись наконец. - Ничему не удивляйся. Сегодня я буду сходить с ума, но дальше обещаю быть паинькой, - рассмеялась сквозь слезы.»
Они долго сидели в кафе. Нико старался развлечть Лолу разговорами, иногда даже смешил, но временами она снова принималась плакать, и тогда, понурившись, Нико ждал, когда Лола снова успокоится.
«Спасибо тебе за долготерпение и поддержку, - сказала Лола у подъезда, положив руку на плечо. - Ты замечательный человек. Вот тебе награда за это...»
Она притянула Нико к себе и так сладко поцеловала в губы, что у того подкосились ноги.
«Лола... - лишь прошептал, обняв за талию. - А завтра... ты не будешь избавляться от сказок?»
«Буду, милый, буду- улыбнулась Лола. - Только от старых. А новую мы сами напишем. Надеюсь она будет веселее...»
- А ты откуда знаешь, что Лола болеет? - хмуро спросил Иракли.
- А мы подружились, - беспечно ответил Нико. - Встречаемся иногда. С мамой ее познакомился. Даже по ремонту помогал им...
Иракли почувствовал легкий укол ревности.
- Подружились... - усмехнулся он. - Дружба между мужчиной и женщиной - вынужденный компромисс между желаемым и возможным, Нико. Говори уж прямо.
- Ну... - смутился тот. - Мы серьезно дружим, Иракли, генацвале. - В августе хотим пожениться.
- Даже так?
- Да. Она мне все рассказала, как там, на перевале, ты спасал ее... И про Бантика... - Нико взглянул прямо. - За это я очень тебе благодарен...
- Ладно, - пробурчал Иракли. - Дай бог вам... Когда собираешься проведать?
- Сегодня, ближе к вечеру.
- Я тоже пойду. Созвонюсь с ребятами, может, - и они с нами. Знакомы, все же...
- Очень хорошо! - обрадовался Нико. - Конечно, пойдем вместе. Веселее будет.
***
- Ты просто деспот, Нико! Сначала влюбишь в себя, а потом пропадаешь, - Обнявшись с ним, Мосе захохотал, заставив улыбнуться и других. – Ну, раз записался в зятья, старый коршун, веди.
Он вручил Нико коробку шоколада.
- Осторожно, господа, - Нико пошел вперед, - тут мешки с мусором, не испачкайте смокинги...
Дверь открыла мать Лолы, худая, высокая женщина. За ней взволнованно лаял Бантик.
- Добрый вечер, Венера Сергеевна... - Нико поклонился. - Мы, вот, Лолу решили проведать, если позволите...
- Проходите, - улыбнулась женщина и обвела взглядом остальных. - Иракли, и ты здесь? – еле узнала в этой темени. - Проходите-проходите...
Столпились в прихожей. Бантик всех обнюхал и побежал вглубь квартиры.
- Как Лола? – спросил Иракли. – Я только вчера узнал от Нико. Ездил к матери на выходные.
- Как она... – покачала головой Венера Сергеевна. - Разве ее уложишь в постель?! Возится целый день...
- Мам, кто пришел, Нико? - Послышался Лолин голос. Показавшись следом в длинном махровом халате, осеклась, заохала и тут же исчезла.
- Нико! Что же ты не предупредил! - крикнула откуда-то. - Проходите, мальчики, сейчас приду...
Усевшись, они стали оглядываться. В квартире все еще стоял запах краски.
- Хороший ремонт, - одобрительно покивал Реваз. - Обои удачно подобраны... Из академии наверно шабашит кто-то…
Переодевшись, Лола вернулась к гостям, поздоровалась со всеми, обнимая, и счастливо рассмеялась:
- Какие вы молодцы, что пришли! Мам, поставь чайник, а я стол накрою. Нико, помоги...
Нико вскочил.
Иракли проводил взглядом.
Мосе мигнул Ревазу.
- Хороший, говорю, ремонт, - повторил Реваз.
- Это Нико посоветовал, - ставя сервис, локтем указала Лола. - Правда, нравится?
- Да, конечно!.. Уютно у вас...
Квартира была слегка перегружена мебелью. На стенах висели картины. Вглядевшись, Иракли с изумлением узнал свои работы. «С ума сойти! - подумал, - вот, оказывается, кто та таинственная дама, покупающая у Реваза всех этих «Бантиков на снегу» оптом...»
- Ремонт хороший, да, но картины не очень, - процедил он, хмуро уставившись в Реваза.
Реваз начал прятать взгляд, отворачиваясь.
Лола заметила неловкость.
- Ну, Ира-акли-и, - смешно надула губы Лола. - Не ссорьтесь! - Она звонко рассмеялась. - Это я просила Реваза не говорить.
- Я мог бы и подарить, Лола... - промямлил Иракли. - Ну, Реваз... – покачал головой.
- Это надо было мне, - слегка смутившись, проговорила Лола. - Тогда это было важно... Ладно, принесу кофе и чай... Не ерзай, Мосе, коньяк тоже принесу.
Она вышла.
«Тогда!» - отметил про себя Иракли. - Вот так свергают богов помощники режиссеров...»
- Интриган! Интриган и прохиндей! - зашипел он Ревазу, чтобы не слышала Венера Сергеевна.
Реваз засмеялся и небрежно махнул рукой.
…За столом Лола болтала без умолку, налегая на шоколад.
- Лола, хватит есть сладкое, - заворчала мать. - Нико, убери от нее коробку.
- Буду есть, чтобы не терять лицо бедер! - залилась Лола. - Правда, Нико?
Нико только счастливо ухмыльнулся.
«Такой счастливой я Лолу никогда не видел... - опять с легкой завистью подумал Иракли. - Все у них в порядке, и все у них понятно... Не то, что у меня... Я преклоняюсь божеству, скользя на непрочном льду виртуальной иллюзии, а они твердо стоят на земле. Я, в отличие от них, отрываюсь от реальности, а это меня делает более уязвимым и нежизнеспособным. Но я как раз и пытаюсь превратить иллюзию в реальность, черт побери, для того и еду!»
- В студенческие годы я собирал коробки от шоколад и рисовал на них. Помнишь, Иракли? -вывел из раздумия Реваз. - Отличный был картон.
- А я коллекционировал пробки от винных бутылок, - сказал Нико. - На них были интересные оттиски...
- Когда скапливается что-то, то начинаешь систематизировать... - ковырнул Мосе.
Вопреки ожиданию, Нико не обиделся.
- Было и такое, - поддакнул весело. - Ребята, можете поздравить: худсовет утвердил пьесу. Буду ставить к началу сезона.
Лола взвизгнула и громко чмокнула его в щеку.
- Как здорово, Нико! Ой, как здорово! - радостно затараторила она. - А что за пьеса? О чем?
- Современная. Про жизнь. Один французский драматург написал.
- Поздравляю, Нико, - сказал Иракли. - Что же ты раньше не сказал?
- Вот, сказал... - засмущался Нико. – Там декорации твои как нельзя пойдут, Ираклий. Твоя манера точно совпадает.
- Желаю, чтобы первый блин не комом вышел. - улыбнулся Реваз.
- Каким комом! Каким комом! - вскинулась Лола. - У гениев, - она показала подбородком на Нико, - и первый блин гениален. А у некоторых, - добавила с ехидцей,- и десятый комом выйдет.
- Вот ведь как ввернула, - засмеялся Реваз. - Некоторые это кто?
- Не ты Резико, не ты, - голос у Лолы сладко потек. - Ты такие красивые картины рисуешь...
Она погладила его по плечу.
- А красоту надо ценить,- заметил Нико. - правда Лолечка? Добавить чая?..
- Ага, спасибо...
- А что такое - красота? - развел руками Мосе. - Ты знаешь?
- Красота? - чуть растерялся Нико. - Кажется знаю. Это то, что не чуждо человеческому взгляду и рождает приятные ассоциации.
- Да? - усмехнулся Мосе. – Вот ты считаешь, и вполне справедливо, что эталоном красоты служит Лола. Я же, считаю, что это Венера Сергеевна...
- Ладно вам, - кокетливо махнула она кистью.
- Это я к примеру говорю, Венера Сергеевна. Кстати, замечательные у вас хачапури. А у Ираклия иное представление о красоте. У Лолы еще какое-то...
- Но можно же вывести что-то среднее?
- Аполлона Бельведерского? Вряд ли...
- А что, - ввернул Реваз. - Опросить каждого на земном шаре и вывести некую абсолютную красоту...
- Это абсурд! - пожал Мосе плечами, - полнейший абсурд! – Я, например, в анкете напишу, что люблю прямой нос и тонкие губы, а ты, что с горбинкой и толстые, и когда соберем пять миллиардов таких, вот, анкет, по ним выведем среднеарифметические параметры и соберем твою абсолютную красоту, то получится такой гомункулус, что месяц будут кошмары сниться, - расхохотался он.
- Слушай, Иракли, - перегнувшись, шепнула Лола. – Надо с тобой поговорить...
- Сейчас? - Иракли вопросительно взглянул.
- Да. Вы тут пофилософствуйте, дорогие, а мы с Ираклием покурим на кухне.
Лола поднялась и потянула Ираклия.
- Нам бы тоже, - вызвался Мосе.
- Вы покурите на площадке, - отрезала Лола. - А нам посекретничать надо...
Свидетельство о публикации №216082901381