Грустная история, рассказ

Грустная история
рассказ



        В том году весна наступила рано даже для  южных широт, где расположился испытательный аэродром министерства обороны. За несколько дней безжизненная голая степь застелилась нежно-зеленым покрывалом, а затем раскрасилась алыми пятнами первоцвета.
Красота, да и только.               
Рядом с низким строением барачного типа для обслуживающего персонала  –   стоянка нашего самолета, на котором проходил испытания опытной образец радиолокационной станции. Рядом  –  похожие домики других организаций, командированные сотрудники которых решали технические задачи по доводке своих опытно-конструкторских разработок.
Одну из таких инженерно-испытательных групп возглавлял ведущий инженер лет тридцати пяти, его  звали Павлом Ломаевым. Выше среднего роста, с густыми каштановыми волосами и темно-карими, почти черными глазами, подернутыми легкой поволокой, он производил впечатление прямо-таки неотразимого красавца.
На самом военном аэродроме женщины встречались крайне редко, но в авиационном городке их было немало:  работницы столовых, персонал гостиниц, да и сотрудницы других обслуживающих структур. Так что Паша каждодневно испытывал на себе весьма заинтересованные взгляды. Единственно, что, на мой взгляд, несколько снижало мужское обаяние красавца,  –  так это некая хрупкость и утонченность всего его образа. Впрочем, с этим категорически не  согласны многие особы женского пола.
Но чего у него не отнять – Павел  очень приятный в общении, доброжелательный и отзывчивый. Его коллеги говорят, что он специалист самого высокого уровня и пользуется заслуженным уважением, как у своих сотрудников, так и у начальства, а не только у прекрасного пола.
Вроде ничем его не обидела природа: и умный, и красивый, и любимый всеми. Однако, вопреки Чехову, никогда и ни у кого не может быть все прекрасно. И на солнце пятна случаются. А уж у сердцеедов и подавно. И мой жизненный опыт говорит о том же. У любого счастливца есть проблемы, хотя порой и глубоко спрятанные. Паша не исключение.
У Паши были серьезные проблемы с потенцией.
Как ни странно, но Павел не делал из этого особой тайны, не очень-то скрывал свой недуг. По совету врача-психотерапевта он делился своим горем, но, естественно, только с близкими. Однако люди есть люди, и практически вся наша инженерная братия со временем оказалась в курсе Пашиных проблем. Мало того, ходили слухи, что именно поэтому Паша, оставив дома жену, которая была значительно моложе его, почти постоянно пребывает в командировках.
Несчастный мучительно переживал свою несостоятельность и отчаянно ревновал молодую жену. Каждый вечер он трезвонил домой и бывал относительно спокойным, лишь когда убеждался, что она никуда не сбежала и ждет его возвращения, как Пенелопа Одиссея.
В то время телефонная связь  была не на высоте. В удаленном от больших населенных пунктов военном городке имелась почта с междугородним телефоном, но связь часто прерывалась, да и желающих воспользоваться ей оказывалось слишком много. Иногда, отчаявшись дозвониться на почте, Паша добирался до командного пункта связи аэродрома. В общем, этот процесс отнимал у Паши много сил – и эмоциональных, и физических. Тут и здоровый мужик захворает!
Но весна бурно вступала в свои права, пробуждая в людях радостные ожидания. И вот произошло чудо: одним ранним солнечным утром Паша ощутил давно забытое, но та-кое явное шевеление у себя в трусах. Затем, с каждым днем стали крепнуть надежда и сам объект, породивший эту надежду. Паша, как весенний бутон, расцветал прямо на глазах.
Не знаю, как получилось, но первая же просьба ведущего инженера Ломаева встретила понимание у дирекции его организации, и ему было дано разрешение на несколько дней покинуть место командировки, как разъяснялось в приказе, «по семейным обстоятельствам». Тут же договорились с пилотами служебного самолета, следующим утром вылетающего в город, где скучала без супруга жена Павла. Все складывалось прекрасно.
Вечером, накануне Пашиного отъезда, друзья и сотрудники решили устроить ему небольшие дружеские проводы. Намерения казались самыми добрыми.
Сначала застолье выглядело скромным мальчишником. Однако потом, как часто случается у нас, русских, небольшая вечеринка стала безудержно перерастать в некое подобие кутежа. Зазвучали прочувственные напутственные речи, иногда даже слишком напутственные, словно Паша получал наказ. При этом он поначалу в основном молчал и лишь счастливо улыбался, но затем из его уст зазвучали ответные тосты, расцвеченные нескромными повышенными обязательствами.
Но настоящей пьянки все же не получилось: дежурная по этажу гостиницы положила конец мужскому беспределу. Да и в самой компании нашлись разумные головы, во время охладившие пыл расшумевшихся друзей. Тем не менее, проводы закончились лишь за полночь.
Утреннее пробуждение, как обычно бывает в подобных случаях, никак нельзя назвать радостным.  Однако следовало подниматься и идти на работу. Паша довольно быстро стряхнул с себя остатки сна и выполнил весь необходимый утренний ритуал. Он уже начал упаковывать чемодан и тут, к своему ужасу, почувствовал мертвящий покой в главном интимном месте. Никакие возбуждающие упражнения не помогали. Это был страшный финал дружеского застолья.
Растаяло в предрассветной дымке утро туманное, давно улетел служебный самолет, а бледный как полотно Паша продолжал неподвижно сидеть на кровати своего гостиничного номера. Поезд ушел…
Ситуация с Пашиным «достоинством» вызвала в нашей инженерной среде чрезвычайно бурную и противоречивую дискуссию. Одни горячо убеждали, что Паше ни в коем случае нельзя было пить водку вообще, другие – столь же категорически считали, что все дело в количестве. Нашлись даже такие умники, которые предположили, что Пашу сглазили некорректными текстами дружеских тостов. Как бы то ни было, но горькое похмелье предстало во всей своей неприглядной красе.

Спустя несколько дней закончился срок моей командировки, и я покинул испытательный аэродром. В дальнейшем командировочная одиссея заносила меня на разные оборонные объекты, где хотя бы теоретически можно было пересечься с Пашей. Но, увы, мы предполагаем, а судьба располагает. Мне больше уже не было суждено увидеться с ним. Доходили, конечно, до меня разные слухи о его житье-бытье,  но неутешительные. Вот уж действительно: не родись Павел Ломаев красивым, глядишь, все было бы по-другому. Во всяком случае, не так грустно…