Лебединое озеро и в Африке Лебединое озеро

«Лебединое озеро» и в Африке «Лебединое озеро»

Летом в Петербурге, как я шучу, «Лебединое озеро» не танцуют только что в «Гостином дворе», поскольку иностранцы подразумевают под «русским балетом» именно его и смотрят, смотрят, смотрят... Причем, нередко, «на ура» проходят практически любые постановки. Моя знакомая, которая водила как гид иностранные группы, как-то рассказывала мне, что на одном из спектаклей (кажется в консерватории) ей даже пришлось выбежать из-за зала, чтобы просмеяться, потому что «Танец маленьких лебедей» танцевали три танцовщицы (вместо традиционных четырех) сильно разного роста и им из-за этого было трудно выполнять движения синхронно. Выглядело это комично. Но зрители все равно оказываются довольны. И я их понимаю. Этот самый знаменитый в мире балет Чайковского – истинный музыкальный, хореографический и сценический шедевр, олицетворяет суть классического балета и благодаря своему величию делает незаметными многие вольные и невольные погрешности и странности исполнения.
Когда-то в детстве я могла смотреть этот балет столько раз подряд, сколько его показывали (фильм-балет с Майей Плисецкой 1957 года я смотрела в актовом зале Гродненского мединститута, где работала моя мама, не менее десятка раз). И позже, если выпадала возможность сходить в театр на этот балет, я никогда этим не пренебрегала ни в какой точке страны или мира. Он не стал для меня менее привлекательным из-за того, что «Лебединое озеро» нон-стоп запускали на телевидении как «политическую затычку» в эфирном времени в августе 1991 года, когда журналисты и политики не знали, что говорить во время путча своим «ошарашенным согражданам».
Вообще, удивительно, насколько «Лебединое озеро» «непотопляемый» балет, кто и что ни пытался бы с ним делать. Недавно я видела в Интернете его китайскую балетно-акробатическую версию, где Одетта танцует на пуантах не только на полу, но и балансирует на голове принца, и поразилась, что почему-то это скорее вызывает любопытство, чем недоумение от такой трактовки. Этим летом во время спектакля балета «Дон Кихот» в Мариинском театре я разговорилась с китайским молодым инженером, соседом по ложе, которому, как и мне не повезло с местом, и нам, чтобы что-то видеть, приходилось все время стоять. Ему спектакль явно нравился, но не так, как мне, поскольку от первого действия «Дон Кихота» я испытываю прямо-таки физиологическое удовольствие. В антракте он мне сказал, что учился в США, что русский балет – это здОрово, но он так не похож на то, к чему он привык в Китае. При этом он подчеркнул, что в его стране влияние русской культуры огромно. Да, разницу культурного кода никуда не деть, возможно, китайский вариант «Лебединого озера» ему показался бы более понятным – все-таки это балетно-цирковое шоу. Впрочем, влияние нашей культуры в Китае и, вправду, было велико.
Мне вспоминается китайская симфоническая музыка, которую мне довелось слушать в конце 1960-х годов в расположенном на Амуре Благовещенске, фактически в 500 метрах от китайского города Хэйхэ. Это был в период культурной революции в Китае и настолько враждебных отношений СССР с этой страной, что любой громкий звук в городе все его жители воспринимали, как провокацию на границе. Музыка лилась из коротковолнового приемника и напоминала усредненную благозвучную европейскую симфоническую классику XIX века в стиле Чайковского, в которой время от времени проскальзывают характерные китайские четвертьтоновые пассажи. Музыкальные фрагменты переслаивались всякими агитками. «Русские женщины от 16 до 40 лет, не бойтесь! Мы не будем Вас убивать. Вы будете рожать нам таких красивых детей, как китайцы, и таких смелых, как русские!». Это можно было бы считать хорошим анекдотом, если бы не военные столкновения в 1968 году на амурском острове Даманский, угрозы устроить нам веселое празднование 50-летия Октября, не доведенные до сотрудников планы эвакуации всех городских учреждений пешком в город Свободный в 100 километрах от Благовещенска, не бесконечные нарушения границы, отмененные прогулочные и туристические рейсы по Амуру, ожидание самого худшего… Помню, как в день событий на Даманском, в школе на линейке, с которой начинались занятия, была гробовая тишина, даже самые отъявленные хулиганы притихли. А мы с подругой уже весной время от времени ходили на берег Амура, бродили по выброшенным на песок тающим льдинам и смотрели на противоположный берег. Видели обращенные к нам огромные иероглифы и портреты Мао Цзэдуна, тихий одноэтажный городок с возвышающимися трубами никому не нужных маленьких доменных домашних печурок, с помощью которых китайцы хотели совершить «великий скачок», тихо снующих там и сям одетых в одинаковые синие костюмы-пижамы людей, и успокаивались. Танков нет, все тихо, можно жить до завтра… Удивительно, что в Благовещенске жители избегали обсуждать между собой китайскую угрозу. И не потому что это кто-то запрещал или это было опасно. Это было по принципу «В доме повещенного о веревке» нельзя говорить. И если кто-то, испугавшись, образно говоря, начинал скулить, на него цыкали: «Молчи!» И это было лучше какой-то ошалелой паники по тому же поводу в белорусском Гродно, на расстоянии 10 тысяч километров от Китая, когда в магазинах сметали соль, сахар, крупу, мыло и спички… Слава Богу, все в итоге, обошлось. И сегодня два города, разделенных рекой и государственной границей дружат, торгуют, обмениваются культурными делегациями. А китайцы пытаются понять и освоить в рамках своей культуры даже «Лебединое озеро», ведь оно так популярно в мире.
Именно тогда я задумалась об этой неуязвимости лучшего балета Чайковского. Что с ним ни делай, с него «как с гуся вода». Пару лет назад в Дюссельдорфе я попала на спектакль пародийной американской мужской балетной труппы «Les Ballets Trocadero de Montecarlo». В предваряющей спектакль информации было объявлено, что все балерины Большого театра, которые должны были танцевать в спектакле, заболели, и их заменили переодетые балеринами танцовщики-мужчины… В программе была сплошь русская балетная классика, в частности, второе, «лебединое», действие из «Лебединого озера». Сразу скажу, что это было не шоу трансвеститов. Танцовщики, одетые в соответствующие классические пачки, честно и вполне виртуозно исполняли на пуантах сложную хореографию Льва Иванова, точно повторяли основной рисунок танцев лебедей, но все время вставляли в танец хореографические и пантомимические шуточки: гримаски, прыжки, спотыкания, падения… Им как-то удавалось, словно пройти по лезвию ножа, – не скатиться на дешевые пошлости, не превратить все в балаган, и сделать представление невероятно смешным. И, что самое поразительное, высмеивался не балет, а незадачливые исполнители, поэтому и не возникало никакого отторжение увиденного. У создателей представления не было задачи уничтожить произведение, надо было создать смешное действо, что и было сделано. Я хохотала до слез и при этом получила эстетическое удовольствие! Более того, я даже обратила внимание, что мужской атлетизм в исполнении некоторых технически сложных типично женских балетных фрагментов и па позволял не только создавать иллюзию реального балетного спектакля, но и давал запас свободы для всяких смешных выходок. И хотя в этом представлении высмеивали пафосность балетной походки и жестикуляции, это никак не повлияло на мою любовь к балету и даже не породило желания вести внутренний спор с авторами этого балетного шоу. И за великих, так сказать, не было обидно, наоборот, я поразилась, что пародий были удостоены только русские классические образцы балета, а не что-то современное. Видимо, пародировать модерновую хореографию было бесполезно, потому что из-за отсутствия канона там трудно отличить серьезные движения от пародийных – все смешалось в доме Форсайтов, Ноймайеров, Пети и других балетных новаторов.
А уж баварская версия «Лебединого озера», рассказывающая о последнем периоде жизни объявленного сумасшедшим и как-то вовремя таинственно утонувшего любимого короля-строителя баварцев Людвига II, и вовсе показалась мне милой и интересной вольностью. Тем более «лебединые» сцены в силу их гениальности были сохранены там практически в полном объеме. И то, что первый и третий акты рассказывают о событиях баварской придворной жизни, а девушки-лебеди – ожившие персонажи любимого королем театра теней, нисколько не мешает восприятию прекрасной балетной истории, тем более, что и для Чайковского Бавария была исходным толчком для создания балета, а реальное Лебединое озеро находится недалеко от знаменитого замка Нойшванштайн, любимого детища Людвига II… Да и никакого несовместимого с музыкой эпатажа в этом варианте балета нет, и дух произведения каким-то таинственным образом сохраняется.
Не очень давно я вместе со своей немецкой приятельницей случайно попала в небольшой курортный городок Берг на берегу озера Штанбергзее в 30 километрах от Мюнхена, как потом выяснилось, на место гибели Людвига II. Мы без особой цели поехали на ее машине посмотреть окрестности Мюнхена, остановились в понравившемся нам уютном городке и пошли вдоль берега по аккуратным игрушечным улочкам. Вскоре выбрели к маленькому естественному спуску к воде и наткнулись на охапку роз на песке, потом увидели большой деревянный крест, стоявший в воде. И только прочитав табличку на кресте и на расположенном неподалеку доме погибшего вместе с королем врача, мы поняли, что оказались на месте гибели Людвига II, которого теперь баварцы считают своим лучшим королем и которому мир обязан открытием такого композитора, как Вагнер. Мы долго бродили вокруг расположенной рядом небольшой церкви, построенной в парке у дворца Берг в память о разыгравшейся здесь трагедии, и думали об иронии судьбы. Все, за что короля-строители не любили современники, обожают потомки: замки, оперный театр, музыку Вагнера, грандиозный Нойшванштайн с его Лебединым озером… И живые цветы всегда стоят в часовне возле портрета короля, и лежат на песке у креста. Как все везде одинаково!
Давно мечтала посмотреть «Лебединое озеро» в постановке Мэтью Боурна, где лебедей танцуют мужчины в покрытых перьями трико и с обнаженными торсами. Один раз в Лондоне почти удалось – не хватило нескольких дней моего пребывания, чтобы попасть на спектакль. Второй раз почти купила диск с этим балетом, но что-то напутали с доставкой и оплатой. Нашла в Интеренете. И была поражена беспомощностью так называемой хореографии и исполнением на ровне самодеятельности. Упитанные мОлодцы в лохматых штанах как-то бесцельно прыгают под прекрасную музыку Чайковского, а до этого более стройные джентльмены во фраках призывно обнимают друг друга, кружатся в танце, страстно глядят друг на друга. И если вспомнить, что в начале ХХ века великий писатель Оскар Уайльд угодил в Редингскую тюрьму на два года за связь с отпрыском британского аристократа, а потом стал изгоем, жил в Париже и похоронен на кладбище Пер-Лашез, где теперь на его могиле стоит несуразный, но весь зацелованный поклонницами его таланта, памятник, то рискованность поведения героев балета, как-то настораживает. И хореографическое воплощение вызывает большие сомнения, также как и художественные достоинства хореографии... Так и слышу, как члены жюри телевизионного конкурса «Большой балет» говорят о непонимании исполнителями сути балета, что они танцуют не выразительно, что зрителя не трогает увиденное... Несмотря на множество присвоенных этому балетному шоу наград, к классическому балету это имеет лишь касательное отношение – за счет музыки и названия. А остальное – довольно унылое бестолковое шоу, которое и смотреть-то стоит  лишь потому, что хочется сравнить с оригиналом – великим творением Петипа и Иванова хоть в интерпретации Константина Сергеева (Мариинский театр), хоть Юрия Григоровича (Большой театр).
А то, что «Лебединое озеро» – шедевр, я убедилась еще раз в этом году, когда пошла смотреть знакомую мне с детства версию «Лебединого озера» Горского (она дана в фильме балете «Лебединое озеро» 1957 года с Майей Плисецкой), которую восстановил Михайловский театр. До редакции Юрия Григоровича она была весьма популярна в Советском Союзе. В ней танец маленьких лебедей исполняют не четыре, а шесть танцовщиц, рисунок их танца иной, они не все время держатся за руки, а какое-то время танцуют по отдельности. Там по-иному строятся «лебединые» сцены, нет четкого рисунка расположения кордебалета, другие танцы, в частности, харАктерные в сцене бала, выглядят какими-то неотшлифованными. Я специально несколько раз для сравнения ходила в Мариинку на традиционную версию этого балета, и должна признаться, что лишний раз убедилась, что «Лебединое озеро» в хореографии Петипа и Иванова в редакции Константина Сергеева – истинный шедевр! Видимо, в процессе исторического совершенствования хореографии балетов, есть некие оптимальные, почти идеальные, редакции, когда все элементы спектакля оказываются настолько гармоничными, что любое дальнейшее изменение нарушает эту гармонию. И шедевр шедевров в этом балете – такой бриллиант чистой воды – это танец маленьких лебедей, где взявшись за руки, трогательно танцуют четыре танцовщицы одинакового небольшого роста. И геометрически выверенный рисунок движения кордебалета во втором и последнем действиях, и харАктерные танцы третьего действия – все это дает ощущение совершенства… Немалую роль для зрителя играет и трактовка финала. Помню, как радовалась моя почтенная английская гостья счастливому завершению истории Одетты и принца Зигфрида, почти в ладоши хлопала и как ребенок приговаривала: «Все хорошо закончилось…».
Не знаю, известно ли кому-то, сколько раз балет «Лебединое озеро» был показан зрителям, но я думаю, эта цифра достойна книги рекордов Гиннеса. Хотя вряд ли среди всякой белиберды, которую туда заносят, найдется место для такой показательной статистики. Но полагаю, что этот балет, являющийся настоящим рекордсменом, можно назвать супербалетом. Раньше я считала, что только я не могла оторваться от него в детстве и в более взрослом возрасте. А на днях сайт Культура.ру опубликовал опрос по поводу этого балета. Его вопросы и варианты ответов очень обрадовали меня. Там интересовались, сколько раз подряд вы можете смотреть «Лебединое озеро»? И среди версий ответов предлагали: два-три раза, пять-шесть, десять и больше раз. И только один предполагал отрицательный ответ. Это в который  раз убедило меня, что «Лебединое озеро» – это Балет Балетович, который зритель будет еще долго любить, несмотря на агитацию «продвинутых» критиков, новаторствующих хореографов и жалующихся на «ошалелость» от него музыкантов и танцовщиков.