Глава 31. Не убегай от меня
Он сидит на самом краешке постели, слушая мирное сопение Круэллы и кусает губы. Он занят этим не час и не два. Почти все то время, что она спала, свернувшись калачиком возле него и окрутив собою его тело, он смотрел на нее, завывая от боли.
Он думал, что его чувство сродни наркотической зависимости. Еще немного – и пройдет. Отпустит. Он излечится. Он думал, что питает эти чувства потому, что когда-то давно познал Круэллу не до конца. Он устал быть грубым с нею, потому что она этого не заслуживает. Он был груб с ней столько долгих лет, что утомился от этого.
Все это время, когда он вел борьбу со своим чувством к Круэлле, заведомо проигрышную, все эти долгие дни и ночи он отчаянно старался убедить себя – все закончится. Еще немного, еще чуть-чуть он походит к ней, и эта страсть угаснет так же, как и началась.
А вчера он вдруг понял. И теперь, смотря на нее, безмятежно спящую около него, ищущую его время от времени рукой, он понимает самое главное – он не одержим, нет. Он влюблен. Он любит ее до одури, эту странную чокнутую женщину с цветными волосами и прокуренным голосом. Он понятия не имеет, как вообще столько лет жил без нее раньше. Это кошмар. Это невозможно, невыносимо. Но он ее действительно любит.
Потому что эти пятнистые волосы на самом деле мягче любого бархата и пахнут ядовитым цветком. Потому что губы ее, кровавые и решительно сжатые в презрительную черту, на самом деле слаще любого меда, и могут дарить столько удовольствия, сколько ни одни губы на свете. Потому что грозная, мерзкая Круэлла Де Виль умеет забавно сопеть, как барсучок, во сне, сжавшись в крохотный комочек. То, что не мог узнать никто другой, теперь знает он. И любит ее еще больше – с ее Тьмой, и ее беззащитностью. Любую.
Осознание этого свалилось на голову тяжелым обухом, камнем с неба. Даже для такого человека, как он, опасно любить эту безумную женщину. Она засосет тебя в свою Тьму, как в воронку, и когда ты, жалкий и ничтожный, будешь выкручен, как на центрифуге, вышвырнет из колеса жизни, будто тебя и не было.
Круэлла Де Виль – медленно действующий яд, вирус СПИДа, поражающий каждую клетку, черный ангел, уносящий души, и страшное темное проклятье, от которого нет ни спасения, ни избавления, ни шансов выжить.
Она – бесконечная бездна, черная дыра, втягивающая в себя без остатка. Анти-икона и анти-богиня. Отравленный сад Эдема, самое страшное место в Аду, лава раскаленного вулкана.
Круэлла Де Виль такая. И он ее любит.
- Румпель, - запыхавшаяся, отчаянно-радостная, она падает в его распахнутые объятья, сладко целуя в губы раз, второй, третий, и небрежно теребя завитки волос, - Румпель, дорогой, я приготовила зелье, немного другое, чем ты говорил, но ничего.
Распахнув ладонь, показывает ему прозрачную пробирку, в которой плавает слегка мутная, зеленоватая жидкость и тараторит, как трещотка, без умолку:
- Я размельчила кориандр. Так выделяется невыносимый запах. Ты же знаешь, что запахом можно угробить любого, только нужно знать, в каких дозах давать. Запахи – это страшный наркотик. И еще, мне кажется, не лишним здесь было бы добавить кору дуба, тоже мелко покрошив. Я попробовала – и это просто убийственное сочетание, честно.
Снова поцелуй, радостный, все еще возбужденный, она уже корчится от удовольствия, представляя, как он будет ласкать ее сегодня, своеобразно благодаря за пройденный урок. Ничего, он простит ей самоуправство, когда убедится, что ее зелье эффективнее того, что предложил он. Возможно, сегодня они зайдут еще дальше, потому что страсть между ними накаляется с каждым мгновением, и ее нельзя сдерживать больше. О, как страстно Круэлла желает этого!
И пусть у нее отняли способность убивать, и у нее никак не получаются чертовы файерболы, пусть она не так универсальна, как ему, возможно, хотелось бы, но нюх у нее, как у ищейки, и она все же стала отличным зельеваром. Круэлла заглядывает ему в глаза, крутит подаренное кольцо на пальце, ласково прося благодарности и с трепетом ожидая, как же похвалит ее учитель в этот раз. Как девчонка в ожидании похвалы от взрослого, в ожидании конфеты. Ну и ладно, зато она счастлива, поистине счастлива сейчас. Она прошла такой долгий путь. И теперь она так много умеет.
Холодные губы касаются раздувшейся вены на его виске, а руки все еще небрежно играют с завитками волос. Она счастлива, неутолимо, неистово счастлива, и, прижавшись к любимому, вдыхает запах леса и его кожи, сверкающей на солнце алмазами.
Румпель выпускает ее ладонь из своей руки, медленно отходя от нее. Хочет поиграть? Что-то задумал? Куда они пойдут теперь? Какие полянки еще не слышали ее стона и звуков их поцелуев?
Де Виль с щенячьей преданностью заглядывает ему в глаза, ах, да ведь с ним она готова идти даже на край света, она влюблена в него, как дикая кошка.
Пусть ведет – она согласна. Она будет рядом, на полшага позади. За ним.
- Дорогуша, это все очень замечательно. У тебя получается варить зелья, но, не думаю, что это пригодится тебе еще когда-нибудь. Извини.
Круэлла хмурится. Что, черт возьми, это значит? Его настолько огорчило ее маленькое самоуправство? Но ведь она всего лишь усовершенствовала рецептуру. Да он даже не испробовал зелье.
Румпель останавливается около большого дуба, где они так часто целовались, в промежутках между познанием тайн магии. Медленная улыбка ползет по лицу Де Виль – что, хочет поиграть прежде чем увидит ее творение? Ладно, пусть так. Так даже лучше. Она подходит к нему, обвивая руками худые, ссутулившиеся плечи, заискивающе глядя ему в глаза. Так сильно любит она этого мужчину, что сердце замирает и поет серенады в груди. Губы ее тянутся к его губам, но наталкиваются на сжатую нить и абсолютный холод. Да что же он сегодня не в настроении? Заяц его разозлил какой-нибудь, что ли?
- Румп, я сделала что-то не так, дорогой? – она не любит намеков и игр. Пусть уж лучше прямо ей скажет, как есть, да они разберутся прямо сейчас, чтобы она знала, что делать ей дальше.
- Да нет, дорогуша, видишь ли, - он облизывает губы, щурясь на солнце, - мы ведь не говорили о том, что придем с тобой к финалу. Я могу и изменить свое решение, найти новую ученицу. Ту, что лучше подходит для моих дел.
- И? – с замиранием сердца произносит Круэлла, ясно осознавая: творится что-то не хорошее.
- Я нашел такую, дорогуша. Увы, но это не ты. Решил тебе сказать, что хоть у тебя и получается стряпать зелья, но ты не универсальна. Ты слишком слаба для заданий, которые я поставлю перед тобой. Ты не способна с ними справиться. Так что, извини. И прощай. Иди своей дорогой, дорогуша. На этом все. Наши пути расходятся.
Он отвернулся. Не смотрит ей в глаза, глотая слюну так, что кадык едва не лопается от напряжения.
Круэлла, как кипятком ошпаренная, отскакивает от него. Голову в один момент словно в тиски вдавили и приходится тереть виски до одеревенения пальцев, и удерживать весь воздух в легких, чтобы не заорать. Она ищет его глаз, его взгляда снова и снова, но не находит его. Темный смотрит куда угодно, только не на нее, нет, он не видит ее, не хочет видеть.
Тогда, вцепившись в его плечи, как дикая кошка, она поворачивает его голову, схватив лицо руками как только их взгляды соприкоснулись:
- Ты все врешь, все врешь, дорогой! – ядом бросает она слова в его сжатые губы. – Посмотри мне в глаза и скажи еще раз, скажи, что я нужна тебе, давай!
Она втягивает носом воздух, как раненный зверь, не зная, что делать и куда бежать – к нему, колотя кулаками в его грудь, где бьется абсолютно бесчувственное сердце, или от него, потому что он так ужасен, отшвырнул ее как собачонку из-под ног, а Круэлла Де Виль не прощает предательств, нет.
- Нет, дорогуша, не обольщайся – тонкие губы Темного растягиваются в злобной ухмылке, - ты мне не нужна. Уходи, пока не отправил тебя кубарем с этого склона. Давай, не испытывай мое терпение.
И снова не смотрит в ее сторону, не ищет ее глаз.
Опять далеко, стоит, ссутулившись, как горбатый карлик.
Слова выхаркиваются из горла вместе с хриплым, обиженным дыханием:
- Ты жалок, Румпель. Ты бежишь от меня, потому что боишься. Что-то вышло из-под твоего контроля, ты не планировал этого, правда, дорогой? Ты такого не потерпишь. Ты трус, Румпельштильцхен. Мерзкий, жалкий, чертов трус, вот ты кто, а вовсе не всесильный Темный! Посмотри на себя, ты же весь дрожишь!
Злые слезы катятся из глаз, и Круэлла яростно растирает их по щекам, расцарапав ногтями кожу. Она срывает кольцо, его подарок, с пальца, швыряя его к ногам горе-любовника, и колотит кулаками в дуб, так что он едва успевает уклониться. Ярость, клекочущая в груди, диким шипением вырывается из горла, хриплым воем из ноздрей. Она сжимает зубы так, что один из них, кажется, треснул:
- Забирай свое чертово кольцо, только уничтожь его. Сотри с лица земли. Мне не нужны твои проклятые подарки. Но если однажды это кольцо будет носить какая-то мерзкая шавка после меня, клянусь великим Мерлином и всеми небесами всемогущими, Румпель, я тебя прокляну!
Галантно склонившись, он поднимает кольцо в траве, пряча его в складках одежды. Он уже почти обрел снова свое вечное спокойствие духа, и даже может издевательски ухмыляться:
- О нет, дорогая, не буду. Я дарил это кольцо только тебе. Но раз ты так желаешь, Круэлла, его больше не будет. Я его отправлю подальше отсюда. И ты сможешь вернуться ко мне, только если кольцо снова окажется на твоем милом пальчике. То есть, никогда, дорогуша. Что ж, прощай, ведьма. Проклинай меня чаще в своих мыслях.
Круэлла плюет в его сторону, потому что больше она ничего не может сделать и бросается прочь, подальше от этого ужасного человека, бегом из этого отвратительного леса, под хриплый хохот Румпельштильцхена.
… И просыпается, кинувшись на постели.
Ох. Несколько глубоких вздохов помогли, наконец, восстановить нормальный ритм бешено бьющегося спросонья сердца. Это всего лишь сон. Столько лет прошло, а их последний урок все еще преследует ее, приходит иногда в ночные кошмары, новой болью терзая виски. Надо будет постараться забыть, наконец.
Хватит думать об этом. Хватит.
Голд стоит у окна, форточка открыта и именно туда ползет дым от его сигареты. Очень легко Круэлла спрыгивает с постели и, подойдя к нему сзади, коротко поцеловав спину, устланную родинками, обнимает за плечи:
- Курить одному вредно, дорогой. Могу составить тебе компанию.
И, шуточно лизнув его ухо кончиком языка, шепчет:
- Доброе утро, дорогой.
Ей хочется его поцеловать, чтобы напомнить себе – вчерашний вечер и ночь действительно были, они не приснились ей, это не мечта, не плод больной фантазии. Это – их общая реальность, счастливая, одна на двоих. Повернув к себе его лицо, она приближает губы к губам, даря короткий чмок.
- Эй, ну ты чего, а? Все Темные такие странные по ночам? Это вызвано бессонницей, что ли, а, дорогой?
Он смотрит на нее каким-то чужим, потерянным взглядом, как будто и не было сегодняшней ночи. Будто это не его язык ласкал ее зубы, и не его сперма текла по ее ногам.
- Румпель! – она ласково тормошит его за плечи. – Эй, дорогой, перестань. Не убегай от меня! Ты что?
На красивых губах ее еще блуждает улыбка, но счастье испаряется из ее сердца так же, как и пришло вчера – разом и внезапно. Снова начинает болеть голова и снова, как тогда, давно, в день первого их расставания, она отчаянно трет виски, до хруста в пальцах.
- О нет, черт побери, только не снова, только не теперь! Нет!
До Круэллы не сразу доходит, что она все это произносит вслух.
- Прости. Прости меня. Просто я… Белль… Она моя жена. Я не могу, Круэлла, прости, мне… мне нужно подумать.
- Опять? – в отчаянии взвывает она, до крови закусив губы. И со всех сил бьет его по лицу. Пощечина оставляет грубый красный след на его щеке. Второй удар – и из носа течет тонкая струйка крови.
- Ну что ж, Круэлла, да, я заслужил. Признаю – кивает Румпель.
- О, как мило, мистер Я-Знаю-Все-Лучше-Других осознал свою ошибку! – Круэлла театрально заламывает руки. – Но знаешь, в чем проблема, дорогой? В том, что в этот раз мне плевать! Ты чертов, сранный трус, и я была дурой, когда подумала, что что-нибудь может поменяться. Проходит год, два, десять, пятьдесят лет, а ты все так же бежишь от меня, потому что боишься! С Белль тебе проще, она не вызывает у тебя чувства беспомощности, которое ты до смерти ненавидишь, потому что эта маленькая дурочка и сама беспомощна, как котенок. Но я не шлюха с панели, ясно тебе, я не запасной ключ, чтобы вставить меня в замок, когда основной потеряется. Я – Круэлла Де Виль, дорогой, если ты все еще не понимаешь, и я не позволю так себя унижать! Поэтому – вон отсюда! Пошел вон, не то я вышвырну тебя силой!
- Круэлла…
- Вон! – костлявый палец указывает на дверь. Пусть мерзкий крокодил знает свое чертово место, пусть знает!
Он уходит, не закрыв дверь за собою, Де Виль же мечется в комнате, как загнанный зверь, уничтожая простыни, и разрывая в клочья подушки, затягиваясь сигаретным дымом, как кислородом. В ярости она сильна как кошка, боль бьет по глазам, вырывается хриплым хохотом из глотки, кровью вытекает из израненных губ.
Она смогла остановиться только когда в спальне не осталось ни одного целого стула, когда гора косметики, стоящей на тумбочке около кровати не была растоптана под ее же ногами, а сама тумбочка не свалена в эту гору, сверху, и не разбито зеркало на сотни маленьких осколков.
Пошатываясь, как чумная, хватаясь пальцами за гудящие виски, Круэлла выходит из комнаты, мало что понимая и мало что способная разглядеть от боли.
Свон лежит на диване в прихожей, в одежде, сжавшись в комок, и дрожит. На столе перед нею – нетронутый виски, который притащил вчера этот мерзкий ублюдок Румпель. В доме нет ни капли джину, Круэлла это отлично знает. Ну и ладно, пустит в расход виски, зря, что ли, Румпель старался?
Она разливает алкоголь по бокалам, один из которых молча протягивает Свон. Бледная женщина с воспаленными от слез, красными глазами, она похожа сейчас скорее на жалкого, умирающего щеночка, чем на грозную Темную, и, тем более, на Спасительницу. Свон жадно припадает к стакану, с благодарностью посмотрев на свою жертву, а теперь, похоже, союзницу по Темноте.
Круэлле не нужно расспрашивать, что случилось, за что Свон благодарит ее сейчас. Просто Киллиан Джонс сбежал. Еще один мужчина убежал от той, которую любит, как трусливый пес с поджатым хвостом.
Ничего нового. Мантра «Не убегай от меня» не действует никогда и ни с кем.
Свидетельство о публикации №216083000179