Свято место. Глава 6

Дом Василия Григорьевича действительно был виден издали. Заборы и ворота, недавно покрашенные, свежо зеленели. Ставни и наличники ярко сияли голубым и белым. Под окнами ухоженные кусты: рябина, сирень, еще что-то. На общем фоне запустения дом казался оазисом счастья и достатка.

Раздался лай. Не столь грозный, как голос славного пса Греки, но тоже сердитый и звонкий.
– Хороший сторож, – похвалил собаку Мыльников.
Собачка старалась до хрипоты.

Наконец открылись ворота. Вышел невысокий старик с суховатым гладко выбритым лицом, в выцветшей штормовке и клетчатой кепке.
– Здравствуйте, Василий Григорьевич, – Мыльников первым протянул руку.
– Здравствуйте, – почти хором приветствовали остальные.
– Ну, здравствуйте, Николай Степанович. Здравствуйте, – отдельно поздоровался он с молодежью, – Я ведь уж, и ждать перестал, – Василий Григорьевич довольно улыбался.
– Ну, пошли в дом, чаю попьете с дороги-то, – пригласил, шире открыв створку ворот, хозяин, – да перестань, ты, Валетко.

Голосистый Валетко, оказавшийся лохматым лопоухим дворнягой, скрылся от неожиданно большой толпы гостей за свою будку.
Разулись на широком крыльце, приклонившись, прошли вслед за хозяином.
– Травами пахнет, – Аня вдыхала густой травяной дух, что наполнял сени.
– Это хозяйка моя все лето собирала, на чердаке развешено по пученькам. От всех болезней там есть, – не без гордости объяснил Василий Григорьевич.

В доме, первое впечатление не испортилось. Пол покрывали светлые половики, на столе белая скатерть, белые же стены и потолок, все будто увеличивало помещение, давало простор и легкость.
– Клавдия Михайловна, встречай гостей, – громко возвестил, вошедший первым Василий Григорьевич.
– Это кто же тут у нас? – строго спросила, появившаяся из открытых двустворчатых дверей на его зов, высокая статная женщина.
– Вот, кандидат наук, ученый, археолог Николай Степанович Мыльников. А ребята кто? – Василий Григорьевич вопросительно глянул на Мыльникова.
– Это тоже ученые, – представлял Мыльников, – аспирант, ассистент кафедры отечественной истории нашего университета Александр Ильич Перминов, – Сашка с достоинством кивнул.
– Младший научный сотрудник краеведческого музея, тоже аспирант, тоже ученый, и тоже археолог Соболев Семен Александрович, – кивнул в свою очередь и Семен.
– А это Аня, студентка скоро уже четвертого курса исторического факультета нашего вуза, – закончил представлять слегка оробевший Мыльников, пытаясь одновременно расположить на полу свой немилосердно булькающий рюкзак.
– А я – Василий Григорьевич Сабанов – агроном в отставке. Сейчас пенсионер. Моя супруга Клавдия Михайловна – учительница, тоже уже в отставке, – представил Василий Григорьевич.
– Так, ну усаживайтесь поудобнее, не стесняйтесь, – он указал в сторону стола.
Гости нерешительно сели, прикасаться к белоснежной скатерти было боязно.
– Садитесь ближе, – настоятельно предложила Клавдия Михайловна.

Тут же появились огромные бокалы с чаем, какие-то розетки с вареньями, сдоба, как будто хозяйка давно все приготовила специально для них. Разговор, как водится, пошел сначала о погоде, а дальше о том, как и на чем приехали, какие новости в городе… Участниками разговора оставались только Мыльников и Сабанов. Клавдия Ми-хайловна тихо удалилась в другую, еще более светлую комнату и была там чем-то за-нята. Перминов все чаще позевывал. Семен и Аня тихонько переглядывались, слегка, постепенно наглея, касаясь друг друга под столом…

– Как хорошо-то, что вы, Николай Степанович, приехали. Сам в город собирался, хотел в Ваш университет идти, Вас разыскивать, – наконец медленно заговорил о деле Сабанов.
– Ну, это вряд ли получилось бы. Я как раз в отпуск собрался, летом-то некогда, все же раскопки, практики, экспедиции… Вот и сейчас приехали раскоп консервировать, да и к вам зашли, – тоже медленно ответил Мыльников.
– Помните, Николай Степанович, про святилище как-то говорили, еще в июне? Вы предполагали, что тут где-то оно должно быть. Дак вот, есть, я тогда не сказал, а потом думать стал, да и решился, – Сабанов поднялся и подошел к массивному комоду в углу комнаты уставленному рамками с фотографиями, хрустальными вазами с какими-то мелочами, корзинками с лоскутами и клубками разноцветной пряжи. Взяв в верхнем ящике газетную вырезку, вернулся.
– Вот, прочитайте. Можно вслух.

Мыльников прищурился, разглядывая. Начал читать, – Рубрика «Фельетон», «Помешательство».
– Читайте–читайте, Николай Степанович, – подбодрил его Сабанов.
– Так, продолжаю… – Мыльников прищурился, разглядывая пожелтевшую бумагу, – А что я маюсь-то? Аня, давай ты.

Аня нерешительно взяла листок из его рук и начала читать.
«Как много еще по нашим советским деревням разного мракобесия, где-то еще теплиця дряхлеющий приход церкви, заманивающий в свои липкие тенета малограмотных и слабых. Где-то, и до сих пор, тайно отравляет жизнь старообрядческий скит. Носятся пожилые колхозницы с лестовками и милостинками, отвлекая односельчан от созидательного труда, мешаясь под ногами могучего колхозного крестьянства создающего основу благосостояния нашего Социалистического Отечества.
И это в стране, которая победила фашизм, первой, проложила дорогу в космос, которая уже многие десятилетия освещает путь всем угнетенным, всему прогрессивному человечеству, являясь примером для всех трудящихся.
 
Жаль заблудших оказавшихся втянутыми в эту тухлую липучую жижу. И особенно страшно видеть среди этого балласта специалистов получивших Наше Советское Высшее Образование: врачей, учителей, специалистов сельского хозяйства. Тех, кто послан Советским народом на передний край строительства коммунизма, тех, на кого возложен высокий долг служения коммунистическим идеалам. Тех, кто несет высокое звание Советской интеллигенции. Возмутительно, что и сегодня, на четвертом году, победоносной семилетки находятся те, кто, вместо того чтобы заниматься порученным XXI съездом КПСС делом – повышением урожайности зерновых, тратит драгоценные летние дни на поиск так называемых «святых мест» по лесам и полям.

К примеру, агроном одного из хозяйств нашего района, назовем его Плугов, утверждает, что нашел такое «святое место», и даже хотел организовать экскурсию пионеров, в этот глухой медвежий угол. По словам бездельника, человек там может исцелиться от многих недугов, обрести радость и цель жизни.
Стыдно должно быть, товарищ Плугов, утверждать, что какое-то место в лесу может вот так запросто исцелить. Нелепо, даже думать об этом, когда мы видим настоящий расцвет Советской медицинской науки. Когда не «святыми местами», а нашими советскими врачами, чей авторитет признан во всем мире, побеждены «неизлечимые» болезни, когда целые научно-исследовательские институты неустанно борются за здоровье советского человека, когда любой нуждающийся может получить путевку в дома отдыха, прекрасные курорты и здравницы. Только недалекий человек может меч-тать о возврате средневековых методов.

Видимо Плугов забыл, и об истинных радостях – радости свободного созидательного труда на благо своей Социалистической родины, всего Советского народа. Видимо запамятовал и о цели, поставленной перед нами Коммунистической партией, цель эта – Коммунизм.
Одумайся, Плугов, займись делом».
– Подпись «Шмаков», – закончила Аня.

Сабанов внимательно слушал, краснея и смущенно улыбаясь.
– Вот, Николай Степанович, как ославили меня, натерпелся я от этого фельетона, – с пылом, скороговоркой, проговорил он.
– Показал я этому Шмакову, потом он Бутаковским стал, Святое место, молодой был, людейто худенько видел, а он учителем работал, историю вел. Спросил меня: «Куда ребятишек в поход сводить?» Я их и повел. Да возьми и расскажи, все что знаю. Что самому «по-секрету» рассказали. Он на меня как взъелся: «Как можно, такие сказки детям рассказывать!» Он идейный был. А ребятишки, ничего, слушали.
– А какие сказки-то? Про Святое место? – переспросил Перминов.
– Про чудеса, какие бывают в природе, – уклончиво ответил Сабанов.
– Я ведь, летом-то, что приходил, хотел сводить Вас, показать. Да Вам все недо-суг был, – укорил Мыльникова Василий Григорьевич.
– Или пьяный был уже, – шепнула Аня Семену на ухо.
– Надо, что-то делать с этим Святым местом, – продолжил Сабанов, – я письмо от Бутаковского получил. Пишет, что приедут с учеными, исследовать Святые места России, будут богатых туристов возить… – Сабанов невесело хохотнул, – извиняется, что ославил меня на весь район. Просит помочь, стать им проводником… Только я вот думаю, нельзя это, на то и Место Святое, что не каждый туда должен входить. А они кого навезут? Всяких ожиревших на народном труде банкиров да капиталистов, да этих артистов-то бесстыжих, а им, может, и не на пользу будет, а Святое место испоганят…

– Нате-ко вот, почитайте еще, – Сабанов протянул Ане приготовленный заранее свернутый вдвое слегка залапанный по сгибу лист белой бумаги.
– Ну, Анечка, читайте, – подбодрил Мыльников.

Аня с опаской развернула письмо.
 «Здравствуйте, уважаемый Василий Григорьевич!
Шлет привет Вам и всей Вашей многочисленной семье Ваш старинный друг – Кирилл Петрович Бутаковский. Знаю, не простое время переживает сейчас наша Россия, знаю, что и Вам не сладко приходится. Но знаю так же, что Вы не унываете, Вы – сильный. Это я – немощный интеллигент, убежал в надежде найти счастье в дальние края. Наверное, Вы, знаете, что живу я сейчас в Германии. Но тянет на Родину, и снятся родные места. Вот и наше Сарайкино все чаще стало являться. И Вас как-то во сне увидел, будто обижены Вы на меня и укоризненно так смотрите. Простите, не хотел я причинять неудобств, верил же во все, что нам тогда говорили… Сейчас моя жизненная философия кардинально изменилась. Я стал Верующим. Пообщался с представителями разных конфессий и пришел к выводу, что Бог един на всех. Только все чувствуют его как привыкли, как им удобнее, и он открывается им в привычном для них виде. В виде духов, ангелов и других проявлений скрытой силы. И надо только верить. Кто-то верит в НЛО и видит их, и это Бог, кто-то ищет встречи со снежным человеком и Бог является ему в том виде, в каком он ждет, и так далее. Вот и вспомнил я о нашем Святом месте, а надо сказать, что тут, в Германии, да и во всей Европе, такими местами опять очень заинтересовались. Создаются целые научные лаборатории и исследовательские центры, но самое главное – практичные люди решили использовать такие Святые места для общей пользы. Помогать, без лекарств восстановить пошатнувшееся здоровье, подзарядиться неиссякаемой энергией Родной Планеты. В этом году мы планируем большую экспедицию в наше Святое место. Мировые светила археологии, геоэнергетики, экстрасенсорики очень заинтересовались им.
Так что, Василий Григорьевич, ждите гостей. Будете проводником и покажете им все, что когда-то хотели показать глупому школьному учителю Шмакову. А заодно и познакомите иностранцев с нашей замечательной природой, покажете все знаменитые сарайкинские угодья и урочища. Думаю, таким образом, я смогу искупить свою вину за причиненные по моей неосмотрительности неудобства много лет назад. Да и согласно старинной русской пословице: «Кто старое помянет, тому и глаз вон». Надеюсь, мы с Вами старое поминать не будем, а займемся новым, совместным, перспективным делом, во благо и родного Сарайкино и всего Седого Урала и нашей Великой Родины и Всего человечества.
Остаюсь, Ваш искренний друг – К. Бутаковский.», – закончила читать Аня.

– Вот как заговорил… – Сабанов сидел побагровевший с раздувающимися в гневе ноздрями, – не знает, что кто старое забудет, тому вон оба глаза...
– А что нам-то сделать? – спросил Мыльников.
– Не к кому мне больше и обратиться-то. Помогите не пустить их. Вот есть открытия, а вы возьмите и закройте. Мол, нету никакого Святого места, и как этот Бутаковский со своими светилами прибудет, ему свои выводы и доложите. А на нет и суда нет. Придумал все Сабанов – блаженненький.

– А что вы их так боитесь-то? – Мыльников в раздумии сдвинул брови.
– Да потому, что место-то на самом деле святое, – зашептал, озираясь на окно Сабанов, – они ведь не только наше место отобрать хотят, им все отдай, а как придут, пока все не вычерпают не уймутся. Всяких экстрасенсов, астрологов навезут, чтобы те энергию выкачивали. У них сейчас модно, этот, как его? – экологический туризм. Где еще не наследили, нога человека, видите ли, не ступала. А местные, видно как бы и не люди. И в Африке так и в Америке, и вот теперь у нас. Все им можно. Аборигенов потом повыведут как тараканов и все себе заберут… Тут, как в поговорке: «Свято место пусто не живет». Может от таких мест и питаемся, может потому и Россия жива еще. А их только пусти, все отхватят, они это умеют, только этому и научились. Вон индейцев со своих мест согнали. Из Африки-то миллионами негров вывозили, тоже ведь жили, своим богам молилися… Нет, ребята, нельзя их и близко подпускать, все сожрут и не подавятся…

– Вася, ты лишнего-то не наговори, – в дверях возникла Клавдия Михайловна.
– Да уж, как был болтун, так наверно и помру, – выговорил Сабанов с досадой.
– И когда этот Бутаковский приедет? – заговорил Мыльников в раздумье.
– Да кто его знает, он, поди, и сам не начальник? Как скажут, так и пригонит, – ответил Сабанов, – главное, я в себе это держать не буду. Ребята вон, тоже знать должны, да и за наше пора уже подняться, у нас ведь скоро совсем ничего не останется, только вот эти святые места, а если и их отдадим, то все…
– Вася, перестань, – послышался опять голос Клавдии Михайловны.
– А, все равно уже наговорил. Да, ребята, вот ведь пенсионер уж, а все не научуся, – Сабанов, кажется, всерьез ругал сам себя.

Обратно шли через село, и к обеду в лагерь ну никак не успевали. Погода, как и обещала, разгулялась, было жарко. Даль ломалась и слоилась в волнах прогретого воздуха. Мыльников тащил свой рюкзак сам, никому не доверяя его. Да, по правде, Семен с Сашкой не особо и рвались ему помогать.

На встречу из-за угла выскочил уже знакомый желтый мотоцикл, это опять оказался участковый Александр Сергеевич. Был он на этот раз в форме, расстегнутый китель открывал его обширную грудь, если таковой считать все, что выше пояса. Фуражка лежала в коляске.

Мотоцикл резко остановился. На довольной физиономии отразились радость вперемешку с удивлением.
– Здорово, – приветствовал он, улыбаясь, – похоже, от Олега Усольцева идете? Может подвести?
– А как, Александр Сергеевич? Нас ведь четверо, – Мыльников обвел всех жестом.
– А всех и не повезу, только тебя, да водку, да вон, красавицу вашу, – грохотал участковый, перекрывая шум двигателя.
– Ну, что, Аня, поедешь? – спросил Мыльников.
– Да пусть Александр Ильич едет, – Аня подвинулась ближе к Семену.
– Саша, садись, – скомандовал Мыльников, залезая в коляску и укладывая на коленях рюкзак и фуражку Александра Сергеевича.

Взревев двигателем, мотоцикл медленно развернулся, еще взрыкнул и исчез, свернув за крайний дом в переулок. Опять сгустилась ленивая полуденная тишина.