Дело Косырева

Колёса тоже не стоят,
Колёса…
Вертятся, пляшут жернова,
Вертятся…
           В. Мюллер

Наташа Лешану шла по пустынной вечерней улице, уже час как зашло солнце. По тротуару, и около, валялось много мусора: бумаги, огрызки; пластиковые бутылки будут валяться на дорогах через сто лет – сейчас шёл февраль 1919 года. Мусора (менты) на дорогах не валялись, они заседали в ревтрибуналах, валялись именно бумаги. Возле гостиницы Метрополь лежал пьяный Олег Булэцел с потухшей цигаркой в зубах. Он посмотрел на грудь молодой Наташи.
- Посо… - промямлил пьяный.
- У своей покойной бабушки можешь пососать, - отрезала Наташа.
- Что? – промямлил пьяный.
- Грудь.
У пьяного полезли глаза на лоб:
- Посодействуй, говорю я! На махорку.
Соловьёв, чекист, двигался по коридору Таганской тюрьмы. По сторонам находились камеры. Соловьёв остановился у двери камеры № 44, осмотрелся, быстро отпер ключом, вынув его из кармана, вошёл. Годелюк лежал на единственных в камере нарах, рядом стоял стол и две табуретки. Он открыл глаза. Увидев Соловьёва, Годелюк вскочил с нар.
- Тю-тю-тю! – останавливал его Соловьёв и вынул из внутреннего кармана своей куртки флягу. – А я водочки принёс – угостить.
- Шалишь! – недоверчиво сказал Годелюк, но не садился.
- Не-е! – проговорил Соловьёв. Открутил флягу, наполнил из неё крышку фляги (немного) и выпил.
- А-а, - успокоился Годелюк, сел за стол.
Соловьёв, чуть покрутив головку фляги, чего не заметил рассеявшийся Годелюк, налил в крышку, поднёс Годелюку. Он взял.
- Закуски бы.
- Будет и закуска, - как-то странно сказал Соловьёв.
- Как ты попал в Таганку? – спросил Годелюк и опрокинул содержимое крышки в свой рот, проглотил.
- А! – почувствовал он неудобство в желудке.
Соловьёв сел на второй табурет у стола. Годелюк смотрел на него с ужасом, что-то нехорошее чувствуя в животе. Соловьёв вынул лист бумаги, распрямил его на столе и положил на него отточенный карандаш.
- Пиши, - сказал он, - что всё, что ты говорил на следствии, ты выдумал, и я дам тебе противоядие. Иначе через десять минут ты умрёшь.
Через пять минут Годелюк закончил писать. Соловьёв взял лист, прочёл.
- Правильно. Косырев, Либерт и Роттенберг ни в чём не виноваты, они добросовестные чекисты.
Из Метрополя вышли Сергей Кодряну, Гоша Чебану, Дима Казаков и Андрей Строготяну. Наташа Лешану направилась к ним.
- Посо… - мямлил пьяный Булэцел, валяясь на тротуаре.
- Что хочет этот пьяный? – спросил Наташу Андрей.
- Пососать, - ответила она.
Соловьёв сложил бумажный лист, положил вместе с карандашом во внутренний карман своей куртки.
- Ну! – взмолился Годелюк, ожидая противоядия. У него уже расплывалось от боли в глазах.
- Подыхай! – сказал Соловьёв.
Годелюк схватил его за грудки, Соловьёв ударом кулака отбросил его на нары, встал, добрался до двери, вышел и запер камеру.
Хоть Дзержинский на суде сказал о Косыреве: железный чекист, но ЧК всё-таки расстреляло и Косырева – чтобы другие чекисты-взяточники были целей.