Просто былина

                Подарок для моей возлюбленной Нади Толокно
     - О прошлом годе выехал молодой баринок Крутояр Тягунович по скоропоспешному делу в славный град Киров ...
     - Обожди, Кокий Митрич, - прервал Хорьковича болярин Ведрищев, - какой, к такой - то матери, Господи помилуй и прости грехи наши, Киров ? Ты чаво ?
     - Обычный, - сипло отмел подозрения в недостоверности Хорькович. - Попервоначалу, оно конешно, Николаев он был. Но опосля тридцать пятого стал Киров.
     - Вона, - изумленно протянул Ведрищев и уронил на стол трактира усы.
     - Ну, - подтвердил Хорькович, отпивая из поставца. - Слухай дале. Выехал и выехал и х...й с ним, как говорится. Но о то же самое время родила в Китай - граде жена швейцара клуба Аглицкого ребятенка, не абы какого, а по всем приметам - Пушкина.
     - Как так ? - Изумился болярин, провожая взглядом осыпавшиеся на пол волосы.
     - А вот так, - отрезал Хорькович, заказывая второе ведро водки. - Ликом черен, кудреват, как вылез из мамки - то, так и заявил, оглядевшись мальца : " Угораздило, грит, меня родиться тута, с моим, грит, талантом и умом". Ты не перебивай, - доброжелательно посоветовал рассказчик, показывая из - под полы кривой татарский нож, - а то я забуду. В общем, выехал и выехал, но тута слых прошел по всем городам понизовским.
     - Какой ? - Не вытерпел Ведрищев, подхватывая упавшую на колени бороду.
     - Про Пушкина ! - Заорал Хорькович. - Ты не слушал, что ль ? Смотри, сука, - погрозил он болярину кистенем, - еще раз перебьешь, как Бог свят, ухойдакаю.
     Болярин испуганно закивал. От резкого движения головы его брови, вспорхнув, улетели в угол трактира, где молча пировала честная кумпания прасолов, сальных пупов и ярыжек.
     - Хыы, - богатырски выдохнул Хорькович, выпив одним махом трехлитровую кружку зелена вина. Закурил папиросу и продолжил свое повествование.
     - Слых, надо сказать, в недоброе время пошел. О тот самый месяц зашевелились в Польше фанаты Огинского, погромили к чертям университет круля Казимежа, всыпали попавшим под горячую руку гусарам, но на том не успокоились. Появился средь них человек неведомый и назвался он, - Хорькович пригнулся к столу и прошептал, вздрогнув, - Марией Мнишек.
     - Ыы, - удивился Ведрищев.
     Хорькович с интересом ждал : чево еще потеряет болярин, волосни - то не осталось, а ну как ухо иль ногу ? С него, затейника, станется.  Но терять тому было нечего, окромя цепей. Надо сказать, что сидел болярин за столом голым, весь опутанный веригами и тяжкими цепями, носимыми сорок пятый год по обету перед святым преподобным Столпцом Коронарным. Во время знаменитого московского сидения, когда стрельцы на спор с уланами просидели голыми жопами на кольях князя Вишневецкого три года и три дня, и дал болярин клятву великую случившемуся по соседству святому. Случался он тамотка со старицей некоей, исцелившей трех пауков, двух бабок коробок и одного приблудного мордвина, болезного трахеей и редкостными блохами, невыводимыми ни карасином, ни дустом, ни " Циклоном Б". И вот вышел он однова во двор, сел в уголке и запел, пуская ветры и облегчая душу :
     - Горит и кружится планета,
     Над градом Китежем туман,
     И наша песенка не спета,
     Хотя, п...дец от старых ран.
     Скрипит седло, поет Боярский,
     И самураи у реки,
     Хазанова подарок царский,
     Еврюги, гниды и козла.
     - Не в рифму ни х...я, - раздался трубный глас с небес, - но по - сути.
     - Иншалла, - согласился преподобный, подтираясь лопушком развесистым. Подтянул пестрядевые шароваришки, подпоясался веревочкой и огляделся. Из - за тына виднелась голова.
     - Ты кто ? - Спросил преподобный, хекая.
     - Болярин Ведрищев, - с достоинством представилась голова, - соцкай войска стрелецкого и подкопиист приказа потайных делюг и рамсов злокозненых.
     - И чаво ты тута ? - Зевнул святой, почесываясь. - Злоумышляешь иль как ?
     - Сижу на колу, - поведала голова, - по спору с уланским ротмистром графом Шнауцером. Мы на евонную кобылицу поспорили, да на протопопицу, да на гривну медну, да на бочонок ушицы северодвинской, да на деревеньку прилуцкую, да на пяток щелабанов. Второй год сижу, - скромно похвастала голова, - ажно дупель затек весь.
    - Это да, - согласился глубокомысленно Столпец, - помнится при царе Опоньке вот тако же поспорили студенты из Ленинграда с рейтарами герцога де Гиза.
    - И чо ? - Болярин уже тогда славился любознательностью, все бывало спрашивает всех, переспрашивает, уточняет. - Чо дальше - то было ?
    - Не знаю, - вздохнул святой. - Тут как раз Тохтамыш прибежал, ну и всех с собой увел.
    - Кудой ?
    - Не знай, грят, в Европу какую -то. Работать в ресторане, горничными и воспитательницами, собирать апельсины, танцевать в королевском балете. Все студенты с рейтарами и уехали с Тохтамышем. С концами, - веско прибавил святой.
    - А я патриот, - похвастала голова.
    - Ну ? - Не поверил преподобный, чем и разъярил болярина и соцкаго.
    - Да, - заорал он. - Клянусь перед тобою, старец, обет и зарок даю. Первым делом пианину, вторым - голым буду ходить по Руси Святой, в знак почвенности и бескорыстия, третьим - пир горой, четвертым - пролетарием стану, цепурами обвяжусь, решками окружусь, конвой себе по бокам поставлю, план и разнарядку спущу, выговор с занесением замастырю, из партии себя, недостойного, вышвырну, и буду шляться по трактирам и славить имя божие.
     - Славно, - утвердил святой и удалился в покои к старице.
     - Вот тебе и ыы, - передразнил Хорькович. - Слухай дале. Крутояр - то с пути сбился, заместо Кирова по неграмоте угодил под Краков город, что на границе ливонской, и в трактире тамошнем повстречал гоп - кумпанию. Отца Варлаама, Высоцкого с гитарой, Марию Мнишек и Пушкина.
     - Ты ж баял, он только народился, - усомнился Ведрищев, откусывая ужаристую брюкву.
     - Дык Пушкин жа, - засмеялся Хорькович, - талант и гений. Рос, бля, не по дням, а по часам. К полуночи и вырос до самого неба.
     - И чо ? Чо дальше -то было ?
     - Да х...й его знает, - не стал скрывать свое неведение Хорькович. - Белые пятна истории. Фальсификации. Министр культур - мультур, опять же. Было - не было, бог весть.
     - Да и по х...й, - пристукнул по столу цепью налокотной болярин. - Пока стоит земля русская, Рим третий, по х...й.
     - Ну да, - бросая на стол луидор согласился Хорькович, - а четвертому не бывать.
     Он вышел в дверь навстречу упругому ветру, дующему сорок тысяч лет прямо в головы всех населявших третий Рим, выдувшему на хер все содержимое, заменившему это самое содержимое вакуумом и космическим холодом, нахлобучил плотнее шапку с горностаевым околышем, и пригнувшись, отправился куда глаза глядят. Или, как говорят военные, убыл, бля.