Вторая серия, краткая

                Подарок для моей возлюбленной Марии Алехиной
     - А в конце дороги той, - рычал Высоцкий, терзая гусли, - кучер, Оскар и рундук.
     Он е...ул гуслями по голове прикемарившего рядом кудрявого человека, спавшего, уткнув лицо в ладони, прямо за праздничным столом, накрытым со всем тщанием хозяином трактира, паном Мошкой, из рода Гершензонов.
     - Очнись, Пушкин, - заорал он спящему на ухо, но тот не пошевелился. Да и не спал он. Он умер, сразу после первых строф из Витухновской, напетых Высоцким минуту назад.
     - Не буди, - прокартавила Мария Мнишек, высовываясь из под - мышки Пушкина. Причесалась гребешком, заколола непослушные волосы английской булавкой и разлила польскую водку по стаканам. - Будем, сука бесталанная, помянем людей.
     Они выпили по - военному, не чокаясь, шепча про себя мантру " За нас с вами и за х...й с ним", закурили, досадливо морщась от шибанувшего в ноздри сивушного духа, исходящего от отца Варлаама, незаметно подошедшего к их столу.
     - Какого х...я мы тут делаем ?
     Отец Варлаам пристукнул костяшками пальцев по залитому вином столу.
     - Очень просто, - пробурчала Мария, затягиваясь горьким дымом, - мы пытаемся повеселиться.
     - Это как ? - Закашлялся Высоцкий. - Чем ?
     - Чужими фантазиями и талантами, - макая папиросу в остатки водки ответила Мария, - поскольку мы сраное говно, не умеющее выдумать ничего стоящего, то вот именно поэтому и дрочим на отблеск ума мужика в противогазе, выдумавшего все вот это вот.
     Она показала рукой, тоненькой белой рукой, несмело высунувшейся из вологодских кружев ее подвенечного платья, подаренного вором Зарайским, сбежавшим на Яик. Собутыльники осмотрелись и в ужасе застонали. Вокруг, насколько было видно, не было ничего, кроме клубов серого тумана, ядовитыми клочьями окутывающего смутно различимые стены трактира, даже пан Мошка исчез из поля зрения, может, умер, как Пушкин, кто знает.
    - Видите ? - Хихикнула Мария. - Нет ни х...я. А знаете почему так ? - Она отпила глоток водки. - Потому, что автору нестерпимо скучно и противно...
    Хорькович, забежав на минутку в кабак, узрел болярина, по - прежнему сидевшего голым задом на засаленной скамейке. Наскоро отхлебнув из бочонка, Хорькович присел рядом и торопливо рассказал вышеизложенное.
    - Эка, - удивился Ведрищев. - Откудов знашь ?
    - А вот вчерась, помнишь, убыл я, - напомнил Хорькович, - прошлялся чутка среди уродов, не найдя людей прилег отдохнуть в парке культуры и отдыха имени Гагарина, - он отломил кусок черного хлеба, жадно жуя продолжал рассказывать, с тоской и ненавистью глядя в стол, - придремал. И вот во сне увидел байду эту. Сначала рыла свиные вылезли, Кончаловский с Высоцкой, грят такие, что без цензуры и ограничений безбожие получается, предательство и нелюбовь к выходцам из ленинградского КГБ, единственным гениям, дарующим жизнь такому говну, как эти рыла. Потом усатый гад выполз, гундит такой, что премиев и призов не будет отныне, ибо враги кругом, за знающего мстят всей стране, и инвалидам, обдолбанным отравой, и спортсменам, чистокровным и упорным, и иным деятелям этого поганого времени суток, что мерзотным омороком задушило всю русскую землю, святую, от края до края святую, если б тока людишек не было. Портят они, твари, все рамсы и мечты. Перевернулся я на другой бок и приснился мне Высоцкий, Пушкин и Мария Мнишек. Вот тебе рассказываю.
     - В рот е...ть, - важно промолвил Ведрищев, вставая, гремя цепями. - Мы свой " Оскар" замутим, свою, бля, Венецию в Сыктывкаре соорудим, на х...й. Они не понимают ни х...я, утратили духовность, б...ди, зажрались в Лондонах и Биаррицах.
     - Суки ! - Провыл он. - Мы тут загибаемся и говно жрем, славим упырей и гадов, а они к Марсу летят !
     Хорькович посмотрел в глаза воющего болярина, вынул из - за пазухи немецкий пистоль, приладился и застрелился, обрызгав серовато - красным мозгом стол и стены трактира.
     - Это ты правильно милок, - бормотал болярин, закрывая глаза Хорьковичу, - я б тоже тако же, если б не надеялся.
     Он взвалил друга на плечо, капая кровью понес к выходу, продолжая бубнеть под нос :
     - Глядишь, черкасские люди хохлатые придут, помогут вырезать все это племя невнятное, раз сами мы токмо в носу ковырять и умеем.
     Скособоченная дверь трактира хлопнула. И что было дальше никто не знает, рассказать было некому. Потому что все умерли.