Отрывок из дневника во время поездки в Берлин

Дорогая К.,

При входе в аэропорт сначала думаешь: три ночи, пусто, где же люди? А потом, когда в четыре утра открывается «Бриош Доре» и самый подлый сброд начинает мнить себя бонвиванами, демонстрируя свою великосветскую невоспитанность, помноженную на безнаказанность, понимаешь, что и людей-то нет.

Неужели мне посчастливилось последний раз побывать за границей так давно, что за прошедшие семь лет успело счастливо забыться это чувство бессильной ненависти к наполненным аэропортам?

К сожалению, в наше безумное время летать может каждый, у кого найдутся лишние пятьдесят евро. Увы, никто не устраивает отбора путешествующих, не проверяет историю их работы, их уровень образования; это объяснимо, что в погоне за наживой авиакомпании продают как можно больше дешёвых билетов, следствием чего является то, что мы наблюдаем во французских аэропортах вольготно разложившихся одним туловишем в нескольких креслах студентов из неблагополучных стран. Свалиться где попало, выставив свои оканчивающиеся заношенными носками скрючившиеся коряги, аки посленяя пьянь в плацкарте, — вот что демонстрирует дорвавшаяся до авиаперелётов чернь.

Жирное самодовольство — это самое мерзкое, что можно наблюдать на лицевом отделе этих холодных и аррогантных манекенов.

Ненавижу апатичных червей, закрывающих шторки иллюминаторов и демонстративно дремлющих (некоторые с повязками на глазах). Это люди, которые отдают деньги за то, чтобы путешествовать, и путешествуют с закрытыми глазами. Безвольные черви, которые выбирают рейс и приобретают его за свои деньги, а затем жалуются, что им пришлось на него просыпаться в половину четвёртого. Это те, кто потом будет писать, что круассан в самолёте чуть подзачерствел, а туалет был закрыт, когда они соизволили продрать глаза. Сами они подзачерствели. Камни. Стылые камни.

/К./, прости, я глубоко ошибся в стихотворении. Это яд не общества, а одиночества.

Навстречу рассвету, навстречу закату,
Навстречу небес громовому раскату...

Небесная лазурь как трёхслойная сливочная пена.

Турбина, освещённая утренним солнцем как будто бы раскалилась докрасна и готова загореться.

Зачем настаёт рассвет? Зачем он каждый раз отделяет чудный сон от поганой реальности? Зачем он вынуждает выйти на улицу, раскалённым ножом взрезая глаз и уничтожая все мечты?

Лишь дымчатые струи газа бегут перед недреманным оком высокочастотными полосками.

/К./, в продолжение полёта мне удавалось прекрасно побороть сон, но тут начала видеться ты, и мне показалось, что лучше поддаться соблазну и на несколько минут присоединиться к твоей компании, чем общаться с собственным болезненным воображением. Хотя есть ли разница?

***

/К./, в последний день я только и делаю, что разговариваю с тобой в те моменты, когда не разговариваю с кем-нибудь из присутствующих рядом собеседников. Мысленно показываю тебе город — может, оттого, что так сожалею, что ты не можешь поехать и что как-то пытаюсь выдать желаемое за действительное, то есть представить, что ты действительно присутствуешь здесь?

В определённый момент третьего дня с двумя накопленными часами сна я лёг на диван, превратился в датчик случайных идей, которые пару раз обманули вестибулярный аппарат (знаешь, иногда бывает такое ощущение, что засыпаешь и внезапно падаешь, после чего вскакиваешь и чувствуешь, что последующие ощущения такие, как будто бы ты в действительности падала), и среди этих совершенно непредсказуемых образов, меняющихся каждую секунду, внезапно появилась ты и начала исчезать... Так грустно, неуютно стало, такое сожаление нахлынуло, что сон как рукой сняло, зрение обострилось...

/К./, ну почему у меня нет возможности транслировать здешние городские пейзажи в твою голову? Тебе бы так понравилось!

Тупая баба: сидит, жрёт в музее и ни о чём не думает; на лице написан ноль.

***

Когда ты взлетаешь, то видишь, как несколько слоёв громадного небесного теста сменяют друг друга, и задумываешься: почему нельзя всё время лететь в одной и той же прослойке? Какому кровожадному небесному кондитеру понадобилось вспарывать этот шедевр, прорываясь наверх, как нетерпеливый пузырёк воздуха в содовой воде?

/К./, я чувствую себя каким-то немного виноватым. Получается, что ты никуда не поехала, а я свалил и упустил ещё одну возможность приобщиться к компании: Марко написал, что у вас была вечеринка... Он всегда такие пламенные сообщения мне пишет! Благодарит за конспект по курсу панельных данных, приглашает, расписывает всё, оригинально желает спокойной ночи... В Берлин можно было бы съездить и в другое время, а вечеринок нашей группы уже никогда не наверстаешь.

В конечном итоге я сделал фотографий, которые у всех уже есть, посмотрел на экспонаты, на которые можно посмотреть из дома, и купил одежды, которую можно было купить и в Париже. Конечно, теперь на конкурсе тщеславия можно будет помериться списком посещённых мест, можно будет пересмотреть те фотографии, но, во-первых, что это за низость, а во-вторых, скажи, разве мне так трудно было спланировать культурный отдых в Париже? То есть в теории ни к чему не придерёшься, вся стандартная программа, как все люди делают. Но какое в этом счастье? /К./, нужно ли продолжать?

23–28 апреля 2015 г.