Хризостом

Святитель Иоанн Златоуст любым современным христианином воспринимается как зерцало правды, его сочинения справедливо считаются конституцией православия, жизнь его – исключительный образец истинно христианского жития.
 
Достойно немалого удивления и то, что святитель, будучи учеником епископа Диодора Тарсийского, обвиненного святым Кириллом Александрийским в несторианстве, и личным (еще школьным) другом Феодора Мопсуэстийского, охарактеризованного Пятым Вселенским Собором как «сокровище нечестия», в своих теоретических выкладках явил себя абсолютно православным, не допуская никаких неправых или двусмысленных суждений. Если учесть еще и то, что его наставником в ораторском искусстве был известный ритор Ливаний, убежденный язычник, и последний хотел бы видеть Иоанна преемником во главе своего училища, то и вовсе непонятно, как человек, пройдя все интеллектуальные огни и воды того времени, не погряз во всем этом.
Три человека сыграли решающую роль в духовном становлении юного Иоанна – его мать Анфиса (о которой Ливаний говорил с восхищением: «Какие женщины есть у христиан!»), его наставник пресвитер Флавиан, будущий епископ Антиохии, и тогдашний ее святитель Мелетий (характер столь чистый, что даже его противники не могли найти в нем ничего порочного, а тогда, при желании находили быстро). Немаловажен и тот факт, что во времена отрочества и юности Иоанна Златоуста его семья находилась в лагере «мелетиан», то есть людей, гонимых официальной арианской церковью. А в рядах гонимых, как правило, остаются самые честные и самые стойкие. Поэтому будущий святитель ни в чем не погряз – его хранила чистота традиций семьи и местной христианской общины. Именно они созидали его высокую моральную устремленность, его аскетическую и уникальную каритативную направленность. Как справедливо заметил А. Дворкин, Иоанна Златоуст «по складу своему был человеком доконстантиновской эпохи, воспринимавшим свое христианство очень всерьез».* Его очень благожелательно воспринимали люди такого же склада, но для тех, кто видел в церковной жизни, главным образом, возможности карьерного роста, облегчения налогового бремени, просто улучшения бытовой или финансовой ситуации, - и уж совсем светски – клуб по интересам, - таким людям святитель Иоанн был костью в горле и бельмом в обоих глазах. Такие граждане его ненавидели люто. Рискнем предположить, что конфликт святителя Иоанна с некоторой частью константинопольского духовенства и придворной элиты можно вполне расценить как противостояние «древнего» и «нового» христианства, который периодически вспыхивает вокруг личностей, подобных святителю Иоанну, на протяжении более полутора тысяч лет. Это – нормально. Это – ответ Церкви Божией на неправду человеческую вообще и государственную в частности.
Но прежде, чем святитель Иоанн стал главой Восточной Церкви, он прошел долгий путь возмужания в меру возраста Христова. Путь, достаточно типичный для таких людей. Однако первой преградой на нем стала его благочестивая мать. Когда молодой Иоанн отучился и уже собирался посвятить себя подвижническому служению, мать потребовала, чтобы он отложил крещение и намерение служить Господу в иноческом сане до ее кончины. И послушный сын стал адвокатом. Наверное, он несколько переусердствовал в красноречии, потому что первое, что он сделал после принятия святого Крещения, был обет воздержания в слове (имеется в виду празднословие), который он сознательно сохранял всю жизнь. После кончины матери идея воздержания стала развиваться в характерном в то время направлении – он ушел в пустыню и жил в пещере несколько лет. Он хорошо к этому подготовился – в окрестностях Антиохии было немало очень суровых подвижников. Вначале юноша приглядывался, а потом сам стал подражать им. Когда святитель Мелетий вернулся из очередной ссылки, он стал интересоваться молодыми пустынниками, потому что Церковь, пострадавшая в гонениях, сильно нуждалась в священнослужителях. Некоторым, в том числе и монаху Иоанну было предложено изменить род служения. Однако у древних иноков было стойкое убеждение, что священство и иночество несовместимы. Поэтому монахи просто убегали подальше. Но кое-кого удалось настичь и рукоположить. Например, друга святителя Иоанна Василия. В утешение скорбящему монах Иоанн написал «Шесть слов о священстве, в которых, по выражению В. В. Болотова «идеал священства развил до такой высоты, что он мог быть осуществлен только ангелами».** Не стоит забывать, что это – писание утешительное, а смысл утешения прост: не скорби, друг, тебе на самом деле не плохо, а терпимо, а то и вовсе хорошо. Он сознательно преувеличивает, чтобы умиротворить товарища. Неизвестно, достиг ли епископ Василий высот обрисованных ему другом, но сам автор «Шести слов» до них добрался довольно быстро.
Когда до монаха Иоанна дошли отголоски споров по поводу образа жизни его и его друзей, он написал «Три книги к враждующим против тех, которые привлекают к монашеской жизни». Это была пламенная защита монашества.

Дальше совпали два факта – болезнь молодого монаха, вызванная чисто сирийским безграничным аскетизмом, и предложение архиепископа Мелетия переселиться в Антиохию. Иоанн приехал в родной город и был рукоположен во диакона. Диакония в то время в Антиохии означала социальное служение. Церковь через диаконов и диаконис помогала бедным и изыскивала средства для их нужд. На этой почве диакон Иоанн усердствовал исключительно, антиохийцы его полюбили. Проповедовали и поучали в Антиохии только пресвитеры, но Иоанн не мог оставаться в стороне от проблем своих подопечных. Он обращается к друзьям и оппонентам с письменным словом. Так появляются письма «О девстве» и «К молодой вдове». В последнем послании он ссылается на пример собственной матери, которая оставшись без мужа в совсем юном возрасте, полностью посвятила себя Богу и заботам о детях (у нее была еще дочь, которая умерла маленькой).
Пять лет прослужил святой Иоанн диаконом, а в 386 году его рукоположили в пресвитера. Теперешняя масса Антиохийской Церкви не была столь монолитна, как во времена святителя Мелетия (+381). Это были члены официальной, государственной Церкви, и там быстро стали обретаться и полуязычники, и гностики, и ариане. Со всем этим священство во главе с архиепископом Флавианом усердно боролось, а поэтому красноречивому пресвитеру дали зеленую улицу. Его проповеди, в основном, касались моральных аспектов, но поскольку произносил их высоко моральный человек, то они быстро стали очень популярны. Особенно возросла его популярность во время народных волнений в Антиохии, связанных с протестом народа против новых налогов (387г). Ситуация была очень щекотливой, потому что налог сей не был связан с войной или стихийными бедствиями. Надо было отпраздновать пятилетие царевича Аркадия. Император был в своем праве, но ведь ничего экстраординарного… И Иоанн семь дней молчал. Он видел и правоту народа, и правоту царя, Только бунтовать не надо было. Не по-христиански. Но и императору опускать карающую руку не следовало. Да и грабить народ ради празднества – не лучшее дело для христианского правителя. Наконец, пресвитер нашел нужные слова. Он укорял немного, но больше утешал, вселял надежду на милосердие Божие.
Тогда именно Церковь в лице епископа, пресвитеров и монахов защитила свой народ.
В Антиохии Иоанн Златоуст много внимания уделяет проповедям на темы Священного Писания. Они добросовестно стенографировались слушателями и распространялись среди образованного населения. Большая часть проповедей святителя была записана скорописцами. Сам он свои слова писал очень редко. А вот переписку вел постоянно. Письма его, иногда короткие, иногда обширные, - теплые, серьезные, добрые, пламенные - разные. Писать он любил, но на это занятие не хватало времени – он был практик по преимуществу.
Столичная кафедра
В 397 году скончался архиепископ Константинопольский Нектарий, и началась серьезная борьба за овдовевшую кафедру. Шла она на фоне противостояния кафедр Александрийской, Антиохийской и Константинопольской. Последняя получила первенство чести на Втором Вселенском Соборе, несколько отодвинув две других, что им, естественно не понравилось. Архиепископ Александрийский Феофил хотел иметь в Константинополе своего ставленника, и у него имелся кандидат, но его обошел препозит царской опочивальни Евтропий. В тот момент он был самым влиятельным сановником на востоке империи и не хотел упустить случай укрепить свою власть личным представителем на столичной церковной кафедре. Некогда ему понравились проповеди пресвитера Иоанна, и он предложил его кандидатуру. Это было тем более удобно, что в контексте соперничества кафедр епископ выбирался не из Константинопольского клира.
Пресвитер Иоанн ни в коем разе не претендовал на столь высокое служение, он отказался, но его вывезли из Антиохии хитростью и рукоположили 26 февраля 398 года. Он воспринял это как волю Божию и смирился со своей судьбой.
Начиналось все прекрасно. Первые проповеди нового архиепископа паства встретила бурными аплодисментами и, отслушав его пламенные слова, дружно покидала храм, не причастившись. В следующих проповедях архиепископ обрушивался за это на рукоплескавших. Он так же гневно обличал любителей скачек, зрелищ, наслаждений, украшений и моды.
«Вскоре высший слой общества стал враждебно относиться к этому выскочке-простецу из Антиохии, обличавшему в своих проповедях нравы богачей и придворных кругов. А Иоанн, вопреки примеру своего предшественника, удалил всю роскошь из архиепископского жилища, отказался от устройства приемов и банкетов, да и сам не стал ходить по пирам у богатых граждан, чем еще более всех обидел. Из-за больного желудка св. Иоанн мог есть лишь рисовую кашу и какие-то пресные лепешки и всегда ел один. Большую часть церковных денег он тратил на помощь бедным, устройство больниц и другие благотворительные нужды, (среди которых не последнее место занимало финансирование просветительских миссий в Финикию). Все роскошные приемы прекратились.
Святитель Иоанн любил длинные богослужения и крестные ходы, что также пришлось не по вкусу разбалованному столичному духовенству. И, главное, он совершенно не был дипломатом, а высказывал всем без разбора в лицо все, что, по его мнению, им было бы душеспасительно о себе услышать. Обиженные стали распространять слухи, что Иоанн дома в одиночестве предается всякого рода излишествам и никого не приглашает, чтобы это от всех скрывать.
Из-за болезни святитель Иоанн не мог долго держать абсолютного поста и сразу же по завершении евхаристии прямо в алтаре ел какие-то лепешки(пастилу). Это послужило источником слухов о его чревоугодии и невоздержанности. Поползли также совсем уже скандальные слухи о недолжных отношениях Иоанна с его духовной дочерью – богатой вдовой диаконисой Олимпиадой.
Провинциальные епископы, все время приезжавшие в Константинополь в надежде получить что-либо для своих епархиальных нужд, были весьма обижены скромностью приема, оказываемого им их коллегой. Один из таких епископов, Севериан Кавальский, будучи в Константинополе, обнаружил, что красноречивые проповеди в столице хорошо оплачиваются, и ужасно обиделся, когда Иоанн намекнул ему, что, возможно, в его епархии по нему соскучились. Иоанн также обидел известного в столице монаха Исаака, который, очевидно, считал огни большого города куда более привлекательными, чем унылые стены дальнего монастыря, и очень оскорбился, когда архиепископ настоял на его отъезде в обитель.
Святитель Иоанн настроил против себя богатых, проповедуя, что частная собственность существует лишь вследствие грехопадения Адама, и обличая тех, кто строит десятый роскошный дом, а ничего не подает нищим, так как опасается, что у него не хватит денег на облицовку своей уборной золотом. Он настроил против себя вдов, посоветовав им побыстрее выйти замуж, если они никак не могут вести себя соответственно своему положению. Он настроил против себя мужей, заявив, что они не вправе требовать от своих жен верности, если они не верны им сами. Он настроил против себя жен, обличая их за пристрастие к роскоши и украшениям. В одной из проповедей он говорил, что лучше уж ходить нагими, чем так расфуфыриваться»*. Предыдущий архиепископ Нектарий относился к этому всему константинопольскому хаосу терпимо и тактично. Он до архиерейства был сенатором и придворным человеком, и подобные вещи, не взирая на его личную праведность, были для него привычны. А у святителя Иоанна перед глазами стояли его мать - образец вдов, архиепископы Мелетий и Флавиан – идеальный пример архиереев и духовенства, а также антиохийская община и монашеские братства его молодости – доказательство того, что и сообща люди могут жить по Христу.
Святителю Иоанну пришлось еще заниматься делом эфесского епископа Антонина, обвиненного в симонии. Сам Антонин к моменту его приезда умер, но после непредубежденного и добросовестного расследования святитель Иоанн запретил в служении тринадцать архиереев. Это ему потом припомнили.
Святитель очень потрудился для нравственного оздоровления Города. Естественно, дьявол ему отмстил.
Начало этой мести было безобидным. В Константинополь прибыли египетские монахи, обвиненные в оригенизме и отлученные от Церкви александрийским архиепископом Феофилом. Они просили защиты у святителя. Антиохийские священники, гостившие в Константинополе, подтвердили невиновность египтян, но посоветовали святителю Иоанну, оказав им помощь и предоставив кров, в общение не принимать, чтобы не иметь осложнений с архиепископом Феофилом. Святитель так и поступил, но написал Феофилу письмо. Монахи пожаловались императрице. А Феофил ответил Константинопольскому архиепископу довольно грубо. Вскоре архиепископ александрийский был вызван в Константинополь, чтобы предстать перед судом, а святителю Иоанну предложили этот суд возглавить. Святитель отказался. Все это происходило на фоне обострения отношений с императорским двором. Раздраженные святителем богатые вдовушки и обиженное духовенство постарались настроить против него императрицу. Это у них получилось. Потому, когда в Город приехал Феофил с целой флотилией кораблей, груженых золотом, он быстро смог переломить ситуацию в свою пользу, и из подсудимого стать судьей.
Он составил собор из 26 своих и около десятка недовольных святителем Иоанном местных архиереев. Одним из важнейших свидетелей значился диакон, которого святитель запретил в служении за убийство. На этом соборе против святителя Иоанна выдвинуто было 12 пунктов обвинения, включая оригенизм, пастилу и оскорбление величества. На последнее они так и не дотянули, поэтому император Аркадий колебался в утверждении приговора собора. Епископы требовали для святителя смертной казни. Император утвердил ссылку. Протесты святителя Иоанна и собранного им собора упорно игнорировали, потому что понимали – если он останется, то жить им спокойно не даст.
Начались народные волнения. Чтобы не обострять ситуацию, святитель сдался властям, и его перевезли через Босфор в предместье Города. Ночью началось землетрясение. Напуганная императрица, увидев в этом гнев Божий, умолила императора возвратить епископа.
Святитель Иоанн, понимая, что все это добром не кончится, просил созвать собор епископов, который бы отменил решения собора Феофила. Но его никто не слушал. Ликующая толпа на руках понесла его в храм и поставила на амвон. Тогда святитель произнес одну из своих самых знамнитых проповедей, в которой звучали рефреном слова «благословен Бог»(другой вариант перевода «Слава Богу за все!»).
Святитель вернулся к своим трудам, но его враги следили за ним неусыпно. Удобный случай очернить архиепископа представился в связи с празднествами по поводу воздвижения столба со статуей императрицы. Начались неумеренные народные гуляния, а столб был недалеко от храма, и все это мешало службе. Святитель жаловался префекту, но поскольку тот никак не реагировал, он сказал против него слово. А в этой проповеди упоминалась Иродиада, поэтому «добрые люди» тут же донесли императрице, что Иоанн опять ее обличает.
Следующий собор против святителя Иоанна не рассматривал никаких обвинений, было найдено правило арианского собора 333 года, на основании которого святителя осудили. Император колебался, но епископы настояли, и святитель был арестован, и, невзирая на протесты народа и его самого, сослан. Вначале его сослали в глухую армянскую деревушку Кукуз. Но тамошний епископ принял его тепло, нашлась добрая душа, предоставившая ссыльному архиерею дом. Он был изнурен дорогой и жестоким обращением конвоя. Однако, чуть отдышавшись, сразу занялся миссионерской деятельностью, которую он начал еще в Константинополе. Его внимание привлекли готы-ариане и финикийцы. Как только у него появились средства (а это произошло довольно быстро, потому что вся Антиохия и пол Константинополя двинулись в Кукуз), он стал снаряжать миссионеров и отправлять их в Финикию и области, занятые готами. Кроме того, он старался помочь христинам, гонимым язычниками в Персии.
В 404 году умерла императрица, а вскоре за ней враг святителя Иоанна Константинопольский архиепископ Арзакий. Местное духовенство всполошилось, боясь, что в столицу могут вернуть Иоанна. Поэтому закрутилась новая интрига, и в результате ее святитель был грубо сорван с места и тяжело больной, фактически умирающий потащен еще дальше в полную глушь – крепость Питиунт. До нее он не доехал. Скончался в дороге в Команах в храме мученика Василиска 14 сентября 407 года в возрасте 60 лет. Накануне он удостоился видения мученика, предсказавшего ему кончину. Господь позволил ему отслужить последнюю в его жизни литургию и причаститься Святых Христовых Тайн. Последними словами святителя были: «Слава Богу за все!»
Использованная литература:
1.*А. Дворкин «Очерки по истории Вселенской Православной церкви», 2003
2.**В.В. Болотов «История Церкви в период Вселенских соборов»