Долгие сборы. В одном файле

     Накануне Серафима Сергеевна наметила посещение магазина.  Старалась она быть предусмотрительной, но то и дело обнаруживала, к полному своему изумлению, отсутствие чего-нибудь совершенно необходимого, как это и случилось вчера со сметаной. А какой борщ без сметаны?

     Пройтись до магазина, глотнуть свежего воздуха вовсе бы не мешало, но в последние дни появился страх совершать даже и такие недалёкие походы в одиночку.

     Недавно было: по пути домой возникло в голове странное брожение, и стало Симу бросать из стороны в сторону. Даже просто постоять на месте не получалось - куда вело, туда и делала вынужденно несколько шагов, иначе бы упала: опереться посреди дороги было не на что. Так и добиралась до подъезда, рыская, как кораблик, хорошо, что близко от дома нагрянуло. Одна встречная тётка оценила намётанным глазом: "И как не стыдно, а ещё приличная на вид женщина!". Нэля, приятельница, не упустила случая: "А она не сказала, что ты ещё и в шляпе?" И правда: шляпа у Серафимы красивая, дочь из Англии привезла.

     Утром приняла положенные таблетки и начала необходимые сборы. Надо освободить сумочку от лишних предметов, имеющих удивительную способность в ней скапливаться. Вот когда в магазине увели самую любимую, восхитительно удобную, со всевозможными отделениями и карманчиками, то вместе с ней пропало, помимо кошелька, много чего другого, что в ней держалось, как в камере хранения - на всякий случай. Тот же  читательский билет в Ленинку. Восстанавливать его Серафима не стала, и прежде так любимый мир ушёл из жизни навсегда. Тут-то внук и подсунул ей компьютер, от чего она долго, дура, отказывалась, а теперь и дня без него прожить не может.

     Зачирикал телефон - Нэля. "Привет, как ты там? Какие планы?" - "План у меня - в наш магазин сходить сегодня. Компанию не составишь?" Приятельницы жили в соседних домах. "Нет, Сима, до вечера из дому ни ногой."

     Вот и Нэля сбросила обороты. Раньше у неё девиз был: ни одного дня без живых впечатлений вне дома! На художественные выставки, как обязанная - в любой конец Москвы; на запись телевизионных передач с любимыми личностями - как священный долг. Симу попрекала: "Вот что опять дома просидела? Так ведь и не увидишь полного Любарова!"  Сима парировала нехотя: "Переживу, тоже мне - Кустодиев!"

     Больше всего в Москве она любила Цветаевский "мраморный дворец для гипсовых слепков". Сколько ни ходила - неизменно каждый раз при входе у неё перехватывало дыхание от внутреннего ликования - наконец она снова в дивном чертоге! Взлетала по парадной лестнице, как невесомая. Строгая величественность интерьеров, красота и изысканность экспонатов рвали душу сладкой болью - благоговения она не испытывала, но счастье и восторг - в полной мере! Могла бродить часами в отсутствии всяких выставок, сколь угодно долго рассматривать то, что хотелось, уставши, сидеть, блаженствуя, на банкетке в центре зала.

     Однажды, когда она застыла у какого-то портрета, подошёл молодой мужчина и вежливо спросил, не согласится ли она, чтобы он её рисовал. Не представился, но голос, произношение были безупречны, на лице никакие пороки не оставили следов - красивое, белое и спокойное. Возможно он полагал, что узнаваем? Зачем она отказалась сразу, не думая ни секунды? Он отошёл с достоинством, молча. Впрочем, она не была ни удивлена, ни поражена - внимания ей хватало всю жизнь.

     Года два уже она не совершает походов в музеи - не по силам. Ничего, в интернете можно найти всё! А ещё дома изрядно роскошных альбомов - ни в одном музее не увидишь некоторых художников, так полно представленных, как в специальном издании.

     И что в голову лезут ненужные воспоминания? Ведь некогда, надо спешить, надо успеть!

     "Почему - спешить? Куда?"- толкнулось где-то в мозгу и тут же исчезло без ответа.

     Объект сегодняшнего посещения - магазин - располагался неподалёку. Возводился он на глазах у жителей тогдашнего жилого квартала давно, теперь уже и не вспомнить сколько лет тому назад, тридцать-то уж точно. Строился по индивидуальному проекту, и все гадали, что же в нём будет особенного. А вышло - ничего особенного: хоть и в оригинальном интерьере, но заурядный советский гастроном с типовым ассортиментом при неизбежных, время от времени, дырах - то одного вдруг нет, то другого. Нормально! А вы что хотели?

     Со временем и такой ассортимент стал беднеть и оскудевать, пока не истаял почти целиком. На голые прилавки продавцы периодически метали что-нибудь внезапно. Особо дошлые покупатели, умеющие прознать о возможной акции, скапливались в пустом зале, держась в состоянии стартовой готовности, и как только вывозили тележку, например, неопрятного вида мороженых кур с неестественно длинными ногами, набрасывались на них пираньями. Серафима, тогда ещё совсем не старая, если и оказывалась в тот момент в магазине, ни в коем случае не кидалась вместе со всеми - этого ещё не хватало! Если на дне тележки оставалась одна-другая особо тощая и неприглядная тушка, Серафима спокойно её брала: "Не на сервант же ставить, а бульон даже лучше будет - нежирный, как и надо."

     О том времени вспоминать не хотелось совсем. Как-то пережили - и ладно, что плохое без конца теребить?

     Ситуация стала меняться исподволь, но неотвратимо и волшебно, как никогда до этого. То тут, то там возникали особые прилавочки в магазинах, а то и самопальные ларёчки, а позже и целые, полудикие сначала, продуктовые рынки. Они множились стремительно и расцветали обилием невиданно ярких изобретательных упаковок, являя ошарашенным гражданам привычные продукты в новом обличье, а иногда и новые по своей сути, вовсе не известные им раньше. И Серафима, никогда не любившая ходить в магазины, стала получать от походов на рынки удовольствие. Даже муж, пока не заболел, не против был заехать на какой-нибудь из них по пути с работы. Однажды признался: "Знаешь, чертовски это приятно, когда ты можешь свободно купить всё необходимое, не тратя времени на поиски и доставание и, главное, не унижаясь и не досадуя. Оказывается, это такой кайф - просто спокойно покупать!"

     На первых порах в ларьках хлопотали какие-то удивительно понятные, свои люди. Расторопные женщины, приятные, словно сотрудницы из соседних лабораторий - без надменности, но и без назойливости. Охотно делились: "Знаете, мы каждую копейку взвешиваем, прежде чем цену обозначить". Им верилось.

     Одно впечатление врезалось в память. Средних лет, в хорошей физической форме мужчина, молчаливый и собранный, соорудив на территории рынка некое подобие прилавка из деревянных ящиков, продавал замороженное мясо. Его движения были чётко скоординированны и рациональны, как это свойственно умелому и уверенному в своих возможностях человеку. Он точными ударами топорика вспарывал красивые фирменные коробки, извлекал огромные блоки бескостного мяса, ловко отрубал куски, клал на электронные весы и тут же подсчитывал стоимость на калькуляторе. Серафима, как зачарованная, созерцала эту отточенную последовательность действий. Особенно по контрасту с хорошо памятной полупрезрительной вальяжностью бывших гастрономовских мясников в замызганных, белых по происхождению куртках на фоне обязательно жирных, костлявых и почему-то истерзанных в клочья мясных кусков.

     Она прошла на кухню и заглянула в холодильник: та-ак, яйца и творог прежде всего, сметану, сыр - непременно! Составила списочек, чтобы чего-нибудь не забыть, как это часто стало случаться в последнее время.

      Расположение товаров на прилавках и полках она знала наизусть - с закрытыми глазами прошла бы весь магазин и набрала всё нужное. А что удивительного? В хорошие времена, когда о здоровье и речи не шло, два-три раза в неделю в магазин ходила. А как без этого? И чаще всего - именно в этот, свой, ближний.

     Какие метаморфозы претерпел магазин - времени не хватит рассказать! Довольно долго он оставался сирым и убогим, его услугами в значительной мере пренебрегали - всех тогда притягивали вошедшие в самую пору расцвета  "оптовки" с ощутимым разбросом цен. Там, побродив по рядам, всегда можно было найти тот же товар, но подешевле - дополнительный стимул! Ездить приходилось далековато; со временем это стало утомлять, и, кроме того, заметно изменилась на них атмосфера - повсюду на заднем плане стали просвечивать откровенно чужие и хищные лица.

     Вот тут-то на авансцену и вышел полузабытый ближний супермаркет. Пока народ мотался по рынкам, у магазина появились истинные владельцы, удачно его перестроившие. В распоряжении покупателей оказался  просторный зал со многими рядами открытых прилавков и многоэтажных полок. Солидно тем временем прибавившее в числе окрестное население незамедлительно это оценило.

      Особенная же любовь к этому рогу изобилия (а это было уже именно так: ассортимент магазина увеличивался и расширялся стремительно) возникла, когда случилась в Москве невиданная жара. Мгновенно сориентировавшись, магазинные начальники включили кондиционирование на всю проектную мощность. Измученные пеклом и невыносимым смогом от лесных пожаров люди в поисках спасения наведывались в торговый зал даже неоднократно в течение дня. И без покупок, часто вовсе непредвиденных, с бухты-барахты, благословенное убежище, как правило, не покидали. Распорядители скоплению народа не препятствовали, да и кто там в это время прохлаждался - одни пенсионеры, никакого вреда не сулящие. А в душах аборигенов жилого массива утвердилось отношение к магазину, как к благодатному составляющему их мира.

     Она удостоверилась в наличии в сумочке зеркальца и губной помады - это обязательно, шариковой ручки с блокнотиком в стразах и блистера с валидолом. Не забыть сотовый! Денег взяла достаточно? Ну, всё в порядке - можно и выходить!

     В прихожей приостановилась у зеркала - никогда не выходила из подъезда, не будучи в полном порядке. Ничего особенного, но губы должны быть накрашенными, волосы ухоженными, в ушах красивые серьги, обувь - на каблуке. Дочь следила за тем, чтобы одежда обновлялась, везла из любой страны что-нибудь обязательно. Спрашивается, вот зачем всё это в таком-то возрасте? Это другие спрашивали и даже за спиной осуждали Серафиму, а она никогда и не задумывалась об этом, ей и в голову не приходило менять свои привычки: а с какой стати-то? Десятилетиями так уходила на работу, когда и времени утром было в обрез.

     Уже почти на выходе из квартиры в сумочке прозвучал позывной Нэли:  "Ты ещё не ушла? Или уже в магазине? Нет ещё? Я тоже решила смотаться, встретимся! Слушай, забыла тебе сказать: сын скачал для тебя "Рэгтайм", я прихвачу диск с собой!"

     Господи, как много друзей уже в мире ином! Совсем недавно в считанные дни ушла старинная приятельница, постоянный её спутник по театрам и концертным залам. Знакомства последних лет не приживаются. Хорошо, что с Нэлей много общих интересов, в последнее время увлеклись вот фильмами на дисках. Сын её любую кинокартину хоть из-под земли достанет и запишет по высшему классу. Сегодня предстоит прекрасный вечер - наконец-то она пересмотрит так понравившееся ей творение Формана на большом телевизионном экране. Она забыла, когда увидела фильм в первый раз, но помнит отлично, когда прочла Доктороу в переводе Аксёнова: в первом номере "Иностранки" за 1969 год! Они тогда подписались на журнал всем отделом, это было непросто - на журналы был зверский лимит! Якобы бумаги не хватало! Зато сейчас её с избытком - откуда взялась?

     Серафима совсем уже направилась к выходу, но вдруг ей показалось, что она забыла взять с собой нечто важное, без чего нельзя уйти, но что именно - никак не могла вспомнить. Без ясной мысли она заглядывала то в одну комнату, то в другую в надежде наткнуться, высмотреть то нужное, что ей будто бы требовалось, - всё было бесполезно. Как в дурмане, она накинула на плечо сумку, открыла входную дверь и едва переступила через порог, как дверь за ней с силой захлопнулась. "Окно, наверное, забыла закрыть. Ну да ладно, я же ненадолго".

                ***


     Она шла легко и быстро дорожками, знакомыми до последней приступочки или впадинки на асфальте. Сладкий воздух, освежающий ветер, синее, как никогда, небо! "Гулять, гулять надо побольше, а не киснуть в закрытом помещении! Велика беда - головокружение!" И первобытная радость жизни, как в детстве, обуяла её и вознесла над серым асфальтом:

Весна! Какие токи бродят
В ещё неугомонном теле!
Как будто сладких двадцать лет
Совсем недавно пролетели.

     Чуть помешкав, она свернула к расположенной рядом детской площадке, села на лавочку и достала блокнотик - подарок от... ну, неважно от кого. "Это ловушка для стихов к нашему следующему сбору!" - провозгласил он. Кто улыбнулся, кто засмеялся, но не очень весело: их, собиравшихся, становилось всё меньше. Возраст не обнадёживал, но тянуло на эти встречи неизменно: здесь они на несколько часов возвращались в весёлую и почти беспечную молодость. Животики и бородки, седина и отяжелелые лица лишь в первый момент бросались в глаза, но тут же сознанием отвергались. Растворялась в воздухе  угрюмость, сползала с лиц высокомерность, весёлые искорки пронзали изнутри бывший ещё минуту тому назад холодным и безразличным взгляд.

И нет морщин, и скрипа нет
В истёртых временем суставах!
Весёлая душа поёт
На все доступные октавы!

     Задирали друг друга в прежней манере, льстили без берегов, в давней тайной любви признавались (была ль любовь-то?), пели а капелла, танцевали "старинные" танцы - фокстрот, твист и танго под кассетный ШАРП. Покушались и на вальс в виде пары лихих оборотов - на большее не хватало ни дыхания, ни, слава богу, пространства, а то беды было бы не миновать.

Вот только голос хрипловат,
И недостаточно дыханья,
И так предательски дрожат
Красивые, как прежде, длани.
Да взгляд, увы, уже не тот,
Что с ног мужчин сбивал, бывало,
Не нужен был и приворот -
Природа балом управляла!


     Пора бы уж бросить это сочинительство, - укорялась она, спрятав блокнот и продолжив путь в магазин, - да ведь стихия! То нагрянет невесть с чего, а то наоборот: хоть убейся - не сложить ни строчки. И произносишь кому-нибудь скучнейшее "поздравляю-желаю", возмещая бедность слов роскошью букета.

    Меж тем навстречу ей один за другим шли люди, обременённые объемистыми сумками. А в сжатом пространстве магазинного входа какой-то донельзя навьюченный тип чувствительно двинул её в бок увесистой сумой.
- И воз тяжёл и поступь неуклюжа! - хотела было съязвить Серафима, но того и след простыл, и никаких, заметьте, от него "простите-извините"!

     А в "предбаннике" перед заградительной полосой из сплочённых касс, ого! - давно забытая нервная толкотня под надзором двух персон охраны в мышиного цвета форме.

     И в торговом зале непривычная суета. Что за новости? Лавируя фирменной тележкой, Серафима побросала в неё фрукты, молочные продукты, и пошла дальше, как на грех, мимо колбасного отдела. Взяла в руки кусочек грудинки - лучше не бывает: совсем нежирная и кусочек ладный, небольшой.

- Но ведь нельзя - печень и прочее... Вот и авторитетная дама в телевизоре внушала, что самые-самые мясные деликатесы - прямая дорога к альцгеймеру! Не надо, дескать, их употреблять, особенно пожилым людям!

- Не возьму!

- Нет, а что мне в конце-то концов её утверждения?. Она, между прочим, уговаривала простой воды выпивать не меньше двух литров в сутки. Многие плакали, да пили - чего не сделаешь ради здоровья! А потом оказалось, что было это чересчур, и даже вредно. К чёрту эти советы, хватит того, что от колбасы насовсем отказалась!

     И  отправив в тележку предмет сомнений, двинулась дальше, высматривая, не объявилась ли, наконец, в магазинных лабиринтах Нэля. Но - нет, нигде не обозначилась.

     Как, всё-таки, многолюдно, тесно, дышать нечем! Притулившись к какой-то стойке, Серафима открыла сумочку, достала валидол, и тут её осенило: "Вот о чём дома пыталась вспомнить - о медицинском полисе! Из раза в раз забываю, а вдруг что? Ещё и с грудинкой этой связалась!"

     Она вернулась к гастрономии и с негодованием закинула ни в чём не повинный свёрточек обратно. Пройдя кассу, устремилась сквозь скопление народа ближе к выходу, к свежему воздуху и почти у дверей стала торопливо перекладывать покупки в пакет. Не сразу и заметила, как с противоположной стороны тележку прочно подпёрла серая форма.

- Моя полиция меня бережёт? - подняла голову Серафима и тут же осеклась - на неё в упор, со злорадной ухмылкой смотрела молодая женщина:

- Покажите ваш чек!

      В голове вдруг образовалась гулкая пустота:

- Какой чек? А-а-а, а где он, я его брала или нет? - Слава богу, в опустевшей тележке он валялся на виду.

- А в чём дело, с какой стати?
- В мясном отделе что-то брали? У вас ничего не пробито!
- Д-да, брала грудинку, но я её вернула!
- А с чего это вернули? - с нескрываемой издёвкой: знаем мы ваши отговорки!

-Раздумала!! Врач не разрешает! Что в этом странного?
-Воруют много последнее время.
-А причём тут я? В назидание другим? И вообще, откуда вы взялись здесь? Я в этот магазин с самого его рождения хожу, он мне почти что свой, а вот вас вижу впервые! Вам придётся извиняться!

     Сквозь голову пошёл тяжело груженый состав, колёса били по вискам. - "А как я буду доказывать свою невиновность? Они здесь - власть и сила, что захотят, то со мной и сделают".

     Обладательница серой формы вытащила из кармана телефон. Сквозь шум разогнавшегося поезда Серафима расслышала: - "Не признаётся, говорит, возвратила."

     Мимо них непрерывно продвигалась череда покупателей. Люди равнодушно сторонились, но и не один, криво усмехаясь, окидывал Серафиму Сергеевну негодующим взглядом. - "Ну да, - вспомнила она Нэлю. - хорошо одетая, да ещё и в шляпе! Конечно, воровка! Они такие!"

     Воздуха не хватало, грудь стиснуло до стона. - "Ни в коем случае нельзя показывать слабость - мало ли, как Серая это расценит!"

     Некоторое время та молча слушала телефон, затем сунула его в карман и, не произнеся ни слова, пошла от Серафимы.

- Ошибка вышла? А извиниться? Извиняйтесь, будьте любезны!
- Ну извините. Смотрите, сколько народу вдруг нахлынуло в последние дни! Знали бы Вы, как воруют! - обернулась женщина. Лицо было совершенно другим - расстроенным  и усталым.

    Скорее прочь отсюда на воздух! Серафима Сергеевна взяла пакет. Преодолела три метра до выхода, и побрела, стараясь отойти как можно дальше, чтобы достать, наконец, валидол. Какая-то фигура впереди приветственно взмахнула рукой. Нэля?
               
                * * *

     Рядом с женщиной, рухнувшей на мощёную плиткой площадку, распластался красивый пакет, из раззявленной пасти которого лениво выкатилось и тут же застыло в неподвижности красное яблоко.