Легенда о Шуре-Бабайке

В небольшом городе гораздо проще стать одиозной личностью. Равно как оную и встретить. Например, по дороге в детский сад!

Ох, скольких же непослушных малышей полвека назад пугали мамаши Шурой-Бабайкой... Уж и страшна была!

Высокая, статная, она вечно куда-то шагала размашистой быстрой походкой, чуть склонившись вперед. Голова была повязана совершенно немыслимым драным черным платком, из-под которого выбивались на волю непокорные сальные черные с проседью космы. С широких плеч Шуры до самой земли свисало бесформенное одеяние неопределенного цвета, но тоже больше черное - от грязи и копоти. Подол балахона был живописно изодран в клочья; полы, рукава и спинка наряда изобиловали разнообразными прорехами, сквозь которые проглядывало грязное тело хозяйки.

Лицо Шуры, когда-то красивое, всегда было старательно "ухожено". На круглых щеках красовался ярко-красный, черт знает чем наведенный румянец; созданная явно угольком грозная "монобровь" подчеркивала лихорадочный блеск больших черных, глубоко посаженных глаз. Пухлые, слегка вывернутые губы Шура красила в цвет ранней моркови. Над верхней губой - то слева, то справа - рисовала угольком же кокетливую крупную "мушку".

По праздникам - на 1 Мая или на 7 Ноября - Шура щедро посыпала веки какой-то серебристой субстанцией, подводила угольком "стрелки" до самых висков... В эти дни, с осознанием собственной неотразимости, она игриво подмигивала шарахающимся от нее в стороны подвыпившим мужчинам; весело отсыпала им матерные комплименты.

Когда-то, в далекой молодости, Шура работала директором Треста столовых и ресторанов. Красивая женщина при солидной должности. Семьи у нее не было - родные погибли в Великую Отечественную. А детдомовка Шура не торопилась создать собственную. На первом плане была карьера. Умело используя природные данные, Шура после окончания кулинарного техникума широкими шагами поднималась по ступеням карьерной лестницы, заняв в 35 лет директорское кресло вышеупомянутого Треста. Умная, хваткая, расчетливая, она долго продержалась на этом посту. И, вполне возможно,была бы с почетом выпровожена на пенсию. Если бы не запоздалая сумасшедшая любовь! Конечно, мужчины в жизни одинокой Шуры были - а как без этого! Но все - какие-то не те, не те... "Тот" оказался единственным и... Роковым.

На закате века бабьей красоты Шуру угораздило влюбиться в молодого шеф-повара, недавно переехавшего в маленький город из столицы.  Шура приметила его на одном из совещаний в Тресте, попросила остаться для работы с документацией и... Поняла, что пропала! Это был ОН - тот самый мужчина, которого она ждала всю жизнь.

Будучи старше на двадцать лет, Шура понимала, что действовать нужно быстро и решительно. В завоевании сердца молодого "принца" она использовала все козыри: свою восточную яркую красоту, гибкую статную фигуру, служебное положение и... Деньги! Которых так было много у нее и которых так не хватало молодому шефу. Все аргументы сыграли в пользу Шуры. Повар сдался довольно быстро,и, не успев оглянуться, понял, что полюбил грозную начальницу. И даже не деньги сыграли тут главную роль...

Роман был столь бурным и заметным, что скоро весь город гудел - то осуждая, то одобряя поведение Шуры. На ее беду, красавец повар был женат на серенькой, невзрачной учительнице русского языка.  Молодая жена повара несколько раз устраивала Шуре отвратительные сцены - как на работе, в Тресте, так и на улице. Требовала оставить в покое своего мужа, годящегося Шуре в сыновья. На все истерики брошенной женщины Шура лишь улыбалась плотоядной улыбкой сытой хищницы. "Он большой мальчик, сам решит, что для него лучше!" - как-то с издевкой заявила она законной жене.

После этого учительница отправилась в определенное место к одной интересной даме, которая за умеренную плату сделала на неверного мужа "отворот". Эффект оного деяния превзошел все ожидания как учительницы, так и самой ворожеи: Шура, никогда не употреблявшая спиртного даже по производственной необходимости, вдруг стала напиваться, что называется, "в хлам"! И напрасно молодой любовник пытался удержать подругу от злоупотреблений алкоголем. Шура предпочла ему нового возлюбленного, имя которому - Зеленый Змий... Убитый горем мужчина вернулся к законной серенькой жене. А Шура покатилась вниз по скользкой дорожке... Блестящая карьера полетела кувырком. Ее быстро понижали в должностях. Последняя запись в трудовой книжке гласила: "Уволена с должности уборщицы санитарных помещений по статье такой-то..." Ну кому нужна пьяная поломойка в туалете?!

Пенсии Шура не заработала; оформить тот минимум, на который хватало записей в трудовой, было некогда - то попойка, то похмелье... Были израсходованы средства со сберкнижек, проданы украшения, домашняя утварь, и, наконец, прекрасный дом. Все - за бесценок. Оказавшаяся на улице Шура не очень огорчилась - рассудок ее помутился; многие вещи  стали ей теперь безразличны. Единственной привычкой, которой она не изменила, осталось искусство макияжа, до которого Шура в прошлой жизни была страсть как охоча. В качестве косметических средств она использовала  уголь, толченый кирпич, а также подобранные на помойке выброшенные кем-нибудь косметические средства.

Почти потерявшая рассудок женщина быстро сообразила, что еду и выпивку можно весьма легко добыть... На кладбище!!! А что? Народ помирает регулярно; поминание всегда оставляют на могилах. Будучи женщиной крепкой и сильной, Шура быстро справилась со всеми возможными конкурентами, и вскоре стала монопольно курировать довольно большой сектор городского кладбища.

Однажды, летним днем, Шура дремала под оградой одной из своих любимых могил - тут росла старая ленкоранская акация. Аромат ее цветков и уютная тень очень располагали к отдыху летом! Шура смотрела яркие цветные сны про красивую молодую женщину, окруженную поклонниками, богатую и независимую...

Сладкий сон был нарушен заунывными звуками похоронного марша. Уныло бухающий барабан заставил Шуру приподнять опухшие веки.

Похоронная процессия была пышной; венки - из дорогих. Былая коммерческая хватка подсказала Шуре, что поминать будут знатно. Кряхтя, она выбралась из-под оградки, пристроилась к хвосту процессии.  Гроб опустили в могилу, засыпали землей. Шура с кислой миной выслушала причитания родных и близких покойного, криво усмехнулась, сплюнула щербатым ртом. Оглядевшись, быстро вычислила нужного ей человека - вот он, родимый! Уже наливает! Порывшись в бездонном кармане своего всесезонного черного балахона, Шура извлекла на свет Божий грязный стакан и уверенно подошла к виночерпию. Тот было нахмурился, но стоявшая рядом заплаканная женщина в черном положила ему руку на плечо и кивнула головой в сторону Шуры. Мужчина брезгливо налил Бабайке полный стакан, протянул завернутый в салфетку бутерброд. "С Новым Годом!" - равнодушно пробормотала Шура и алчно припала потрескавшимися губами к краям стакана...

Потом ей налили еще, и еще... А потом они ушли, горестно вздыхая и неприязненно поглядывая на окосевшую от водки Бабайку. Солнце было в зените, пекло нестерпимо. Поняв, что до акации просто не доползет, Шура раздвинула венки над  могилой своего свеженького "благодетеля", влезла под них и блаженно растянулась вниз животом на могильном холмике. Уснула.

Вот ведь жизнь,а! Кто-то умирает, а у кого-то сегодня - аванс! И можно не торопиться домой к ворчливой жене, а можно позвонить Танечке - прелесть, а не девка! Иван Сергеевич Колосов так и поступил. Купил бутылку "Портвейна" - и позвонил!

Танечка не заставила себя долго ждать. Шурша пышной юбочкой нового шелкового платья, она быстро явилась к месту их всегдашних встреч - газетной тумбе у остановки автобуса №9. Иван Сергеевич обнял девицу за плечи и повел ее... На кладбище!

- Вань, ты что? С ума сошел?! Не хочу я туда, рановато! - рассмеялась беззаботная Танечка. Но Иван Сергеевич сумел убедить подругу, что лучшего места для "попить винца, чтобы никто не видел", просто не найти, и Танечка сдалась.

У свежей могилы недалеко от кладбищенской ограды Иван Сергеевич расстелил на травке пиджак, усадил Танечку. Достал из кармана брюк заранее взятый на время из автомата "Газированная вода"  граненый стакан. Откупорил "Портвейн", налил, протянул девушке.

- Нет, я не буду! Я не такая! - капризно надула губки Танечка.

- Да ну что ты, в самом деле! Такая - не такая! Пей, да и все! Ну, держи! - Иван Сергеевич ближе придвинулся к девице.

- Не... Не буду... - продолжала кокетничать та.

И тут произошло нечто ужасное. Из гущи искусственных  цветов, что прикрывали могильный холм, вдруг протянулась грязная рука с обломанными черными ногтями, цепко ухватила стакан и увлекла его... В могилу!!! Раздалось жадное причмокивание, прихлебывание, а затем хриплый низкий голос возвестил:

- Еще ломается она! Такая - не такая, буду- не буду! А вот я - буду!!!

Незадачливых любовников, онемевших от неописуемого ужаса, словно ветром сдуло. А Шуре-Бабайке досталась почти целая бутылка "Портвейна" и почти новый пиджак. "Портвейн" Шура тут же выпила, а пиджак решила "толкануть" утречком на "барахолке". А пока - надо бы сон досмотреть. Про красивую независимую женщину. И снова в могилку забралась.

...Возле своего дома рыдающая Танечка, мелко дрожа, надавала увесистых пощечин Ивану Сергеевичу, и, дробно цокая каблучками, убежала вверх по лестнице. Не менее перепуганный Иван Сергеевич поплелся домой, к ворчливой жене. На ее вопрос "Что с тобой? На тебе лица нет!" Колосов тут же сочинил весьма правдоподобную историю с ограблением в подворотне.

- Еле вырвался! Их было шестеро! Пиджак, гады, сорвали! А там, во внутреннем кармане, весь аванс остался!

- Так, Ваня! Собирайся! Пойдем в милицию! Напишем заявление! Совсем босота распоясалась! - решительно сказала жена Ивану Сергеевичу. Его робкие попытки сопротивления были затоптаны на корню. - Идем, говорю! - и несчастный Колосов поплелся в отделение следом за ворчливой женой.

... Наутро участковый, отрабатывая версию, отправился на "барахолку". Где и взял Шуру-Бабайку с поличным. То есть, с пиджаком Ивана Сергеевича на плече. Во внутреннем кармане лежал аванс - но не весь, как соврал жене Колосков, а за вычетом стоимости "Портвейна".

Колосовых вызвали в отделение.

- Пиджак - ваш? - спросил участковый.

- Мой! - ответил, побледнев, Иван Сергеевич.

- Вам знакома эта гражданка? - милиционер кивнул в сторону Шуры, которая сидела у противоположной стены кабинета под охраной бравого сержанта.

- Нет! Конечно, нет! Я вижу ее впервые! - удивленно сказал Иван Сергеевич.

- Ха-ха-ха! - вдруг хрипло расхохоталась Шура. - Слышь, начальник, а я вот его вижу не впервой! А ты, ляля, кто такая будешь? (Этот вопрос Шура адресовала жене Колосова)

- Я - жена Ивана Сергеевича! - с достоинством и гневом ответила "ляля". - Вам-то что? Украли пиджак моего мужа - еще и глумитесь! Кошмар какой-то!

- Но-но-но! Не пыли! - зашевелила "монобровью" Шура. - А то сейчас расскажу, как пиджачишко-то мне достался!

Лицо Ивана Сергеевича покрылось пятнами. Он, кажется, начал понимать, что сейчас перед ним сидит и кривляется причина его вчерашнего неудачного свидания. Не сдержавшись, Колосов замахнулся на Шуру... Ох, лучше бы он этого не делал!

Грозная "монобровь" изогнулась, изобразив лук Алеши Поповича с картины Васнецова, Шура криво усмехнулась...

- Пиши, начальник... Дело было так...

Тут опускается занавес. Раздираемые диким хохотом сотрудники отделения с шутливыми почестями проводили Шуру до ворот.

Неудачный адюльтер Колосова на долгие годы стал городским анекдотом.

Колосовы сохранили семью, но неделю после визита в отделение Иван Сергеевич не выходил из дома - доктор-травматолог выписал ему больничный лист... Ворчливая жена Колосова любила старинную, добротную кухонную утварь...