Иван да Марья

А вот еще история, про жили-были бабушка с дедушкой, Иван Сергеич и Марь Иванна. Настоящие Иван да Марья, только старенькие уже очень. На лавочке у дома сидели, Марья с палочкой, Иван так просто. Здоровались со всеми, головами кивали так синхронно, как китайские болванчики, улыбались по-доброму. Иван каждое утро-вечер коровку гонял в стадо и обратно; у всех коровки, как коровки, черно-белые, а у них одна рыжая на всю округу, жалко вот, что имени не помню коровьего. А ещё у них сквозь забор цветы росли – золотые шары назывались. Бабушка моя говорила, что примета это плохая, цветы эти, а мне нравились очень.

А ещё у них был один телевизор на всю нашу деревню, но это не мое уже воспоминание, это мамино, она рассказывала, как полдеревни собиралось у них в огромной пустой избе, телевизор посмотреть, он ещё, как положено, был вязаной салфеточкой накрыт и под образами стоял.

И детки у них были, как без деток-то; сын – Витька-художник, и дочь, просто Лида. Витька вообще история отдельная, редкий такой персонаж, жаль, что умер уже давно. Хромой, заика, алкоголик, да ещё и художник. Оформитель, правда, ну так это тоже надо научиться. «Я хы-хы-хы-художник!», - лупил себя во впалую грудь Витька, когда напивался особенно сильно. Да кто ж спорит, Вить, а вот вы сами попробуйте Деда Мороза в витрине нарисовать, тогда узнаете чё и как. А Лида – это та, что по деревенским меркам «в подоле принесла». Ну, принесла и принесла, мальчика принесла, внука, стало быть, Игорьком назвали. Хороший такой мальчик, симпатичный, они с моим братцем дружили сильно – оба Игорьки.

И вот никого больше не было у стариков – когда Иван не смог уже корову гонять, Витька её гонял, когда Витьки не стало – Игорек гонял, доил сам даже. Бабушку аккуратно под руки выводил всё на ту же лавочку, она видела уже совсем плохо, но всё кивала и улыбалась на каждое «здрасьте», разве что иногда спрашивала «а ты чья, девочка?», когда по голосу уже не могла узнать. Иван умер потом как-то незаметно, зима была, схоронили тихо, да и пусто в деревне зимой, кому сказать-то, чтоб помянули.

Схоронили, да; а тут возьми да и окажись, что дед-то Иван, оказывается, первым браком был женат, и детей у него там ни много, ни мало – девять. И вот по весне все эти пожилые уже дети приехали к Марье наследство делить. И порезали их большущий дом на много маленьких клетушек, Игорьку с Лидой сарай достался, где корову держали. И огород весь разделили, и разгородили весь, и яблони поделили, а кому не досталось – тот смородину взял.

А бабушка Марья всё так и сидела на лавочке, всё кивала, да улыбалась, потому что, слава богу за маленькие радости, ничего этого она не видела, а если б видела, то все равно не поняла бы – Альцгеймер.

А дом не выдержал такого скотства и сгорел. Вот ни с чего, сам взял, да сгорел. Страховку за дом тоже разделили, построили на участке девять разномастных скворечников, так и живут теперь.

А сарай, где корова была, сломали. Лавочка от стариков только осталась. И цветы ещё – никак вывести не могут. И выкапывают, и травят, а как весна – они снова есть.