Медвежья услуга или ненавижу вторники!

м/м

Рейтинг:
PG-13

Жанры:
Гет, Слэш (яой), Романтика, Ангст, Юмор, POV, ER (Established Relationship), Стёб

Предупреждения:
Нецензурная лексика

Размер:
Мини, 11 страниц, 1 часть

Статус:
закончен


...Вот Мишенька, не говоря ни слова,
Увесистый булыжник в лапы сгреб.
Присел на корточки, не переводит духу,
Сам думает: «Молчи ж, уж я тебя, воструху!»
И у друга на лбу подкараулил муху,
Что силы есть — хвать друга камнем в лоб.
Удар так ловок был, что череп врозь раздался
И Мишин друг лежать надолго там остался.

И. А. Крылов "Пустынник и медведь"


PS: много мата. Так вышло, я не хотела. Шучу. Конечно, хотела)


На меня напал медведь. Белый. Полярный. Огромный такой, с красным бантом на шее, по цене десять кусков в буржуйском детском магазине «Насяня». Подло так напал, исподтишка, когда я, заспанная, вываливалась из квартиры и уже запирала дверь на замок, вяло торопясь на работу с утреца. Вообще-то, косолапый предназначался высокому парню, стоящему, вот сюрприз, за моей спиной, и сопровождался сей полёт истеричной бранью Илюхи, моего соседа:

— Забирай своего крокодила и катись к ***м!

— Это медведь. Перестань, Илюш, — бормотал покаянно не сразу замеченный мною парень. – Давай поговорим, пусти меня, лапуль.

— Не называй меня так!! – взвизгнул Илья, пытаясь закрыть перед носом своего любовника (надо полагать, теперь уже экс-любовника) дверь.

Безуспешно, впрочем. Провинившийся налегал всем своим немалым весом на эту самую дверь, уговаривая свою «роднулечку», «заиньку» и «яблочко наливное» впустить его, «собаку страшную» и «волка позорного», дать искупить свою вину и доказать любовь неземную да преданность собачью.

И вдруг:

— Ну хватит, открывай уже. Пожалуйста, кругложопик мой…

Ой, мамочки… Что он сказал?! Не было меня здесь, не было. Этому камикадзе жить осталось меньше минуты, а я не желаю быть свидетелем кровопролития - и так уже на работу опаздываю. Да.

— ЧТО?!! — раздался душераздирающий рёв по спящему подъезду, а меня сдуло по лестнице, как сухое перекати-поле, и вышибло на улицу, как пробку из шампанского. Вслед за этим раздался громкий вопль — обычно так орут, когда кому-то прищемят яйца в чеснокодавилке.

«Почти как Витас», — невольно заслушалась я, но, опомнившись, закрыла хлеборезку и устремилась к остановке.

Утро вторника. Надо сказать, что именно вторники у меня всегда какие-то злоебучие, потому как именно в эти дни со мной вечно случается всякая ***та, и исключений нет. Разве что, когда стараюсь весь день молчать и вообще быть тише воды, ниже травы, то ограничиваюсь случайным вывихом, падением в канализационный люк или нападением белых медведей. И сегодня, судя по всему, именно такой день.

Тот факт, что меня пришибли у дверей собственной квартиры, никак не был отмечен двумя дерущимися педиками, и я, обозлённая и немного обиженная, оставила этот шапито, понуро пошлёпав на работу и ворча о летающих бешеных медведях и о не всегда справедливой судьбинушке.

Мой сосед — довольно милый симпатишный парень голубоватого оттенка, добрый, скромный, тихий и хозяйственный. Часто ходит с битой мордой, потому как, сдаётся мне, принципиально не скрывает свою ориентацию, даже наоборот, всячески её подчёркивает. Зря, наверное. Я вот давно уже переросла юношеский максимализм и не верю в Деда Мороза и в человечность. Не в этой стране, где главным девизом до сих пор остаётся: «Тише будь!»

Но, в отличие от меня, у Илюхи весьма насыщенная жизнь. Не всегда, правда, ему везёт с избранниками. Последний экземпляр, сегодняшний голубоглазый брюнет с красивым и звучным именем Станислав — просто ожившая мечта всех женщин от престарелых домохозяек до пигалиц в пубертате – просожительствовал с Ильёй аж два месяца или около того. Мужик по всем меркам положителен, красив и упакован, о чём красноречиво говорят изысканные манеры, элегантное пальто и красная Мазда. Сама б ему дала, да не по Сеньке шапка. Такие, брат, дела…

Шумно вздыхая по своей утраченной юности, по пустой после развода квартире с паутиной по углам и по такой же, заросшей паутиной с дохлыми пауками личной жизни, я добралась до остановки. Общественные остановки — урбанистическая жопа, а общественный транспорт — её содержимое. Особенно моя мизантропия обостряется, когда вспоминаю, что до этого пять лет мою тушку катали на роскошной Ауди, а после развода она, вместе с бывшим мужем, естественно, укатила к ****ям. С тоской смотрела я на еле-еле влачащийся переполненный автобус, который, в отличие от меня, никуда, падла, не спешил, и представляла, как войду в салон, вытащу откуда ни возьмись появившийся в моих чулках кружевных (тоже непонятно откуда взявшихся) блестящий и тяжёлый… ТТ, как приставлю дуло к голове водителя, нажму на спусковой крючок и…

— Лариса!

Я повертела головой в поисках ещё одной бедолаги, обладательницы такого же, как и у меня, экзотического имени.

— Лариса! — кричали из смутно знакомой мне Мазды, остановившейся недалеко от остановки.

Нерешительно подойдя поближе, я узнала в водителе утреннего брюнета и чуть не захлопала в ладоши от радости: это меня! Это мне кричали! Это я сейчас сяду с темноволосым красавчиком и укачу в закат! В рассвет. Не суть.

— Падай быстрее. Тебе куда?

А что? Как говорила Красная Шапочка, лес я знаю, секс люблю. Конечно, села. С превеликим удовольствием. Не изнасилует же он меня, в самом деле. Жаль…

На заднем сидении сидел плюшевый умка и строил мне всю дорогу глазки, но я не смотрела на него. А смотрела я на крепкие руки, держащие руль, и представляла, как бы они смотрелись на моей загорелой в соляриях коже, на сиськах (или что там у меня в лифчике), на бёдрах, под юбкой…

«А-атставить!!!» — дала я себе ментального леща и перевела шалый взгляд на дорогу.

Но глаза почему-то не желали повиноваться и, если бы они не крепились к голове, то давно бы уже бегали по Стасику, заглядывая в самые укромные места.

Я поёрзала на сидении – давно у меня никого не было. Плохи дела. А глаза мои уже перекочевали на мужественное лицо, на котором находились такие мужественные губы, которые отвисали так эротично и могли бы сделать так много…

— Извини, что тебе сегодня медведь прилетел в голову, — нарушил наше молчание Илюхин бой-френд.

— Да ладно, чоужтам, — видимо, в качестве извинений он и решил подвезти старую клячу, никакой это не альтруизм. И всё равно в моих глазах парень заработал себе ещё пару очков.

Пока отдыхали в небольшой пробке, поговорили о непростой ситуации и возможных путях решения. Я искренне недоумевала: как? КАК можно было назвать Илюху «кругложопиком», твою мать?! Ты живёшь со своим парнем вот уже два месяца и в упор не видишь, что фигура – это его самая больная тема? Причём, больная – это ещё мягко сказано. Понятно, что эпитет вырвался случайно и любя, но это нифига не оправдывает.

— Вот что бы ты сделала, если бы тебя назвали «кругложопиком»? – со слезами в голосе спрашивал мой голубоглазый несостоявшийся прынц.

— Честно?

— Ну… да, — как-то неуверенно кивнул он.

— Выпрыгнула бы из окна.

— Я серьёзно!

— А я что? Ты пойми, я ж помочь хочу. Дай-ка кое-что расскажу. Это страшная тайна, к тому же, не моя. Так что цени. Когда Илюша стоял на пороге торжественного вручения аттестата зрелости, — начала я издалека туманный свой рассказ, вдохновенно закатив глаза, — он горячо влюбился в новичка, который за каким-то бесом перевёлся в их класс и был Ахуенен, экстравагантен и, к тому же, похож на Мерлина Мэнсона без грима. Сам понимаешь, не влюбиться было сложно.

У Стасика вздулись вены на шее.

— Не кипятись. Давно это было. Так вот. Этот «Мэнсон» вроде был не против смелых гомосексуальных экспериментов, но всё как-то титьки мял, в том числе и у одноклассниц. Тогда Илья несмело поинтересовался: какого, собственно, ***? На что «Мэнсон», ещё раз помяв титьки и дебильно улыбаясь, намекнул, что Илюша малость пухловат и на томного вьюношу ну вот совсем не похож. А «Мэнсон» очень любит томных вьюношей, поэтому посоветовал ему заняться собой, сбросить лишний вес, и вот тогда… Ясен пень, за это многообещающее «вот тогда…» Илюша готов был жопу рвать (в прямом смысле тоже), но почему-то записался в велоспорт.

У Стаса снова вспухли жилы. Мне со своего места было хорошо их видно, но щадить его я не собиралась, поэтому продолжала как ни в чём не бывало:

— Если ты не знаешь, что такое велоспорт, то тебе, можно сказать, повезло. Это каждодневные тренировки, пятидесятикилометровые велокроссы, бассейн, специальное питание, а по воскресеньям – обязательная сауна. Где-то через пять месяцев от прежнего Илюши остались одни серые глазища, и стал он похож то ли на воблу, то ли на камбалу с лигулёзом. Несмотря на то, что его периодически сдувало с велосипеда и в открытую форточку, в транспорте его путали с поручнем, а кости гремели при ходьбе, Илюха светился от счастья как люминесцентная лампочка и с трепетом ждал, когда «Мэнсон» оценит результат трудов неебических.

Тут я выдержала театральную паузу, затягиваясь сигаретой и кося глазами на слегка вытянутое лицо Станислава.

— А дальше? — поторопил он меня.

— А дальше… Этот мухоёб послал спортсмена в самой грубой форме, прямо на выпускном. И пригрозил, что, если Илья не прекратит до него домогаться, то о его маленьком грязном секрете узнает вся школа, и ушёл с сисястой блондинистой курвой, у которой были накладные ресницы и необъятных размеров корма. Илья весь вечер проплакал, закрывшись в туалете, а потом был нервный срыв, булимия и полное переосмысление ценностей. В результате чего он прибавил в весе вдвое больше, чем был, и снова впал в патологический катарсис, где и пребывал до новых приступов булимии.

Да, была ещё попытка суицида, к счастью, неудачная и больше демонстративная, но об этом я рассказывать Стасу не стала, потому как сидел он с пугающе посеревшим лицом и готовый вот-вот оторвать руль от панели приборов и педали до кучи. Смекнув, что без руля и педалей я до работы вряд ли доеду, благоразумно заткнулась и вытащила ещё сигаретку.

— Я не знал. Я же ничего не знал! Сначала эта ссора из-за ничего, а теперь он меня и вовсе видеть не захочет. Бля-а…

Я была с ним солидарна — «бля-а…» Илюша — мальчик ранимый, но уж больно страдать любит — прямо хлебом не корми, дай пострадать. Но чтоб обязательно в этих страдашках был кто-то виноват, иначе неинтересно. Так вот, этого виноватого он готов был мариновать до бесконечности, пока самому не надоест, в чём мы с ним были удивительно похожи. А ещё он смешно делал губами «обиженную уточку». Чудо, что за парень. Поэтому Стасику я не завидовала, о чём ему тут же и сообщила, в благодарность за услуги таксиста, угу.

— Чо делать-то? — горестно выдавил он.

Чо делать, я, честно, не знала. На импровизацию времени не было — и так опоздала на работу, за что начальство, скорее всего, мне сделает эпиляцию всего организма. Причём, голыми руками и без наркоза. Так что, Стасику я от души пожелала не то «крепись», не то «мужайся» и, не особо теперь торопясь, пошла на эшафот. На работу, бишь.

Всё утро меня мучил телефон и рыдающим голосом Ильи просил приехать, посмотреть на его жопу и дать максимально объективную оценку этой части организма. Но уйти с работы у меня бы не вышло, поэтому оценить его задницу при всём желании не было возможности. Пришлось заочно поклясться, что с его задком всё в полном порядке, пообещать зайти вечером после работы и сравнить его и мой. На этом Илюха немного подуспокоился, но по****еть всласть по телефону нам всё равно не дали — суровый начальник, как бы я ни скрывалась, всё равно меня находил, выковыривал из самых неожиданных мест и возвращал на рабочее место, снабдив добрым подсрачником. Это даже к лучшему — мой запас утешительных слов катастрофически иссякал, надо было их приберечь на вечер, потому что утешать Илюху — это такой головняк. Причём, буквально. На следующее утро после таких «утешений» я неожиданно обнаруживаю геморрой вместо головы — и вот это нифига не смешно.


— Что?! Что он предложил?! — возопила я, как тираннозавр во время спаривания.

— Да. То, что слышала, — хлюпнул мокрым носом Илья, тихо радуясь в душе, что произвёл такое впечатление и вызвал бурю моих эмоций. — Предложил взять в нашу постель третьего. Или третью. Так сказать, попробовать разнообразить интимную жизнь, — криво гримасничая и безбожно картавя, спародировал он незадачливого любовника. — Ну, не сука? Нет, он, конечно, взял свои слова назад, сказал, что неудачно пошутил, а делать это он не очень умеет…

— Может, это действительно так? — осторожно предположила я, незаметно пряча бутербродный нож под тарелку с салями. Так вот первопричина их громкой ссоры! Ещё раз – бля-а…

— Срак! Даже если это и шутка, то в каждой из них, как мы знаем, есть только доля шутки, а остальное — правда…

Нет, Стасон красава, конечно. Нашёл, что предложить, и главное — кому! С одной стороны, я могу его понять — только заплесневелым синим чулкам не захочется разнообразия в постели после двух месяцев совместной жизни, но, думается, в случае с Ильёй — это явный перебор. Вдруг моё воображение нарисовало горячую картинку, где безудержно совокупляются трое самцов самым постыдным образом, а я снимаю это порево на видеокамеру и похабно его комментирую. Между ног сразу погорячело, как после глюконата кальция, и я поспешила отогнать непристойные мыслишки. Порядочная женщина не должна думать о подобных вещах — стыд-то какой! Но, видимо, я не очень порядочная женщина, потому что мысли тут же вернулись в тройном количестве и заставили меня балансировать на грани оргазма и пускать слюни.

Я сделала над собой усилие и подобрала их рукавом, сосредоточившись на Илюхином горе.

— Я вот знаешь, что думаю… — сказал он задумчиво, хлопнув рюмашку Арсенала и увлажнив покрасневшие глаза, — ему банально сисек не хватает, понимаешь?

— Ты же говорил, что Стас — абсолютный гей и к женщинам инертен.

— Говорил. И так и было. Вроде. А зачем тогда он бабу предложил? — резонно заметил Илья, выуживая из-под тарелки бутербродный нож. — Значит, он би, и жизнь моя кончена!

— Не кончена! — я выдрала нож у Ильи из рук и, подрезав ещё несколько кружочков салями, наполнила стопки. — Вот нифига не кончена! Стас же предложил на выбор – её или его!

— Да один ***, мне не нужен третий в постели, Ларис! О чём он думает, плять?!

Я примерно знала или догадывалась, о чём думает Стасик, но озвучивать вслух, понятное дело, не стала.

— Пришёл мириться, медведя притараканил, гад! А я до сих пор отойти не могу. Да ещё и толстожопым обозвал, сволочь!

— Во-первых, не «толстожопым», а «кругложопиком» — а это очень мило, по-моему, — нагло врала я, потому что нихуя это не мило. — А во-вторых, тебе не кажется, что ты сильно накручиваешь? Он же взял свои слова назад? Дай ему ещё один шанс, я уверена, Стасик сейчас места себе не находит.

В подтверждение моих слов у Ильи зазвонил телефон, оглушив меня нирвановской «Rape me». Хм, что бы на это сказал дедушка Фрейд? Взглянув на номер, Илья оскалился и сбросил вызов, тем самым здорово меня огорчив. Потому что это означало, что страдашки продолжаются, а мне завтра рано вставать.

— Нет, это ты себе сиськи на бигуди накручиваешь, а я смотрю на ситуацию треззво, — Илюша задел локтем ополовиненную бутылку, чуть не разлив содержимое. — Ему меня мало, прикинь. Этот альфа-самец меня заебал…

— Догадываюсь, — мрачно резюмировала я, подумав о том, что нехорошо вот так хвастаться перед человеком, у которого уже полгода никого не было. Ну, кроме вибратора, бабочки и вакуумного стимулятора, но это не в счёт.

— Да нет, — вяло отмахнулся Илья. — Ну… ты же свой пацан, значит, поймёшь. Мы же чего только не перепробовали: и паддлы, и флоггеры, и стеки, и зажимы разные, про кляпы-расширители и анальные шарики я вообще молчу. Да даже катетер! А однажды ночью он вывел меня в сквер поссать на поводке, как собаку, в одном кожаном пальто, под которым ничего не было, кроме бондажа. А потом задрал на мне это пальто и жёстко вылюбил… в подворотне!

После этих признаний я завибрировала, как компрессор, и подавилась салями. Какая же ты сука, Илюша! Самое последнее дело так издеваться над одиноким человеком и вызывать чёрную зависть беспредельную. Я мстительно вылакала, не чокаясь, остатки Арсенала и схряпала в одно жало всю салями, ибо нехуй!


— Я ведь с ним на всё согласен, сечёшь? У меня такое впервые, клянусь своими новыми стрингами! Но ЭТО переходит все границы, все границы, Лариса!

В очередной раз пересилив себя и перестав наконец вибрировать, я прислушалась к себе. Я очень хорошо понимала Илью, вот прямо очень. И если я стала прислушиваться, это означало, что где-то в голове родилась идея. Как всегда, ***вая, но других у меня не бывает.

— Слуушай, бро, а если… — хитро сощурилась я, и после этого мы услышали, как наши с Ильёй черти стали топиться в своих тёмных омутах с криками «пора съёбывать отсюда! Мы не при делах!»

В этот вечер мы накатили ещё по одной, заполировали пивком, сравнили наши жопы и пришли к выводу, что кое-кто зрением слабоват, потому что фигуры у нас — «осторожно, звездопад!», выпили по этому поводу ещё за нас, красивых, и приступили к обсуждению операции под названием «наказать Стасю». Обсуждение затянулось до полуночи. За это время Илья два раза бегал блевать, потом курить, один раз поплакал и сказал, что я окуенный друг. За это тоже надо было выпить, но уже не лезло, поэтому мы просто потанцевали под «Love me tender» Элвиса Пресли, поржали над нашим планом (плана как такового не было, но был другой, на бумаге), потом сделали маски на жопы из недавно мной приобретённой косметической глины от целлюлита, а остатки вылили на рожи, чтоб не пропадало даром. Мы пугали ими прохожих с балкона, прятались за бордюром, глупо хихикая и пьяно перемигиваясь. Потом зачем-то позвонили моему бывшему, но сей драматический момент я помню уже крайне смутно.


Наш план был прост и суров, как триппер. Стас хочет сиськи? Он их получит. Вот только понравится ли ему? Потому что роль сисек возлегла на меня, а их у меня отродясь не было и, к великому огорчению, уже никогда не будет. План сводился к тому, чтобы вызвать у альфа-самца стойкое омерзение к женскому телу и напрочь отбить охоту это тело трахать. Мы готовились сыграть на контрасте: я — баба-монстр с липовыми сиськами и Илья — без оных, но натуральный (не в смысле натурал) и жаждущий любви печальный юноша.

По такому случаю мною была торжественно откопана на антресолях старая, когда-то оченньно сексуальная чёрная комбинашка, разодранная в порыве страсти моим мужем и сентиментально хранящаяся до сих пор. Макияж решено было не накладывать, ибо так страшнее. Бешеный начёс на голове напоминал бабушку на американских горках, а опухшее и чуть синеватое после вчерашних утешений табло завершало образ страшной, как прошлогодний корж, бабищи.

И вот, старые колготки были тщательно утрамбованы в лифчик для пышноты формы, чулки со стрелками надеты, на кровати призывно разложены прикупленные по такому случаю новые девайсы, шторы задёрнуты, ароматические свечи с запахом тухлых апельсинов зажжены — всё как и полагается для романтического вечера и предстоящего жестокого облома. Теперь оставалось только ждать.

— ****ь… — многозначительно изрёк Илья.

— Ты меня?

— А…нет, что ты. Ларис, а вдруг он согласится? — Илюха явно нервничал и в который раз раскладывал на шёлковом покрывале пупырчатые гандоны.

— Не согласится. Посмотри на это, — обвела я себя рукой сверху донизу. — Я сама себя не хочу.

— Да, но…

— Без «но»! Зря я, что ли, всю эту красоту столько времени наводила? Скажи лучше, где мне расположиться к его приходу?

— Прям вот тут, — похлопал Илья по кровати, от чего аккуратно сложенный веер снова разлетелся, и принялся снова собирать усатые гандоны.

— Шампанское охлаждаться поставил?

— Да.

— Клубнику со сливками приготовил? — господи, ну и пошлость мещанская, аж тошно. Но ради такого случая…

— Да.

— Лубриканты, наручники, ошейник?

— Ты же сказала, он не согласится! — Илья затряс нижней губой и посмотрел с осуждением.

— Конечно, нет! – поспешила я исправиться. — Но вы же потом одни останетесь, так что, лишним не будет, — я, хоть и облизывалась на Стасика, но Илье никогда подлянки не подкину. Да и не сравнится он с моим бывшим, если честно, даже если действительно би. Клянусь новыми Илюхиными стрингами.

— Н-не будет, — радостно закивал Илья и выложил от волнения из гандонов ***. Хотя он уверял меня, что это сердце. Ему виднее.



Ровно в назначенный час прозвенел дверной звонок, и Илюша, прокашлявшись, тоненько протянул:

— Открыыто…

В дверь протиснулись две покаянные морды — сначала уже знакомого мне мишки, а затем — собственно провинившегося Стасика. Букет белоснежных калл к этим мордахам прилагался как некий приятно пахнущий бонус. Лицо Стасика улыбалось. Но только до того момента, как увидело меня, призывно возлежащую на кровати с прикушенной губой и мечтательным взглядом. И тут что-то в лице закоротило. Оно нервно задёргалось, потом сжалось и стало похожим на трюфель, затем пошло рябью и издало какой-то странный звук. Он содержал в себе вопрос, неверие и наивысшей степени охреневание. Тут я напрягла, смешно сказать, мозги и попыталась увидеть себя его глазами. То, что я увидела, слегка озадачило — не на такой эффект был расчёт. Смятая постель, куча презиков, разодранная комбинашка, причёска «Джигурду бьёт электротоком»… Да, тут есть о чём подумать. Или надумать. Где-то на периферии мелькнула трусливая мыслишка, что, возможно, сейчас меня будут убивать, а завещание так и не составлено.

С Илюхой мы заговорили одновременно, перебивая и стараясь перекричать друг друга:

— Это не то, что ты подумал…

— Да, да, мы сейчас всё объясним…

— Помнишь, ты хотел «разнообразия», и вот…

— Мы подумали и решили…

— Пожалуйста, успокойся. Тебя сейчас удар хватит…

— Дяденька, не бейте!..


— А ну, заткнулись оба!!! — Стас выкинул веник и медведя, причём, второй снова угодил мне в голову, пока я металась, как сраный кот, в поисках укромного места, куда можно было заныкаться на время бури. Вот хоть бы под кроватушку…

Но крепкая рука правосудия жёстко схватила за загривок и сильно встряхнула, отчего из лифчика выпали мои рваные колготки и печально повисли, наполовину выглядывая из чашечки. Вторая рука схватила Илюху, спасавшегося бегством под той же кроватью (раз уж у меня не вышло), но не тут то было. Нас трепало и болтало, как носки в барабане стиральной машинки, а перед глазами мелькали то испуганные Илюхины зыркалы, то мои колготки, летающие уже по всей комнате, то охреневший от такой картины белый медведь с каллой за плюшевым ухом.

— Помириться пригласил! Сюрприз устроил! В глаза мне смотреть, мелкий извращенец! Убью, суки!!!

— Караууул!!! — взвыли мы синхронно и отчаянно, дрыгая ногами и болтаясь в крепких ручищах, как бешеные погремушки. Голосили, что произошла ошибка, и Стас просто обязан нас выслушать. В ответ на что тряска только усилилась, и меня ушатало. Результатом качки стал ещё один «сюрприз» на его начищенных до блеска ботинках Джимми Чу и частично на брюках. Не люблю, когда меня трясут.

Что интересно, это возымело положительный эффект: на лице Стаса появились первые проблески мозговой деятельности; он что-то взвешивал про себя, жевал губами, шевелил бровями и всячески давал понять, что в голове кипит серьёзная работа. Наконец, придя к какому-то решению, Стас ещё раз встряхнул Илью, в ответ на что тот издал жалостливый всхлип.

— Ты! Раздевайся, душа моя. Сегодня я расскажу тебе, что такое «фистинг».

Я задрыгала ногами интенсивнее, ибо фистинги категорически не люблю. Хоть сказано было и не мне, но кто его знает… Но вот Илья отчего-то подобрался, порозовел лицом, заинтересованно замолчал и выдал что-то вроде прерывистого: «ах-хаа…» Извращуга, блин!

— А ты, купидон ***в! — это уже мне. — Посмотри, не убежало ли у тебя молоко на плите. Чую, горелым что-то тянет.

Сказала бы я ему, чем тянет, но не стала затягивать своё пребывание здесь. Ну их нафиг, педиков. Вечно всё через жопу…

— Ой! И вправду! — вместо этого «спохватилась» я и с радостью ухватилась за прекрасный повод свалить подобру-поздорову. Ну, или хотя бы поздорову, что уже неплохо.

Стас опустил меня наземь, даже галантно подал выпавшую бутафорскую «титьку», то есть повисшие гирляндой на торшере колготки, и так же, галантно выволок в прихожую, всё ещё зловеще сверкая глазами и шипя что-то похожее на: «Устроили тут, блять!» Перед тем, как за спиной захлопнулась дверь, я обернулась на Илюху (может, видимся в последний раз) и увидела его широкую лыбу и растопыренные пальцы в символе «Victory».


***


— Хорошо сидим.

— Ага.

— Может, ещё чайку?

— Конечно, — я встала и пошла заваривать уже опостылевший чай, которым мы все трое усердно давились, старательно маскируя неловкость, повисшую за столом.

С одной стороны, было радостно смотреть на эти два светящиеся от счастья хариуса, примирение сделало их такими… одухотворёнными. Аж противно! А с другой, у меня зачесалось смутное подозрение, что эти двое пришли заниматься сводничеством и «примирять» уже нас с мужем. С бывшим, с бывшим мужем! Интуиция не подвела.

— Ты знаешь, — откашлявшись, начал Илья, — он здесь третий день сидит на лестнице. Может, впустишь уже?

— Не дави на жалость. Я его не звала, — отрезала я и принялась усердно мыть чашки. — Это ты подбил ему позвонить, я не собиралась. Оказал услугу, благодарю.

— Я?! Да ничего подобного!

— Значит, не остановил вовремя. Это одно и то же.

— Мы оба были в неадеквате, если помнишь. Просто поговори. Что тут такого, Ларис?

— Ничего!

— Вот именно! — почему-то обрадовался Илюха, подскочив на стуле. — Ничего страшного! Просто открой дверь и…

— Нет!

— Ты ведёшь себя как ребёнок!

— Ларис, — Стас якобы незаметно сжал Илюхину ладонь. — Сколько вы прожили вместе?

«Хм, а ты тот ещё психолог, как я погляжу. Знаешь, чем зацепить и какую болячку сковырнуть».

— Пять лет, — буркнула я, молясь, чтобы голос не дал петуха. — Какая разница…

— Вы ведь не официально разведены?

«Ох, ну что ты пристал?..»

— Да. Но это лишь вопрос времени, — бедная чашка жалобно заскрипела в руках, намекая, что от такого усердного мытья скоро кончится.

А я думала. Думала о том, как легко разложить чужую жизнь по полочкам, навести порядок, выкинуть старое или, наоборот, приобрести новое, отмыть чужие мысли и воспоминания, разогнать скопившуюся пыль нерешённых проблем. Как просто сыпать советами, ни разу не побывав в «шкуре» того, кому мы так щедро их раздаём. Но как только дело касается нас самих, то впереди словно вырастает бетонная стена, и ни один совет не помогает её преодолеть. Внезапно накатила такая слабость и апатия, что захотелось резко лечь, вот прямо тут, посреди кухни, и ничего не слышать, не видеть, не чувствовать. Не помнить. Слёзы капали в чашку, смешиваясь с водой, и утекали в слив вместе с моим желанием жить. Мы просрали всё, что можно было, соревнуясь в гордыне, упрямстве, бескомпромиссности и ещё бог знает в чём. Перечеркнув одним росчерком всё то хорошее, что когда-то было, и хлопнув на прощание дверью, словно копируя Кларка Гейбла: «Если честно, моя дорогая (-ой), мне наплевать!» * Если бы не эти чокнутые ребята по соседству, я бы давно уже чокнулась сама, воя по ночам и шугая по углам тени прошлого.

— Ну чего ты, Ларис? — Илюха положил свои мягкие лапки мне на плечи, а я почему-то зашлась слезами ещё сильнее, уже не в силах сдерживаться и прижимаясь мокрой щекой к тёплой руке. — Так как? Откроешь, бусь?

Я вздохнула, высморкалась в салфетку и, не без внутреннего скрипа приняв соломоново решение, неожиданно уверенно сказала:

— Заи... мне кажется, что у вас молоко на плите убежало. Не хотите проверить?

Две счастливые рожи многозначительно переглянулись и, не сговариваясь, потопали к двери. А я поправила прическу и, выдохнув для храбрости пару раз, пошла вершить свою судьбу. Кто знает, может, не такая уж и страшная она... эта бетонная стена?



***


* Фраза из романа "Унесённые ветром"