IV. Поиск решений. Душа, закатанная в гипс

Спустя некоторое время мне наконец-то стало понятно, что именно я делаю неправильно. Нет смысла говорить и объяснять тому, кто не слышит, обнимать того, кто боится ласковых прикосновений, стараться максимально смягчить острые углы тому, кто их сам прекрасно возводит на своем пути. Тревога Марины за этот срок ни на грамм не угасла, а значит, я все это время упускала из виду нечто более важное. Девочка все также критично мало спала и целыми днями не ослабляла сверхбдительности. Получается она не чувствовала себя в безопасности в обстановке, где взрослые не в силах были удержать ее в определенных рамках. Сама же себя Марина контролировать совершенно не умела.
После жизни в «системе» девочка была идеально выдрессирована на процесс, как правило, не дающий положительного результата. При 100% внимании со стороны взрослого Марина старательно изображала деятельность, никогда не достигающую цели, напротив, с каждой минутой удаляющую от ее достижения оной. Сделать самой то, что просят, означало признать авторитет взрослого, продемонстрировать доверие к нему. Поэтому дети в сиротской среде привыкли только к внешней мотивации: примитивной похвале, мелким подачкам или наказаниям. Такая «дрессировка» давала видимые результаты и позволяла хоть как-то справляться с группой детей. Тем не менее, семья – это семья, здесь надзирателей нет, и соблюдение элементарных правил и границ, а так же минимальный самоконтроль просто необходимы.
Однажды наблюдая, как дочка уже привычно разрушает все вокруг, я обратилась к ней:
- Марина, ты живешь здесь уже два с половиной месяца и за это время ты ни разу не соблюла ни одного правила. Так?
- Даааа, - довольно протянула девочка, было заметно, что в ее понимании это неплохое достижение.
- А ты хотя бы пыталась жить по правилам?
- Неееет…
- По правилам жить хорошо, тогда все довольны и в семье царят мир и радость.
- Не, не хочу!
- Давай тогда ты сама придумаешь себе правило, которое будешь соблюдать. И сама назначишь себе поощрение и наказание, на случай если нарушишь его.
- О, давай! Мое правило…. Нельзя кушать козявки.
- Согласна, хорошее правило. Сейчас я его нарисую, а ты пока думай, что будет в качестве поощрения и наказания.
- Конфету!
- Идет, рисую конфету. А если ты нарушишь правило, что будет?
- По попе!
- Давай что-нибудь другое. Например, тогда ты останешься без конфеты.
- Нет! По попе!
Я довольно долго предлагала другие варианты, Марина была тверда. В итоге я решила уступить, все-таки это было ее собственное правило. Теперь на бумаге красовались попа и шлепающая рука.
- Нет, не так, - Марина схватила бордовый карандаш и закрасила попу.
Справедливости ради надо сказать, что Марина действительно два дня не пыталась даже засунуть в рот свои «козявки», по крайней мере у меня на глазах. На третий день вся наша семья вместе с бабушкой поехала в парк на праздник. Основательно замерзнув на улице, мы нашли место в уютном ресторане. И вот Марина наконец-то решила проверить, крепки ли границы дозволенного. Сидя за столом, она демонстративно вытянула из носа длинную соплю, повертела ею и у всех на глазах засунула в рот.
- И что, ты теперь меня будешь бить? – Марина была уверена, что «уложила меня на лопатки», ее вызывающий вид и насмешливый тон говорили о «победе».
- Я просто выполню условия правила. Не более того, - ответила я скучающим тоном.
- Что, ПРЯМО СЕЙЧАС? ЗДЕСЬ? – Она была права: либо я струшу и не посмею, либо буду выглядеть несдержанной, вспыльчивой, а значит слабой.
- Зачем здесь? Это может и подождать.
- Подождать?.. – Марина мгновенно сникла. Я приняла ее вызов, но легко «победить» не дала возможности.
Дома я тоже не стала спешить с наказанием. Для начала всех накормила, переодела и отправила играть в комнату. Марину пригласила на кухню. Я понимала, если я сейчас нарушу условия правила, то провокациям не будет конца. Девочка должна усвоить, что причина всегда несет за собой следствие, а нарушение правил - наказание. Испуганному ребенку нужен сильный взрослый? Пусть будет так! Я взяла ее за плечи и на вытянутых руках подняла так, чтобы нарисованное правило оказалось на уровне ее глаз.
- Что здесь написано? – Марина, глядя на рисунок, озвучила нарисованное.
- Ты нарушила свое правило?
- Да, - девочка пока не понимала, как себя вести, потому что неожиданно для себя натолкнулась на мое спокойствие.
- Давай попу, - я шлепнула ее один раз, но так, чтобы она поняла: если я пообещала - я сделаю, даже если мне этого очень не хочется.
Марина бросилась к зеркалу, задрала юбку и приспустила трусики.
- СЛАБАЧКА!!! Попа даже не красная!!!
Я вновь взяла ее за плечи и подняла теперь уже на уровень своих глаз:
- Марина, ты права, правила нужно соблюдать, даже если не хочется.
Через минуту нужный цвет был достигнут при сохранении с моей стороны полной невозмутимости. Девочка вновь сбегала к зеркалу и вернулась совершенно довольная результатом. И тут произошло то, чего я ждала долгие дни и недели, но чего совершенно не ожидала в эту минуту. Марина уткнулась мне в живот и спросила:
- Мама, а ты меня любишь?
- Да, милая, я тебя очень люблю.
Руки девочки обвились вокруг моей шеи, она вскарабкалась на меня и как преданный щенок исцеловала мои щеки.
- Мамочка, я тебя тоже очень люблю, очень-очень-очень!!! – Напряжение начало спадать, Марина обмякла и повисла на мне, прижимаясь всем телом.
Это был наш ПЕРВЫЙ физический контакт почти за три месяца, причем инициатива в этот раз была со стороны дочки. Я чувствовала, что это переломный момент в наших отношениях: дочка увидела во мне лидера, она признала во мне «вожака». Именно ощущения силы, спокойствия и самообладания, исходящие от меня в тот момент, позволили ей на время расслабиться. Через несколько дней мы на семейном совете составили и утвердили правила, которые распространялись на всех членов семьи. Всего их было восемь. Это были первые границы, которые Марине надо было научиться соблюдать, для начала при нашей помощи.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Разумеется, исцеление проходило не так быстро, как может показаться со стороны.Все осложнялось тем, что у Марины отсутствовало причинно-следственное мышление, поэтому воспитывать и наказывать надо было сразу же, «по горячим следам», иначе через время, а тем более на следующий день девочка уже не помнила своих проступков (если это были проступки, а не сознательная провокация) и искренне недоумевала «за что?»  Изобретательность Марины позволяла ей время от времени находить лазейки и обходные пути вокруг любых границ. Правила она продолжала нарушать. Все без исключения.
Следующие рамки, которые были выстроены в наших семейных отношениях, были временнЫе.  Марина все также безмерно растягивала время, сопротивлялась абсолютно всему, что ее просили сделать. Позитивно замотивировать ее было невозможно (отсутствие мотивации – это один из «симптомов» расстройства привязанности), от помощи она отказывалась, так как не готова еще была строить партнерские отношения. Сопротивлялась всему, отчаянно, даже если это было в ее интересах или исполнение ее собственного желания, просьбы. Поэтому мне пришлось применить ее же «оружие», а именно перехватить контроль над временем в свои руки. Я начала считать. Сначала до двадцати, давая возможность дочери преодолеть внутреннее сопротивление, переключиться с одной деятельности на другую и сделать в срок то, что я прошу (например, спуститься со второго яруса). При первых числах счета Марина начинала метаться из стороны в сторону, кричать, потом начиналась истерика. Каждый раз я внутренне готовилась к тому, что сейчас мне придется учить ее сталкиваться с последствиями своих поступков. Но, как ни странно, из раза в раз на исходе счета случались чудеса: Марина на последних числах успевала сделать все, что от нее требовалось. Всего за три счета она переключалась в «рабочее состояние» и выполняа просьбу. Это наблюдение натолкнуло меня на мысль, что время следует еще больше ограничить. Теперь при моей фразе «Считаю до десяти» Марина сразу же начинала плакать и требовать: «Не надо считать!!!» Но, меньше времени – меньше слез, до истерик уже не доходило. И все также девочка успевала выполнить любую просьбу на три последних счета. В итоге время сократилось до трех, результат получился оптимальным. Марина сразу же начинала делать то, что просят, изредка подхныкивая, показывая свое недовольство.
Надобно заметить, что этим методом мы старались не злоупотреблять, прибегая только в тех случаях, когда ситуация не терпела отлагательств. Когда же время позволяло, Марине предоставлялась возможность сделать все самой в своем темпе после не более трех напоминаний. Марина либо делала после третьего предупреждения, спустя час-полтора, либо с видом «и что мне теперь будет?» не делала совсем, после чего неминуемо сталкивалась с последствиями своего бездействия. Не переоделась на прогулку – осталась без прогулки. Не убрала за собой тарелку – осталась без сладостей. Не положила вовремя грязное белье в стирку – стираласама.
Ну и в качестве вишенки на тортик был еще один метод перехвата контроля над ситуацией – показное спокойствие и улыбка. Понятное дело, когда тебя постоянно дергают за оголенный нерв и давят на все больные «кнопочки» одновременно или попеременно, сложно оставаться невозмутимо спокойной. Но иногда хотя бы видимость сдержанности показать удавалось. Когда Марина меня откровенно провоцировала, пытаясь сделать что-то неприемлемое, я предупреждала: сделаешь – будешь наказана так-то и так-то. Делала, с вызовом глядя мне в глаза: «ну и что, мне все равно!». Потом, наказание будет, но позже. Вечером или завтра. Когда я буду совершенно спокойна. Когда я буду в состоянии держать свои эмоции на замке. Когда ты, моя доченька, сможешь понять, что это не ты дергаешь меня за ниточки как марионетку, а сама несешь ответственность за свое решение. А я тебе напомню, почему так, а не иначе. Правда поначалу довольно долго возникла одна проблема, Марина не помнила (или делала вид, что не помнит), вчерашние события и искренне недоумевала, почему «жизнь такая несправедливая». Было ощущение, что на утро ее память обнулялась, или же она считала, что с наступление следующего дня начиналась "новая смена", с чистого листа, а, следовательно, вчерашние проступки можно было благополучно "забыть" в прошлом.
Когда ребенок растет с мамой (кем-то близким), она делает окружающий мир предсказуемым, надежным и стабильным. Мама становится своеобразным посредником между абсолютно непонятным миром и объективно слабым ребенком. Она понимает, что нужно ребенку, в чем у него дискомфорт в настоящее время и исправляет ситуацию. В результате ребенок учится доверять этому взрослому, в присутствии мамы (или другого близкого человека) ему хорошо, спокойно и надежно: попу вовремя помоют, пеленки-подгузники поменяют, накормят, на ручки возьмут и утешат. Ребенку, который растет без такого взрослого, этот непонятный хаос  вокруг никто не объясняет и не делает предсказуемым, поэтому малыш, как может, учится его контролировать: истериками, криками, настойчивостью, агрессией.
Первые месяцы на Маринины слезы, крики, истерики уходило до двадцати часов в сутки. Мне казалось, что я сойду сума от шума и постоянного стресса. Но, как ни странно, к плачу и крикам со временем я привыкла, видимо во мне начало развиваться умение отключать слух, как это мастерски делала Марина. В общем, месяца через три-четыре временами Маринины истерики становились для меня просто фоном (как у фронтовиков со временем фоном становится грохот канонады).
Как-то раз Марина долгое время рыдала и кричала. Через время, я была вынуждена оставить ее в безопасном месте холла одну, а сама отправилась на кухню готовить обед. И вдруг… тишина. Я забеспокоилась: что стряслось? Все ли с ней в порядке? Не причинила ли она себе вред? Не ушла ли она из холла, чтобы устроить очередную провокацию? Я выглянула из кухни:
- Марина, что случилось? Почему ты замолчала? Мне спокойнее, когда ты плачешь. Я тебя слышу и знаю, что ты на месте, с тобой все в порядке. Так что если у тебя есть потребность поплакать, то не сдерживайся.
Пока я все это говорила, Марина вновь начала рыдать, но по мере того, как смысл моих слов доходил до ее сознания, ее лицо менялось и, наконец, она замолчала, так резко, будто кто-то внезапно нажал кнопочку «выкл». Девочка осознала, что этой истерикой не она меня контролирует, а напротив мне помогает контролировать ее саму. Слезы, непрерывным ручьем бежавшие из ее глаз, не только резко прекратились, но и чудесным образом испарились прямо на щеках.
В тот момент я поняла, почему иногда советуют приемным родителям на период адаптации брать роль воспитателя, а не мамы-папы. Это позволяет работать беспристрастно. Воспитателю не стыдно за то, как ребенка воспитали ДО него, он не виновен в тех травмах, которые ребенок получил ДО попадания в семью, воспитатель просто работает, по возможности используя оптимальные методы. А маме с папой всегда хочется отдачи и взаимности, и им СТЫДНО даже за то, в чем они на самом деле не виноваты.