Глава 10. Последняя игра в Крокодила

За окном уже светает. Беспроглядно черный купол дает яркие трещины. Вдали уже часть неба превращается в утреннюю зарю. Эта часть разрастается и обволакивает оставшуюся темень. Прошла целая ночь. Но для меня никаких изменений не наступило. Я сижу на краю кровати, держа в руках третью по счету папку, и встречаю утро, не ощущая его. Меня изводит несчастье. Меня обездвиживает тоска. Меня крутит непонимание. Я просто, не двигаясь, сижу, а время идет. Не знаю сколько прошло уже. Я себя не вижу больше в этом мире. Я тень того человека, который жил два месяца в раю. А потом рай превратился в ад. Как это могло произойти, из-за чего... Я чувствую себя героем детектива, которому так переплели судьбу, что уже жанр превратился в драму. Я больше не хочу играть эту роль. У меня нет сил. Во мне мертво абсолютно все. За эти дни меня лишили всего, чем я жил. Остался только вопрос - кто я и кто все окружающие меня люди?! Они отняли у меня семью! Заперли меня в своей клетке! Подсунули для развлечения эти записи! Я читал и открывал для себя просто невероятные вещи. Маленький ребенок, о котором я ничего не знаю. Он - счастье Тани. Почему же она о нем молчала? Просто ни словечка. Я имел право в любом случае знать! Он мой сын! Эти твари виноваты. Они забрали или что-то сделали с ним... Как же я их ненавижу! Попадись мне хоть один сейчас из них. Я из него всю правду вытрясу. Почему именно я стал жертвой их жестокости и злобы? Мне кажется они хотят, чтобы я пошел по стопам своей семьи. Их довели, теперь меня. Сначала у них не получилось из-за моей потери памяти и они взялись за мою семью. Сломали ее. А если это они с Ваней сделали ... Слишком идеальное совпадением ситуаций. Этот теска, сын женщины, которая приютила моего Ваню под конец дневника... У него была та же участь, что и у моего мальчика через пару дней... Случайности здесь быть не может. Это все люди одной группировки, которая меня убивает. Все дела они подстроили... Я знаю. Они засадили моего Ванечку в коляску. Пожалеют! Я им все ноги переломаю! Мне плевать, что со мной будет дальше! У меня ничего нет, что я могу теперь потерять! Осталось дождаться пока хоть кто-нибудь придет... За все ответят... Я сжимал листки бумаги. Вены на моем лице пульсируют. Я смотрю гневными красными глазами в одну точку. Потом перечитываю под удары сердца начало дневника. Он ушел. Еще год назад ушел. Как я мог это допустить? Да я не мог довести Ваню до такого. Сколько мы с ним были вместе и ладили. Лучшие друзья. Эти пару недель после его выписки из больницы... Футбол, смех, болтовня... Мы же души в друг друге не чаяли. Всем делились, он мне рассказывал о забытом прошлом, а про свой уход не говорил. Может, не хотел снова это вспоминать. Душевная боль сильнейшая. У меня в голове прокручиваются моменты, когда он рассказывал о своей мечте. Я помню - он желал жить в горах, странствовать по неизведанным просторам и рисовать... Неужели я когда-то был не согласен с его мечтами? Остается загадкой и его судьба. Настя со своими друзьями... Это, конечно, не так меня потрясло, как например истории жены и сына, но меня другое бросает в ужас. Что могло случиться с девочкой, что имея такое счастье в жизни, описанное в дневнике, она выбрала покончить с собой? Ведь за эти два месяца она вообще не подавала виду. Была весела и жизнерадостна. Что у них у всех произошло?! Все чужое. Я один остался. Вокруг меня мир, о котором я не знал и мне не дадут ничего узнать. Может, это все розыгрыш? Где-то за дверью стоит моя живая семья со всеми этими людьми, на них сияют улыбки, потому что развод удался. Потом выскакивают, шумя хлопушками и выкрикивают "сюрприз". Я бы сказал, падая в обморок, что мне понравился прикол. Главное - что такой благополучный финал. И все это было не по-настоящему, только моим воображением.  Я знаю, что это бред. Я вижу три висящих тела, так близко прильнувших друг к другу. Вижу их сине-белые лица с выпученными глазами. Чувствую губами холодную кожу. Не слышу ни их дыхания, ни стука сердца. До меня лишь доносятся разные голоса с одним и тем же заключением: "они мертвы". И их уносят, когда-то живых, когда-то меня обнимающих, когда-то делающих меня счастливым. Их уносят. Позволяя мне понять, что все кончено. Я один. Вокруг тьма и боль. Протягиваю руку, но никого нет. Мне что-то это напоминает... Такая знакомая пустота. Страшно то, что я могу ее чувствовать. Это сон. Но я не сплю. Сейчас точно. Кошмар стал реальностью, что же до этого ею было?
Я слышу поворачивавшуюся щеколду. Она меня выводит из оцепенения. Мое дыхание учащается, ногти впиваются в черствую кожу, глазами я смотрю в коридор. Я считаю повороты ключа в замке. Один, два, три... Сейчас я все исправлю. Я отомщу за всех. Я сделал упор на ноги, готовясь к нападению. Дверь открывается... Сначала никто не появляется. Они боятся. Ведь эти суки не увидели еще одного самоубийцу, свисающего с антрисоли. Нет! Вы будете там висеть! Я засуну вас в петлю и затяну так, что вы еще до самого процесса задохнетесь. Вы мерзкие нелюди, испортившие мне жизнь!  Глаза наполняются слезами и кровью, голова просто разрывается от напряжения. Я лишь жду минуты расплаты... Тот, кто там появится и есть убийца, главарь этой банды, затейник происходящего... Вот появляется на пороге человек. Очки набекрень, запущенная борода, уставший вид, как всегда в своем белом халате. Аивар Робертович. Поганый врачишка, преследовавший меня и мою семью с тех пор, как я себя помню. Он один. Готовься сволочь раскаяться! Сейчас за все свои допросы ответит! Я бросаюсь с невероятной скоростью на него. Непонятно откуда у меня берутся силы. Мой рев сотрясает стены. Он даже не успевает испугаться, мой удар кулаком, прилетевший ему в челюсть, валит его наповал. Он отлетает к стене, раскинутыми руками пытаясь ухватиться за что-то, чтобы избежать падения. Я мешаю его сопротивлению, напрыгнув сверху, и хватаю дрожащими руками его голову и бью об стену. Я хочу его убить!
- Зачем вы это сделали со мной! Я тебя спрашиваю! Я вас всех до одного переубиваю! Вы будете гореть в аду вместе со мной! Вы все до одного об этом пожалеете!
- Алексей...
Я не слышу его, мои рыдания заглушают все звуки на свете. У доктора кровь, но я продолжаю его колотить, попадая от изнеможения во все части тела без разбора...
- Что я вам сделал?! Почему именно мои родные?! Они - это все, что у меня было!Почему?! Я даже не помню кто я! В моей голове лишь существовали они! Моя семья!
- Алексей, - кричит из последних сил старик захлебывающимся голосом, - это не твоя семья!
Тут я замираю. Мне кажется, даже сердце не бьется. Лучше бы я его раньше убил, чтобы он не успел ничего сказать. Я не мог дальше ничего делать. Я верю ему - это самое страшное. Почему-то я услышал в его словах искренность. Человек в такой ситуации не может лгать. Во мне царят два смешанных чувства. Это непонимание и опустошение. То я мечусь глазами с мысленными вопросами: "как?", "почему?". Надеюсь хоть где-то найти ответ. Я отпускаю старика, отталкиваюсь ногами и сажусь в сторону. Хватаюсь руками за шею  и начинаю плакать. Я не чувствую боль. Зажимая лицо между коленями, я завываю:
- Ты врешь! Вы все врете!
Я повторяю эти слова без остановки. Не знаю, наверное, я просто хочу убедить себя в этом. Мне слишком больно и неестественно чувствовать, что Таня, Ваня и Настя - не те, за кого себя выдавали. Я покачиваюсь, сжавшись в комок. Я мечтаю, чтобы доктор встал и начал меня избивать в ответ. Но Аивар лежит на том же месте, не двигаясь. Он смотрит на меня глазами, в которых нет ни злости, ни ненависти, там кроется только жалость.
- Это правда. Я не лгу. Мне хотелось бы соврать, но... Слишком все далеко зашло. Это не твоя семья. И она никогда не была ею. У тебя нет семьи, Алексей.
Я слушаю его, еле хватая воздух ртом. Мои щеки горят от слез. Но почему-то мне это ощущение кажется привычным. Волна боли мне знакомой. Что-то во мне возвращается. Что-то, чего я не знаю, но, может быть , когда-то знал... Мне страшно.
Доктор с большим трудом встает на ноги. Вытирает глаза, испачканные в собственной крови. Она его мало волнует. Он подходит медленно ко мне и кладет свою руку мне на плечо. Я вздрагиваю от прикосновения. Я боюсь его речи. Мне хочется потерять сознание и все забыть. Все, что было. Ничего не помнить и не ощущать. Жить в неизвестности и беспамятстве. Я не хочу ничего знать об этой жизни. 
- Пойдем те, Алексей Петрович. Время узнать всю правду... 
...
Я сижу напротив него и опухшим до неузнаваемости лицом улыбаюсь. У Аивара непривычная физиономия: над правой бровью и на нижней губе выпирают здоровенные кровоточивые ссадины. Сейчас не назовешь его ученым медицинских наук, больше похож на бездомного, продравшегося из-за бутылки водки. Но несмотря на возникшую между нами потасовку, он сохранял спокойствие и невозмутимость. Я же, глядя на него, еле сдерживаюсь от приступа истерики.
- Такая комичная ситуация, - смеюсь я, - вчера я был на гране смерти... или стоп. Позавчера. После того как обнаружил семью... а нет и тут промах. Людей, которых я любил, мертвыми. Я доказывал вам, что у меня нет теперь семьи. Помните? Кричал, что все кончено и мне не за чем жить...
Собеседник смотрит на меня пристальным непонимающим взглядом.
- А сегодня вы весь избитый поясняете меня, что у меня семьи нет. Только вот в моем понимании их отсутствие заключается в потери, а ваше на реальных социальных основах. А можно проще сказать - на лживых и бессердечных!
Доктор опускает виновато глаза. Он до сих пор, кажется, винит в чем-то себя. Я больше не мог молчать и относиться к этой истории с нездоровым юмором.
- Так что же здесь все-таки происходит?
Он соединяет руки в замок.
- Это не должно было так далеко зайти... Я во всем виноват, - бубнит дрожащим голосом Аивар.
- Это не ответ!
- Мы вам хотели только помочь... Это наша работа... Только моя вина! Только моя!
Я злюсь. Еле-еле мне удается сдерживать себя, чтобы снова на него не накинуться.
- Да расскажите мне уже все наконец! Без всяких загадок! Кто эти люди, которых я считал своей семьей, которые доставили мне столько несчастья?!
Он смыкает веки и спокойно отвечает больше не в силах нести в себе эту тайну:
- Это больные шизофренией люди. Абсолютно не связанные между собой родственными узами. Они не были друг другу ни братом и сестрой, ни матерью и дочкой, ни матерью и сыном... Никем. Их связывал лишь диагноз. Познакомились они здесь. Эти люди никогда не были вашей семьей, они являлись лишь вашими бывшими пациентами.
Как гром среди ясного неба. Я просто слушаю его, разинув рот. Функция тела молниеносно отключается, разум сосредоточен на словах профессора. Я не могу поверить. Это бред. Специальная подготовленная чушь. Мне снова начинает казаться, что со мной играют.
- Что вы несете?! - кричу я, ударяя кулаками злобно в матрас. - Может, хватит меня дураком делать?! Скажите уже правду! Как вы все мне надоели!
Мышцы на его лице дергаются от испуга.
- Я говорю чистую правду. Здесь вам больше никто не соврет.
Я утих.
- Где здесь?
- В психиатрической больнице...
Я впиваюсь взглядом ему в его глаза, стараясь найти хоть частичку сомнения в том, что он говорит. Но, похоже, он действительно не лжет.
- Вы, психиатр Алексей Петрович Логинов. Вы сошли с ума около трех месяцев назад...
- Что?!
- Это так. Мы с вами заканчивали один и тот же институт. Открыли вместе эту лечебницу. Я и вы занимались своим делом всю жизнь. Мы помогали людям с самыми различными формами психических расстройств. К нам обращались родственники тех людей, которым другие специалисты уже отказали в помощи. Мы работали с этими пациентами, у нас получалось вернуть их в рамки общества. Вы всегда утверждали, что нет такого слова, как "псих", есть - "другой", который живет в своем мире, отличающимся от окружающего. Для "других" не существует принятых законов и правил, они не воспринимают их. Общество само делает их так называемыми больными. Это единственная болезнь, созданная лично человеком. Точнее его ограниченным во многих планах умом. Вы это доказывали всем пациентам, чтобы они могли поверить вам. Ваши сеансы лишь помогали вернуться человеку на ту стадию, на которой он сможет более менее адаптироваться среди "нормальных людей". Чтобы те его не подавляли и не отстраняли. Вы боялись, что ваш подопечный останется наедине со своими мыслями, которые окружающие отравляли клеймом сумасшествия.
Я просто в потрясении от его слов. Он мне навязывает историю совершенно другого человека. Которого я даже не представляю себе. Может, он как раз сейчас меня делает психом?
- Все, что вас окружает: ваш дом, ваша работа, люди, которые, по-вашему мнению, замешаны в заговоре - это психиатрическая лечебница, ее персонал и пациенты. Звучит нелепо, но и это так. Вы сошли с ума, мой друг. Не знаю, что стало этому виной... Ваша работа близкая к чужому помешательству... Или ваше одиночество...
Тут я вскакиваю и хватаю его за шкирку, поднимая на уровень моего разъяренного лица.
- Что ты сказал?!
- По нашему заключению, - трепетно затараторил он, - вы пострадали именно из-за вашего одиночества. Многие люди переносят это состояние стойко. Кому-то даже быть одному в радость - никто не отвлекает, можно уйти в себя... Вы же не тот случай. У вас не было ни семьи, ни друзей, ни подруг, ваши родители погибли в автокатастрофе 12 лет назад, вы все время уделяли науке... Дело всей вашей жизни было на первом месте. Оно и вас погубило. Вы сначала страдали бессонницей, но это вас не беспокоило, круглыми ночами вы читали книги, познавая тайны ума человека. Но вскоре вы стали приходить на работу очень уставшим и изнеможенным. Весь коллектив за ваше здоровье очень волновался. Вы, осознав свое положение, начали пить таблетки для сна. Состояние начало препятствовать работе с пациентами. Наверное, с того момента и начались...
Аивар тревожно смотрит мне прямо в глаза.
- Кто начались, говори?! - свирепо ору я.
- Ваши ночные кошмары! Вы спали, но переживали очень жуткие вещи во сне. Каждый раз вы утверждали , что вас мучает темнота. В ваших сновидениях вы окружены мраком и пустотой. Вы порождали из ничего одиночество. Оно вам приносило невыносимые боль и страдания. Вы говорили об этом со мной. Никто не знал как вас спасти. Каждую ночь вы переживали одно и тоже, каждый раз по утрам просыпаясь в кромешном ужасе. Вы боялись ложиться в постель. Вы находились между сном и реальностью. Скоро ваш кошмар пробрался в жизнь...
Я отпускаю доктора обратно на стул, сам сажусь на кровать. В голове проясняется, но я так же ничего не помню. Лишь чувства возвращают мне по крупице памяти из моего страшного прошлого. Эти страшные сны про одиночество, которые мне снятся последние дни... Эти кошмары, где я все теряю, где я не вижу ничего кроме мрака, где я на гране смерти.
- Вы могли посреди рабочего дня, прямо во время сеансов упасть на пол и плакать, вопить... Тяжело представить какие вы переживали эмоции. Каждая новая волна вашей фобии вас просто уничтожала на глазах у всех. Вы хватали ртом воздух, задыхаясь, пытались дотронуться до чего-то руками, звали хоть кого-нибудь... Мы подбегали, успокаивали, что все будет хорошо и мы рядом, но вы нас не замечали, все творилось в вашей голове... Да, ваш мозг совершал над вами ужасные вещи! Вы выбирали вместо общения и дружбы с людьми, вместо создания семьи, свою работу. Ваша цель с детских лет - помогать людям с неординарным мышлением, людям, живущим в другом мире и страдающим из-за этого. Но скоро ваша мечта вас подвела. Ваш мозг, переполненный знаниями, понял, что вы несчастны, будучи одиноким, и наказал. Вы сами себе враг. Вы не поддаетесь никаким лекарствам, никаким беседам, никаким гипнозам. Вы живете в своей реальности. Наше единственная помощь могла заключаться лишь в том, чтобы внести в ваш мир то, чего вам не хватает. Но вы это сделали сами...
Он замолкает в ожидании правильной догадки.
- Семья...
- Да. Вообще у вас очень странная форма болезни. Вы не являетесь ни одним из изученных типов шизофреников. Вы существовали в привычной реальности и параллельно в вымышленной. Фактором разделения миров послужило именно одиночество и вызываемая ею боль. Очень редкий феномен в науке. Хотя я знаю еще, как минимум троих людей, являвшихся вашими братьями по несчастью на начальном этапе формирования психической патологии...
Я широко открываю глаза, понимая о ком он говорит. Слова не подбираются. Я жду признания доктора. Он достает из-за спины три папки. Они не похожи на найденные раннее мной. Папки, принесенные Аиваром намного меньше по размеру и более исписаны на титульном листе. Он протягивает мне их. Сверху лежит самое потрепанное дело. Он велось на имя Татьяны Александровны Войновой.
- Таня... - шепчу я про себя. На мои глаза наворачиваются слезы. Здесь ее фото. Она улыбается. Фотография живая как никогда. Я глажу ее маленькое личико. Мне хочется у нее многое спросить. Услышать в ответ то, что этот старик врет. Но она молчит и кажется всегда будет молчать. А доктор все дальше меня бесщадно продолжает вводить в курс забытых событий.
- История болезни №19 Татьяны Войновой, женщины 41 года. К нам обратился ее младший брат. Он утверждал, что сестра живет где-то в другой Вселенной. Все, что от нее осталось - это сидящий смирно на кровати силуэт и улыбающееся лицо с глазами, глядящими в потолок. Господин Войнов рассказывал о своих наблюдениях: "Она меня не слышит и не воспринимает. Во время своего очередного полета в неизвестность она не существует ни для кого. Я бы ни за что на свете не отправил Таню на лечение к психиатру, но она ничего не ест и начинает все чаще выпадать из реальности. Я не понимаю почему это происходит. У нее в жизни было все - друзья, поклонники, любящие родственники. Она была невообразимо красива, умна и жизнерадостна. И тут ее мозг начал ее уничтожать в нашем мире. Самое ужасное, когда я смотрю в ее глаза, то ничего не вижу. То, что там есть не доступно мне. Мир, в котором она живет, реален только в ее голове, остальное - меня, стены, квартиру, - она не воспринимает. Наша жизнь для нее как сон, в который она иногда возвращается. Какое-то раздвоение личности. То она все та же веселая разговорчивая сестра, а то человек-инопланетянин."
Я пробегаю глазами данные в папке. Все именно так, как говорит доктор. Исчезают последние надежды на его ложь. Он продолжает:
- История болезни №21. Анастасия Бордова. 16 лет.
Я быстро, отложив папку моей называемой жены, беру следующую. У меня сжимается сердце. Мне действительно становится ужасно больно. Еще один факт, подтверждающий слова Аивара. Настино настоящее отчество - Павловна. Это действительно не моя семья.
- Самая печальная история, - борется с внутренней досадой профессор, - маленькая девочка в свои юные годы пила и принимала наркотики. Все бы ничего, довольно распространенный случай среди молодежи, но об этом подростке не скажешь, что она просто выбрала неверный путь и все можно было исправить. Нет. Она с помощью расширяющих сознание препаратов погружалась в свое воображение, в котором жила, как она хотела. Там не было ни запретов, ни родителей, ни разочарования. Все существовало под ее контролем. И Настя там создала что-то вроде своего дома, она оставалась там и радовалась жизни. А к нам приходила в гости. Родители привели девочку. Для нее уже не существовало родных людей. Ничего вообще не существовало из реальных моментов. Может, лишь только алкоголь и наркотики, которые она воровала в аптеках и магазинах. Это был страшный день. Она перешла порог больницы исхудавшая, в синяках от уколов на бледной кожей и с абсолютно пустыми глазами. Ее папа чуть ли ни на руках тащил...
Он делает паузу. Я держу одну страницу, не могу перевернуть дальше. Глазами впиваясь в текст, я дрожащими руками вожу по словам "Она страдает. Она проклинает это мир. Ей больно. Она хочет дозу. У нее ломка не по наркотикам, а по своей выдуманной реальности".
- И последний. Вы хотите, Алексей, дальше слушать? - спрашивает осторожно Аивар, видя мои муки.
Я продавливаю ком в горле. Я должен все узнать до конца.
- Да...
- Иван Валерьевич Лисенков. История болезни №22. 18 лет. Здесь все просто. Парнишка попал в аварию чуть больше года назад. Остался инвалидом. Спустя время бежал в свои мечты. Больше он никуда не мог деться. Отправился скитаться по своему воображению. В самый лучший мир, где он банально ходил. Друзья покинули его, родителям тоже не было особого дело до бедолаги, который сам еле-еле мог себе поесть приготовить. У всех своя работа, дети, у которых еще есть будущее. "Сколько же можно горевать по одному человеку. Мы больше не справляемся." - вот, что сказали его мама с папой, приводя его к нам. Вы согласились ему помочь...
Неужели все ванины слова действительно были пропитаны подлинной безысходностью. И вся его тоска непреувеличенной. Неужели он правда был прикован на всю жизнь к коляске? А его записи и дальнейшие планы лишь плод воображения. Тут я вспоминаю чудо, произошедшее пару дней назад:
- Но он уже ходил... Таня с ним пришла с прогулки ... Они были вне себя от счастья... Она рассказывала, что он прошел некоторую часть дороги сам...
Аивар Робертович всматривается своим грустным взглядом.
- А вы сами это видели?
После его вопроса, не требующего даже ответа, скорее просто подтверждающего правоту доктора, я понимаю, что этого действительно не могло быть. Он мог ходить и при мне тогда бы. Квартира не затратила бы больше усилий, чем улица. Мне лгали. Но зачем? Чтобы продлевать мое искусственное счастье? Обрадовать меня и тем самым ранить сейчас? Но никакой злобы на них нет и в помине. Пустота. Эти преследующие меня ничего и ничто.
- Вы решили помочь этим трем несчастным. Все остальные лечебницы отказывались работать с ними, называя работу безнадежной. Они лишь могли их поместить с другими больными. Проводить сеансы лечения никто не хотел. Вы же взяли на себя роль их личного врача. По началу они к вам ходили по-одиночке. Затем пошли групповой приемы. Вам казалось, что улучшение придет одномоментно у каждого. Наблюдая за возвращением в реальный мир собеседника, другой пациент сделает то же самое. И по такой схеме весь коллектив. Им было комфортнее работать вместе с подобными себе. Больные были более раскрепощенными. Они не чувствовали давления. Вот так вы оказались впервые все вчетвером.
Я старался поднапрячь мозги, чтобы вспомнить хоть чуточку из того времени. Но бесполезно.
- Мы предоставляем нашим пациентам лучшие условия. Даем им жить привычной, ничем не отличающейся от нормальной жизнью. Если больной будет считать себя психом, то подсознательно он никогда не излечится. Поэтому адекватные, держащие себя в руках и не представляющие угрозы для общества живут группами в квартирах вроде этой. Это специальное здание, выделенное для проживания и ощущения себя обычным человеком. - Доктор обводит вокруг себя руками, я смотрю на свою комнату, но уже новым взглядом. Не верится, что родные стены, в которые я так спешил вернуться, оказались замкнутостью психушки. - Здесь все есть для жизни среднестатистического гражданина. Мы уверены в людях, кому предоставляем такие апартаменты. У нас проживают и чувствуют себя превосходно самые разные больные. Надо доверять людям, дать возможность почувствовать себя в их положении не одинокими. Например, ваши соседи. Они все страдают параноидной шизофренией. У Валентины и Василия бредовые расстройства этой формы. Женщина думает, что она из знатного рода. А мужчина живет до сих пор одним и тем же временем. Он считает, что на дворе сороковые годы и идет война. Только в последнее время пациенты стали поддаваться переубеждению и использовать здравую оценку ситуации. У их еще одного сожителя, Александра, немного другой вариант параноидной формы - галлюцинаторный.
Я сразу вспоминаю стычку с соседом. Он вел себя очень странно. Закричал и забился в угол. Я еще тогда понял, что с ним что-то не в порядке.
- Его мучают часто императивные голоса в голове. Именно по их указу Александр часто устраивал погромы в квартире, нарушая покой и внушая страх остальынм. Но Валентина и Василий присматривают за Сашей. Они привыкли к нему, он для них как сын. Они успокаивают его психические взрывы. Тем более, больной им верит и с ними очень ладит. Между прочим, Саша - один из ваших давнишних пациентов. Именно поэтому он на вас так реагировал, когда вы вторглись к нему в обитель.
- Я этого не просил...
- Мы и ни в чем вас не обвиняем. Я за вас очень волновался и поэтому решил на ночь приютить у соседей. 
Я в шоке от сказанного доктором.
- Как я мог лечить этого сумасшедшего?
- Вот так. Вы лечили его до того, как появились Таня, Настя и Ваня. Потом вы передали Сашу мне, а сами взялись за эту троицу.
- Почему?
- Вас тянуло к ним.
Я опускаю глаза.
- Как я уже сказал, вы начали проводить с ними беседы в группе. Чтобы лучше вникнуть в суть болезни и познать их мир, вы предложили им вести дневники, в которых они записывали свои часы, проведенные в воображаемой реальности...
Тут уже пазлы складываются. Я вскакиваю и хватаю с тумбочки три папки, прочитанные мною. На лице Аивара возникает удивление. Он прерывает свою речь и смотрит на листы бумаги.
- Откуда они у вас?
- Это их дневники? - игнорируя его вопрос, задаю я свой.
- Да. Где вы их нашли?
- Под матрасами их кроватей...
- Это немедленно надо отдать следствию..., - он протягивает руку, желая забрать папки.
Я отхожу назад, не давая ему этого сделать.
- У больницы возникнут проблемы. Она и так на гране закрытия. Вы обязаны отдать мне документы, чтобы полиция закрыла дело...
- Я вам ничего не дам, пока вы мне все не объясните!
- Что именно?
- Все, что здесь написано! Неужели вы хотите сказать, что вся рукопись нереальная, а только то, что моя семья выдумала в своей голове?!
Он, понимая, что ему не уйти от ответа, продолжает:
- Так и есть. Вы им приказали все записывать. И вышло подобие дневника, потому что болезнь пациентов прогрессировала настолько, что они посещали свой мир ежедневно...
- Как могут быть выдуманы вполне настоящие люди и правдоподобные действия?!
Он опускает грустно голову и медленно трет ладони.
- В нашей практике оказывается могут. Вы будете поражены, услышав о настоящей судьбе этих трех людей...
- Я готов.
- Татьяна узнала, что бесплодна. На тот момент она жила с мужем. Мужчина не стал долго обходиться с ни на что не годной женщиной и ушел от нее. Она впала в серьезную депрессию. Нетрудно догадаться какие мысли царили в голове у бедняжки. Женщину, у которой была и красота и семья, лишили житейского счастья. Она перенесла самые невыносимые страдания, преподнесенные разумом. Понимание, что теперь она в семейной роли никому не нужна, что не сможет, как нормальный человек родить ребенка, что будет одна до самой смерти, ее привело к трагедии. Танины переживания можно только охарактеризовать ее финалом. Исход ужасный. Можно только догадываться, как она мучилась. Но вскоре в ее жизнь пришел несуществующий Илья. Ребенок, которого она мысленно родила и вырастила. Она в нем души не чаяла, всю жизнь посвящала ему. Несуществующей иллюзии. В ее выдуманном мире она могла любить человечка, которого произвела на свет.  Заботиться о нем, гулять с ним, обожать его. В реальности она лишь только страдала. Что ей оставалось выбрать? Между желаемой мечтой и ужасной правдивостью? Сначала она просто потешала себя, обманывая, что у нее, как у всех, есть малыш. Просто иногда уходила в себя и тем самым возвращала энергетический баланс. Но потом ее воображение стало обыденностью, и как говорил ее брат, она стала сидящем на диване инопланетянином...
- Илья же являлся всей ее любовью. Она только и проводила последние дни с этим ребенком. - Ужасаюсь я с выпученными глазами. - Я думал, что с этим малышом что-то случилось...
- Нет. - Твердо отрицает доктор. - Его не существовало. Она его выдумывала 5 лет. Это самый долгий, за все мою деятельность, срок длительности одной и той же иллюзии. Она постоянно писала о нем. Как он рос, разговаривал, развивался...
- Сидя за столом три дня назад она рассказывала про ванино детство... Некоторые моменты совпадают с прочитанным в ее дневнике про Илью...
- Да. Она приписала, скорее всего, некоторые отрывки своей легенды Ивану.
- Не может быть...
Я обхватываю руками голову и ошарашенно продолжаю слушать.
- Анастасия. Была изнасилована группой людей на одной из вечеринок. Ее подруга позвала в коттедж на день рождение. Родителям девочка наврала о своих планах на ночь и отправилась отмечать. Туда приехали какие-то взрослые отморозки, именинницу один увел наверх, а Настю споили, накачали наркотиками и... надругались...
Я слушаю, не поднимая лица. Я царапаю ногтями себе виски. Пальцы ног вдавливаю в пол. Мне жарко. Я желаю смерти каждому ублюдку, прокручивая их по именам. Меня всего изводит ненависть.
- Эти уроды все сняли на камеру и видео выложили в интернет. Там по очереди каждый над ней извращается... Это ужасно... Простите , что я говорю. Может прекратить?
- Нет! Продолжай! - сквозь зубы рычу я.
Аивар глубоко вздыхает:
- Девочка на утро ничего не помнила. Но все те, кто посмотрел выложенный ролик, а таких было много, ей все напомнили насмешками и издевательствами. Все ее друзья и знакомые перестали с ней общаться. Она стала изгоем. А у нее подростковый возраст. Мнение общества и общение со сверстниками являлись главными приоритетами в жизни. А у нее никого не осталось после одного единственного случая. Она хотела так же, как и остальные: веселиться, гулять, любить, совершать глупости. Поэтому она начала в тайне от родителей пить и употреблять. Настя старалась вернуться морально в тот вечер. Для нее он запомнился, как что-то чудесное, потрясающее, прокладывающее дорогу во взрослую жизнь, где нет запретов, а лишь одна молодость. Она не помнила того, что с ней там сделали. Она любила тех людей и ненавидела в то же время. Но это ей не мешало дружить, влюбиться, повторять безбашенные вечеринки в своем сознании. С помощью алкоголя и наркотиков она отправлялась в мир, где она была в центре движения, всеми любима, всеми подражаема. Там она встретила свою первую любовь, узнала цену истинной дружбы. Все она испытала, но только у себя в голове. Потребность в воображаемом веселье и компании преобразилась в реальную медикаментозную зависимость. Уничтожая свое тело, девочка ублажала мозг и душу.
- Тех людей, которые совершили с ней эту мерзость, наказали? - спрашиваю я, пытаясь соблюдать терпение.
- В полицию на них заявление подали, их арестовали, но отец кого-то из них внес хорошую сумму и хулиганов освободили и сняли обвинение. За деньги сейчас можно купить все: справедливость, правду, чьё-то несчастье на оставшуюся жизнь..
- Да как же так... Не пойму я... - шепчу про себя я, выдирая клочки волос.
- Родители, когда узнали о тайных делах дочери, отправили ее к вам. Так пациентов, страдающих в реальности, но счастливых в грезах, стало двое.
- Какого черта они за ней не следили? Эти ее родители! - моему возмущению нет предела.
- Ограничение свободы на ребенке тоже могло плохо сказаться. Видимо, они из того типа мам и пап, которые разрешали выйти погулять дочке. Тем более они же не знали, что так получится.
- И произошло вот что в итоге! Их дочь вместе с еще двумя людьми совместно покончила с собой.
Профессор, не отыскав подходящего объяснения, просто молчит. Я завываю и не перестаю ладонями тереть лицо.
- Ну продолжайте дальше! Вы меня и так одиноким психом сделали, куда уж хуже!
- Я вам только хотел помочь...
- Я все понял! Продолжайте!
- Ваня, возвращаясь со школы домой, попал в автокатастрофу. Шофер сбил его и поехал дальше. Его так и не нашли. Скорее всего, он был пьян. Мальчик оказался в больнице. Ему было тогда всего 17. Врачи сказали, что медицина бессильна. Так парень стал инвалидом в самом рассвете сил. Выводы и суждения о несправедливой участи не заставили себя ждать. Хуже всего, что у Вани и прежде имелись яркие мечты и планы на будущее. Он оказался очень романтичным и творческим человеком. Он обожал рисовать. И не просто рисовать, а писать картины именно в тех местах, где редко ступала нога человека. Его не интересовали черты людей, размеры городов, его влекла девственная природа. На любых каникулах он отправлялся на вершины в поисках чуда. Родители его по утрам и вечерам вообще не заставали дома. Мальчик убегал, чтобы не пропустить закат или рассвет. Куча единомышленников, куча девчонок, куча неизведанных мест, в которых он должен был побывать. На всем этом поставило крест его вынужденное положение. Будущее его казалось предсказуемым. Но мечтатель нашел выход - воплотить цель своей жизни в мыслях. Изведать просторы нашего земного шара в одном лишь представлении. Забраться на непреодолимые вершины, не вставая с коляски. Разукрасить весь мир, находясь за его пределами. Так он год путешествовал по живописным коридорам своего сознания. Все остальное исчезло, перестало существовать для него. Ушедшие друзья, смирившееся родители - это ему больше самому не было нужно. У него имелся собственный мир, подаривший ему звание не путешествующего художника, а неизлечимого шизофреника. Его недееспособная реальность привела к нам, чтобы избавить от единственной радости жизни. Лишить возможности хоть каким-то образом реализовать свою мечту. Но жизнь не всегда представляется желаемым пейзажем...
Я жду, когда новости закончатся. Как я жил до амнезии со всем этим знанием происходящего? Как же сейчас через два месяца невыносимо больно узнать правду заново. Почему если я псих, мне все равно больно? Почему если я больной на голову человек, я все воспринимаю близко к сердцу?! Я плачу. Мне ужасно жаль Ваню. Мальчика, который останется несмотря ни на что мне сыном. Человека, с которым я провел большее время своей счастливой жизни. Мечтателя, у которого идеи и мысли схожи с моими. Я не встречал роднее душу. Мальчик всего лишь хотел полюбить жизнь, увидеть все ее прелести и чудеса, подарить людям свое добро.
- Он же хотел отправиться в путешествие? - задаю я тихо свой вопрос.
- Да. Он даже семье своей об этом намекал. Что уйдет покорять мир. Будет отшельником, питающимся подножным кормом и странствующим автостопом. Но все это было до жуткой трагедии...
Я вспоминаю, как он объезжал страну, знакомился с людьми, объяснял им свой выбор, влюблял их в себя. Теперь понятно, почему так перекликается его судьба с участью того скалолаза, который имел такие же стремления. И окончил он так же. Ваня как-будто знал свой итог. И сейчас его просто нет. Тот мальчик, просящий от жизни совсем немногое, погиб. И его не вернуть. Человека больше не существует, так же как и его мира.
- Как можно выдумать такие вещи?!
- Когда человек оказывается на краю, в дело вступает разум. Его возможности безграничны. Порой он способен на потрясающие феномены.
- Не понимаю все равно...
- Вы этому посвятили долгие годы, а затем испытали на себе.
- В смысле?
- Ваше отклонение от нормы идентично болезням этих людей. Вы точно хотите узнать все до конца? Все, что с вами произошло?
Я прерываю дыхание. Не могу поверить, что драма еще не закончилась. Но необходимо узнать правду. Время разгадать тайну моей амнезии. Я должен вспомнить каким человеком я был в прошлом. За что сейчас несу бремя страстей. Я одобрительно киваю доктору.
- Вас мучила бессонница, которая перешла в ночные кошмары. Спокойных ночей у вас практически не было. Вы то бодрствовали по ночам, скитаясь из угла в угол, то вскакивали в холодном поту от ужаса, увиденного во сне. Странно, что в нем не было ничего существенного, чего бы стоило бояться. Никаких монстров, призраков, катастроф, никаких смертей. Вас мучило ничего. Именно отсутствие всего вас ужасало. В пустоте вы открыли свою душу, чтобы хоть чем-то заполнить пространство и выпустили наружу одиночество и боль. Понимание мрачного единства с самим собой вам не давало покоя и наяву. Вы никогда не забывали того, что происходило с вами во сне. Но в жизни вы были абсолютно так же одиноки. Ни семьи, ни родственников, ни друзей, только ваша больница. Вы благородно протягивали больным руку помощи, но сами не заметили как стали одним из них. И не в диагнозе дело, проблема - в несчастье. Тьма вас пожирала постепенно. Настроение ухудшалось, вы почти не улыбались, желание что-либо делать отсутствовало, на окружающее вы смотрели безразличным взглядом, но в то время вы еще сопротивлялись. Затем помешательство затронуло весь рассудок. Публично вас одолевали приступы страха и панические атаки. Вы могли просто сидеть на стуле, взявшись за голову, и плакать; могли смотреть сквозь людей, не понимая, что они тут вообще есть; могли бояться неизвестно чего и кричать во всю глотку. Вас терзал ваш разум. Не помогали никакие наши медицинские вмешательства. Вы были на пороге сумасшествия. Все наши подопечные проходили через похожее и в дальнейшем уходили в себя. Отличие лишь в том, что вы этому состояние подвергли себя сами. Точнее ваш развитый мозг. Он нарыл в ваших извилинах сакральные фобии. Сначала во сне, потом и в жизни. Тот уникальный случай в истории, когда разум своему хозяину стал врагом. Показал науке ее бессилие перед человеческим существом и его природой. Ему удалось довести вас до безумия одной лишь мыслью о вечном и безысходном одиночестве. Вы воссоздали вокруг ад для самого себя. А пусковым механизмом оказалось отсутствие семьи...
Я слушаю через силу. Все эти слова про меня. Ни про кого-нибудь из миллиардов людей, а про меня. Оказывается я своим горем проложил дорогу к новым вопросам науке. Вот только я хотел обычной радости. Семьи. В этом он прав. За два месяца последних месяца семья - единственное, что было значимо и дорого мне. 
- А как я потерял память?
Он смотрит на меня с жалостью. Доктор понимает как я долго страдал и искал ответы. Амнезия, которая принесла мне два месяца светлого счастья и которая вскоре обрела меня на ужасное возвращение прошлого.
- С начала своей бессонницы вы отважно взялись за этих трех пациентов. С Татьяной брат обратился раньше всех, потом Ваня и Настя. Именно группой вы работали около месяца. Это был долгий и тяжелый труд. Обманчивое мировоззрение больных было стойким и непреклонным. Вы применяли и всяческие методики, и гипноз. Эти трое ни при каких преподнесенных доказательствах и фактах не желали понимать, что их мир и люди вымышлены. Они утверждали, что их жизнь в голове реальна. Реальность они не хотели признавать. В ней для них все было бессмысленно. Они упорно старались игнорировать этот промежуток существования. Жестокая правда стала несуществующей. Вы не сдавались, даже несмотря на резкий упадок сил и нестабильную психику, и наказали вести дневник, чтобы лучше вникнуть в детали фантазии и разработать структуру борьбы с нею. Дальше начались ваши кошмары. Но параллельно вас сильнее тянуло к этим людям. Боюсь, тогда и сформировалась ваша сильнейшая зависимость от них. Вы считали, что эти больные - единственные кто вас может понять и вам помочь. Вы проводили с ними все больше и больше времени. Вам было наплевать на науку, ваше стремление заключалось в наличие Тани, Насти и Вани возле себя. Вы полюбили их. Вы отыскали семью. То, что вам не хватало в этой жизни. То, из-за чего мозг вас уничтожал из-за дня в день. Они стали вашим лекарством. И получилось вскоре, что ни они курс лечения проходили, а вы. Вам всего лишь было нужно, чтобы они были рядом. С ними вы не чувствовали ни одиночества, на страха, ни боли. У вас, Алексей, одна была просьба у жизни - чтобы ваш маленький одинокий огонек сомкнулся с такими же огоньками, принадлежащим вашей называемой семье, и получилось одно большое пламя, которое нельзя будет потушить. Но пациенты жили в своем выдуманном мире, как и вы. Другого они не хотели. Вы им не были нужны в их реальности. Вы прописали их в больнице. В этой квартире. Примерно в середине августа вы стали записывать на камеру ваши сеансы. Не знаю, было ли это ради прогресса в лечении или ради личной прихоти. Вам хотелось этих людей видеть около себя круглосуточно. Помешательство через неделю привело к сумасшествию. Вы требовали постоянного присутствия семьи возле себя. Сеансы проводились все дневные часы, но вы начали настаивать и на ночные. Вы крушили мебель вокруг себя, дрались, ругались. Вы делали все, чтобы вас пустили к вашим "родным". Вы стали буйным и опасным по отношению ко всему персоналу. Вы могли напасть на сотрудников или что-то с воплем сломать, если шел разговор о запретах. Мы пытались вам помочь, ведь вас уважали и любили. Пугались, но принимали все с сочувствием. Но было поздно - Таня, Ваня и Настя стали вашим единственным реальным миром. Тут вы с ними сошлись и пришли к одной проблеме, но разной по содержанию. Вы стали больным. Своим же пациентом. И вы, и я всю жизнь доказывали, что нет понятия "псих", есть отличие, противоположность, иное мышление, но не "псих". Однако, когда дело доходит до опасности и ущерба окружающим, этот термин применим. Вы доказали это. Ваш мозг поставил вашей теории "шах и мат". У всей больницы не было других вариантов действий, кроме как пойти на кардинальные меры, пока ваша агрессия не привела к серьезным последствиям. По наркозом мы провели операцию по удалению клеток коры больших полушарий вашего головного мозга. Она пока запретна, но применяются все меры для ее легализации. Для вас и для нас нейрохирургическое вмешательство являлось единственным выходом.
- Вы меня сделали подопытным кроликом?!
Я разъяренно гляжу ему в глаза, передавая весь ужас своего положения. Жизнь текла обычно и размеренно, но все в миг рухнуло, и оказалось, что я какой-то чокнутый доктор, страдающий от своего одиночества.
- Нет. - Пытается оправдаться Аивар, бегая беспомощно глазами вдоль стен. - Все было под контролем. Это должно было вам пойти на пользу ...
- Остаться одиноким, ничего не помнящим шизофреником, но зато не опасным для других? Такая польза? Тут очевидна лишь ваша выгода!
- Все не так, как вы думаете! Мы хотели вас избавить от отрицательного воздействия вашего мозга! Чтобы вы вернулись в наш мир...
- Что дальше было? - жестко спрашиваю я, понимая что спор продолжать бессмысленно.
- Операция прошла успешно. Вы стали спокойным и адекватным. Все ваши индивидуальные качества остались при вас. Но злобный, безумный монстр исчез. Окружающих людей вы напрочь забыли. Исследования показали, что у вас абсолютно чистая память...
- Почему я не помню момента, когда пришел в себя?
- Вы еще были в слабом состоянии, да еще и под наркозом. Поэтому то, что с вами происходило, вы тут же забывали. Лишь через дня два в больнице вы смогли полностью фиксировать происходящие события и информацию. Из прошлой жизни вы забыли все. Кроме одного...
Я моментально понимаю о чем он. Сколько удивления я испытывал, рассуждая над этим парадоксом. Забыть все, кроме самого родного.
- Тани...Вани...Насти, - перечисляю я медленно имена. Почему я не забыл этих людей? Память действительно таилась глубоко в сердце? Любовь не позволила забрать из памяти их у меня? Это удивительно. Неужели я их никогда теперь не смогу забыть? Они останутся со мной. Это мое самое сильное и приятное страдание на всю жизнь.
- Да. Вы их не забыли. Случилось необъяснимое ничем и никем чудо. И появилась еще проблема. Вы не помните ни себя, ни нас, но вы думаете, что ваша настоящая семья это трое ваших пациентов. За пределы больницы вас ни в коем случае нельзя было выпускать. Сознание было очищено, но рецидив мог наступить в любое мгновение. Вам требовался уход, и вы не желали покидать свою любимую семью. Тут случилось невероятное. Они согласились подыграть. Притвориться женой, сыном и дочерью. Судя по записям ваших последних сеансов, пациенты шли на значительную поправку. Они перестали настойчиво доказывать существование их сказки. Вам удалось доказать им, что их мир выдуманный и несуществующий на самом деле. Они выглядели вполне нормальным людьми. Примерно жили в этой квартире. Мы им могли доверять и обеспечили необходимым жилищным обиходом. В общем, сделали все, чтобы вы почувствовали себя членом типичной семьи. Вы выбрали работу, но она для вас являлась второстепенной. Так зародилась обычная крепкая семья. Трое наших пациентов расстались с играми разума, они ждали любимого отца и мужа с работы. Я часто навещал, был искренне рад за вас. Никто бы не мог поверить, что все это стало не по-настоящему...
- Крокодил...
- Что?
- Игра в "крокодила"... Все два месяца... Одни притворства и ложь... Я никогда не умел в него играть…
Я смеюсь в отчаянии.
- Может и так. Вы, наверное, ненавидите меня, но я выполнял свою работу и хотел оставаться гуманным. Я возвращал своих пациентов в реальность, чтобы они обрели подлинное счастье. У нас это получилось. Вы воссоединились, создав семью, и отыскали покой и психологическое здоровье. Не этого ли ждала медицина и вы сами?
Я специально разворачиваюсь к нему, чтобы он мог видеть мой исхудалый вид, красные глаза и опухшее лицо. Все то, к чему меня привело "мое ожидание". Мне только и остается удивляться как все лихо подстроено и задумано. Целых два месяца лживого маскарада. Игры на моих чувствах. Я копаюсь в голове. Вспоминаю дни, проведенные якобы в больнице. Хоть и не верится, но действительность в принципе совпадает с фактами.
- Неужели здесь вокруг одни пациенты?!
- Да. В нашей больницы проходят лечение чуть меньше трехста больных. Каждому предлагается кров, питание, работа. У кого-то под присмотром, у кого-то без...
- Вы же говорите, что я опасен, почему же вы не присматривали за мной?
- Сомневаетесь. За вами велась пристальная слежка. Просто вы этого не замечали. Ваш шеф зорко наблюдал за незаурядной личностью, неожиданно для всех превратившейся из психиатра в сумасшедшего.
Я смотрю на него гневными глазами. Максим, Назар, Валентина - они все психи. А начальник - это наглый медбрат или вообще санитар. Как же я этого не замечал! Господи, я был слеп!
- К вам было совсем иное отношение, нежели к другим нашим подопечным. Вы для нас являлись родным детищем.
- Это общее сумасшестви!
- Вы правда любили друг друга...
- Но почему они согласились на это?! А потом покончили с собой?!
К профессору возвращается мрачность; именно та, которую я видел в день смерти моей семьи. Невыносимая тоска от прогоревшего плана.
- Не знаю почему я им тогда поверил. Мне казалось, они хотят вам помочь искренне. Сами желают забыть прошлое, начать новую жизнь и завести свою ячейку общества. Вы отличались от других семей. Вы знали цену этому великому слову. Взаимные поддержка, понимание, забота. Я за вас не мог нарадоваться. Я своему другу мог пожелать только лучшего. Людям, с которыми так жестоко обошлась судьба, однозначно необходима любовь. У меня на глазах зарождалась семья. Они к вам стали испытывать те же чувства. Вы обрели единое счастье. Сквозь тернии добрались к звездам. Вам было без разницы кто вы по жизни и в каких условиях живите, только бы рядом оставались эти три человека. Наконец мне начало казаться, что все прекрасно. Жизнь ваша начинается заново. Но теперь у меня нет объяснений тому, что произошло. Их массовое самоубийство исчерпало мои доводы и надежды. Когда я увидел их повешенные тела, во мне мир перевернулся. Я в момент осознал всю печаль и трагедию нашей жизни. Так опасно любить людей. Как ужасно становиться социумом, когда мы все такие разные. В наше время сойтись характерами сложно, а тут просто четыре разных реальности. За две бессонные ночи я пришел к выводу, что, скорее всего, это было или осознание безысходности, или месть. Люди настолько вжились в ими созданный мир, что в другом, нашем, решили полностью прекратить существование. Договорились между собой, назначили день и совершили самоубийство.  С точки зрения мести: вы отняли их реальность своим курсом лечения, а затем, став вашим миром, они отняли его у вас в ответ. Реальность за реальность...
- С улыбками на лице, что возвращаются обратно...
Теперь все становится на свои места. То, что казалось уму непостижимым, становится логично. То, что было сказкой, оказавается жизнью. Сложно подобрать слов. Я потерял тот мир, которым жил. Причины для меня уже не так важны. Я сам создавая, убил свое счастье. Они мне стали не просто родными, они являлись теми единственными и неповторимыми, кто меня понимал и кого я не забыл.
- Перед их самоубийством мне начали кошмары заново сниться...
Аивар вопросительно не отводит взгляда.
- Я видел как теряю свое самое любимое и родное. То, что меня спасло от ужасной тьмы...
Он старается выдать что-то успокаивающее, но безнадежная ситуация тщетна.
- Здесь нет ни чьей вины. Вы не знали, что так получится. Вы лечили этих людей...
- Но как?! - взрываюсь я в недоумении. - Как мне удалось вернуть их в нашу реальность, от которой они бежали и где они являлись изгоями? Как убедил отказаться от внутреннего безмятежного мира? Ведь это их сознание, а не жизнь... Здесь недостаточно просто совершить самоубийство...
Доктор без какого-либо промедления достает из кармана своего халата неизвестный мне диск.