Сильва любовь моя!

«Сильва» – любовь моя!
Имре Калман ворвался в мою жизнь совершенно неожиданно. Презрение, которое в нашей семье испытывали к оперетте, можно сравнить только с осуждением бессмысленного сидения у окна или игры в карты в «Дурака» или  в «Пьяницу». Единственно с кем мне удавалось поиграть в эту «запретную» игру на даче в Подмосковье, была прабабушка. Она, хитро улыбаясь, доставала откуда-то свои заветные карты и начинала их сдавать. Никто не решался ей всерьез что-то говорить по этому поводу, а я предвкушала удовольствие от совместного развлечения. Карточная игра в семье предавалась анафеме из-за какого-то дальнего родственника, который еще до революции проигрался в пух и прах и закончил свои дни, как Герман из «Пиковой дамы», в психушке…
А что касается оперетты, то дома как-то особенно не любили советскую оперетту – «Вольный ветер», «Белую акацию» Дунаевского, хотя музыку к фильму «Дети капитана Гранта» обожали и часто пели песенку Паганеля «Жил однажды капитан, он объездил много стран…». И «Веселых ребят» смотрели при любой возможности. Словом, логики в этом неприятии никакой не было. Не признавали и все!
Про Кальмана и его оперетты я и не слышала до своей поездки с бабушкой в Казань к ее сестре, работавшей в отделе культуры в редакции газеты «Советская Татария» и специализировавшейся на театральных и кинематографических рецензиях. Квартира у нее была маленькая, и меня отправили ночевать в соседнюю квартиру к другой сотруднице этой же газеты, у которой, кроме того, была дочка моего возраста. Предполагалось, что мы подружимся, будем развлекать друг друга и оставим взрослых в покое. Именно так и получилось. Бабушка уехала на неделю в командировку в башкирский Салават, где вскоре должен был заработать завод по производству полиэтилена, а она осуществляла надзор за внедрением технологии, разработанной под ее руководством в лаборатории московского ГПИ-1. А я осталась в полном распоряжении своей новой четырнадцатилетней подружки.
Через пять минут после первого знакомства она усадила меня на диван, спросив: «Ты любишь «Сильву»?». И, не дождавшись ответа, поставила пластинку: «Тебе понравится!». Я про «Сильву» ничего не знала. Мама всегда говорила: «Не люблю этот балаган!», имея в виду и Дунаевского, и Кальмана, и Штрауса. Меня это удивляло. Только в этом году, накупив и пересмотрев кучу дисков со старыми (1940-х годов) немецкими экранизациями классических оперетт – «Летучая мышь», «Сильва», «Марица» – я поняла, что она имела в виду. Карикатурные персонажи, скандирование вместо пения, грубоватые шутки и вульгарные повадки. Все это совсем не походило на прекрасные советские фильмы, снятые по этим опереттам, и на более поздние спектакли, которые мне довелось видеть в театре оперетты в Москве. Возможно, наши режиссеры отошли от изначальных традиций жанра, облагородив его. Но, в любом случае, хорошее пение и танцы, стали обязательными для исполнителей этих веселых музыкальных историй.
Конечно же, мне с первого раза понравилась лучшая оперетта Кальмана! Веселые куплеты – «Красотки, красотки, красотки кабаре, вы созданы лишь для развлечения…», «Частица черта в вас, в сиянье ваших глаз…», озорные шутки  «У тебя сейчас заболит не только печень, но и селезень…», красивые арии и дуэты «Помнишь ли ты, как счастье нам улыбалось?..», легкий лирический и забавный сюжет, счастливо заканчивающийся свадьбой, – ну, как это могло оставить равнодушным неискушенного подростка?
Через некоторое время у меня появились собственные пластинки с великолепной записью «Сильвы», которую я, в конце концов, выучила наизусть. И в Московский театр оперетты стала ходить с не меньшим интересом, чем в музыкальный театр Станиславского и Немировича-Данченко. Правда, «Марица» мне понравилась меньше, чем «Сильва». Но, конечно, вне конкуренции был фильм (1958) «Мистер Икс» с Георгом Отсом, поставленный по оперетте Имре Кальмана «Принцесса цирка». Этот советский певец из Эстонии был так популярен в те годы в Советском Союзе, что большинство его узнавали по голосу, он часто пел на радио. Когда я в первый раз в 1980 году оказалась в командировке в послеолимпийском Таллине и жила в гостиницу в Пирите, отдаленном районе эстонской столицы, почему-то для меня имело особое значение, что неподалеку было кладбище, где был похоронен этот прославленный певец…
А потом был прекрасный новый фильм «Принцесса цирка» (1982) режиссера Светланы Дружининой с такими очаровательными Натальей Белохвостиковой и Игорем Кеблучеком, играющими главных героев, и Любовью Ковалевой и Владимиром Мальченко, поющими за них. Никакого намека на грубость, напротив, изящный увлекательный благородный сюжет, хорошие актеры, талантливая игра, выразительные голоса. «Низкий» музыкальный жанр был сильно «приподнят» в советское время, сделав оперетту вполне «рукопожатной». Сегодня мало кто с презрением отзовется о великолепных опереттах Кальмана, Штрауса, Оффенбаха, Дунаевского. Специалисты признают, что их вокальное исполнение – дело не простое. Даже один из выпусков телевизионного конкурса «Большая опера» был посвящен оперетте, который наглядно продемонстрировал, что только хорошего голоса не достаточно для того, что петь эти комедийные музыкальные спектакли.
Один спектакль оперетты Имре Кальмана особенно врезался мнев память. В ноябре 2013 года я отправилась на конференцию, посвященную Владимиру Далю (казаку Луганскому), на Донбасс, в Луганск. Это было буквально за неделю до того, как Янукович отложил подписание соглашения с Евросоюзом. Ничто не предвещало безумного поворота событий, которые многое изменили и в нашей жизни.
Луганск произвел тягостное впечатление, было ощущение путешествия во времени – словно вернулись мы в лихие девяностые, с центром-базаром, с валютными обменниками на каждом шагу и тихими советами, что у знакомого можно поменять деньги выгоднее, с холодными батареями, драным линолеумом в номерах ведомственной вузовской гостиницы, полным отсутствием посуды на кухне и ручек на газовой плите, с единственной лампочкой под потолком и раздолбанной мебелью. Университет имени Даля поразил новым зданием с памятником Далю перед ним, мобилизацией студентов на пленарное заседание конференции, выступлением на ее открытии отцов города (по-моему, там был Плотницкий). При этом удивляла и какая-то непривычная для таких мероприятий в России организационная простота – кофе чуть ни в коридоре на бегу, междусобойчик под названием «фуршет» или «банкет» в студенческой аудитории. Но страннее всего была реакция хозяев во время дружеского общения за столом на предложения приехавших из России участников конференции спеть что-нибудь из украинских песен. «Черные брови, карие очи» или «Дывлюсь я на нэбо, тай думку згадаю…» – эти песни знакомы большинству выросших в Советском Союзе. «А мы их не поем», – без тени улыбки ответили нам. Россияне пожали плечами и спели парочку песен в свое удовольствие, причем хозяева рта не открыли.
На другой день наступил черед культурной программы. Нам предложили на выбор поход в драматический театр на какую-то малоизвестную пьесу и в украинский музыкальный театр на оперетту Кальмана «Марица». Мы высказались за «Марицу». «Ну, она же на украинском», – пытались отговорить нас, но мы решили, что «Марица» и на китайском остается «Марицей». «Хозяин – барин!» – словно говорили удивленно поднятые брови нашей сопровождающей. И мы на автобусе отправились в театр. Луганск – очень разбросанный и странно спланированный город. Между центром и районом, где находился университет, лежал огромный массив частного сектора – домик к домику, на расстоянии нескольких метров друг от друга, теснились почти одинаковые маленькие постройки. Такой кромешной темноты, как в этом районе, я в городе, пожалуй, не видела никогда: света не было ни в домах, ни на улице. Нам объяснили, что шахтеры рано ложатся спать. В театре, построенном лет сорок назад в лучших советских традициях, было полно народа. Спектакль, добротный, с хорошими декорациями и костюмами, с оркестром и очень неплохими певцами, нам понравился. Одно лишь слегка раздражало – артисты пели с микрофонами, подвешенными как у эстрадных исполнителей чуть ниже подбородка, что делало голоса слишком громкими и резкими.
Вообще, с певческими талантами в Луганске было все прекрасно. Во время специально организованного в музее В.И.Даля выступления учащихся института культуры меня до слез тронул сочный бас необычно рослого и плечистого китайского студента, исполнявшего что-то оперное и знаменитых «Журавлей» Яна Френкеля на стихи Расула Гамзатова. До сих пор не могу забыть этот потрясающий голос, глубокий, яркий, хорошо поставленный, почти бас профундо… Сегодня странно осознавать, что все эти впечатления, как отголоски другой, уже безвозвратно ушедшей жизни…
А оперетты Кальмана я и сейчас слушаю с большим удовольствием, правда, чаще всего в видеозаписях.


Рецензии