Не узнала... мужа!

Было это в далёком 1922 году, было, но быльём не поросло...

Старший унтер-офицер царской армии, командир взвода Первой Конармии Данилов Михаил Васильевич, двадцати шести лет от роду, по случаю полной демобилизации с большими трудностями добирался до родного дома, откуда был призван в первые месяцы империалистической войны в кавалерию и где оставил молодую жену Дуняшу, с которой обвенчался за несколько дней до призыва. От Фёдоровки, волостного центра, встав на воинский учёт в местном военкомате, бравый конармеец саженного роста пешим ходом двинулся в направлении места дислокации родни и жены. По ходу передвижения в голове возникали картины торжественной встречи и особенно волновал вопрос:" А, дожидалась ли и дождалась ли красавица Евдокия своего мужа?". Набегали вечерние сумерки. Вот и родные места. У реки деревня с погостом. Редкие огоньки в оконцах сиротливых домов показывали у кого есть керосин.

Крайняя изба, сруб которой родители молодожёнов и со стороны Даниловых и со стороны Дементьевых в складчину успели поставить после сговора и сватовства, куда молодые супруги въехали после свадьбы, где вскоре осталась в одиночестве солдатка Евдоха, даже не успевшая забрюхатить, не встречала хозяина огоньком. Постучал в оконце. Сердце зашлось. Раздался слегка простуженный - на дворе уже стоял октябрь, но до боли знакомый строгий возглас:" Кого нелёгкая носит? Чего надо? Если председатель сельсовета, то идите с Богом до центра, там изба, крытая железом, там и найдёте!". "Дуняша, милая, родная, это я, Мишка твой! Отвори...". Тишина. "Много вас сейчас шастает по деревням, и беглые, и тати! Одна беда от вас, иди с Богом. Темно уже и не вижу я, Мишка это, али ещё кто. На моего Мишку бумага пришла, что сгинул он где-то на войне. Если Мишка, то знаешь где твои живут, вот иди за ними и председателя прихвати, пущай документ твой проверят, а потом и приходи!Я то грамоте не обученная, Мишка об этом знает и меня одобрит".

Так и пришлось Михаилу в темноте пробираться к своим родителям, к тому времени сварганившим себе нового сыночка Ивана. Была бурная радость и сильное удивление: ведь бумага официальная была, что погиб в шестнадцатом! Застолье решили на утро оставить, а пока пошли, подняли председателя сельсовета, разбудили родителей Дуняши и прошагали с шумом и радостью на окраину, доказывать, что Мишка вернулся, что по бумагам он действительно Михаил Васильевич Данилов, законный муж Евдокии Даниловой. Однако у земляков, вывалившихся на улицу поглазеть и поздороваться, закрались сомнения: тот Мишка был "метр и две кепки", а этот бородатый детина с котомкой - целая сажень! Да и отец косился с сомнениями, и председатель. А вдруг? Время лихое...

Дуняша, когда вышла на шум, и увидела эту громадину, называвшую её мишкиным голосом ласковыми словами: "Дуняша. Родная. Дусенька. Евдоха ты моя!", попятилась назад, чуть не грохнувшись об порог: " Это ты - Мишка? Мой был на голову выше меня, а ты, оглобля эдакая, небось бумажки подделал, солдатку каждый норовит обидеть...", и заплакала навзрыд... Наступила гробовая тишина. Все отступили от Михаила на несколько шагов, на всякий случай. И тут, то ли от безнадёги, то ли с отчаянья лихой конармеец расстегнул шинель, под ней на груди сверкнули новый орден новой власти "Красного Знамени", два Георгия и две медали,задрал гимнастёрку и показал на животе, рядом с пупком, родимое пятно, в которое он позволял целовать только матери, пока не подрос, и жене... Евдокия с воплем и причитаниями повисла на своём суженном, а родная мать защебетала со слезами:"Я же говорила, я же говорила, я же говорила, что Мишка живой!", и тоже бросилась в объятья любимого и долгожданного сына-богатыря. Председатель сельсовета молвил:"Советская власть кому не попадя бумаг не выдаёт". Все одобрительно загалдели, повеселели, заулыбались: вот ещё в один дом радость пришла! Или не в один?

А в июне 1923 года родилась моя мама, Раиса Михайловна, у которой дед всегда спрашивал строгим голосом:"Ты почему не родилась в пятнадцатом году, а? Долгожданная...".