Встречи с отцом

Этой поздней осенью уже несколько недель стояла ясная погода, небо над Ангарой было нежно голубым и безоблачным. Трава на полях уже пожухла и в лучах солнца под ветром переливалась шелестящим золотом. Земля и река дышали покоем, отдыхая от летнего зноя и готовясь к грядущим долгим холодам. В заводях шелестел высохший камыш, и по воде от ветра шла рябь. Пожелтевшая листва медленно облетала, и полет листьев неумолимо напоминал о том, что все проходит.
Андрей приходил к отцу два раза в неделю, приносил курево и продукты. И каждый раз во время таких посещений он словно окунался в другое измерение. Это было как в фильмах гениального Тарковского «Зеркало», «Сталкер» или про Андрея Рублева – идет повествование, люди, события, но затем – только пейзажи, комнаты или иконы и музыка. Ты словно остаешься в одиночестве и в присутствии Кого-то невидимого, и наступает что-то непередаваемое, сакральное, мистическое, но причастное к действительной настоящей жизни. Наверное, посещение таких состояний было связано с тем, что Андрей очень долгое время не общался с родителем, и теперь, когда отец пребывал в немощи и не мог работать, то воспоминания детства связанные с ним словно оживали и настойчиво стучались в душу молодого человека, словно пытаясь сказать о чем-то важном, но позабытом.
В свои тридцать три года Андрей был простым инженером в большой компании и имел традиционный жизненный набор, присущий многим сверстникам его поколения – школа, институт, первый брак, развод, второй брак и рутинная работа без достатка и перспективы роста и при безработице вне компании. В свое время отец сказал ему, что главным достижением Андрея было то, что он выжил в тяжелую эпоху перемен. Заслуги отца в этом не было, но то, что говорят нам родители важно, к этому надо прислушиваться.
С отцом было и трудно и легко. Легко потому что у него не было претензий, и круг потребностей был крайне невелик, а трудно, потому что связывало их по-настоящему только детство Андрея, а оно уже было довольно далеко. Отец плохо двигался, у него была нарушена координация, он неважно слышал и почти всегда переспрашивал, внимательно глядя на губы говорившего. Кроме того, отец быстро забывал все текущие события и имена встречающихся людей, но помнил свое детство и молодость. Порой он мог спросить то, чего вообще не было, например, долго ли сын занимался горным туризмом, и Андрея это настораживало и слегка пугало.
Виноваты в долгом периоде отсутствия общения были они оба. Отец, запойный алкоголик, зациклившийся в какой-то период своей жизни в жестком эгоизме и сын – в то время молодой максималист, деливший жизнь на черное и белое, при этом мало, что в ней понимавший и искавший силу в резких поступках и решениях и поэтому разорвавший всякое общение с родителями. Оправданием отца было, то, что семья не сложилась, с матерью Андрея они развелись, прожив вместе около двух лет, и больше он не женился. Карьера не вышла тоже – он почти всю жизнь работал «свободным художником», был плотником и печником, разнорабочим. Андрей же, не желавший идти по пути отца, продержался в первом браке шесть лет,  устроился на постоянную работу и не спился, став почти полным трезвенником. Но главным оправданием Андрея было то, что при всей грязи окружавшей его жизни он старался в себе пронести и не потерять некую чистоту души и стремление к правде, то есть что-то такое, за что, как ему казалось, его беззаветно любила бабушка. 
Первое время Андрей еще пытался вытащить из отца, что-то полезное для себя, расспрашивая его об умерших уже родственниках. Узналось мало, но всё же. Прабабушка Анна была верующей, молилась перед иконами, но в церковь не ходила. Да были ли действующие храмы в те годы? Прадед Яков набожностью не отличался, прошел Великую Отечественную войну сапером, имел серьезное ранение, воевал под Сталинградом, был молчуном и человеком, безразлично относившимся к происходившему вокруг. Более говорить было не о чем и сын с отцом обычно сидели на кухне, перебрасываясь дежурными фразами. Отец без конца курил, а некурящий Андрей терпел и с трудом заставлял себя разговаривать, понимая, что больше отцу и поговорить не с кем. Когда у людей есть целеустремления и все у них, в общем-то, складывается, то жизнь как-то осмысленна и понятна. А этих двоих мужчин, может быть, еще и роднило то, что у них этого уже не было, и их действительность была то ли затухающей инерцией предыдущих перипетий судьбы, то ли попыткой искупления своих вин, то ли… один Бог знает чем.
И вот снова Андрея, шедшего к отцу, коснулись воспоминания из детства. Вспомнился жаркий летний день и потому в городе мало людей, Андрей сидит на лестничной площадке перед дверью своей квартиры, и, ему кажется, что он почти полностью одинок в этой старенькой «хрущевке». И все вместе: и одиночество, и теплота бетонных ступенек, и яркий свет через вечно запыленные подъездные прямоугольные окна и он – пятилетний мальчик – все замыкается и складывается в некую композицию уюта и покоя. Если бы Андрей был взрослым, то обязательно заполнил бы это состояние молитвой, но тогда, детской душой, он мог только предчувствовать присутствие Божие, которое осмысленным откроется ему лишь через несколько десятков лет.  Вот и сейчас, когда Андрей поднимался к отцу по ступеням лестницы уже другой «хрущевки», ему на миг показалось, что он снова стал пятилетним мальчиком, и он остановился, вглядываясь в солнечный свет, отражающийся от почтовых ящиков, прислушался к невнятным звукам из квартир, обозначающих непрекращающееся движение жизни здесь, и, внимая себе,  своим чувствам, задумчиво улыбнулся. Как-то у Ивана Бунина в его романе «Жизнь Арсеньева» Андрей прочитал вопрос о том, почему мы запоминаем редкие, разрозненные и непонятно чем обоснованные для запоминания моменты своей жизни, как у него это произошло сейчас. У Бунина ответа не было. Андрей же на православном сайте недавно смотрел видео одного талантливого священника, который говорил, что для понимания человеком смысла своего личного существования в определенном времени, пространстве и обстоятельствах нужно представить жизнь во всей ее многогранности, сложности, огромности числа живущих и живших в ней людей как некую мозаику, сложенную в определенную и осмысленную картину и «камешки» этой мозаики – судьбы людей. Но, чтобы эту картину увидеть в целом и понять нарисованное, нужно отойти далеко, и так далеко «отойти» человеку невозможно, это под силу только одному ее Художнику – Богу. «Вот так и вся наша жизнь – подумал Андрей – личная картина-мозаика. Пытаешься ее сблизи разглядеть и не можешь, а в глаза бросаются яркие, по цветности или по смыслу, ее камушки, а это и есть запоминающиеся моменты жизни. Так-то, наверное, Иван Алексеевич».   
Андрей нажал на кнопку звонка и стал терпеливо ждать, когда отец откроет входную дверь квартиры. В подъездное окно было видно, как поднявшийся ветер срывает порывами листья и они сыплются на землю золотым дождем. Все же эти два человека сумели простить друг друга, а значит, все-таки смысл в их жизни был, хотя они и не могли его разглядеть. 
2.09.2016 г.