Конфронтация

        Развязка между Ережепом и Елемесом случилась седьмого августа одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Только на первый взгляд она началась внезапно. На самом же деле драка могла вполне обоснованно начаться в любую минуту дня и ночи последних лет. Просто не складывались, как это бывает, подходящие обстоятельства. Сегодня они сложились как нельзя лучше... Конечно, Ережепа очень не устраивало, что все произошло именно в этот день, но что поделаешь, против судьбы как говорится не попрешь...Каждая драка, разумеется, имеет свою предысторию.
...Попав два года назад в аварию, Ережеп лишился передних зубов. Верхних и нижних. Без них рот, оказывается, перестает быть ртом, превращаясь в нечто пустое и черное изнутри, вроде покинутого волчьего логова. С таким вот... хм-м... ртом Ережеп прожил два года. Все что можно было услышать от сверстников и детей по поводу своего «логова» он услышал. Но насмешки это само собой. Невыносимо было другое. На людях он не мог ни поговорить, ни поесть в свое удовольствие. А чтобы рассмеяться – и речи быть не могло... Зубы конечно можно было вставить запросто, но обычные Ережепа не устраивали, а на золотые не было денег. Оставалось одно: поменьше разевать рот и побольше работать. Молча.
Через год Ережеп вышел в число передовиков совхоза. И был записан выступающим в прениях на районной конференции. За пять дней до мероприятия директор совхоза вспомнил, что у Ережепа нет зубов и похолодел от ужаса.
– Это позор! Что делать?! – вскрикивал он, расстреливая взглядами парторга и рабочкома.
– Надо вызвать его на беседу, - предложил парторг.
– «На беседу!»  – закричал директор. – Беседа когда говорят двое, а он будет шепелявить как этот!...
– Скажут, в нашем совхозе не нашлось человека с целыми зубами, – высказался рабочком. – Скажут, мы не заботимся о медицинском обслуживании населения...
– Здоровье трудящихся твоя прямая забота, – многозначительно напомнил директор рабочкому. – Надо срочно принимать меры! Не можем же мы посылать его в район с такой... пастью! Руководство ничего не поймет о наших успехах!
– Может, пошлем похожего на него? Ну, вроде двойника, – неуверенно предложил рабочком, но изучив взгляд директора больше ничего предлагать не стал. Директор стремился «срочно принимать меры».
– Надо немедленно вставить ему зубы, хотя бы дня на три. Где наш зубник?
– Уехал. На стажировку в Алма-Ату.
– Когда вернется?
– Так он только сегодня уехал. Утром.
–Идиоты! – директор люто глядел на соратников. – Надо же так влипнуть! Вызовите этого Ережепа, послушаем, что он сам об этом думает.
Через пятнадцать минут директорская «Волга» доставила Ережепа к конторе. Войдя в кабинет он неторопливо как и подобает передовику производства расположился на стуле.
– Как идет подготовка выступления? – спросил директор. Ережеп промолчал.
– Я тебя спрашиваю! – директор выскочил из-за стола. – Как с выступлением?
Ережеп вздрогнул, будто очнулся от дурного сна и сказал.
– Халасо.
При этом кончик его красного языка мелькнул и исчез в темноте рта.
Руководители посмотрели друг на друга так, будто им только что сообщили об ужасной катастрофе.
– Ладно, лучше уж молчи и слушай, – директор длинно вздохнул. –Через три дня конференция на которой ты должен выступать. С выступлением мы тебе поможем, а как быть с этим?... – он постучал ногтем указательного пальца по своим зубам. – Слушай, времени на разговоры у нас нет. Я сейчас позвоню в соседний совхоз, поедешь туда и чтобы к завтрашнему утру зубы были на месте. Понял? Все. Бери мою машину и дуй!
Ережеп покачал головой.
– Что тебе непонятно?--директор остолбенел посреди кабинета. –Ты что, не хочешь вставлять зубы?!
–Я зелезные не хочу, – буркнул Ережеп. –Мне золотые надо...
– В кассе совхоза в настоящее время нет золота для твоего рта, –язвительно сообщил директор. – Сказано поезжай к соседям – все! Поедешь и вставишь зубы. Любые!
Ережеп поднялся со стула и направился к двери, но рабочком преградил ему путь.
– Куда?!... Чего ты ломаешься! – директор едва сдерживал себя от того, чтобы не пересчитать Ережепу остальные зубы. – Ты хочешь опозорить совхоз в глазах районного руководства?! ... Ты!...
– Вставят зелезные, мотайся потом по влацам. У меня влемени на это нету. Я слазу золотые поставлю!
– Ну хорошо-хорошо, –директор обессилено опустился в свое кресло. – Вставляй хоть алмазные. Когда только?
– Как собелу деньги – слазу и вставлю...
– И когда же ты их соберешь, милейший?
– Целес пол года.
–А конференция через три дня, – опять взвился директор. – У него, видишь ли «влемени нету!» А у нас оно есть?!
–Я понимаю, – Ережеп стоял низко опустив голову, но был тверд.
Только сейцас денег нету...
–Твои зубы – это частная собственность и совхоз платить за них не будет. Бюджетом не предусмотрено! – директор язъвил изо всех сил, спуская тем самым пар негодования. – Займи у кого-нибудь...
Директор обвел присутствиющих тяжелым взглядом.
– Кто займет ему денег?
Парторг и рабочком дружно не поняв смысла вопроса, промолчали.
– Посмотрите у кассы, кто придет получать деньги – тащите его сюда!
Рабочком и парторг вскочили одновременно, но рабочком оказался проворнее и первым вылетел из кабинета. Вскоре он вернулся, ведя за собой за руку водители «Кировца» Елемеса. Тот плелся следом за рабочкомом ничего не понимая, но без явной охоты, словно предчувствуя, что сейчас с ним произойдет нечто мало-приятное.
Директор не мешкая перешел к делу.
– Сколько получил?
– Четыреста пятьдесят...
– А тебе сколько надо? – директор  с ненавистью посмотрел на Ережепа.
– Цетылеста... Тлиста на зубы и сто на всякое плоцее...
– Послушай, Елемес... Отдай этому шепелявому четыреста рублей. В долг. Так сказать, по просьбе администрации совхоза... он поедет вставлять зубы!
– А жена?! – Елемес понял, что предчувствие его не обмануло. – Что я ей скажу? И дети...
– Хватит! – поняв, что  выход найден, директор воспрял. – Отдай и точка. Получишь свои деньги через месяц. Я свидетель! И не спорь, это дело имеет политическое значение!
Золотые зубы можно было вставить только в райцентре и директор лично повез туда Ережепа – проследить, чтобы деньги были использованы  по назначению, послушать, как тот выступит на конференции и если все пройдет благополучно, вернуться домой.
Не то что через месяц, – прошел год, а Ережеп денег Елемесу не вернул. Только через три года он вложил в конверт четыреста рублей, велел жене накрыть стол и пригласил Елемеса с супругой в дом, чтобы загладить свою вину. За обедом, когда гости порядком отмякли и воцарилась подходящая атмосфера, Ережеп торжественно положил перед трактористом конверт, на котором было написано «Чимкентская область, Бугенский район, совхоз «Караспан», отделение Байжансай, Нуралиеву Елемесу Естаевичу».
Елемес открыл конверт и ко всеобщему удивлению тут же начал считать деньги. Пересчитав, аккуратно сложил купюры, засунул их обратно в конверт и промолвил:
– Не возьму.
– Почему?! –Ережеп изумленно посмотрел на гостя.
– Мало.
– Что мало?!
– Денег мало. Не возьму.
– Не может быть! Там ровно четыреста! –Ережеп, сверкнув золотыми зубами начал было опять пересчитывать деньги, но Елемес остановил его.
– Не старайся, там-то четыреста. Но когда ты брал у меня деньги, один зуб стоил пятьдесят рублей, а сейчас – сто.
Ережеп растерянно посмотрел на свою жену, но та сама нуждалась в помощи. Тогда он перевел взгляд на супругу Елемеса. Супруга сидела с каменным лицом. Ережеп лишился дара речи.
– То есть, ты хочешь сказать... ты считаешь, что я должен тебе...
– Вот именно. Ты должен мне восемьсот рублей. Столько и отдашь.
– Но ведь я брал у тебя четыреста...
– Ты не брал, а изъял силой с помощью начальства! Я еще не забыл, как меня притащили в кабинет будте овцу на заклание. Восемьсот отдашь.
– Что ты такое говоришь?! Причем тут я? Тебя ведь рабочком привел...
– Не имеет значения. Ты вставил зубы на мои деньги? На мои. Зубы подорожали? Подоражали!Надо было сразу деньги отдавать, до наценки. Теперь четыреста не возьму. Только восемьсот.
– А что бы ты говорил, если бы я истратил их на что-нибудь другое? Что не подорожало...
– Тогда бы я взял четыреста. Короче, обижайся-не обижайся, но ты мне вернешь или восемьсот рублей или зубы.
– Как это «вернешь зубы?!»
– Очень просто. Восемь зубов!
– Я вставил не восемь, а шесть. – Ережеп открыл рот, предъявив зубы в качестве доказательства. – А сто рублей отдал зубнику, чтобы быстро сделал...
– Это меня не интересует. Решай сам, или восемьсот рублей или восемь золотых зубов. Я  сказал...
Елемес поднялся со стула, показывая, что застолье окончено. Следом из-за стола начала выплывать и его супруга. Но они замерли на полпути, потому что Ережепа прорвало.
– Эй, ты что, свихнулся?! Я думал, он шутить, а он!... Какой башкой ты додумался до этой глупости! Это ж надо, требовать назад зубы! Черта с два! Вот твои деньги – бери! А не хочешь – ничего больше не получишь!
Ережеп бросил конверт перед Елемесом, но тот на лету отшвырнул его обратно. Деньги рассыпались, одна десятка попала в пиалу с остывшим чаем. Ережеп молниеносным движением выхватил ее из посуды, сунул в конверт, а конверт ткнул во внутренний карман пиджака.
– Ну, смотри, мое дело предложить. Я свой долг исполнил.  Теперь тебе и этих денег не видать как собственных ушей! – он кипел от праведного негодования. – Как-будто я от нечего делать вставлял зубы! Ты же слышал, что мне надо было выступать на конференции, ты политически безграмотный!...
– Ты свои зубы с политикой не путай, понял! – сказал Елемес, задетый жа живое. –Ты что, забыл как совершил аварию? В нетрезвом состоянии, помнишь? Вот я сообщу это куда следует, запляшешь! Смотри-ка грамотей нашелся! Будь здоров, передовик! И запомни, эти шесть зубов, сверкающие в твоей челюсти – мои. Я имею право выбить их в любое время. Привет! –Бережно поддерживая супругу под руку, Елемес покинул дом Ережепа.
– Мошенник! Жулик! – кричал вдогонку Ережеп. – И ты готовила для них мясо?! Выбрось его собакам! Да, только собакам!
Жена давая понять, что никакая, даже смертельная обида Ережепа не заставит ее выбросить мясо, демонстративно спокойно заметила ему:
–Хватит орать на весь поселок. Ты обманщик! Я подозревала, что авария вышла по пьянке. Так оно и есть, оказывается! Чуяло мое сердце... Отдашь ему восемьсот рублей. Восемьсот, понял!
Слух об этом застолье быстро распространился по поселку и весь совхоз покатился со смеху. Но чем громче был этот смех, тем ожесточеннее  становились отношения Ережепа и Елемеса. Аулчане с нетерпением ждали драки и пророчили ее вот-вот... Но вопреки этим страстным ожиданиям все закончилось тихо-мирно. Подивившись сообразительности Елемеса, директор подумал, что в случае разбирательства история с зубами Ережепа и ему может выйти боком, и направил к Елемесу участкового. После двух его визитов Елемес согласился взять четыреста рублей и таким образом, угроза зубам Ережепа миновала.
Но ликвидация финансового недоразумения не внесла ничего нового в их отношения. Елемес ненавидел Ережепа за то, что при заеме  денег в долг было применено  административное давление. Ережеп обвинял Елемеса в том, что воспользовавшись повышением цены на золото, тракторист занялся вымогательством и вдобавок разболтал всему аулу действительную причину аварии. Таким образом, их отношения перешагнули черту, за которой примирение было уже невозможно.
...В совхозе затевалась очередная свадьба. Как водится в таких случаях, за столом неукоснительно соблюдается сложная витиевая суббординация, по которой гости располагаются за столом от почетного места в красном углу и до стула у двери согласно убывающей степени авторитетности, влиятельности. Для казаха одна из неразрешимых проблем – собственное место за дастарханом. кто и за кем сядет, что и перед кем будет поставлено, чье имя будет упоминаться чаще и чье реже все это несомненные слагаемые достоинства и в момент застолий эта проблема, вторая по значимости после ближневосточной, едва находит свое разрешение...
Вот на таком многолюдном торжественном застолье Елемеса усадили «ниже» Ережепа. Это означало, что отныне Ережеп автоматически будет считаться более уважаемым чем Елемес. Это означало, что за столом Ережеп будет раньше отведывать явства, раньше Елемеса пить чай и раньше него говорить тост... За дастарханом каждый должен знать свое место и положение, но несмотря на это здесь всегда незримо идет незаметное внутреннее противоборство достоинств. Такое вот противоборство, разумеется, закамуфлированное деликатностью, добротой и великодушием немедленно возникло между Ережепом и Елемесом с самого начала застолья.
Пришло примерно два часа. В старые времена этого времени было вполне достаточно для того, чтобы в «нижнем» конце стола вспыхнуло несколько скандальчиков, а за дверью –  пара-другая маломощных драчек. Но эта свадьба была безалкогольной – третьей по счету в совхозе! – и все два часа гости, демонстрируя прекрасное воспитание и сдержанность, сосредоточенно пили и пили чай, хотя никто из них не испытывал жажды. И вот все эти два часа Елемес играл на нервах Ережепа. Известно, что чай за дастарханом подается, так сказать, снизу вверх, – от двери к самому почетному месту. Значит, Елемес должен подать пиалу Ережепу, а тот отправить ее дальше, еще более уважаемому... Но всякий раз когда доходила очередь пиалы Ережепа, тракторист с невинным лицом отдавал ее кому-нибудь другому или, что вообще было возмутительным, ставил ее перед собой. Это повторялось каждый раз все два часа.... За секунду до передачи пиалы непосредственно Ережепу, Елемес начинал с кем-нибудь очень увлекательный разговор вроде бы по причине увлеченности ставил пиалу Ережепа перед собой и даже отхлебывал из нее!
«Негодяй! – закричал про себя Ережеп. – Черта с два ты слушаешь так внимательно! У тебя нет мозгов для интересного разговора!» И Ережеп выхватил свою пиалу прямо из рук Елемеса, когда тот подносил ее ко рту и со стуком демонстративно поставив перед собой, прошипел:
– Ты что тут, лошадей поишь? Перед тобой целых три пиалки стоит! –Елемес прекрасно услышал про лошадь, но даже бровью не повел.
– Я скромный человек, – процедил он сквозь зубы, сохраняя на лице беспечное выражение. – У меня лошади никогда не было. Я хотел напоить осла, но ты сам взял пиалу. И слава богу...
Ережеп, смакуя чай, надолго задумался над смыслом этих слов. Догадавшись, он отхлебнул чай из пиалы, но забыл его проглотить. «Сукин сын! – Ережеп культурно вытер платком рот, – В другом месте я бы врезал тебе в одно место... Погоди, за мной не заржавеет!» Елемес не обнаружив со стороны Ережепа видимой реакции, наклонился к его уху.
– Знаешь, зачем казахам нужны кишки?
– Зачем? Что за глупый вопрос? –Ережеп посмотрел на тракториста, как на психа.
– Чтобы не обжечь задницу, когда они пьют горячий чай. – Гости, сидевшие вокруг них, оглушительно зареготали.
– А ты чего не смеешься? – осведомился Елемес. Ережеп поджал губы, показывая большое достоинство.
– Твоими шуточками даже придурка не рассмешишь...
– Правильно. Потому ты и не смеешься...
Из этого следовало, что Ережеп придурок... «Надо ему врезать, – разогревал себя Ережеп. – Нет, драка неизбежна. Но ведь при всем честном народе!... При директоре! Ну и пусть. Честь дороже всего! Стыдно, конечно, но драться придется. Хотя лучше бы в другом месте, нельзя обижать хозяев дома...»
– М-да, сейчас начисто забыли, что такое драка. Совсем тихо стало, – промолвил мечтательно один из аксакалов.
– Это верно. Благоденствуем прямо, – поддержал его второй старец.
– Сидим прямо как на кладбище, – похвалил старец свадьбу. – А раньше что ни дастархан – все драки, милиция... – Он посмотрел на участкового, уютно расположившегося в самой голове стола, как очень уважаемого человека.
– Да, это верно, – неопределенно произнес старший лейтенант и никто не понял, чего в его голосе,  больше радости или сожаления.
– Ни драк, ни прочих нарушений общественного порядка, – включился в беседу завскладом, поглядывая на шуплого участкового. – Интересно, чем ты теперь будешь заниматься?
– Найдем, чем, – участковый многозначительно улыбнулся, на что завскладом мгновенно отреагировал.
– Надо позвонить в район, –обратился он к директору, - и попросить, чтобы в нашем совхозе сократили ставку участкового...
Эта мысль показалась ему такой желанной, что он захохотал от удовольствия, но скоро смолк, видя, что смеется в полном одиночестве.
Старший лейтенант Сексенбаев послушав смех завскладом, еще раз усмехнулся... Гости завозились на своих местах, успокоиваясь после шутки завскладом, все как один приняли кроткий и галантный вид.
«Ну надо же, какие паиньки, – Ережеп лютовал. – А копни каждого – грешок за душой... Вон, участковый, сидит как девственница в бане, а ну как вспомнить его поведение после моей аварии!...»
А после аварии Ережеп бросился в ноги участковому и начал причитать, что врезался он не в человека, а в столб, который непонятно зачем торчит посреди и потому можно без всякого опасения замять это дело. Но Сексенбаев был напоколебим, он молча нарисовал схему дорожно-транспортного происшествия, совершенного Ережепом, сунул ее в папку и удалился. Забыв о выбитых зубах Ережеп приплелся к участковому домой, но тот не пустил его даже во двор. Вечером Ережеп еще  раз наведался к участковому, но того не оказалось дома. «В район уехал», -буркнула жена старшего  лейтенанта. Ережеп схватился за голову. «Все, пропал. Доложит, зафиксируют, посадят». И тут Ережепа осенило: чего ради участковый покатит в район на ночь глядя?... Размышляя над этим вопросом, он увидел пятилетнюю дочку участкового, искавщую у крыльца кошку. Ережеп вытащил из кармана три хрустящих рублевки и протянул девочке.
– Скажи, куда твой папа поехал – денег дам. Ты на них завтра жвачки себе купишь.
– Во-он туда поехал, – указывая одной рукой в сторону зернотока, девчонка другой схватила деньги. – Сел на арбу и поехал.
Ережеп устроился неподалеку от тока, в том месте, где дорога более всего  приближалась к старому кладбищу. Через час в ночи раздался скрип арбы. Сам участковый безмолвствовал, видимо, кататься ночью вдоль кладбища было не очень весело, да и встреча с людьми ему не улыбалась. Когда арба приблизилась, Ережеп выскочил на дорогу и заорал:
– Фамиля!
– Секс... Секс... – упав на дно арбы участковый из последних сил сдерживал обезумевшего от страха ишака.
– Что еще за секс?! – кричал Ережеп. – Отвечай, когда спрашивают!
– Секс... Сексенбаев...
– Сколько мешков везешь?
– Одиннадцать...
–Так вот, гражданин Сексенбаев... – Ережеп понизил голос, но официального тона не менял. – Твое преступление еще хуже моего. Так что, или ты рвешь все бумажки о моей аварии или я еду с заявлением в райотдел. Спокойной ночи!
Теперь этот Сексенбаев сидел за дастарханом потупив взор, словно не было на земле человека более кристального и скромного...  «А этот завскладом... – Ережеп шумно потянул носом, эх, уж он-то знал кое-что про этого... – Да черт с ними, воистину, невинны только младенцы».
Наконец наступило седьмое августа одна тысяча девятьсот восемьдесять шестого года... Последняя неделя была отмечена в доме Ережепа этаким редкостным, лирическим настроением, – к ним приехали сестренка жены с подругой, студенты московского театрального училища имени Щепкина! Обе были стройны, красивы и улыбчивы, словно сошли с рекламного плаката «Храните деньги  в сберегательной кассе!», который висел на стене совхозного клуба.
Дождавшись, когда на центральной улице уляжется пыль и установится прохлада, они выходили погулять по аулу и невозможно было найти человека, равнодушного к этим двум  фигуркам, затянутым в джинсы и убийственно облегающие кофточки. У степенных жителей аула девушки вызывали, так сказать, эстетический интерес, более молодые, а особенно холостяки, глядели на них принципиально иначе... Самые закостенелые  женененавистники непременно сворачивали на улицу Ережепа, хотя по их делу надо было идти совсем в противоположную сторону. Дом Ережепа превратился в магнит, который тянул и тянул к крыльцу все мужское население аула, кроме, конечно стариков. В эти дни хозяин дома возвращался с роаботы без задержек, принимал душ (чего раньше не делал), одеколонился с ног до головы, словом, принимал «городской» вид. Потом брал девушек под руки и вел их в клуб. Ах, что чувствовал Ережеп в те минуты! Даже для самых признанных джигитов аула, входящих в число неотразимых сердцеедов, было неосуществимой мечтой только приблизиться к студенткам училища имени Щепкина, а Ережеп, всего лишь водитель старого самосвала, с мазутом под ногтями, держал девушек -- обеих сразу! под руки и вел их куда хотел! Да если бы только это! Случались моменты, когда девушки, заливаясь смехом, ласково склоняли головки на корявые, как саксаул, плечи Ережепа... Да, неисповедим промысел Творца, кому-то все (и кому), а иному – шиш.
Особенность мужчин нашего аула, как во всех аулах планеты  состоит в том, что они не прощают успеха себе подобного перед красивой женщиной. Елемес и Ережеп, выросшие с первого крика в ауле, в котором никогда и ничего не знали об училище имени Щепкина, как впрочем, и о самом Щепкине, тем не менее неплохо разбирались в тонкостях отношений между мужчиной и женщиной и как в этом смысле насолить сопернику. Все неделю Ережеп ликовал. Каждый вечер он водил девушек под локотки мимо дома Елемеса, чувствуя как раз за разом рушит, унижает своего смертельного врага.
И вот сегодня девушки, бывшие украшением аула целую неделю, собрались в дорогу. Было решено, что Ережеп проводит их до междугороднего автобуса, проходящего мимо совхоза на Чимкент, а оттуда они самолетом отправятся в Москву. «Вот это жизнь, – думал, жалея себя Ережеп. –А я как живу? Лаюсь с каким-то там Елемесом, вожу на самосвале навоз.... Теперь им придется жить дальше,  где есть училище имени Щепкина!...»
По случаю проводов Ережеп выпросил у пастуха Метеша синие «Жигули». Не мог же он везти девушек на своем самосвале! Но и соседские «Жигули» выглядели не лучшим образом – боковые стекла давно провалились в дверцы, старые протекторы сверкали, как тщательно выбритая лысина.
– Ты смотри, – сказал Метеш. – Гаишники поймают – отберут машину. На таких протекторах я даже за ворота не высовываюсь.
Первую половину дня Ережеп драил «Жигули», особенно салон машины, в котором Метеш недавно возил в город для продажи двух баранов. Вечером он широким жестом открыл дверцы усадив девушек сзади, а жену рядом с собой. Провожать студенток вышел едва ли не весь аул. Девушки, тронутые таким вниманием, даже прослезились. Все было так трогательно...
Но едва выехав за аул, Ережеп увидел далеко впереди «Беларусь» с прицепом. Вздымая к солнцу клубы пыли, трактор самозабвенно мчался навстречу, игриво вихляя прицепом. То, что за баранкой сидел Елемес, сомнений не вызывало. В следующую секунду Ережеп разинул от изумления рот... «Беларусь» вместо того, чтобы двигаться как и положено встречному транспорту с левой стороны, начал принимать правую сторону дороги, надо полагать, для того, чтобы пыль обрушилась на «Жигули». Ережеп, съехав на обочину, заглушил двигатель  и стал шарить руками по дверцам в поисках ручек подъема стекол. Но ни стекол, ни ручек для них в машине, как известно, не было. Елемес заложил вокруг легковушки крутой вираж, промчался от «Жигулей» на расстоянии вытянутой руки... Салон мгновенно заволокло, словно в него высыпали мешок цемента. Ережеп обернулся, но и сзади висела густая стена пыли.
Это был предел. Жить так дальше было нельзя. Едва пыль улеглась, Ережеп рванул за трактором. Несмотря на уговоры жены и девушек, он погнал «Жигули» вслед за врагом номер один. Догнать колымагу на «Жигулях» ничего не стоило. Поравнявшись с трактором, Ережеп просигналил еще раз. Елемес свесился из кабины и улыбаясь спросил:
– Что-то случилось?
Ережеп дал ему знак сойти с трактора. Елемес казалось только этого и ждал. Он мгновенно соскочил наземь и предстал перед Ережепом с лучистой улыбкой на лице. Ережеп несколько лет продумывал, как надо будет бить, если последним аргументом в их отношениях станет кулак, и потому быстро и хладнокровно ударил. Видимо и Елемес тоже не терял времени даром, так как его кулак почти одновременно воткнулся в скулу Ережепа.
Пока женщины добежали до трактора, Елемес и Ережеп успели подвесить друг другу как следует. Домашняя подготовка была нешутейной, удары обоих ложились безукоризненно точно и к тому моменту, когда женщины подоспели разнимать, оба стояли с затуманенным глазами. Следом из облака пыли возник Сексенбаев и дело приняло крутой оборот. Пыль, драка, милиция, протокол, все это было не для слабых девичьих сердец и ко всему прочему добавился громкий плач. Но именно слезы студенток училища имени Щепкина вызвали в душе Елемеса глубокое удовлетворение, он полагал, они плачут только потому, что видели, как он врезал Ережепу.
– По мне хоть десять протоколов составляй, но сейчас не задерживай, –сказал хмурый Ережеп. – Самолет ждать не будет.
Участковый отпустил пассажиров «Жигулей» и сосредоточился на письменном изложении в протоколе места происшествия и драки.
– А хорошо драться научился, – промолвил Елемес глядя вслед машине. – Давно надо было выяснить отношения, а то ходит, как индюк...
– На-ка, распишись, – Сексенбаев протянул авторучку Елемесу, который уже устраивался в кабине трактора.
– В чем расписаться?
– А в том, что ты дрался и нарушил правила движения.
Елемес задумчиво посмотрел на протянутые ему протокол и ручку.
– Послушай, это не драка. Это...
– Скажешь, поцелуй? Я все видел, расписывайся!
–Да не драка это! Тебе не понять! – Елемес все-таки вылез из кабины и спрыгивая на землю почувствовал, как что-то легонько ударило его по-носку сапога. Он посмотрел под ноги и увидел там два своих зуба.
–Ну вот, – сказал Елемес бережно поднимая из пыли свою потерянную навсегда собственность. –Теперь, товарищ Сексенбаев, конфлонтация кончилась.
– Чего кончилось?! – спросил участковый с гримасой страдания на лице. Видимо, он попытался представить, что должен испытывать человек, которому только что высадили два зуба.
– Я говорю, кончилась наша конфлон... – тут Елемес запнулся, он понял, что не может произнести это красивое иностранное слово «Конфронтация», как пложено, потому что звук «р» у него не получается.
...Ережеп, узнав о выбитых зубах Елемес, послал к нему записку, в которой сообщил, что готов оплатить вставку  обоих золотых зубов по новой цене и немедленно вернуть, как и просил Елемес, восемьсот рублей. Говорят, получив эту депешу, Елемес чуть не сгорел от стыда.

                1989