Утраченные иллюзии

Ослепительный свет прожектора бьёт в глаза. Настолько сильно, что она заслоняет лицо ладонью и замирает посреди сцены. Партнёр рядом терпеливо ждёт, пока прозвучит следующая реплика, но этого не происходит. По залу проносится ехидный, торжествующий шёпот:

«Забыла-забыла-забыла…»
«Дура!»
«Выскочка!»
«Бездарность…»

Забыла, забыла, забыла… А что, в сущности, происходит? Почему во рту что-то пересохло, язык онемел, и наружу вылетают лишь пустые звуки, которые никто не слышит? Откуда этот резкий приступ тошноты? Шёпот усиливается. Он становится громче. Он перерастает в крик. Ещё мгновение – и она падает на сцену лицом вниз, чувствуя, как на разбитых губах запекается кровь. Вроде бы теряет сознание, но почему-то по-прежнему слышит над собой дьявольский хохот, видит искажённые радостной злобой лица…

Хватит. Этому надо положить конец. Резкий толчок – и теперь Кристина явственно почувствовала, как ударилась затылком о стену, подскочив на кровати. Сколько времени в Питере? Ну, конечно, пять утра. Только зарыться под одеяло и уснуть больше не получится. Она подошла к окну и отодвинула белую шторку гостиничного номера: уже рассвело. На улице – ни души, только несколько пьяниц, протрезвевших после ночной попойки. Кристина оделась и вышла из гостиницы.

Пустые улицы – это как глоток свежего воздуха в загазованной атмосфере. Можно бесконечно бродить по ним, вспоминая, представляя, размышляя…

Кристина была актрисой. Её большие карие глаза и низковатый, но харАктерный голос мог заставить заплакать любого ожиревшего мужа-бизнесмена, которого образованная и культурная жена силой притащила в театр. Надо сказать, театр с детства был для Кристины особенным местом. Единственным островком во Вселенной, где доброта и искренность неизбежно сочетаются с талантом, где деньги не играют первостепенной роли, а люди всецело посвящают себя своему делу. Этот мир казался волшебным, и в него непременно хотелось попасть.

Студенческие годы Кристина всегда вспоминала с любовью. Проблемы – они обрушились потом. И, как ни странно, вовсе не потому, что режиссёры перестали давать ей главные роли.

Как и мечтала, она попала в театр В., один из самых лучших и популярных в Москве. После прослушивания, окрылённая успехом и предвкушением новых впечатлений, Кристина впорхнула в гримёрку, напевая «ах, эти тучи в голубом…», и стала поправлять у зеркала растрепавшуюся причёску.

- Добро пожаловать в чистилище, - послышался резкий, надтреснутый голос. За спиной Кристины стояла ведущая актриса театра В. в длинном красном халате и с дымящейся сигаретой в руках.
- Послушай внимательно, что я скажу тебе, милочка. Ты пришла в этот театр, и тебе придётся играть по нашим правилам. То есть: никаких подсидок, никаких дублёров, никаких главных ролей.
- А если режиссёр захочет, чтобы я…
- Я же просила слушать внимательно. Видишь ли, все мы очень дорожим своими ролями. Если будешь хорошо себя вести и останешься на втором плане, мы будем довольны и счастливы.
- А если нет?
- Я тебя предупредила: у нас свои правила.

Очень скоро Кристина насытилась этими правилами сполна. Как ни пыталась, она так и не смогла наладить отношения с труппой: её всегда встречали косыми, настороженными взглядами, словно ожидая подвоха. И «подвох» случился: новенькой дали главную роль в премьерном спектакле.

Сначала из гримёрки начали пропадать её вещи. Всё бы ничего, но каждый раз доставалось от разгневанной костюмерши: «Неужели нельзя элементарно уследить за своим шмотьём?! Э-ле-мен-тар-но!». Тогда рассудительная Кристина стала относить костюмы домой, и на какое-то время неприятности закончились, хотя теперь никто из труппы с ней не разговаривал. Удивительное дело: на сцене актёрам удавалось искусно создавать видимость пламенной дружбы, непринуждённую, юморную атмосферу. Но как только они скрывались с глаз режиссёра, театр действительно превращался в чистилище. Промежуточную стадию между адом и раем.

Наступил день премьеры. Зависть, чёрным облаком нависшая над труппой, сегодня должна была пролиться дождём возмездия. Кристина знала и предчувствовала это, и поэтому накануне 20 апреля её мучила бессонница. Ожидания начали оправдываться почти сразу: после первого действия из гримёрки снова исчезло нужное платье. Дама в красном халате невинно подкрашивала губы, всем своим видом давая понять, что ничего особенного не произошло.

- Вы точно знаете, где лежит моё платье, ведь так?
- Знаю, и что с того? Я тебя предупреждала. Ты не послушалась – это вина исключительно твоя.
Но Кристина была не из тех, кто быстро сдаётся. За считанные минуты она пробежала через все подвалы театра и наконец нашла платье в реквизитной, валяющимся под кучей хлама. Прямо на груди красовалось огромное жирное пятно, как будто кто-то вылил на костюм бутылку растительного масла. Чуть не плача, девушка бросилась к ворчливой костюмерше:
- Пожалуйста, выручите меня! Спектакль через пять минут, я должна в чём-то выйти.
- Учти, это в последний раз. На твоё счастье у меня есть второе такое же, только на размер больше…

Новое платье действительно оказалось великовато. Всё лучше, чем выходить на сцену с гигантским масляным пятном.

Отгремели последние овации. «Как хорошо, - подумала Кристина, - когда зрители улыбаются. Кажется, дороже этих улыбок нет ничего на свете. Их счастье, что они не знают, сколько грязи, зависти и лицемерия прячется за кулисами». Опустошённая, но счастливая, она открыла дверь гримёрки с одним-единственным желанием: поскорее собрать вещи и уйти. Но что же это? В маленькой комнатке теснилась толпа. Они громко хохотали и разливали шампанское.

- Кристинка, ты видишь? Мы пьём за твой дебют! – ухмыльнулся высокий молодой человек с чёрными вороными волосами.
- За твой дебют, Кристина! Выйти в платье, которое на два размера больше тебя, - это определённо успех.
- Зал чуть не прыснул со смеху.
- А куда же делось твоё старое платье? Может, осталось в квартире нашего режиссёра после сладостной ночи?

Кристина сделала отчаянную попытку протиснуться к стоявшему в углу дивану и схватить сумку, но всё тот же брюнет преградил ей дорогу:

- Это дурной тон, Кристинка. Выпей с нами.
- Тихо! – испуганно прошептала крашеная блондинка. – Ребята, шухер. Худрук идёт.

Брюнет толкнул Кристину, и она повалилась на диван, бросил на пол пустую бутылку… Через секунду в комнате никого не осталось.
Худрук тоже играл в этом балагане злонравия определённую роль: его боялись, потому что он всё знал.

- Что здесь произошло?
- Ничего особенного.
- Поэтому на полу валяется бутылка, а по твоему столику разбросаны белые таблетки?
- Валерий Михайлович, вы сами понимаете, что я здесь не при чём, - твёрдо сказала Кристина, смахивая со стола в мусорку белые таблетки.
- Но я должен до конца сыграть свою роль, верно? Твоя труппа хочет, чтобы тебя застали с поличным и отняли половину зарплаты. Значит, я, как худрук, заботящийся о своём театре, должен исполнить их желание.
- Разве вас устраивает такая жесткая обстановка? Актёры поубивать друг друга готовы. Ещё Станиславский писал, что весь мусор – и материальный, и духовный – перед входом в театр надо оставлять за порогом.
- Станиславский был умный человек, но он многого не понимал. Человеческой психологии, в частности. Когда есть конкуренция, есть зависть, каждый актёр выкладывается на сцене в полную силу. Он хочет казаться лучше своего соперника. Эта жёсткая, как ты говоришь, обстановка держит вас всех в тонусе. Не даёт расслабиться. Поэтому я не собираюсь что-то менять.
- Но зачем вы взяли в свой театр меня? Ведь вы с самого начала понимали, что я - совсем другой человек.
- Именно. Моя труппа начала хандрить – твой приход их встряхнул. Сегодня они снова играли в полную силу, и зал аплодировал стоя.
- Вы отпустите меня на три дня? Следующий спектакль только через неделю.
- Да, пожалуйста. Но зарплату я всё-таки урежу, иначе они тебя совсем загрызут.

В эту же ночь Кристина собрала вещи – и уехала на полуночном поезде в Питер. Вовсе не потому, что здесь жили друзья и родственники. Напротив, она всегда приезжала в Северную столицу в полном одиночестве, когда надо было что-то как следует обдумать. И когда на душе становилось так паршиво, что наполнить её блаженной тишиной не мог ни один суетливый москвич.

Вот и сейчас Кристина задумчиво брела вдоль широкой Невы. Вдали на солнце блестел шпиль Петропавловской крепости, молча летали чайки, только изредка по дороге проезжали машины. Но тишина не наступала. Казалось, что-то застряло внутри, в сердце – что-то, похожее на ядерную бомбу, которая взорвётся неудержимым фонтаном крови уже через несколько секунд.

Кристина облокотилась на перила моста, невдалеке от утреннего рыбака в синем дождевике. Прямые, старческие черты лица выражали абсолютное спокойствие и умиротворение. Дождь, сырой снег, холодный ветер – какая разница? Он занят любимым делом. Он поглощён тишиной.

Рыбак, конечно же, почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и оторвался от созерцания удочки, живописно погрузившейся в недра Невы.

- Доброе утро, красавица.
- Доброе.
- Не спится, что ли?
- Не в этом дело. Просто люблю бродить по пустым улицам.
- Ты москвичка?
- Откуда вы знаете?
- По говору. Видишь ли, я родился в Питере, вырос в Питере и здесь же состарился.
Я знаю об этом городе всё: мы чувствуем друг друга, как удочка чувствует поплавок.
- Необычное сравнение, - засмеялась Кристина.
- А чего ты хочешь от старого рыбака? Вот это вот занятие – моя настоящая отдушина на пенсии. Всю жизнь мечтал стоять с удочкой целыми днями и никуда не торопиться.
- Вот и мне бы… Найти свою отдушину…
- Ты уже нашла её, просто пока не знаешь об этом.
- Можно спросить у вас совета?
- Хоть десять.
- Как быть, когда рушится всё, во что ты верил? Мечты превращаются в иллюзии, иллюзии испаряются в воздухе. Раз – и ты становишься жутким прагматиком, скептиком, который ни во что не верит. Самым беспомощным человеком в мире.
- Ага. Возьмём ту же самую рыбалку. Ты прости меня, старика, что я только на одну тему разговариваю. Каждое утро я прихожу на место, которое когда-то выбрал. Но может случиться так, что придёт другой, менее воспитанный рыбак и матом пошлёт меня подальше. Мол, это теперь моё место, убирайся отсюда. Иллюзии, как ты говоришь, утрачены, внутренняя гармония разрушена. И что? Неужели я должен ставить крест на любимом деле? Другой пример: я собираюсь открыть нотный магазин. Всю жизнь коллекционировал ноты и теперь решил подарить их людям. Но, как только магазин становится популярным, у меня появляются завистливые конкуренты. Они пытаются сделать всё, чтобы я обанкротился. Я расстраиваюсь, но не сдаюсь. Ведь самое важное в такой ситуации – делать своё дело. И знать, что ты делаешь его не зря. Я ответил на твой вопрос?
- Да.
- А вообще почаще вспоминай песню Булата Окуджавы… - и рыбак запел тихим, приятным баритоном, - «Безбрежно мооре впереди, но нет безбрежнее твоей любви, твоей судьбы, твоей души».
- Вы хорошо поёте, - улыбнулась Кристина, и искорки солнца заблестели в её карих глазах.
- Да брось ты, - смущённо отмахнулся рыбак. - Это я так, для души.
- Спасибо вам!
- Не за что, милая, не за что.

На противоположном берегу за Кристиной уже давно наблюдал вчерашний брюнет. Но казалось, что теперь это – совсем другой человек: от самоуверенности не осталось и следа, вид у него был какой-то приплюснутый, виноватый и даже раскаивающийся. Когда Кристина пересекла мост, он стал энергично махать ей руками. Бедную девушку передёрнуло от досады: «Что делает этот самовлюблённый индюк в моём Питере? Кто вообще ему позволил так бесцеремонно вторгаться в чужой мир?». Но брюнет уже подбежал ближе и посмотрел на Кристину такими печальными глазами, что пришлось сжалиться.

- Кристина… Здравствуй, Кристина. Прости меня за вчерашнее, если можешь. Я вёл себя, как обезьяна.
- Хуже обезьяны.
- Но сегодня я протрезвел. Во всех смыслах. Ты простишь меня?
- Зачем? Ты сам знаешь, чем хуже отношения в труппе, тем лучше мы сыграем на сцене.
- Знаешь, когда я пришёл в театр, я тоже хотел, чтобы всё было хорошо. Но потом понял: если останусь собой, я не выживу. Не знаю, кто придумал эти дурацкие правила, но я устал играть заносчивого, самовлюблённого ублюдка. Иногда мне так мерзко становится от самого себя, что я готов с моста сброситься…
- На счёт моста ты переборщил.
- Ты опять не хочешь мне верить, - грустно заключил он. – Пойми, мне кажется, что… что ты ещё можешь меня спасти. И меня, и себя.

В этих робких словах прозвучало столько неподдельной наивности и надежды, что Кристина невольно вздрогнула: она узнала в них прежнюю себя. Ту беззаботную девочку, которая только-только пришла в театр, искренне веря в своё прекрасное будущее.

- Ладно,  - как бы нехотя пробормотала она. – Пройдёмся вместе. Может, что-нибудь придумаем.

Они шли рядом – две тёмные фигурки на фоне нового дня. Блестел шпиль Петропавловской крепости, а безбрежная Нева тихо напевала свои рыбацкие песни.