Общий фон

           Гера Фон-Фокин, утверждает, что он остзейский барон и правильно его звать фон Фокин. Никто с ним не спорит, но многие сомневаются, особенно бывший одноклассник Сашка Фоков, по школьному прозвищу Факов, которое он протащил за собой через всю жизнь. Никто Сашу иначе и не называет. Даже родная жена Люська.
           В школе их, Фон-Фокина и Фокова, вечно подкалывали на предмет похожести фамилий. Им сначала не нравилось, а потом, ничего, привыкли и даже вошли во вкус.
           А теперь Гера Фон-Фокин всем рассказывает, как потерял гражданскую девственность. Или правильнее сказать, уголовную?
           Короче, он украл упаковку колбасы. Такая небольшая колбаска из мяса птицы, как написано на вакуумной упаковке. Называется «Украинская».
           Пошел в магазин за хлебом, а вернулся с ворованной колбасой.
           У них в микрорайоне, недалеко от дома, открыли новый магазин в старом помещении. Вывески на этих продуктовых так быстро меняются, что никто не успевает запомнить, а суть остается прежней – всего по чуть-чуть. Сорвут старую надпись, повесят новую, сделают по-быстрому косметический ремонт и – вперед. Был «Камо», стал «Старое подворье».
           Как войдешь, сразу налево стеллаж с кофе, цикорием и химическим порошком какао. Впрочем, кофе и цикорий не менее набуцканы химией, чем какао, так что, все нормально. Дальше по проходу – холодильники с разнокалиберным мороженым, пельменями, котлетами и прочими полуфабрикатами. Потом упираемся в хлебные полки, поворачиваем еще раз налево, – перед нами колбаса, иже с ней. Еще дальше – кисломолочные продукты: кефир, сыры, творог, ряженка, фруктовые йогурты.
           Гера так и шел. По этому плану.
           Сначала завис у кофе и долго мацал дешевые пачки, выбирая наиболее вменяемую. Четыре раза бегал к сканеру, что притаился на стене в укромном уголке на другом конце магазина. Возвращался к кофе, и по дороге забывал, что почем. Шел снова, фиксировал цену, делал твердый акцент на рисунке пачки, возвращался и, естественно, опять забывал. Наконец, совал под мышку упаковку и двигался проходом дальше. У колбасы останавливался в тяжких размышлениях – денег, считай, что ни копейки, а колбаски хочется. Даже сквозь пластик, слышался ароматный духмянистый дух изделия и кружил голодному Гере Фон-Фокину голову.
           Гера вздыхал.
           Стоял.
           Вздыхал еще.
           Брал колбасу, делал несколько шагов по направлению к кассе, мысленно пробегался по дну пустого кошелька, как по дну огромного пустого бетонного бассейна, и возвращался обратно. Клал упаковку на место. Делал пару шагов. Возвращался и брал упаковку.
           Шел к кассе.
           И вот тут-то, по дороге, когда до места расплаты оставалось, буквально, пять шагов или три с половиной метра, с Герой и случилось.
           Он как-то неосознанно, можно даже сказать, полубессознательно, в трансе, что ли, но в то же время четко понимая, что его никто не видит и не сумеет схватить за руку, сунул колбасу в глубокий карман коричневой осенней дерматиновой давно нестиранной куртки.
           Даже оглядываться не стал.
           Его как будто вела за руку воровская удача, что представлялась в тот момент в виде двенадцатилетней девочки с белыми бантиками на косичках и в черных длинных гольфиках. Под глазом желтый синяк.
           У самой кассы, в очереди за мерзкой теткой, набравшей целую продуктовую корзину, Геру кураж слегка отпустил, и Фон-Фокин замандражировал. Так, легкая вибрация, от которой затряслась и самоё касса, и корпулентная кассирша в красном фирменном балахоне с белой надписью.
           Тут еще, как назло, к кассирше подошла товарка и что-то зашептала на ухо.
           «Абзац», подумал Гера, «по мою душу… сейчас повяжут».
           На лбу выступил противный горячий пот.
           Но девчонки шептались о том, кому первой идти обедать, Карине или Тане, Таня не может, а кого тогда за кассу посадить? Я даже не знаю, может быть, сначала я схожу, а ты потом? Да я уже два часа, сижу, выбиваю, поимейте совесть. Во-во, они ее и имеют… Слушай… А я… Но…
           Гера мысленно вытер пот.
           И вспомнил, ни к селу, ни к городу, как хоронили его деда в середине семидесятых, и Гера тогда ничего толком не понял. Так-то понял, а на самом деле – нет.
           А спустя годы, врубился, что это бог защищает детей от ужаса жизни, которого им еще предстоит нахлебаться в дальнейшем.
           Вот бы и сейчас так.
           Но это к слову.
           Гера вышел на улицу и робко потрогал колбасную упаковку в кармане сквозь ткань куртки, поверх. Сворованная упаковка, больше всего напоминала на ощупь, именно что колбаску, плюс идиотские ассоциации. Фон-Фокин испытал невероятное облегчение пополам с сильной радостью. Мозг праздновал полную победу над жизнью. Мозгу удалось сохранить огромное количество энергии, которое ушло бы на честное приобретение пропитания. А тут такая халява.
           Надпочечники выбрасывали закипающий адреналин.
           Гера знал, по опыту некоторых совершенных им в юности проступков, что стыд придет потом.
           А может быть, не придет.
           Стыд, не более чем продукт, полученный в результате самовоспитания.
           А пока Гера всем рассказывает, что потерял гражданскую девственность, и теперь ему все можно, в том смысле, что воровать в магазинах с чистой совестью.
           Мол, бог умер.
           И вы попробуйте.