Глава 2. На старой Владимирской дороге

Глава № 2  «На старой Владимирской дороге»

       На «Степана ветродуя» выступили из столичной Москвы, остались за спиной могилы  предков и золотые купола первопрестольной, стих её вечный шум. Никто не оглядывался, знали твёрдо - плохая примета. Народ отчётливо понимал, не вернутся сюда никогда. Длинный обоз растянулся почти на версту, сначала над ним стоял не большой шумок, но постепенно он стих, было только слышно, как скрипят полозья по свежему снегу, да изредка всхрапывают кони. Никон, как старший по званию и самый опытный в походах, был безоговорочно выбран головой. Полусотня звучало грозно на пустынной дороге, но не считая семей в ней было всего тридцать настоящих ратников. Зато оружия было много: сабли, ножи, фузеи, были и татарские дальнобойные луки, стрелять из него мог не каждый, силу надо было иметь отменную. Стрелы к ним стоили очень дорого, русские делать их не умели. У Кремнева  даже была небольшая пушечка на удобном лафете, иноземное орудие било картечью, только держись. Это чудо вез Никон из второго крымского похода князю Василию,но не довёз, арестовали князя, хорошо не казнили, просто выслали, не мог еще тогда царь Петр ссориться  с боярами.
       Поезд двигался по владимирской дороге, скоро пошли дремучие леса, в которых скрывались многочисленные шайки разбойников, но на крупные обозы здесь нападали редко, дальше было веселее, нападали на всех, если припозднишься. Ну, а пока Никон ехал верхом во главе своего отряда, не очень опасаясь, думая грустную думу. Маленькую Наташку пришлось оставить тестю с тёщей, никогда не увидит он её больше, от этого на душе было совсем тяжко, но и везти в дикий край, было ещё хуже. Арина уже выплакала все глаза, и была похожа на ведьму, её красивое лицо распухло,  почернело как у старухи. Потихоньку догорал тихий зимний день, солнце цвета новой меди клонилось к лесу, покрытому чудными узорами первых крепких морозов. Скоро ночлег в монастыре, он уже виден на взгорке среди ясных снегов, там уже звонят к вечерне. « Ой, чую, рано звонят»,- проголосил поп расстрига Анкундин по прозвищу Мохор.
       Через два часа обоз, наконец, втянулся на монастырский постоялый двор, захлопотали, забегали люди Никона, готовясь к ночлегу. Ильинский монастырь – не бог весь, какое предприятие божье, так, средний, таких было полным-полно на необъятной Руси. Живут здесь сотни полторы бедных монахов, держат постоялый двор, помогают местным жителям справлять свои требы, в святые праздники возглавляют крестный ход. Скоро Никон предстал пред настоятелем монастыря старцем Филаретом. Маленького роста, подвижный и разговорчивый не по годам, он сразу засыпал его градом вопросов, последние московские новости настоятеля явно интересовали. Удовлетворив любопытство игумена, он протянул ему грамоту князя Ромодановского, в которой содержалось настоятельное требование-просьба оказывать содействие отряду Кремнёва. «Поможем, чем бог сподобил», - ответил приветливо Филарет. Борзо вызвал старца начётника, отдал ему распоряжения, а сам стал прохаживаться держась правой рукой за свой массивный крест. После подошел к древнему шкапу, пошуршал там, вынул какие-то свитки, протянул Никону. «Годов так семь назад, в царство Алексея Михайловича, останавливались у нас путники на Москву, да бог их и прибрал, значит остались от них бумажонки, шли они думаю с Урал – камня», - в раздумье проговорил Филарет. «Ты, чаю, грамотный, разберешься», - добавил он. «Ну, а сейчас к столу, хватит путника словесами кормить».
       Несмотря на кажущуюся бедность, в те стародавние времена еды хватало на всех: огромные дикие леса были полны зверя, всякой птицы, лоси ходили по лесу огромным числом.   Рыбы было столько, что зимой её черпали из проруби прямо сачками, летом землю покрывал густой покров всякой ягоды и лечебной травы, постоянно не хватало только хлеба, плохо он рос на Руси. Великий пост ещё не наступил, поэтому у Филарета стол ломился от всего, что поставляла щедрая природа. На столе стояли копчёные гуси, кабаньи окорока, море всякой рыбы, не считая более мелких закусок в виде грибов и ягод, которые за еду-то, никто и не считал. Все это изобилие, украшали несколько больших сулеей с монастырскими  настойками. Филарет сам налил две большие стопки, высоко поднял: «За вашу дорогу, пусть поможет вам господь». Видя, что Никон только пригубил, он вымолвил: «Одобряю» и добавил: «А я вот грешен - балуюсь».После обеда у настоятеля, голова явился к жене тихий и задумчивый, сразу улёгся к печи. «Тебе нездоровиться», - спросила она. «Нет, спи, обкормил меня просто святой отец».
       Однако наш домовой уже выспался после дороги и теперь занимался своими делами, и хотя домовые не любят церковных, с их ладаном, деваться ему было некуда, он сам выбрал эту дорогу. У домовых нет имен,  тем более фамилий, они отъявленные индивидуалисты. Да и к чему им имя: живут-то поодиночке. Наш домовой перебрался к детям на печку, расположился между  ними, с собой у него была здоровая соломина, он пощекотал  кудрявых пацанов по носу, те заворочались, но просыпаться не думали. Но будить, не входило в его планы, он пришёл делать заговор: от порчи, болезни, злых людей и зверья. Чтоб творить, заговор ему нужны волосы, для этого он таскает в кармане обломок озёрной раковины. Наш домовой, хоть и были дети единоутробные двойняшки, с каждой головы срезал по волоску, хорошей длинны. Скоро начал колдовать: акры, такры, макры, пакты и ещё что-то монотонное, совсем не человеческое. Скоро он покончил с первым заговором, сел передохнуть, творить заговор дело нелёгкое. Надо идти к родителям, а там труднее и работы больше, да и борзая собака хозяина, сука та ещё, чует что кто-то шастает. Однако долг превыше всего. Наш домовой тихо-тихо, мягко ступая, пробрался мимо борзой, старательно заметая следы малюсеньким веничком. Полчаса трудился над обоими супругами, тут дел было по горло:  наперво, надо было внушить Арине, что главное мальчики, а девочке и так отлично в небедном доме бабки с дедом. Покончив с Ариной ,в хорошем смысле этого слова, он взялся за Никона, на нем лежал большой груз ответственности за почти сотню людей, многое зависело от него. Поэтому метод должен быть сильный, и хотя домовой опасался псину, поджёг всё-таки маленькую прядку никоновских волос, а сам поспешно скрылся в коробе с поджаренной гречей, где он оборудовал временное пристанище. Борзая громко гавкнула, но никто не проснулся.
       Только пробудились, Арина сказа мужу:"Ты знаешь, мне приснилась Наташка, довольная такая и весёлая, рада что живёт у деда за Яузой". Никон ничего не сказал, только улыбнулся в ответ и пошёл командовать людьми. Через какой-нибудь час обоз вытянулся длинной змеёй и пополз по дороге. На взгорке в белой рясе, стоял игумен Филарет, осеняя их огромным медным крестом, который ярко сверкал в морозном воздухе.